Так что действовать надо было с крайней осмотрительностью. Я тщательно выспался, аккуратнейше выбрился и лишь после этого набрал номер. Услышав «ал-лё», я бодро проговорил:
Привет, дорогой! Нутолько ты можешь меня спасти!
В каком смысле?настороженно проговорил он.
Нужно за сегодняшний день поспеть сразу же во множество мест. Успеть всюдутолько на колесах! Дела не особенно...
Это меня не интересует! Ты где?
Как всегдана Пушкинской площади! Это ведь единственное место, которое я знаю в Москве.
Ну хорошо. Сейчас приеду, только заправлюсь!проворчал он.
Прибыл он действительно очень скоро.
Ох уж эти петербургские интеллигенты!проворчал он, отщелкивая дверцу, но чувствовалось, что он был доволен тем, что потребовался исключительно как «тачковладелец»и не более того.
Бензин, но не кровь!так, видимо, решил про себя он.
Так. Нукуда?он, потянувшись через меня, захлопнул дверцу (вечно эти пассажиры недозахлопывают дверцы!).
Хитровку знаешь?
Ну разумеется!он задвигал рычагами.
Он явно успокоилсядело простое! Мы плыли по узким улочкам, потом по длинной наклонной улице съехали на низкую пустынную площадь.
Прошу! Самый центр Хитровки! Вот в этом здании находился знаменитый трактир «Утюг»!
Трактиры меня не интересуют!холодно проговорил я, вышел, зашел за угол, через минуту вернулся. Постепенно выработалась модель. Я называл самые отдаленные уголки. Ворча: «Бензину на вас не напасешься», он доставлял меня тудаа по пути мы худо-бедно общались. Но не дай бог признаться ему, понял я, что ничего конкретного в этих удаленных уголках мне не надо, что меня интересует лишь сам процесс передвижения,Сашок бы меня просто не понял.
Макароны с шоссе Энтузиастов! Вы разве не знаете, что макароны надо покупать исключительно на шоссе Энтузиастов?! Мелькала Москваконструктивистская, с серыми прямыми углами домов, с длинными балконами через весь фасад, стариннаяс крохотными утопленными окошечками, шли дома извилистого модерна начала века, сменяясь огромными, с «архитектурными излишествами», домами пятидесятых...
Так. Куда теперь?
Так. Теперь только на Башиловкуи все!
Больше мне совесть не позволяла его морочитьпора было сдаваться...
Не терплютерять время даром!разоткровенничался Сашок.Зато мой обожаемый шеф не может без этого житькаждый вечер собирает всю колонию...
Какую колонию?удивился я.
Нувсех наших, живущих там...
А-а...
И заставляет всех «спивать» печальные песни... Тарас Григорьевич,говорю я ему,в окружающих нас горах и джунглях живет четырнадцать совершенно различных племен, и пока мы доскональнейшим образом не изучим их язык, философию, экономикуработа наша будет блужданием в тумане!.. «Обожди, хлопец, не части, я что-то худо сегодня соображаю!»Сашок усмехнулся.Но скоро, по имеющимся у меня сведениям, ситуация изменится. Жду назначения!.. Давот твоя Башиловка!Сашок резко тормознул.
Я зашел в парфюмерный, тупо постоял... купил зеленый шампунь «Крапива» в длинной бутылке. «Крапива» с Башиловки! Это элегантно!
...Ну и как же ты его обскакал?поглядев на Сашка, спросил я.
Того, кто стоит на месте, и обскакивать-то особенно не нужно... Теперь куда?
Теперь только в центр.
Думаю, что и сам он теперь понимал, что мы ездим просто так,но признаться себе в этом он не мог!
Но решающие события, разумеется, произошли одиннадцатого июля!
И что же произошло одиннадцатого июля... Что-то не то сказал?я осекся под взглядом Сашка.
Да-а-а!после долгой паузы заговорил он.Верно гласит восточная мудрость: «Нелюбопытный человек подобен одноглазому».
Да нет... я любопытный! Просто запамятовал!.. Нучто?
Одиннадцатого июля в удаленной, но малоромантичной стране, где тянет лямку твой бедный родственник, произошел государственный переворотк власти пришли военные!
А, да! Конечно, слыхал... Ну а ты... был там?
Под высокомерным взглядом Сашка я чувствовал себя все более бестолковым.
Наконец он снова заговорил:
Накануне одиннадцатого июля, уйдя с очередной бессмысленной спевки, причем уйдя уже несколько демонстративно, я вернулся в свой коттедж. Я посидел в шезлонге на террасе, затем ушел в холл. Стояла нечеловеческая духота. Я понимал, что не усну,Сашок перешел на псевдолитературный стиль, свойственный так называемым «репортажам с настроением».Веера пальм, словно сделанные из дранки, сухо стучали в мгновенно наступившей темноте,Сашок со смаком закурил.Было слегка тревожно. Я понимал, что демонстративный мой уход так не сойдет мне с рук, и прикидывалкакую бомбу подведет он под меня? Обвинит в перерасходе бензина, якобы на мои собственные нужды?.. Хозяйственник он, надо признать, прижимистый, но умелый... Ясно было одноотношения с шефом вошли в критическую зону, маски были сброшены, предстояла открытая борьбакто кого? Причем, я думаю, не надо говорить, что возможности были несколько неравные!Сашок щегольски стряхнул пепел.Вдруг из тьмы, окружавшей меня, донеслись выстрелы. Я насторожился. Вообще, там нередко постреливаютно тут дробь выстрелов была что-то слишком уж частой... Нетерпеливо расхаживая по террасе, я дождался рассветарадио вдруг прервало передачи и умолкло. Резко взошло солнцев тропиках оно всходит мгновенно, словно выныривает!и я увидел, что шоссе, ведущее к центру города, перекрытодва крупнокалиберных пулемета торчали по сторонам шоссе, возле них передвигались солдатыв касках, в бриджах американского стиля. Переворот давно уже назревално пока никто еще во внешнем мире не знал, что он произошел. Я понялэто мой звездный час!Сашок вдруг выпрямился, почти доставая головой до потолка.Я накинул пиджак, неторопливо спустился со ступенек, сел в свою верную «Тойоту» и неторопливо поехал на пулеметы...
Но у тебя ведь «Жигули»!может быть, не совсем кстати встрял я.
Это здесь у меня «Жигули»... Ровно в восемь ноль-ноль мне надлежало быть в офисе у телетайпаостальное не играло никакой роли!.. Справедливости ради надо отметить,не совсем охотно, но старательно выговорил он,передо мной уже проехала по шоссе одна машина, солдаты даже отсалютовали ейвидимо, это был один из главарей переворота... следом поехал я. Солдаты медленно повернули дула пулемета к машине. Я сидел в машине, как истукан, неподвижно глядя перед собой. Краем глаза я увидел, что солдаты заколебались. Если человек так спокойно едет по пустому шоссето, наверное, имеет на это право? Один из них все же, подняв руку, двинулся к машине. Не понижаяно и не повышая скорости, я, не поглядев на него, проехал мимо. И здесь я впервые почувствовал, что значит это выражение«затылком чувствовать дуло»!
Да-а-а!я вытер пот. Я, кажется, тоже «почувствовал дуло».Нуа дальше?спросил я.
Дальше все очень просто!Сашок сбросил оцепенение, расслабился.Ровно в восемь ноль-ноль я вошел в мой офисна счастье, он не был еще оцеплен (он будет оцеплен через полчаса). Радио как раз передавало речь нового диктатора. Обычный набор трескучей демагогии,сморщился Сашок,будто бы все это проделано исключительно в интересах народа, и так далее... Я подошел к телетайпу и передал сообщение. Конец последней фразы был обрублен. Но у нас, журналистов, твердое правиловся главная информация должна быть упакована в первой фразе, так что обрубленная концовка придала моему сообщению дополнительный эффект. У телетайпа в Москве дежурил мой приятель, Витя Капков. Он передал сообщение по каналам, так и оставив концовку обрубленной, добавив лишь слова: «На этом связь с нашим корреспондентом оборвалась». Скоро об этом знал Нью-Йорк, Париж, Рим!
...А каксвязь оборвалась?
Ворвались солдаты,спокойно и буднично проговорил Александр.
Да-а-а... Ну и как все было потом?
Все так, как и должно быть. Шеф добрался в офис только на следующий день. Естественно, он рвал и метал. К тому же он не понималследует ли мне тут же врезать строгача за самоуправство, или представить к награде за инициативу? К счастью, сообщение из Москвы поставило все на свои места, шеф понял, что его звезда закатилась, пожал мне руку и ушел петь свои грустные песни!Сашок широким жестом выкинул окурок в окно.
Мы мчались в четвертом ряду от тротуара в потоке машин по широкому Садовому кольцу... Да-а-а! Москва взбадривает!
А что там с Семеном у вас произошло?поинтересовался я.
А что?холодно проговорил он.То, что и должно было произойти с недобросовестным человеком! Вскоре после вылета из Москвыэто было, кажется, на самолетной стыковке в Агреон затащил меня в бар и прерывистым шепотом сказал: «Знаешь, я почувствовал страшную тоску по родине!»и под эту тоску тут же выпил три или четыре «хайболла». Пожав плечами, я сказал, что не поздно еще вернуться,в ответ он выпил еще. И уже на месте он каждый вечер являлся ко мне, жаловался на тоску и стаканами глушил мою водку,видимо, родина у него прочно ассоциировалась с водкой. Уничтожив все мои запасы, он стал ходить к другим. На чужбине от тоски, сам понимаешь, никто не может отмахнуться. Но он всем уже надоел. Кончилось тем, чем и должно было кончиться,он был доставлен в полицейский участок из одного... экзотического заведения за попытку уйти, не расплатившись. Он кричал, что давал сувениррусскую матрешку, что о таких матрешках мечтает все прогрессивное человечество и только эти негодяи не оценили ее! Ночью он явился ко мне в самом расхристанном виде: «Выручай, друг!» Я принял его в самой первой от входа комнате и сказал, что не хочу тонуть вместе с ним. Потом он пытался мне всучить, как бы в подарок, не совсем приличную пепельницувидимо, чтобы я, рискуя карьерой, пронес ее через таможню, а в Москве бы он потребовал ее обратно! Удивительно, как быстро упал этот некогда... вполне порядочный человек! Через два дня он уже мог заливать свою тоску... так сказать, из первоисточника!Сашок накинул темные очки, как бы отгораживаясь от всех нелепых людей.
А ты как... с женой там был?после паузы спросил я.
Сашок удивленно поднял брови:
Разве ты не знаешь, кто моя жена? Корифейка в Большом! Если мы и сталкиваемся с ней более чем на часто исключительно при случайном скрещении наших рейсов где-нибудь в аэропорту Аддис-Абебы...
И идете в элегантный бар!с завистью проговорил я.Вот бы мне так встретиться с моей женой!
Ты плохо представляешь себе эту среду!с горечью проговорил он.Единственное развлечение, которое они позволяют себе,это перебирать ячневую крупу! У моей жены имеется уже изрядная коллекция курьезов, найденных в крупе!
Да-а-а... Здорово... Но шмоток ты ей, наверное, кучу оттуда навез?
Ты думаешь, она наденет вещи оттуда? Даже если Париж и то... уже дико раздражает ее!
Мы ехали в подавленном молчании, потом он вдруг подрулил к тротуару и подошел к ослепительной красавице на остановкея даже зажмурился от страха: что он, с ума сошел?подходит к такой! Когда я разожмурился, Сашок что-то строго выговаривал красавице, та робко кивала. Потом он вернулся в машину, резко захлопнул дверцу и нервно закурил.
Ну... ты суров!придя наконец в себя, выговорил я.Разве можно так разговаривать... с такой!
К сожалению, она совершила несколько непростительных ошибок!
Разве такие красавицы совершают ошибки?
Увы!коротко ответил Сашок.
А кто это, а?оглядываясь, еще надеясь увидеть ее в последний раз, спрашивал я.
Это... мой крест.
Отличный у тебя крест... дал бы немножко поднести!
Ты не справишься!сухо ответил он.
Потом, у прекрасного дома в стиле «модерн», с русалками и водорослями по фасаду, Сашок остановился вдруг уже по собственной инициативе.
Минуту подожди меня,проговорил он, вылезая.
Я тоже вылезу, похожу... Вряд ли ты вернешься через минуту.
Но он спустился по изогнутой лестнице (стиль «волна») действительно через минуту.
Какуже?я захохотал.Дасурово у вас!
Человек занят,сухо проговорил Сашок.
И чем же?
Работает!
В выходной?!
У журналистов нет выходных!.. Архитектор Шехтель!гордо кивнул он, когда мы уже объезжали угол дома.
Ну а ты-то здесь при чем?постепенно наглея, проговорил я.
Теперь, когда Сашок сам показал себя бездельником перед своим более сосредоточенным коллегой, я несколько распоясался, стал с упорством командировочного требовать наслаждений. Мы ткнулись в несколько точек, но нигде не было местудостоверение Сашка в роскошном дерматине не производило на швейцаров ни малейшего впечатления.
Ну что же... придется ехать в клуб!с горечью проговорил он.Правда, там могут быть некоторые нежелательные встречи... Надеюсь, ты можешь хотя бы там стараться держать себя прилично?
Попытаюсь!слегка обидевшись, проговорил я.
Мы остановились у чугунной ограды Дома журналистов. Очкастый крепыш, стоящий при входе, почтительно поклонился нам. Вотнаконец-то Александр привез меня в свое место!
Мы прошли через зальчик с телевизором и шахматаминекоторые сгрудились у телевизора, некоторые у досок. В маленьком буфетике мы выпили кофе, скушали по крохотно-изысканному бутерброду с семгой.
С Александром время от времени раскланивались люди, умело сочетающие замечательные зарубежные одежды с чисто местным, московским апломбом. В общем чувствовалось, что Александра здесь чтят,вряд ли кто здесь называет его Сашоклишь я, с воспоминаниями детства...
Тут он поднялся, сказав, что ему необходимо позвонить. Судя по неясным, отрывистым фразам, он разговаривал с коллегой, к которому мы только что неудачно заезжали: «...и много еще работы?.. так... ну хорошо!» Чем-то расстроенный, Александр повесил трубку. Затем мы по полированной деревянной лестнице спустились в туалет. Даже здесь чувствовалась солидность учреждениясветло-зеленый кафель, элегантные светильники, большие хвойные таблетки под уютно журчащими, прохладными струйками воды. Но апофеоза не получилосьвдруг из маленькой дверки выскочила растрепанная ведьма в криво застегнутом синем халате и, размахивая грязной тряпкой, завопила:
Куда претесь, пьяные хари? Не видитеподтерла только что, пол сырой! А ну геть отсюда!!
Тряпка свистела в опасной близости от наших лиц, кляксы попадали на щеки,мы попятились. Старуха с грохотом захлопнула дверь.
Молча мы вышли на улицу. Сашок стирал капли с лица. Глаз у него подергивался. Мы сели в автомобиль.
Простоне хочется губить старой женщине остаток жизни!проговорил наконец Сашок.
Да-а-а... Не дают у нас заноситься, умеют сбить лишнюю спесь!
Все! Хватит!он рванул с места.Работать!
Мы летели среди космических стеклянных домов Нового Арбата. Скинув скорость, он подъехал к дому-книжке, достающему до облаков. Выключил мотор.
Так. Ну что?в наступившей вдруг тишине деловито заговорил он.Что у тебя завтра за дела? Какие встречи? Может быть, я могу чем-то помочь?
Да нет, спасибо! (Как-нибудь с моей мамой, а также с теткойего, кстати, матерью, я сумею встретиться сам!) ...Поднимусь?
Ну пожалуйста... Только ведь знаешьженщин нет дома.
Ну ничего!я уже как будто его утешал.
Консьержка, выглянув из своей светелки, расплылась в улыбке. Мы поднялись на лифте, вошли в обитую светлой кожей дверь, прошли через широкую прихожую в кухню с красным колпаком зарубежной вытяжки над газовой плитой.
Так... Работать!Сашок рывком поднял машинку на кухонный столик.
В кухню ворвался стройный одиннадцатилетний Митя.
Как дела?несколько вдруг заискивающе проговорил Сашок.
Отвратительно!раздувая ноздри, заговорил Митенька.Сегодня был у Тимура, и он, размораживая холодильник, осмелился предложить мне какого-то тухлого судака: «Все равно мы уезжаем!»... За кого он нас принимает?! Кажется, мы занимаем достаточно высокое общественное положение! Я требую, чтобы ты непременно объяснился с его родителями!
Объяснюсь... непременно...пролепетал Сашок. Рядом с сыном он выглядел несколько растерянно и мешковато.Но разве ты не узнаешь? Это же наш дядя Валя!
Узнаю... с трудом!скользнув взглядом по мне, отрубил Митенька.
Почему это?пробормотал я.
Опустились донельзя!припечатал он.Для чего в вашем возрасте этот живот... обвисающие щеки? Занялись хотя бы теннисом, что ли!хлопнув дверью, Митенька удалился.
Мы долго подавленно молчали.
Так... Работать!Сашок резко снял с машинки чехол.