Хорошо, говорит он. Просто успокойся.
Он подходит ко мне и трогает за плечо, а я сердито от него отскакиваю.
Перестань! злюсь я.
Что?! явно обидевшись, вопит он.
Это всего лишь небольшая, ничего не значащая перепалка, но навязчивое участие Джея вновь убеждает меня в том, что между нами никогда ничего не будет. Только не так. Я еще могу стерпеть такое от папымы связаны договором, и он должен заботиться обо мне, но мне правда не нужно, чтобы два мужика обращались со мной как с фарфоровой куклой, тем более что они едва в состоянии позаботиться о самих себе. Я прохожу мимо Джея в гостиную и валюсь на диван, чтобы он не смог сесть рядом.
Как по сигналу, открывается входная дверь и появляется папа. На нем старая толстовка с капюшоном и рваные джинсыи то и другое испачкано машинным маслом и сажей. Я вспоминаю, что по-прежнему сердита на него из-за пьесы, а потому не улыбаюсь и не говорю «привет», просто машу ему рукой.
Привет, говорит он. Где Джей?
На кухне. Что с тобой стряслось?
А-а, чинил котел вместе с Шоном. Боюсь, у меня плохие новости. (Такое ощущение, будто он всю дорогу домой репетировал то, что сейчас скажет.) Нужны новые детали, которые мы сможем установить только в понедельник, вода отключена, а это означает, что мы не сможем открыться для публики. Угроза здоровью и безопасности. Придется отменить спектакль.
Ах, неужели? ехидничаю я. До чего офигенно удобно.
Ханна! На этот раз он не извиняется, а чуточку сердится, но для папы это и означает сильно сердиться. Это непростое решение. Я принял его не из-за тебя.
Конечно.
В двери появляется Джей:
Здравствуйте, мистер Роуз.
А-а, Джей! Как дела?
Молчание и напряженность. Мужики пытаются угадать мысли друг друга, а заодно и мои. Наши смущенные взгляды ведут перекрестный огонь. Это как в той сцене в конце «Бешеных псов», где они направляют пушки друг на другас той разницей, что мы британцы из среднего класса, поэтому испытываем невысказанную тревогу. Мне вдруг захотелось, чтобы здесь оказалась какая-нибудь взрослая женщина и разобралась с этой парочкой.
В конце концов я громко вздыхаю, запускаю игру Джея и разношу вертолет к чертям.
Том
В понедельник утром я подъехал к театру, подпевая Бобби Дарину. Въезжая на пустую парковку, я испытал знакомую дрожь возбуждения. Даже после происшествия с потопом вид этого здания воодушевлял меня.
Честно говоря, оно не отличается красотой. По сути дела, это необычайно уродливое бетонное сооружение 1970-х годов. Если бы многоэтажная парковка трахнула дом престарелых, то театр «Уиллоу три» мог бы стать омерзительным плодом их любви. Тем не менее, пусть даже живое представление происходит в таком уродливом здании, в любой постановке есть нечто магическое, способствующее трансформации. Близость актеров к зрителям, накал в воздушном пространстве между нимис этим не сравнится никакой телевизор с плоским экраном или компьютер с широкополосным доступом в Интернет. Люди привыкли, чтобы их удивляли, испытывали и воспитывали. Теперь они в основном смотрят диснеевские мультики и современные мюзиклы, наскоро переделанные из великих хитов давно ушедших поп-исполнителей. Но это хорошо. Если люди хотят увидеть «The Reflex», хит группы «Дюран-Дюран», мы поставим и его. Всякий раз входя в наш маленький зрительный зал, независимо от того, показываем мы Шекспира или скетч, копирующий выступление «Shakespears Sister», я ощущаю явственный гудящий потенциал пустого пространства. Сегодня зрители увидят мастер-класс по брейк-дансу, который будет вести Нит Трикс. На самом деле его зовут Грег, и работает он на складе-холодильнике в Шептоне. Отличный парень. В середине недели, когда отремонтируют котел, мы поставим «Золото Бродвея», подборку знаменитых сцен из классических мюзиклов в исполнении местной танцевальной группы. Золотая театральная касса. Время от времени мы ставим какой-нибудь классический или нашумевший современный театральный шедевр, в особенности если он совпадает по времени с расписанием выпускных экзаменов в средней школе. В этом случае нам всегда достается дополнительное финансирование. Однако тогда нельзя быть уверенным в том, что в зрительном зале не окажется больше тридцати скучающих тинейджеров, весь вечер тискающих друг друга или посылающих эсэмэски. Становится все труднее ангажировать интересные театральные компании. Совет графства втихомолку урезает финансирование на развитие культуры, так что нам приходится сидеть тихо и делать все возможное. Очевидно, в 1970-х, когда это здание было построено, сюда приезжали по-настоящему знаменитые актеры. Маргарет рассказывала нам о своем участии в постановке «Мамаша Кураж и ее дети» вместе с Брайаном Блессидом. Это кажется невероятным, но тогда такой была бoльшая часть ее историй из области шоу-бизнеса. Она утверждала, что появлялась в нескольких телешоу конца шестидесятых и семидесятых, однако я поискал Маргарет Райт в базе данных IMDBи ничего не нашел. Мы не знаем, действительно это ее воспоминания или она все выдумывает. Как-то раз она сказала что-то вроде: «Когда мы играли в Суини, Деннис Уотерман однажды шлепнул меня по заду», а потом, когда мы залились смехом, сделала вид, что смутилась.
Через раздвижные стеклянные двери я вхожу в фойе. Ярким темно-фиолетовым ковром и голыми серыми стенами он напоминает приемную в центре досуга года этак 1978-го. На стенах висят в рамках фотографии прежних постановок, включая сокращенного «Гамлета» (абсурдно, но спектакль шел семьдесят пять минут) и провальную музыкальную версию «Женщины в черном» по роману Сьюзен Хилл. Есть в фойе и небольшой бар с колченогими стульями, работавший как кафе, пока у нас хватало персонала для его обслуживания. В кассе, напоминающей ядерный бункер, стоит компьютер времен холодной войны, кое-как справляющийся с заказом билетов через Интернет. Мой кабинет находится наверху, рядом с туалетами. Это, в сущности, физическое воплощение моих мозговхаотическая сумятица театральных атрибутов и семейных воспоминаний. Каждая поверхность завалена справочниками турагентств, замусоленными номерами «Сцены» и папками со скоросшивателями, набитыми бог знает чем. На письменном столе восемь фотографий Ханны в рамках, начиная с той, где она, годовалая, сидит на сцене в пачке балерины, и кончая той, где она подростком сидит на сцене в футболке с принтом рок-группы «Joy Division». Я чувствую себя здесь весьма комфортно, отчасти благодаря своим воспоминаниям, отчасти благодаря дорогому вращающемуся креслу с высокой спинкой, которое купил мне совет, когда я убедил их, что страдаю приступами люмбаго. Мне пришлось два часа потратить на заполнение всяких бланков.
Мои контакты с советом графства, в сущности, минимальны. Пока я хожу на планово-финансовые совещания и не ставлю на сцене «Римлян в Британии» Говарда Брентона с голыми актерами, они нас не трогают. «Уиллоу три»крошечный театральный аванпост на другой стороне галактикичто-то вроде «Звездного пути: Дальнего космоса 9», но с меньшими расходами на грим.
Пока включался мой компьютер, я выглянул в маленькое окно у письменного стола и как раз успел увидеть Теда, подъезжающего на велосипеде к входу. В вельветовых брюках и клетчатом блейзере, он напоминал местного лейбориста или лектора из Открытого университета. Всю жизнь он проработал бухгалтером на фирме пластмассовых изделий в Бристоле, а три года назад вышел на пенсию. Двое его сыновей уже давно выросли и живут отдельно, а Тед вынашивает грандиозные планы путешествия по Европе с женой Анджелой. В гараже под брезентом он держит старый мотоцикл с коляской «триумф», который давно собирается отремонтировать. Его мечтой было поехать на этом мотоцикле в Финляндию, чтобы увидеть северное сияние. Однако у сестры Анджелы развилось слабоумие, и им пришлось остаться дома. Итак, вместо того чтобы со стрекотом нестись к горизонту на классическом образце британской автопромышленности, Тед занялся волонтерской деятельностью для театра. Он говорит, что это заставляет его выходить из дому. Когда Генри Дэвид Торо писал: «Множество мужчин ведут жизнь, исполненную тихого отчаяния», то наверняка имел в виду Теда в брюках с велосипедными зажимами.
Добрый день, произнес Тед, неуклюже войдя в кабинет, усевшись и немедленно достав ноутбук из потрепанного кожаного рюкзака, купленного ему отцом лет сорок назад. Тед умеет сохранять бесценные артефактывот почему он оказался так полезен для местного театра. Итак, продолжил он сугубо деловым тоном, что сказал Шон по поводу нашего библейского потопа?
Держался Тед несколько небрежно, но я понимал: спрашивает он не из вежливости. Таков серьезный бухгалтер Тед. Расчетливый бухгалтер Тед. И я знал: то, что я собираюсь сказать, встревожит его.
Ну, начал я, Шону с приятелем удалось в субботу откачать избыток воды, потом они включили осушители, и вода в основном ушла. Но котел пока неисправен, и от воды пострадал пол в коридоре и сцена.
Я начну заполнять страховое требование. Они выяснили, в чем причина? спросил Тед.
Знаешь, друг Шона, сантехник, сказал, что он не спец по промышленным котлам семидесятых. Плачевное признание для профессионала, а? (Однако Тед не был расположен шутить.) Но, продолжил я, он сказал, это могло быть из-за увеличения давления. Он спрашивал, не бил ли кто-нибудь по котлу или, может, трогал рукоятки. Я сказал, конечно нет. Зачем кому-то трогать котел? То есть разве это имеет значение?
Об этом спросит страховая компания, объяснил Тед.
Правда? Разве они не заплатят просто так?
Он взглянул на меня со смесью напускного терпения и жалости:
Нет, Том. Они никогда не платят просто так. Они ищут поводы, чтобы не заплатить. Вот так работает страхование.
Неужели? Какое надувательство!
Том Сняв очки, Тед потер глаза, как недовольный родитель, пытающийся объяснить квадратное уравнение плохо соображающему отпрыску. Нам необходимо как можно больше информации. К примеру, может быть, кто-то пошел туда и попытался изменить регулировки? На генеральной репетиции Маргарет жаловалась на холод. Думаю, она вполне способна пойти в котельную с гаечным ключом.
Давай не будем превращать это в расследование. Ради бога, мне не хочется составлять список подозреваемых.
В воздухе повисло неприятное напряжение, и я включил «Радио 4». Тед достал из своего рюкзака пачку шоколадного печенья. На пачке я заметил приклеенный стикер: «Тедди, я люблю тебя. А.». Покраснев, Тед смущенно оторвал записку.
Это от Анджелы, непонятно зачем пояснил он. В последнее время у нас возникают проблемы. Мы стараемся справиться.
Похоже, вопреки обычной сдержанности Тед был готов разоткровенничаться о своей семейной жизни, поэтому я выключил радиона тот случай, если его раздражал Мелвин Брэгг, задающий вопросы некоему историку по поводу фабричного законодательства 1833 года и его влияния на промышленность Викторианской эпохи.
Бракэто разновидность бухгалтерского дела, сказал он. Подводишь баланс хорошего и плохого, и все получается. Мы определенно в выигрыше.
Я подождал, надеясь услышать подробности, но их, очевидно, не было.
Отлично, я рад! откликнулся я. К тому же можно с выгодой для себя использовать метафору про бухгалтерское дело.
Мы вернулись к нашим компьютерам. Тед некоторое время стучал по клавишам, потом с комичным выражением лица поднял глаза.
Скучаешь по ней? спросил он. Я имею в виду Элизабет.
Честно говоря, этот вопрос, возникший невесть откуда, застал меня врасплох. Подобная прямота была совершенно несвойственна Теду. Я задумался, не зная, что ответить.
На самом деле по ней я не скучаю, сказал я. Но знаешь, мне не хватает чего-то или кого-то. В этом есть смысл?
Как раз в этот момент в комнату ворвалась Ханна с переброшенным через плечо рюкзаком и гигантскими наушниками на шее.
Привет, бездельники! Что происходит? О-о, шоколадные печенюшки!
Она потянулась за пачкой, однако Тед игриво убрал печенье:
Вы уже пообедали, юная леди?
Я-то да, а вот оннет, сказала она, вынимая из рюкзака контейнер с сэндвичами и ставя его на мой стол. Поэтому и пришла. Опять забыл свой сухой паек. Ты совершенно беспомощное существо. Клянусь, если бы не я, ты бы с голоду помер.
Пойду принесу чай, предложил Тед.
Он отправился на маленькую кухню, а Ханна, схватив сразу три печенья, плюхнулась в старое кресло, стоящее в углу кабинета. Она часто заглядывает сюда по пути в город, обычно придумывая какой-нибудь предлог для визита, но я тешу себя мыслью, что ей просто хочется немного побыть здесь. Обычно она читает комиксы или пишет эсэмэски друзьям, пока не надоест, а потом уходит. Сегодня, однако, она сидит, пристально глядя на меня. Я пытаюсь игнорировать ее, делая вид, что читаю электронную почту, но, пока кипит чайник и Тед шумно собирает кружки и чайные пакетики, она продолжает на меня пялиться. Жует печенье и пялится.
Эй, па, наконец говорит она. Ты в порядке?
Да, все хорошо. Просто пытаюсь разобраться с этим потопом.
Нет, я спрашиваю про тебя.
Наконец-то до меня доходит, в чем дело. Я разворачиваю к ней свое начальственное кресло, сжав кулаки, как злодей из бондианы.
Ты слышала, о чем мы говорили? спрашиваю я.
Когда?
Перед тем, как ворваться сюда. Ты слышала, как Тед спрашивал про Элизабет и меня.
Ага, я все слышала.
Всеэто хорошо, говорю я. Просто я потакал старой свинье.
Скорчив недоверчивую гримасу, Ханна явно намеревалась продолжить допрос грустного папы, но в этот момент вернулся Тед с тремя кружками чая. Потом он сразу стал звонить в страховую компанию. Разговор длился бесконечно, в нем поднималась тема заблуждений и ответственности человека, а также обсуждались причины и степень повреждения, но, по крайней мере, это остановило допрос Ханны. В конце концов она в гневе удалилась.
Спасибо, что принесла мне ланч, бросил я ей вслед.
Разговор не окончен, прорычала она в ответ.
Остаток рабочего дня Тед провел, молча работая над документами для страхового требования. Меня преследовала повторяющаяся вновь и вновь мысленная картина льющейся через дверь на сцену воды, напоминающая тот эпизод из «Сияния», где из лифта струится кровь. Я не думал об Элизабет. Вовсе нет. И я знал, что к тому времени, когда вернусь вечером домой, Ханна тоже забудет об этом.
Ханна
Итак, вечером того же дня мы с папой сидим дома перед теликом, ковыряя еду, заказанную в китайском ресторане. Па явно считает, что я позабыла про Элизабет, но он ошибается. В голове у меня крутится какая-то мысль. Появившись неизвестно откуда, она донимает меня, но то, что случилось со мной в пятницу вечером, и потом разговор папы с Тедом, который я подслушала В общем, мне нужны ответы.
Я помню только единственный эпизод с ее участием. Горестное расставание. Я держу папу за руку, мы стоим у входной двери, на улице ждет такси. Кто-то без конца просит прощения. Это все, что я помню. Интересно, что помнит он?
Завтра нам надо чем-нибудь заняться, вдруг произносит он громким бодрым голосом. У тебя есть планы?
Наверное, потусоваться с Дженной и Дейзи. Папа, ты не ответил на мой вопрос.
У меня есть идея. Мы сыграем в «А ну-ка, надень эти шмотки!».
О господи, правда?
Да! Повеселимся от души!
«А ну-ка, надень эти шмотки!»наша любимая игра, когда я была поменьше. Правила простые: мы шли в благотворительные магазины и покупали себе самые нелепые прикиды, а потом, нарядившись в эти тряпки, отправлялись в ресторан. Именно из-за этой игры папа однажды привел меня в самый хороший французский ресторан Бата, нарядившись в лимонно-зеленые спортивные штаны и очень тесную розовую футболку с надписью «S Club 7», а я щеголяла в мужском свадебном костюме-тройке и собственной покемонской кепке с помпоном.
Нет, папа, я слишком взрослая для такой тупой игры.
Давай же! Надо избавиться от негатива, вызванного потопом, и с размахом отметить начало летних каникул. К тому же, если не сыграешь со мной в эту игру, я буду настаивать на том, чтобы в течение следующих шести недель каждое утро заниматься с тобой вариантами подготовки к экзаменам продвинутого уровня. До мельчайших подробностей.
Ох, блин! Он нашел письмо из школы.
Да, я нашел письмо из твоей школы, подтверждает папа мои мысли.
Письмо было от директора. Он советовал проводить каникулы, не забывая об экзаменах продвинутого уровня. Там была анкета, в которой предлагалось назвать предметы, которые ученик собирается выбрать, а такжеэто потешная частьпредставить, где он может оказаться через пять лет. Господи, да где угодно! Я подумывала нацарапать «в могилке». Наверное, я уже говорила, что иногда бываю мрачноватой.