Я слегка отдохнул от напряжения, потом вышел, направился к женщине в войлочной шляпе, склонившейся над грядкой.
Бог в помощь!развязно выкрикнул я.
Женщина разогнулась, досадливо посмотрела на меня, подняла руку с запачканными землей пальцами, утерлась тыльной стороной.
Будете копать огород?поинтересовалась она.
Да надо бы!заговорил я.Как-никак оба родители агрономы, всю жизнь свою копались в земле! (Уже и родителей зачем-то приплел!)
Женщина молча смотрела на меня.
Ну до чего же прелестно у вас!не сдержавшись, я сорвался и зачастил.Ну просто какой-то японский садик!
Фальшиво!вдруг четко проговорил внезапно очутившийся рядом мальчик.Очень фальшиво! Закидать вас тухлыми яйцами и гнилыми помидорами!
Не поворачиваясь к нему, я продолжал с лучезарной улыбкой глядеть на женщину.
Торфу бы надо достать,устало проговорила она.
Можно!небрежно сказал я.Сколько надо? Мешок?
Мешок?удивленно повторила женщина и, отвернувшись, продолжила работу.
Так! И тут провал!
С достоинством я поднялся в комнату, но, заперев дверь, сразу же рухнул на кроватьну и ложе, все пружины торчат, то и дело скатываешься, как по горному склону, не лежанка, а какой-то спортивный снаряд!
Раздался грозный стукв дверях стояла разгневанная огородница, держа за руку раскрасневшегося мальчонку.
Ясно теперь, что вы за человек! Сами трусите, а мальчика посылаете ломать сирень!
Ну все! Теперь можно смело вешаться! Ждать особенно нечегосудьба определиласьи все дело заняло каких-нибудь два часа!
До вечера я пролежал, сражаясь с пружинами, в полутьме все-таки вышел, схватил возле сарая лопату, вскопал грядки, потом граблями тщательно разровнял, старательно: если кровать у меня такая кривая, то пусть хотя бы грядушки будут ровные!
В полной уже тьме пробрался на свалку, приволок все-таки в комнату огромную ржавую конструкцию, напоминающую кровать. Осторожно лег... Тяжелый деньхотя ничего трагического вроде бы не происходило... а иных дней, наверное, уже не будет!
Перед носом маячила изогнутая зазубренная железяка,так и не смог я, несмотря на все усилия, ее отломать,приходилось лежать неподвижно, не шевеля головой.
Я глядел на железяку перед носомна стене от нее легла странная теньи с отчаянием думал: «Господи! Как я, бывший щеголь и сноб, пивший кофе только двойной, носивший пуловеры только ручной ирландской работы, дошел до этого лежания на утиле, с ржавой пикой, приставленной к носу?»
Ну и что? Такая ерунда повергает тебя в отчаяние?удивился Пашков.
Да, но если она непрерывна!
...Ночь мучился на этой конструкции, оставить ее нельзя, раз уж с такими муками притащил.
...Следующий день ползал по огороду, пытаясь наладить разбитые отношения... безуспешно! Вечером пришел на автобусехать на станцию. Автобус, естественно, опоздал. Наконец появилсягрязный, расхлябанный, и водитель с вызывающим выражением лица: «Да, вот опоздал, и буду опаздывать, и ничего вы со мной не сделаетену попробуйте!» Долго непонятно стоял, потом тронулсявидимо, заметив двух бегущих,отъехал тогда, когда им метра четыре оставалось добежать! Салон весь скрипит, ходит ходуном, из сидений вырезаны куски, торчит вата. Потом вдруг пошел удушливый дымявно горим!но никого это почему-то не удивило, все полусонные продолжали сидеть.
А побыстрей нельзя?не выдержав, обратился я к водителю.Так на поезд опоздаем, а другого не будет нынче!
Да?криво усмехнулся.А ты по такой дороге можешь успеть? И янет!
А что же она такая у тебя?
У меня?выразительно глянул, умолк.
Автобус не ехал, а шел вприсядку.
Да то Санька Ермаков,пояснил мне сосед,в позапрошлый год за женой своей гнался на бульдозере!
И что же онна ходу землю рыл?
Ну!широко улыбнулся сосед.
Вот так вот, подумал я, и догонят, и раздавят, и зароют!
Но и водительтоже хорош! Как только появилась опасность успеть на поезд, тут же, быстро глянув на часы, сбавил скоростья ясно увидел, как он, сладострастно улыбнувшись, подвинул рычаг.
Что ж ты делаешь, сволочь?проговорил я.
Так!он аккуратно заглушил мотор, повернулся ко мне...
Драться? Но если дракатогда-то уж наверняка не успеем!
Проглотить!.. Ежедневно глотаем такоепотом удивляемся, что слабеет наш организм!
Ну... а отвлечься от этого ты пробовал? Встряхнуться? Ведь и приятные вещи на свете существуют!сказал Пашков.
Отвлечься? Конечно, пробовал! Вся молодость, можно сказать, на это пошла! И теперь иногда пробую!..
Недавно, поздним уже вечером, ехал на такси через какой-то темный пустырьвдруг рация у ног водителя засипела, потом послышался капризный голос диспетчерши:
«Семерочка»! Слышишь меня? Прими заказик. Улица Димитрова, дом сто восемь, корпус два, квартира сто семнадцать... Телефончикдвести шестьдесят восемь восемьдесят четыре семнадцать... Шалатырина! Да! Ша-латырина!
Я вскочил на заднем сиденье, снова сел, потирая макушку,хорошо, что в машине мягкий потолок.
Спасибо!крикнул я водителю, выскакивая из машины.
Э, э! А платить?!
Ох, да! Извините!я протянул ему деньги. Дома я сразу прошел в кабинет, закрылся... Зачем-то неправильно сказала мне фамилию при расставанииизменила последний слогно все равно я ее нашел!
Познакомились мы в прошлую осень на юге, на уединенном нудистском пляжетам собирались люди, отринувшие условности...
Далекий полуостров, с облачным всегда небом и странным светом, идущим из воды. Пыльные заросли кизила, тамариска. Симпатия местных кур, сбегающихся вперевалку со всех дворов, дружба местных черных свиней, их сырые лежбища под сводами субтропического леса. Пляж с длинными ветками, протянувшимися над песком,мне долго потом снилось все этои в эту ночь приснилось опять.
Утром я, все еще блаженствуя после сна, вышел на кухню.
Кому-то из нас сегодня надо в школу идти!вздохнула жена.
Зачем это?
Окна мыть!
Ясно! И идти, видимо, мне?
Жена молча отвернулась.
Ну хорошо!Специально одевшись в самую рванину, грохнув дверью, я выскочил на улицу.
Вся будка на остановке троллейбуса была залеплена объявлениями: «Две студентки...», «Одинокий...», «Просьба вернуть...»все лихорадочно ищут свое счастье. Может, и мне подклеить маленькое объявленьице: «Молодой человек со странностями снимет комнату»?
Когда мы учились в школе, проблемы мытья стекол возникнуть в принципе не могло! Была у нас нянечка, или, как ее называли,техничка, баба Ася, и ей в голову не могло прийти предложить кому-то вымыть стекла вместо нее! И в таких проблемах я погряз! Зачах на мелочах!
Нет ужхватит! Я вошел в будку с выбитым стеклом, сунул палец в диск...
Я вспомнил печальный ее отъезд с маленького деревянного вокзальчика с галерейкой, с подвешенными на длинных нитках цветами в горшках. Мы стояли, грустно обнявшись, друг-свинья терлась нам об ноги, бойкие местные паучки быстро сплели свои паутинкимежду нею и мной, между поездом и вокзалом.
Алло!послышался в трубке хрипловатый ее голос.
...Как живешь?справившись наконец с дыханием, выговорил я.
Ты где?после паузы спросила она.
Близко.
Давай!
Всегда она была лихой! Не помню, на чем я мчалсяна такси? Верхом?
Ах, как нехорошо!прислонившись ко мне в темной прихожей, говорила она.Разбил девушке жизнь и смылся!
Никакой твоей жизни я не разбивал! (Губы сами собой расплывались в блаженной улыбке.) Чашку разбилэто было, а жизни не разбивал!
Мы вошли в комнату. Стоял таз с грязной водой, в углушвабра.
Просто падаю с ног!поделилась она.
Успеваем?обняв ее, произнес я любимое наше слово.
Смеешься?вздохнула она.Я не знаю даже, когда посуду помыть!
Я помою!я стал собирать тарелки со стола.
Серьезно?как завороженная, она пошла за мною на кухню.Ну просто девушка потеряла всякий стыд!Торопливо чмокнув меня, она лихо схватила мой пиджак, умчалась в комнату. Оттуда послышалось дребезжанье стульев, потом донесся вдруг громкий мужской голос, мучительно знакомый, и в то же время удивительно фальшивыйслава богу, никто из моих знакомых таким голосом не разговаривал... Муж? Но его голоса я не слышал никогда... Телевизор! Телевизор ей интереснее меня!
Потом вдруг сквозняк понес по кухне бумажки, хлопнула дверь. Дочурка ее без всякого интереса глянула на меня нахальными глазками.
Мама!завопила она.Надо тебе в школу идтиокна мыть!
...Слышал? И так всю жизнь!Тамара вошла ко мне на кухню, опустилась на табурет.
Я помою,проговорил я.
Окна?удивилась она.
О чем говорить? Какая школа?
...Опаздываете, молодой человек!строго проговорила учительница, кутаясь в шаль.Вы чей отец?
...Я за Шалатырину... Просто я люблю это дело!
С таким уж увлечением не трите!кокетливо проговорила мамаша с соседнего подоконника.Так и стекла могут вылететь!
И пускай!
Вымыв сотню, наверное, окон, я бросился звонить. От чистых стекол на теневой стороне улицы дрожали рябые солнечные зайчики.
...Маша?послышался ее голос в трубке.Это ты, Маша? Плохо тебя слышно! Перезвони завтрасейчас мы с Виктором уходим в кино!
Так! Уже Маша! Отлично!
Потом я долго ехал в троллейбусе. Компостерные вырубленные кружочки тихо, как снег, падали мне на голову и на плечи...
Так! Вымыл окна не в той школеи это все!
...И больше ты не видел ее?поинтересовался Пашков.
Ну почему же? В следующий раз мазал яблони у нее на даче.
Чем?
Ну, существует такая смесьнавоз с известью. Вкручиваешь кисть в эту массу, потом с чавканьем выдергиваешь. Сначала, когда ведешь кистью по дереву, цвет получается желтовато-зеленоватый. Сразу же вылетают все мошки, образуют облачко вокруг ствола. Потом цвет становится ослепительно белым. Мошки постепенно возвращаются на ствол, но там, надо надеяться, ничего хорошего их не ждет... Еще можно добавить: много капель янтарной смолы красиво просвечиваются вечерним солнцем. Потом она везла меня на машине домой и я, уронив набрякшие руки между колен, по-крестьянски так тяжело, рассудительно думал: «Что же это выходит? Лишняя обуза? Нет, еще одну обузу мне не поднять!..» Кстатина утро следующего дня я почувствовал впервые эту слабость в кистисловно ее туго-натуго перетянули бечевкой, потом отпустили...
А ты не пробовал все это подальше послатьжить так, как хочется тебе?
Пробовал! Конечно, пробовал! Недавно совсем решил: а пошло оно все к черту!
Оставил семье записку неопределенного содержания, выскочил. И только выруливаю в такси на Невскийвижу: на уголке толпится народ! Вылезаютак и есть: дают овсяные хлопья «Геркулес»во как они нужныи для дочки, и для собачки! И вот уж час от загула отнял, со старушками в очереди простоял! Ну ничего!злорадно думаю. За это будет отдельная месть! Изрядную, правда, сумму пришлось вбухать: двадцать пачек по тридцать семь копееквот и считай! И куда денешься теперь, когда такой груз на руках? Только домой, сдаваться. Ну нет уж! Пошел быстро на Московский вокзал, открыл автоматическую ячейку хранения, стал злобно запихивать туда «Геркулес»... Ты у меня весь туда влезешь, мой милый, хоть ты и Геркулес! Утрамбовал, захлопнул! Стряхнул ладонь о ладонь! Вот так вот!.. Теперь бы только номер ячейки и шифр не забытьна всякий случай надо бы записать! Бегу через Лиговкуу зоомагазина народ... так и естьдают червячков для рыбок! Месяца два они у меня червячков не елиполиняли, скуксились... Что делать, а?!
С червячками в бумажке выскочил из магазина. С ненавистью на них посмотрел: вряд ли какой-нибудь хорошенькой девушке понравятся мои червячки! Копошатся, буквально что сапфирами переливаются в бумажке. И в камеру хранения их не засунешьнастоящий друг червячков разве может так поступить?
Иду с червячками по Невскому, мимо идут красавицы, навстречу имстройные красавцы, и руки, что характерно, абсолютно свободны у них!
Господи, думаю, до чего я дошелкакие-то червячки командуют мной! Ну нет, не поддамся им! Свернул в какую-то сырую темную арку, нашел там ржавую консервную банку, положил червячков туда, сверху заткнул куском газетычтобы не разбежались, накрыл неказистым ящикомчтобы не похитили! Рука об руку стряхнул... Вот так вот!
Выскочил на проспект, но на всякий случай все-таки обернулся: надо номер дома записать, а то не найду потом червячковпропадут!
Кругом праздничная жизнь бурлит, а я бормочу, чтобы не забыть: дом номер 119, под аркой налево, ящик 5678, шифр 1237... Нет, думаю, это не гульба! Зашел быстро на почту, взял телеграфный бланк, четко записал: 119, 5678, 1237. Засунул в портмонену вот, теперь легче, теперь мозг и душа распахнуты навстречу свободе!
А вот и бар! Красота! Поднимаюсь по ковровым ступенькам, приглядываюсь в полумраке... жизнь бурлит! Подхожу к освещенной стойке бараи в ужасе отшатываюсь! Чудовищная провокация! Стоят, поблескивая, банки растворимого кофе! Полгода ищу! У жены давление пониженноекофе помогает, особенно этот. На всякий случай спрашиваю у бармена:
Это что у вас?
Растворимый кофе.
И продаете?
Пожалуйста!
Две банки, пожалуйста!
Семнадцать рубликов! Вот и считай. Рубль остался на всю гульбу! В следующий раз, когда вот так соберусь погулять, деньги уж лучше сразу же в урну выброшуприятнее будет!
Купил пачку сигарет, пять коробок спичекто и дело дома спичек не оказывается! Элегантно выкурил сигарету, высокомерно глядя по сторонам. И все! Пора, видно, в обратный путь, клады мои расколдовывать! Еле расколдовал!
Уже на подходе к дому (в руках пачки «Геркулеса», за пазухой холодные банки, червячки за щекойбольше некуда!) вижуу пивного ларька народ гуляет. Пошел мелкими шажками, придерживая пачки подбородком, говорю первому:
Не в службу, а в дружбув нагрудном кармане у меня пятнадцать копеек должны быть, достань, пожалуйста, купи маленькую пивка и в рот мне влей!
У тебя рук, что ли, нет?говорит.
Есть, да видишь, все заняты!
Ну хорошо.
Взял маленькую, вылил мне в рот,чуть червячков с пивом не проглотил!
Спасибо!хотел кивнуть, но не получилось: подбородок упирался в пакеты. Подошел к парадной, гляжуваляется газовая плита, вместе с трубами вырванная. Вот это люди гуляютне то что я!
Поднялся домой. Ссыпал всю эту дребедень на стол, червячков выплюнул в аквариумлишь тут покой почувствовал, почти что блаженство!
Жена, вешая пиджак мой в шкаф, записку в кармане нашла.
Телефон, что ли, чей записан?
Конечно, только совершенно не помню чей!
Бедно живем!глядя в шкаф, вздыхает жена.
Ну что я сделать еще могу?! Подарить свою рубашку тебе?
А что? Мужские рубашки сейчас в моде!оживилась.
Так подарить? Или тебе больше нравится быть несчастной?
Обиделась, ушла.
Спал я, надо заметить, неспокойно. Наутро голосок ее из соседней комнаты:
Вставай, Ленечка, завтрак готовь!
Некоторое время не вставал, надеялся еще, что мягкий знак просто мне пригрезился в конце,но по долгой последовавшей паузе понял: нет, не пригрезился!
Вот ты попрекаешь меня,за завтраком говорю жене.А люди вон как гуляют: целые газовые плиты выбрасывают во двор!
Старые-то они выбрасывают,вздохнула жена,но им вместо этих новые ставятцветные, эмалевые, то ли финские, то ли венгерские...
Да... все всего добиваются, один я такой несмышленышничего не могу!.. Всё!сказал я себе. Хватит тебе холить свою гордостьникому она, как выяснилось, не интересна! Иди, проси! Унизят? Ничего! Оскорбят? Перетерпишь! Зато все будет как у людей! Тщательно брейся и поезжай!
Поплелся я в ванную, приступил к бритью. Каждое утро эта мукано что же делать? Что же осталось в жизни приятного? Долго думалтак и не вспомнил! Ну вотмыло в глаз угодило, откуда тут мыло-то оказалосьнеясно! Потом спохватился: чуть было бровь не сбрил! Как это бровь оказалась в районе бритья? Отвлекаешься! Кончил наконец бриться, смыл остатки мыла водой, посмотрел на себя в зеркалои от ужаса закричал! Побрил не ту часть головы! Верхнюю! Абсолютно голый череп сверкает, лампочку отражает! Вот это да! Раньше я таких ошибок не делал!
Но оделся все-таки, вышел. Все с некоторым испугом на меня глядят. Троллейбуса дождался, поехал. И страннопочему-то именно за ним пчела увязалась, бьется и бьется в стеклону буквально что перед моим носом.
Вот дура-то!снисходительно думаю. Не понимает, что стекло-то ей все равно не пробить!