Запомните нас такими - Попов Валерий Георгиевич 8 стр.


В общем, ясно, что Сережа не выдержал. Но еще яснее то, что он сделал. Приехав сюда талантливым разгильдяем, стал серьезным ичто главноесостоявшимся писателем. Вдруг представил его двойникаоставшегося и до сих пор жалующегося по пивным на козни обкома. Но онсостоялся, хотя местные антикоммунистические «обкомы» тоже душили, как могли, но он доказал умной Америке, а заодно, кстати, грустной России, что и по-русски можно писать бодро и занимательно. Вспомним его знаменитое: «Был дважды женат, и оба раза удачно». Именно при неми при его друзьях«Свобода» заговорила, наконец, человеческим языкома не перелицованным из советского протокола языком антисоветчины. Вся вольная, озорная, цинично-сентиментальная русская Америка заимела, наконец, своего писателяи как они любили его! Говорят, последние годы официанты на Брайтоне не подавали ему счетов: «С русских писателей денег не берем!» Его души, разместившейся в его гигантской фигуре, хватало на то, чтобы любить тех, кого мы презираем,поэтому и его любит больше народу, чем нас. Это, отчасти, и погубило его, но дай нам Бог всем такой гибелина фоне всеобщей любви!

В последнюю ночь он оказался не дома, начал задыхаться, умирать. Сперва звонили каким-то модным русским знахаркам, лечащим по телефону, теряли времяи тут он кому-то добродушно не мог отказать. Помню, еще в молодости его били хулиганы, едва достающие ему до пупа... но именно таким мы и любили его. Потом«скорая» и последний привет от правильной Америки, которая на этой правильности и стоит: «Икскьюз ми! Без страховки не принимаем!»«Но он же умирает!»«Сорри!» У другого, конечно же, оказалась бы в кармане страховка, и он спасся быно то был бы другой какой-то человек, не Сережа, которого мы любим за то, что с ним случались смешные нелепости, как и с нами, и последняяне очень смешная...

Какой-нибудь лохматый его знакомец, почесывая пивной живот, скажет с внутренним удовлетворением: «Эх, не выдержал Серега! Сломался!» Смерть Сергея в загуле как бы делает их равными, и этот теперь даже «равнее», потому чтоживой. Нет, не равные вы!

Вспомнил вдруг еще одну нашу встречу... Я перехожу Инженерную, навстречу идут два красавца: изящныйТоля Найман и огромныйСережа Довлатов. Лето, тепло... Левой мощной рукой Сергей грациозно-небрежно катит креслице с младенцем (с детьми Довлатова всегда была некоторая путаницаво всяком случае, для меня).

Привет!

Привет! Ты куда?

В Летний сад.

А яна Зимний стадион.

Улыбаясь, расходимся. И даже язвительный Толя Найман усмехается. Быстро, на ходу, поиграли словами.

И вот уже сейчас прохожу по Кузнечному и слышу, как один книжный жучок говорит другому:

Слыхал? У Сереги новая книжка вышла. Я с завистью вздрагиваю... «У Сереги!» Какая любовь!.. Фамилию уточнять не надовсе прекрасно уже знают, о ком речь.

Тающие льдины(Литературная ситуация 90-х)

Что ни говори, а доперестроечная литература славилась своей монолитностью. Автор, сочиняя книгу, должен был одновременно думать и об идейной зрелости, философичности, и о занимательности тоже, вставляя местами «клубничку», местами юмор. Автор понималгрош цена его идейности и философичности, если книга его останется непрочитанной. И лучшие перестроечные книги следовали этой традиций. Взять, скажем, «Дети Арбата» или «Белые одежды»в них крепко сплетены идейность (уже новая идейность) с занимательной, почти детективной интригой. Потому эти книги прочитали все, и дело перестройки поселилось в душах широких масс.

Дальнейшее развитие свободы привело к распаду прежней литературной техники. Все части тела прежней литературной конструкции, подобно прежним союзным республикам, оторвались от прежнего монолита и стали вести свободное, отдельное существование. Вместо прежнего идейного руководства восторжествовал принцип рынка: качество определяется товарной ценой, остается лишь то, что хорошо продается. Идея занимательности, освободившись от вериг идейности, казалась невероятно заманчивой: наконец-то писатели будут писать то, что им хочется, а читатели, что им хочется, читать. Возникло множество процветающих издательств этого направления, и как из-под земли появились сотни новых писателей, правда, очень похожих друг на друга и с какими-то незапоминающимися фамилиями. Писательское «имя» уже не играло роли на этой ярмаркеименитые будут гнуть свое, уж лучше простые ребята, без выпендрежа, которые быстро пишут то, что «хавают». Эта новая литература разрослась удивительно быстро, и вот уже все магазины заполнены их глянцевой продукцией, с обложками столь же стандартными, как и содержание этих книг.

Что интересно, без «идейности» и даже классовости и тут не обошлосьбез этого вообще ничего не бывает. Если раньше, при тоталитаризме, литература была все же уделом интеллигенции, и общий тон книг, особенно в последние десятилетия, часто был насмешливый, снобистский, интеллигентный, то сразу после «раскрепощения общества», о чем интеллигенция так мечтала, ей-то как раз и пришла хана. Найти на прилавках серьезную, умную и даже просто ироничную книгу стало невозможноза ними надо было идти в какие-то тайные, заповедные места. Двоечники, уставшие от «высоколобой» литературы, которой их пичкали со школы (образ того-то, образ того-то), сейчас откровенно брали реванш, их время пришло. Читателей-двоечников оказалось значительно больше, чем отличников (долго мучивших своим интеллектом простых людей). Прошли времена, когда двоечникам и почитать-то было нечего. Теперьбери любую книгу с лоткаи не ошибешься! То будет книга «для тебя»все твои задавленные десятилетиями мечты и комплексы бушуют здесь. Да, новая и как бы сплошь занимательная литература не оказалась, увы, бесклассовой и безыдейнойно вышли вперед уже другие классы и другие идеи. История парадоксальна: при тоталитаризме фактически не было литературы, написанной со стороны государства, правоохранительных органов, столь дурной литературный тон даже и не мерещился. Теперь же, когда пришла свобода, и люди вроде бы вышли из-под охраныоказалось, что популярнее всего писания разного рода «особистов», охранников, в общем, реакционеров, которых в прежние времена и близко в ряды писателей не подпускалии даже среди активных читателей их не было. А теперь, при свободе, вдруг разного рода «менты» стали самыми популярными писателями, а их коллеги и почитатели составили читательскую аудиторию гораздо более широкую, и чуть было не сказалболее демократическую, чем при прежней литературе. Наша «пиррова победа» дала удивительные плоды.

Наша литература, прежде почти монолитная, раскололась на льдины. Элитная, «высоколобая» литература тоже имеет свою «льдинку», на которой теснятся немногочисленные, увы, авторы и читатели.

Эти льдиныльдина массовой литературы и льдинка литературы интеллектуальнойрасходятся все дальше, причем и те, и другие старательно «отгребают» друг от друга. При этом теряют обе эти литературы, обкалываются по краям, сужаются, на каждой из льдин побеждают не умеренные, а максималисты. Развлекательная литература все активнее отрицает хоть малейшее «умничанье», оригинальность мысли, а тем более стиля. Высоколобая литература «усохла» еще сильней, в своей целомудренной гордости гневно отрицая все то, что хоть как-то может привлечь более широкого читателя. На этой льдинке установились законы, почти такие же узкие и обязательные, как на льдине коммерческой. Скажем, высоколобые презрительно смотрят даже на малейшую тень какой-либо занимательности, интриги, сюжета, считая все это невыносимой пошлостью. Странные тут законы, если вглядеться. «Разнополый секс?» Фиэто дешевка. «Однополый секс?» ...Пожалуй, это изысканно.

Российское общество, как всегда, непредсказуемотем-то оно и прелестно. Как ни странно, побеждает вроде бы холодная льдина «высоколобой литературы», книги с трудночитаемыми фамилиями далеких авторов (и дальше, за обложкой, читать, как правило, не легче) стали вдруг расходиться гораздо лучше, чем боевики. Стало вдруг немодно быть тупым и вульгарным. Если хочешь быть в нормальной тусовке, надо носить в рюкзачке что-то изысканное, и все носят. Жалко лишь, что в этих книгах литературная игра пока что полностью заменяет живую жизнь, удаленность от реалий стала неизбежным требованием для того, чтобы книга котировалась. Но количественно, бесспорно, эта льдина сильно приросла.

К сожалению, полностью затерялась в тумане третья литературная льдинальдина нормальной, реалистической литературы, здесь работало немало достойных писателей, которых можно было считать продолжателями Бунина, Казакова. Таких теперь слыхом не слыхать, насколько я знаю, их даже в магазины не берут, а модный критик, если вдруг невзначай упомянет какого «почвенника», то навсегда потеряет свое «реноме» в тусовкепоэтому нормальных писателей, составляющих основное «тело литературы» в любой литературной стране, у нас вообще выкинули куда-то...

Может быть, обогнув земной шар, льдины сойдутсядо того еще, как растают полностью.

Мистика для ленивых(Идеология середины 90-х)

Один остроумец сказал, что когда вдруг много и открыто говорят о мистикеэто к повышению цен. И я сам это уже не раз замечал. Человеческому разуму как бы разрешают, наконец, ворваться в нечто запредельное, тайное, прежде запрещенноеи сладостно упиваясь этим, клиент не замечает, а если и замечает, то уже не так огорчается тому, что облегчают его карманы. Помню, впервые о НЛО открыто заговорили где-то в 70-х, помню возбужденную, счастливую толпу в Доме писателей, где выступал первый «провидец»и помню одновременное повышение цен, которое прошло как под наркозомзато «тарелочки» разрешили.

Много есть применений мистики в общественной жизни, но главная задачапопридержать буйный человеческий дух, не дать ему двигаться в опасном направлении, направить энергию людей «к звездам», и еще подальше,подальше от реальных проблем.

Нужнее всего мистика в безвременье, когда одна идеология сменяет другую, и толпа оказывается без узды... Мистика тутпервое дело. Опьянить клиента безмерностью знаний (как правило, ложных), порадовать его многократностью жизни, увести от конкретных невзгод. Плохо тебезначит, не прав был в предыдущей своей реинкарнациитерпи молча. Не хочешь и не умеешь работатьвиноваты звезды. Успех мистики у нас вполне понятенраньше все валили на КПСС, а теперь? Своими глазами слышал, как один грузчик у магазина говорил другому: «Да не могу я грузитьсегодня у меня по гороскопу неудачный день!» Получается, что совсем не важнодобьешься ли ты в этой жизни чего-то, сделаешь ли что-нибудьглавное, блюсти мистические законы, и через пару реинкарнаций все будет окей.

Знаменитый Дом культуры, где лет сорок назад на танцах я познал силу секса, теперь целиком отдан другой силе: весь фасад клуба увешан афишами магов и волшебников, академиков каких-то таинственных академийи каждый из них наперебой предлагает избавить нас от жизни, погрузить в другие измерения, в другие эпохи, немного подчистить тебя в предыдущих воплощениях и тем избавить тебя от страдании и от усилий в наши дни. Отменить страдания и усилия, навести общий параличединственное, что они могутхорошо, что не все население верит в них. Но верит довольно большая часть: стайки людей с горящим взором, покончив с современностью, идут к магам. Особенно много женщин, и особенно жалко их... Оказывается для того, чтобы тебя любили мужчины, вовсе не обязательно быть красивой, сексуальной, энергичнойдостаточно прийти к магу, бывшему парикмахеру или ветеринару, и он, пошуровав руками возле твоей головы, снимет с тебя «венец безбрачия»и мужики пойдут косяком. Можно плохо работать, не знать свою профессию и не учиться ей, напропалую хамить, а потом сходить к магу, и карьера твоя, без всяких усилий с твоей стороны, пойдет в гору. Человек как бы избавляется от личной ответственностивсе дело в том, что ему «звезды насияли», а маги наворожили. И так-то у нас много неудачников, а маги еще плодят их, добавляя неудачникам качество, которое сделает их уж точно невыносимыми,самоуверенность, многозначительность, надежду на помощь «высших сил». Ты лучше попробуй аккуратно постричьсяэто поможет тебе в делах гораздо лучше. Но такой «простецкий» совет мистики встретят снисходительной улыбкой«ауру» надо причесывать, а не волосы... гляжу я на них: недолго им осталось. Власть укрепит себя, скует новую идеологиюи мистики исчезнут так же таинственно, как и появились. А в том ДК снова откроют танцы, и молодые будут выбирать себе партнерш, не спрашивая их гороскопов.

Рай недалек

В молодости у меня был друг, вернее, сокурсник, обладавший уникальным, а впрочем, не таким уж уникальным талантом.

Он входил в незнакомую компанию, произносил пару фрази через минуту его уже били.

Как ты нашел нас?

По запаху!

И понеслось!

Ну как же ты так?в очередной раз вытаскивая его, огорчался я.

Конечноправду никто не любит!сплевывая кровь (или зубы), гордо произносил он, явно считая, что служит чему-то высокому.

В последние годы я нетерпеливо ждал появления его в роли боевитого журналиста или бесстрашного депутата... причем неизвестно, с какой стороны... какая разница? Но не дождался, увы. Почему-то близкие знакомые никогда не становятся знаменитостями. Но дело его живет!

Куда вы нас посадите?спросил я официанта, входя в кафе.

Только на кол,с наслаждением произнес он.

Не сомневаюсьон был уверен, что сражается за справедливость, мол, уже сил нет больше выносить этот изматывающий труд!

Конфликтностьглавная суть нашей жизни, пьянящий ее аромат. В последнее время я вдруг заметил, что, читая разные воззвания и обращения, я смотрю уже не на содержание, а на стиль. Дахлесткий стиль, хлесткий!.. Содержание роли не играет. Стиль, в сущности, и стал содержанием... а с рынка нас везут али на рыноккакая разница, раз все равно костей не соберешь?

Как говаривал мой смелый сокурсник: «А если не поверят, что я хороший человек, я так ему будку начищувек не забудет!»

Дажизнь меня не балует!повторял он.

А за что она должна баловать нас, таких?

Но существует ведь и другое.

Недавно я ехал в метро. В вагоне сидели люди, которым, казалось бы, положено ненавидеть друг друга: какие-то две разряженные дамы, задерганные работяги, дикого вида юнцы.

Вот дверь открылась, и в вагон вошел богатый господин, всем своим видом показывающий, что в метро он едет впервые в жизни. В руке он держал картонную коробку с надписью «Сифон бытовой». Казалось бы, все должны понимать, что это всего лишь прибор для газирования воды... но первыми не выдержали и прыснули дамы, за ними захохотали работяги, потом и молодежь. И даже сам хозяин не выдержал и усмехнулся: надо же, что пишут.

Все вдруг стали на мгновение едины. И эта ЛЮБОВЬ К ЯЗЫКУ, чувство малейших оттенков и объединяет всех нас, не дает разодраться окончательно.

Люди, я уверен, делятся не на классы и нации, а на людей СЛЫШАЩИХ и НЕСЛЫШАЩИХ. И неслышащие ненавидят слышащих: чего это они там нашли? Чему улыбаются?

И при чем здесь политическая обстановка да и цены в конце концов?

Ведь в раю, говорят, нет материальной заинтересованности и политики нетничего нет, кроме самого рая. И рай этот вовсе не за океаном, а у тебя во рту, и скрывается за одним легким поворотом языка. Скажи своему собеседнику вместо ледяного «товарищ» шутливо-ласковое «товарышш»и все, вы оба в раю, хоть и ненадолго...

А почему, собственно, ненадолго? Ведь у нас, слава Богу, хватает букв.

Но нынче, увы, бушует тезис, сколь распространенный, столь и ложный... «Вот будет человеческая жизньтогда по-человечески и заговорим!» Это все равно что сказать, слушая Шаляпина: «Мне бы столько платилии я бы не хуже спел!» Но никто не хочет понять, что когда-то он собрал все силы души и запелбесплатно. А счастье и богатство пришли потом.

А мы если и дальше будет хрипетьтак в нищете и помрем.

Луч тьмы в темном царстве(О писателе Долиняке)

По-разному складываются писательские судьбы. Одни, например, вместе с приливом стремительно поднимаются, недолго танцуют на блестящей поверхности и вместе с приливом исчезают. Это не значит, что их не помнят и они не нужнывсем приятно вспомнить веселое время, когда хотя бы что-то поднималосьесли не уровень жизни, то хотя бы свободы, хотя бы переливались пузыри надежд. Ноостаются камни, их скрывает короткий прилив, но по-настоящему, в вечности существуют только они, и когда пена уходит, мы видим их.

Назад Дальше