Мистер Девон пишет, что ты собираешься принять одно из наиболее важных решений в твоей образовательной карьере, говорит папа. Хотелось бы знать, почему это письмо валялось скомканным в корзине для бумаг?
Я сердито смотрю на него. Мой гнев тянет на 1,21 гигаватта и смог бы развернуть тысячу кораблей, как в фильме «Назад, в будущее».
Ладно, сыграю в твою чертову игру, соглашаюсь я.
Он улыбается торжествующей улыбкой. Дело в том, что в этом споре не было смысла, поскольку у нас есть правило: от «А ну-ка, надень эти шмотки!» нельзя отказываться. Если один предлагает игру, другой должен ее принять. Это значит всегда поддерживать друг друга, даже если приходится унижаться в общественном месте. Думаю, иногда это стоит делать.
Однако его радость сейчас неуместна. Я отомщу за отмененный спектакль и за письмо о продвинутом экзамене. Он обращается со мной как с обожаемой маленькой принцессой. Но я больше не Белоснежка. Я чертова Снежная королева!
Том
Уведя разговор от Элизабет, я по глупости посчитал себя очень умным. Но я заметил что-то в глазах Ханнывзгляд спокойной, вдумчивой решимости ио-о! неприкрытую иронию. Раньше она никогда не была настолько похожа на свою мать. Это напомнило мне тот взгляд, который я увидел двадцать лет назад в университетской библиотеке Манчестера.
Ханна явно продумывала какой-то план, как шахматист, рассчитывающий на несколько ходов вперед. Я не знал, буду я пешкой или противником.
На следующий день мы бродили по центральной улице, примеряя одежду в благотворительных магазинах. Я нашел ей полукомбинезон из вареной джинсы и блестящую экстравагантную блузку оранжево-розового цвета. Пожалуй, такую блузку Пенелопа Кит отвергла бы для съемок «Хорошей жизни» за безвкусицу. Это был мой обычный гамбитлегкомысленный и крикливый, но вполне безобидный.
Но для Ханны это была война. Когда мы зашли в очередной магазинчик, она принялась шарить по вешалкам, и в какой-то момент ее лицо осветилось. Оглядевшись по сторонам и думая, что я не вижу ее, она указала на узкие серебристые джинсы.
Примерь эти! потребовала она.
К тому моменту, когда я выходил из примерочной, она держала в руках то, чем намеревалась добить меня: белую толстовку с надписью на груди очень крупными золотыми буквами: «ДА НУ, НА ХРЕН». Я начал возражать, но она прервала меня.
Я уже купила ее, сказала она.
Мы пошли в кафе, поскольку Ханна сказала, что у нее болят ноги, и первые десять минут я выспрашивал у нее, где мы будем ужинать, но она так и не ответила. Пока мы там сидели, к нашему столику подошли две девушки возраста Ханны. Обе были в велюровых спортивных костюмах различных пастельных тонов.
Привет, Ханна! завопила одна.
Ага, здорово, без энтузиазма откликнулась Ханна. Папа, это Эмилия и Джорджия.
Привет вам, сказал я, сразу пытаясь оценить их отношения.
Подруги? Или соперницы? Случайные знакомые? В подобные моменты отцы девочек-подростков должны учиться читать подтекст, язык тела, интонации и настроения, чтобы потом самым занятным образом унижать своих детей. Послушайте, после той толстовки игра со мной в войнушку продолжалась.
Привет, нервно дернув плечами, сказала Эмилия; Джорджия была поглощена телефонным разговором. Так ты идешь сегодня на вечеринку к Нату? Там должно быть здорово.
Вероятно, нет, вздохнула Ханна.
Но там будет Кэллум, протянула Эмилия.
Ханна бросила на нее взгляд, длившийся не более миллисекунды и явно говоривший: «Какого хрена ты делаешь? Тут сидит мой папа. Заткнись, или я задушу тебя собственными руками».
А-а, понятно, отступив назад, сказала Эмилия.
Я подумал, следует ли мне вставить деликатное разумное замечание. Например, слегка подтолкнув Ханну локтем и похотливо подмигнув, спросить: «Ну а кто такой Кэллум?» Но я этого не сделал. Я рассудил, что смогу использовать этот великодушный поступок с выгодой для себя.
Наступила долгая неловкая пауза.
Ладно. Как-нибудь увидимся, произнесла Джорджия.
И девочки ушли, шаркая ногами.
Они из школы, пояснила Ханна. Они мне не подруги.
Понятно, ответил я. Итак, куда мы идем сегодня вечером? А может, мне побежать за девчонками и сказать им, что ты не сможешь прийти на вечеринку к Нату, потому что собираешься на собрание девушек-гидов?
Делай что хочешь! огрызнулась она.
Моя дочь не дрогнула.
И только за полчаса до предварительного заказа столика на ужин она уступила. Мы собирались пойти в кафе под названием «Вираго». Феминистское кафе, названное по имени знаменитого издательства соответствующей литературы. Взглянув на свою новую толстовку, я подумал: «Придется весь вечер сидеть со скрещенными на груди руками, иначе меня увезут домой на скорой».
Без такого заведения, как «Вираго», зажатого между цветочной лавкой и семейной аптекой на узком мощеном переулке, отходящем от центральной улицы, в нашем городке было бы не обойтись. Плиточный пол, открытые деревянные балки, стены с книжными полками, заставленными, естественно, книгами издательства. Душный теплый зал битком набит болтающими парочками, шумными компаниями, поедающими с дымящихся тарелок пасту и огромные вегетарианские пиццы. У стойки люди сидели на высоких табуретах или стояли группками, пили и смеялись. Большинство представляли неизменную общность людей примерно от тридцати до сорока с чем-то. На женщинах было платья в стиле бохо и расклешенные джинсы, мужчины, в основном в винтажных жилетах, сапогах с узкими носками и в плоских шляпах, напоминали статистов из воскресного костюмного спектакля о жизни несколько претенциозной мафиозной семьи. В некоторых я узнал театралов, но посещающих скорее приличные спектакли или джазовые концерты, а не болтливых юмористов или подражания «Бананараме». Едва мы вошли, как заметили Наташу и ее мужа Себа, которые собирались уходить, но, увидев нас, жестами пригласили к своему столику.
Такое ощущение, что у тебя ноги обернуты фольгой, сказала Наташа. И почему у тебя руки сложены на груди? Что ты пытаешься спрятать? (Я чуть отодвинул руки.) Ну, блин! Похоже, Тринни и Сюзанна превзошли себя, создавая тебе новый имидж?
Нет, это Ханна.
Вы оба чокнутые, покачав головой, заявила она.
Задержитесь на минутку и выпейте с нами, предложил я. Или мы для вас слишком крутые?
Я бы с удовольствием, дорогой, сказала Наташа, накидывая на плечи дорогую с виду шаль. Но сейчас звонила мама Себа. Малыш проснулся, и Эшли тоже. Совершенный хаос. Быть мамойвсе равно что заниматься пиаром: куча дел и надо быть со всеми любезной.
Когда они ушли, мы втиснулись на свои места, едва переводя дух и чувствуя себя как сельди в бочке. Ханна вручила мне меню с напечатанным на машинке перечнем блюд на коричневой бумаге. Это были современные интерпретации итальянской и американской классики местного производства и без мяса. Правда, я не столько изучал меню, сколько загораживал им свою грудь, чтобы ни один человек не прочитал надпись на моей толстовке. Я по-прежнему опасался, как бы меня не линчевали бешеные битники и метросексуалы. Я поглядывал по сторонам, выискивая признаки вызываемого мною ужаса или отвращения, но потом мой взгляд случайно упал на женщину в футболке с принтом «Айрон Мэйден», прислонившуюся к задней стене. Эта обезоруживающе красивая женщина, похоже, скучала в компании мужчины старше себя, поглощенного разговором с молодой девицей. Вдруг она поймала мой взгляд, улыбнулась и указала на своих друзей, с заговорщицким видом закатив глаза. Я сразу отвел взгляд, надеясь, что Ханна не заметила, как я на кого-то пялюсь.
Кто это? спросила моя дочь. Она клевая.
Ханна все же заметила наш обмен взглядами.
Не знаю. Что будешь заказывать?
Не получится, мы не будем менять темумежду вами определенно что-то проскочило.
Что? Ничего подобного! Я не знаю ее. И не хочу знать. Я просто хочу поесть, ну и чтобы никто не увидел эту толстовку.
Я сделал вид, будто сосредоточенно изучаю меню, но боковым зрением видел, как Ханна обернулась, чтобы еще раз взглянуть на нашу новую знакомую.
Иди поговори с ней!
Ханна, нет!
Давай, она здесь единственная женщина, одетая не как фанатка Джимми Хендрикса.
Я решил притвориться, что ничего не происходит. В зале становилось нестерпимо жарко. Наверное, это из-за свечей, подумал я. С бесстрастным и сосредоточенным видом я изучал меню, полагая, что, если это продлится долго, Ханна заскучает.
Гм пожалуй, закажу макароны с сыром, наконец произнес я. Или, может быть, натбургер? Что такое вообще натбургер? Ты когда-нибудь
Извини, папа, но не мог бы ты принести мне стакан воды, и поскорей? попросила Ханна.
Подняв глаза, я увидел, что она обмахивается меню, часто дыша и прижав другую руку к груди.
Пожалуйста, добавила она.
Да-да, сейчас! Я быстро поднялся.
Со всех ног я побежал к бару, виляя между стульями и сумками, то и дело извиняясь. На меня нахлынули воспоминания о том вечере в театре.
Наконец я протиснулся мимо последнего стола, добравшись до относительно спокойной части бара как раз после женщины, подошедшей чуть раньше меня. Женщины из задней части зала. Женщины в футболке «Айрон Мэйден». А-а, конечно, меня подставили. Посмотрев в сторону нашего столика, я увидел, как Ханна встает и машет другой девочке, выходящей в сквер у кафе. Побежав за подружкой, моя дочь пожала плечами и выставила два больших пальца. Повернувшись к бару, я решил заказать еду и потом быстро вернуться на наше место. Не обязательно с кем-нибудь говорить. Не обязательно даже
Просто супер, сказала леди с «Айрон Мэйден», примостившись рядом со мной у стойки бара. Смелый выбор для этого места.
Посмотрев вниз, я немедленно прикрыл руками надпись «ДА НУ, НА ХРЕН».
Ну да, ответил я. Это было нечто вроде пари.
Улыбнувшись, она перевела взгляд на своих друзей:
Мы с коллегами собирались устроить вечеринку в кафе, но половина офиса не пришла, остальные рано ушлии остались только я плюс наши Ромео и Джульетта.
Понятно
Я попытался жестом подозвать одного из барменов, но все они были заняты, принимая заказы и наливая выпивку целой куче жаждущих клиентов, столпившихся у другого конца стойки. У меня вдруг пересохло во рту. Я почувствовал на лбу испарину. Женщина качнулась в мою сторону:
Ой, простите! Мы пьем с пяти часов. Сколько сейчас времени?
Полдевятого.
Ох, черт! Я Кирстен, как поживаете? То есть как вас зовут?
Том.
Рада познакомиться, Том, я Эй, постойте, на вас серебряные штаны? Да уж, вы действительно проиграли это пари. Может, пора отказаться от ставок?
Похоже на то.
Я попытался проявить активность, чтобы привлечь официанта, быстро заказать напитки и еду и убежать прочь. Пришлось угадывать желания Ханны, которая покинула место преступления. Вероятно, пицца. Похоже, Кирстен не спешила. Она ленивым жестом собрала волосы в пучок и стянула сзади резинкой. Кожа у нее была смуглого медового оттенка. От нее чуть пахло «Белым мускусом». Я ощущал прикосновение ее плеча к своему.
Чем вы занимаетесь, Том? спросила она.
Гм я управляющий театром. Руковожу театром «Уиллоу три», тут неподалеку.
Я знаю его! Я там была! В прошлом году видела там одного комика, Кевин какой-то.
Хороший?
Господи, нет, жуткий! Извините. Но театр классный. Похож на что-то вроде сталинской тюрьмы. Наверное, там интересно работать!
Да, я
Неожиданно передо мной появилась официантка, и я, не дожидаясь ее вопроса, выпалил свой заказ в виде длинной маловразумительной тирады. Но она почему-то меня поняла. Наконец-то я смогу улизнуть. Я уже чувствовал вкус свободы.
Как раз в этот момент бочком подошли обнимающиеся коллеги Кирстен.
Мы нашли местечко! прокричал мужик и ткнул пальцем на столик рядом с нашим.
Ну конечно. Конечно, столик рядом с нашим. Кирстен повернулась к стойке, чтобы заказать выпивку, и я храбро решил воспользоваться этой возможностью, чтобы сбежать. Но не успел я сделать и шага, как она, не оборачиваясь, осторожно взяла меня за руку:
Подожди, я уже иду.
Итак, мы пошли обратно к нашим столикам. Она без усилий скользила сквозь жуткую толпу, а я, разгоряченный и раздраженный, натыкался на всех подряд. Я не мог разобраться в своих чувствах. То есть она, безусловно, красива, самоуверенна и скучает Да, она самоуверенна. А у меня давно не было практики, и я потерял форму. Что бы ни произошло дальше, я чувствовал, что вряд ли смогу что-то предложить. У меня было такое ощущение, словно меня обманом заставили пройти кастинг в пьесу, которую я не играл десять лет и не мог вспомнить не то что роль, а даже сюжет. Потом мы сели за наши столы. Кирстен заняла место рядом со мной, и между нами повисла атмосфера немного нервного ожидания.
Так у вас намечаются какие-нибудь интересные постановки? Это, наверное, здорово. Я художник-оформитель, наш офис находится в старой часовне в центре города. Знаешь ее? Я оформляю упаковку для ассортимента органических фруктовых чаев. Нам их присылают на пробу целыми коробками. О господи, это все равно что пить очень слабую «Райбину», да еще и с плавающими в ней веточками. Кто станет покупать такую гадость?
Я кивал, делая вид, что слушаю, и на последних словах энергично покачал головой:
Звучит ужасно. Я
Как раз в этот момент я заметил Ханну, которая выглядывала из сквера, явно проверяя, как идет сватовство. Я сделал отчаянный жест, означающий «иди сюда». Она помедлила, но потом, вероятно, проблеск безумия в моих глазах подсказал ей, что я не шучу и мне нужна поддержка. Она неторопливо подошла.
А-а, Ханна, сказал я. Извини, Кирстен, это Ханна, моя дочь.
Я подумал, что разоблачение моего статуса оттолкнет Кирстен. Может быть, она решит, что я слишком стар или, знаете, женат. Жаль, на пальце у меня не было обручального кольца. Но вопреки всему она обрадовалась новой компании.
Привет! завопила она, когда Ханна села. Твой папа руководит театром!
Знаю! с необычайным энтузиазмом произнесла Ханна.
Потом они хлопнули друга другу по ладошкам. Я был в шоке.
Принесли наш заказ, и, пока я молча наслаждался макаронами с сыром, Ханна и Кирстен ели пиццу и весело болтали, то и дело поглядывая на меня и лукаво хихикая. Я сосредоточенно молился о том, чтобы чудесным образом появилась Салли и спасла меня. По крайней мере, мне было приятно видеть, как беззаботно веселится Ханнапусть и за мой счет.
Но потом случилось это.
А что ты собираешься делать после окончания школы? спросила Кирстен.
Если вы не знаете Ханну, то этого не заметите, но на ее улыбку моментально набежала тень.
Я пока об этом не думала, пожав плечами, ответила она.
Ой, перестань, наверняка думала! В твоем возрасте я хотела быть Мадонной или пилотом. А как насчет университета? Папа, скажи ей, что она должна поступить в университет! (Я ничего не сказал, лишь обменялся с Ханной взглядами.) Дай угадаю, какой предмет ты будешь изучать. Искусство? Ты похожа на художницу или артистку.
Не знаю, еще тише произнесла Ханна, и ее голос почти потонул в окружающем шуме.
А? переспросила Кирстен, беря очередной кусок пиццы. О-о, не дизайн?
Нет, я
Если станешь дизайнером-оформителем, не работай в маленьком местном агентстве. Это тебе мой совет. Поезжай в Лондон. Или долбаный Нью-Йорк. Ух ты, весь мир у твоих ног! Это так здорово, да?
Казалось, на нас напирает масса людей вокруг и в помещении становится все меньше кислорода. Воздух стал горячим и разреженным, шумневыносимым.
Не знаю. Мне сложно думать о будущем. Давайте сменим тему, попросила Ханна.
Мне было знакомо это выражение ее лица, я много раз видел его прежде. Решимость и страх схлестывались, как маленькие вихри. Она взглянула на меня, и я понял, что с нее довольно. Да, я знаю, что чересчур ее опекаю, знаю, что Ханну иногда раздражает то, что я пытаюсь быть режиссером ее жизни, проконтролировать окружающих ее действующих лиц, но поступаю я так именно по этой причине. Ничего не зная, люди вторгаются в нашу жизнь. Они не понимают, как обстоят дела.
Пойдем выйдем на свежий воздух. Извини, Кирстен, приятно было познакомиться. Я встал, подал Ханне руку, и она ухватилась за нее, с трудом поднявшись.
Прости, сказала Ханна, я не понял кому.
Я сморозила какую-то глупость? спросила Кирстен.
Нет, Ханна просто устала.