"За тебя калым отдам, душу дьяволу продам"
Лиза распахнула пальто, стянула шапку с завязанных в куцый хвостик волос и огляделась.
В самом центре зала вокруг сдвинутых вместе четырех столиков сидела компания азеров. Все они были без курток в дешевых свитерах. Небритые, пьяные и довольные жизнью. Над столом вился запах спиртного, перегара и дешевых одеколонов. Жизнь кипела.
Лиза радостно оживилась. Там не было ни Ашота, ни Саида, но и этих она знала по именам. Схватила Никиту за руку, подорвалась с места и побежала к их столику.
Лиз приятель попытался ее удержать, перехватив руку. Но та с пренебрежением отмахнуласьв ярко-освещенном людном зале, среди толпы народу, в присутствии официанток и нескольких разных компаний она снова чувствовала себя уверенно и нисколько не боялась:
Да ладно, не ной, мы просто посидим и все. Ниче не будет.
Парень засомневался. Но опять выходить на улицу холодно. Он неохотно последовал за Лизой.
Привет, Рустик, она безошибочно внутренним чутьем угадала главного на вечеринке и обратилась к нему.
Тот ее не узнал, зато узнали другие. Мужики загоготали, посыпались каркающие короткие шутки. А спустя минуту для ребят откуда-то из подсобки притащили два стула. Лиза села не глядя.
Компания отдыхала шумно. Ребятам тут же не спрашивая налили пива, водки, которую, впрочем, у них хватило ума не пить. Стол был заставлен уже порядком подъеденными закусками, тарелками с дешевой колбасой, нарезанными овощами.
Отмечали день рождения того самого Рустика, и глава посиделок щедрою рукою платил за все.
На этот раз Лизу никто не лапал. Дети просто никому не мешали и их не гнали. Все были заняты своими разговорами. Русская речь щедро перемежалась с национальной. Сыпались шутки, анекдоты, байки. Зал то и дело взрывался гоготом. От еды и пива ребят разморило. А компания все веселела и веселела. Мужики пили и пили водку, бутылки сменялись пред глазами и расплывались. Ребята хмелели с пива и вина.
Стало душно и весело. Даже то, что школьники не понимали большей части речи к третьему часу перестало казаться неуютным, наоборот, по мере погружения в алкогольное опьянение, компания становилась все теплее и ощущение правильности происходящего росло. То что не понималось додумывалось или попросту не нуждалось в переводе. Слева от Никиты сидел веселый маленький мужик, задиристый как петух, он был уже порядком навеселе и донимал приятелей. Всерьёз никто не велся, наоборот это всех страшно веселило. И Никита тоже смеялся.
Эй потише! Одни тут что ли?!
Неожиданно объявился первый недовольный. Из-за плеча Никиты раздался сварливый голос с хрипотцой и здоровенный парень, сидящий за соседним столиком, раздражённо махнул рукой в сторону их компании. С ним сидели троетоже небритые русские парни в куртках и тренировочных штанах. Эта компания была не веселой, сидели с мрачными рожами, но тоже с водкой.
Заполошный Азад будто только того и ждал. Подскочил на стуле, развернулся и вскинулся. Гавкнул что-то в ответ, не потрудившись перевести на русский. Оттого прозвучало еще оскорбительнее. И загоготал.
Это было уже явное хамство, Никита даже напрягсявдруг что будет.
Но ничего не произошло. Русские только вяло отмахнулись. Видимо не хотели связываться с чужой компанией.
Однако, радоваться было рано. Азада отказ от конфликта оскорбил больше, чем возможный конфликт. Он обернулся на стуле вполоборота, глумливо искривил маленький тонкогубый рот в масляном ободке и гыкнул:
Че за-ассал, ма-амка за ссы-алку держит?
Парень и тут благоразумно смолчал. У них видимо были свои причины для такой хмурости и в драку никто не хотел.
Да-а точно, глядь ссы-а-ыкло мелкое. Да я та-аких он не унимался. И рот уже радостно осклабил, сверкая гниловатыми зубами.
Но тут уж парни не стерпели. Сначала тот что старше всех хмуро буркнул:
Рот закрой. Веселись в другом месте. Мы вас не знаем, вы нас не знаете.
Чем только подзадорил. Да и в компании в которой сидели ребята уже начали похохатыватьих-то было в три раза больше. А Азаду только того и надо, он еще что-то выпульнул, только уже по-своему, тем не понятно.
Парень, который сидел ближе всех вскочил:
Эй, мудак, я не понял, тебе что, больше всех надо?!
Тут и Азад вскинулся. И довскочить не успев, пнул парня с разворота в грудки. Пьяный-то пьяный, а Никита бы так ловко не сумел.
Парень оказался тоже не новичок. Сначала покачнулся, споткнувшись о собственный стул. Но уж когда чуть не упалозверел.
И разразившись обширным русским матом, толкнул встречно. Мелкий Азад полетел спиной на большой стол. Тот дернулся, дрогнула посуда, полилась водка. Никита стукнулся локтем о спинку стула. Раздался гомон.
А Азад уже выровнялся на ногах. По-бычьи тряхнул головой и рванул на обидчика, занося кулак. Врезал в челюстьвторой стол отъехал в сторону. Маленькая компания повскакала с мест. Мужики кинулись в драку. Застольники Никиты с Лизой тоже.
И понеслось.
В одну минуту зал наполнился криками и матом. Стулья с треском попадали на пол, раздался звон битой посуды, вопли, крики, ругань. Где-то за стойкой послышался короткий визг официантки и компании пошли стенка на стенку. Кто там бил, кто орал, кто кого оттаскивал в общей сумятице было невозможно разобрать.
Люди за остальными столиками повскакивали с месткто бросился на улицу, кто разнимать драку. Разнимающим доставалось больше всех. В общей свалке и сутолоке блеснул первый нож, снова раздался женский крик, звон бьющегося стекла.
Сквозь общий ор, гвалт, стук бьющейся мебели едва пробивалось:
"па-а рестаранам, па-а рестаранам"
В панике Никита неуклюже выбрался из-за стола. Поискал глазами Лизу. Его самого кто-то ударил, кто-то другой ненароком налетел, так что Никита опрокинулся на стол животом. Тут он разглядел Лизу, схватил ее а руку и, кинувшись бежать, потащил за собой.
Сама она так перепугалась, что даже спрятаться не сообразила, так и стояла столбом посреди зала. Вжала голову в плечи, обхватила ее руками и смотрела расширенными от ужаса глазами. Только когда Никита за собой поволок, она начала передвигать ноги.
Но спрятаться все равно было негде. В сутолоке и гвалте уши разрывали крики, перед глазами метались взбудораженные тела, ребята потерялись, все мельтешило, где тут вход, где выход, где дверьничего было не понять. И больше по наитию они вжались в утопленный в стену дверной проемзапертую дверь в подсобку. Прижались друг к другу и так и замерли, не зная куда двинуться.
Как и когда кончилась драка ни Никита ни Лиза не поняли. Ослепшие, оглохшие среди всеобщей сутолоки, они сжались в своем закутке, спасаясь от мешанины разгорячённых мордобоем тел. Дети среди взрослой драки.
В общем кавардаке Никите достался случайный удар в бровь и у подростка лицо было выпачкано в крови, на Лизу упал кто-то из дерущихся, и девочка сильно стукнулась лицом о стену, разбила нос. Но среди гвалта и страха не почувствовали боли, только размазала юшку по подбородку и воротнику.
А драка кончилась нехорошо. Какая-то из девиц закричала "убивают!" и почти к месту. В тот момент было уже не разобрать кто с кем дерется, почему. Уже и сторон было не две, а как придется. В самом пекле оказался и нож и как минимум одного мужика пырнули. Он тут же осел на пол.
И после этого как-то разом стихло. Вот секунду назад кипело все, орало. И вдруг раз: и дерущиеся, похватав свои куртки, кинулись бежать, вываливаясь в двери. И всенастала тишина, даже слишком режущая, после гула потасовки. В зале стоял разгром и пустота.
А на полу покрытом крошевом битой посуды остались только четверо. Порезанный, держась за живот, стонал и матерился. Свитер его намок от крови, такое же черно-красное пятно размазалось по грязному полу. Им оказался сам Рустикдень рождения удался. С ним задержалась пара мужиков из компаниитех, что посмелее. Зачинщика драки Азада видно не было.
В другом углу сидел еще какой-то незнакомый парень. У него была разбита голова, щека вымазана в крови. Он несколько раз порывался подняться и тоже унести ноги, но каждый раз снова садился на пол.
Официантка в повязанном на джинсы фартуке громко верещала в углу, попеременно воя и ругаясь. Крыла "этих уродов" и стенала от испуга. Она почти сразу отзвонилась в полицию, но стражи порядка пока не спешили на место происшествия.
Никита с Лизой сжавшись сидели в своем углу, не решаясь подняться и выйти, слишком ошеломленные, чтобы шевелиться.
Когда, наконец, раздался вой сирен и во двор въехали две машины с полицейскимиУАЗ и видавшая виды "Лада", то чуть не столкнулись с каретой скорой помощи, вырулившей из другой арки. Одновременно вывалились четыре мента в серых форменных шинелях и фельдшер с медсестричкой. Последние шли к дверям неторопливо нога за ногу, зябко кутаясь в сине-желтые форменные куртки и неся видавшие виды чемоданчики.
В разгромленном обеденном зале менты скучливо осмотрелись, пузатый старлей сразу взялся за оставшихся участников драки, не особо разбираясь кто там порезанный, а кто нет, выстраивая их вдоль стены и изымая документы. Вытащенные паспорта прятал по карманам.
Паспорта доставайте, хрипло рявкнул он и ребятам. Сам вытирая мокрый с мороза нос тыльной стороной руки.
Все еще сидевшие на корточках у двери подростки даже не сразу сообразили, что это им. У Никиты паспорта с собой, разумеется, не было. У Лизы его не было вовсе.
Глядя на их перепуганные лица старлей брезгливо гаркнул:
Пьяные? А ну дыхни! насупившись глянул на Никиту, восемнадцать есть? Но ответа дожидаться не стал, махнул рукой, Сергей, грузи их в машину!
К этому времени уцелевших участников драки уже затолкали в кузов УАЗа. Те особо не сопротивлялись, понимая что к чему.
Сестричка и фельдшер с помощью ментов потащили Рустика в "Форд-транзит" скорой. Второй пострадавший, держась за порезы грязными руками, ковылял туда же своим ходом. И ребят следом за ними тоже вытряхнули на ослепительный в свете уличных фонарей снег, а потом затолкали на заднее сиденье "Лады". На водительское место уселся молоденький парнишка с прыщавым лицом. Движок затарахтел громче, и машина тронулась с места. Стоявшая рядом скорая взвыла сиреной и, тяжело съехав с поребрика, покатила в противоположную сторону.
В "Ладе" было натоплено, вонюче и жарко, но Лизу трясло. Она не знала, что такое адреналин, но знала, что такое страх. И ей было страшно.
За время короткого пути до отделения она несколько раз косилась на Никиту, но тот и сам сидел бледный с вытаращенными глазами, будто не понимал: как он мог оказаться в этой машине? И на Лизу не оборачивался.
Вылазьте, прыщавый парнишка-полицейский после теплой машины зябко кутался в бушлат, переступая с ноги на ногу. Открывая дверь он со всей силы дернул, размыкая заедающий замок и сварливо поторопил, шевелитесь.
Грубо запихнул потерявшихся, спотыкающихся ребят в старую ободранную дверь, над которой висела пыльная лампа с надписью "ПОЛИЦИЯ".
Внутри отделение выглядело паршиво. Слабые лампы освещали мутное стекло, отгораживающее дежурного и стулья у стенстарые и не одинаковые. Стены пестрели пыльными плакатами.
Пахло в отделении тоже скверно: скукой. Потом и старыми газетами.
Посторонись, посторонись!
Парень в бушлате за шиворот оттащил ребят от выхода, и в дверь ввалились полицейские, толкавшие перед собой задержанных. Мужиков пихали в спину, заставив скрестить руки за затылком. Все матерились: и задержанные и менты. Несколько секунд и за ними захлопнули самую дальнюю по коридору дверь. Теперь проходи! парень тычком затолкнул ребят в первый по левую сторону кабинетдверь оставил открытой. И махнул рукой:
Сядьте там. И чтобы тихо!
Следующие полчаса о подростках не вспоминали.
Кабинет был крошечный, оклеенный старыми обоями и такими же стенгазетами, как и в коридоре. За забранными решётками окнами зияла чернота. Висящие на стене часы отсчитывали секунды: тик-тик-тик
Лиза сжалась на своем стуле, время от времени шмыгая носом и стирая с губ кровь смешанную со слезами. Когда заплакала она не помнила, но сейчас глаза уже были сухими. Тик-тик-тик
Через открытую дверь ребята слышали приглушенные разговоры, пару раз раздавался звонок телефона. Дежурный лениво гадал кроссворд, сидя на своем месте, недовольно отвечая на звонки, и кипятил чайник, издающий долгий клокочущий звук.
Школьники не знали местного порядка, иначе поняли бы уже, что оформлять их никто не собирается. Свидетелей и без них было некуда девать, а возиться с малолеткамилишние хлопоты. Никита в своей отглаженной школьной форме с наивным детским лицом тоже впечатления взрослого не производил.
Наконец, к ним зашел тот же дежурный, сонный дядька, пузатый как колобок. На поясе у него висела засаленная кобура, из которой виднелся хвостик черного пистолета.
Лет сколько? несмотря на ночную вялость он буркнул обвиняющее, в чем чувствовалась въевшаяся привычка.
Семнадцать, Никита подобрался, глядя на сержанта.
Телефон родителей давай, дядька сел на стул возле стола, но не на "хозяйское" место, а на посетительское. Стул жалобно заскрипел под его весом. Он потянул носом, утер его тыльной стороной руки.
Никита подавленно молчал.
Дома мамка ждет? спросил как-то даже понимающе дядька. Но тут же покачал головой, один не пойдешь. Хочешь до утра просидеть? и пригрозил, просидишь.
Никита поежился. На часах доходило двенадцатьмать и без того уже металась не зная где его искать. И сказал.
Волосатая рука полицейского сделала приговаривающую запись.
Мне тоже домой можно? Лиза исподлобья глянула на полицейского.
Чего? недослышал дядька.
Можно у Лизы отнялся язык, она вжала голову в плечи и посмотрела в пол, меня домой отпустите.
Тю, домой она захотела, пузатый сержант покачал головой. Без особого впрочем озлобления, скорее для порядка. Нашла вон где шлятьсядевка же. Телефон давай. Отца, матери. Придут, и как будто делая большое одолжение добавил, пойдешь домой.
Лицо у Лизы было серое:
У меня только дядя.
Сержант равнодушно уточнил:
Мне какое дело. Телефон давай.
Я не знаю, девочка уткнулась взглядом в свои тощие колени под пузырящимися колготками.
Ты мне тут не ври! воспитательно буркнул дядька. Он что-то записывал и сварливо бубнил себе под нос, домой она захотела. По кабакам надо меньше шляться! и уже спокойнее добавил, домашний телефон есть?
Есть. Но я не знаю. Я правда не знаю, Лиза шмыгнула носом. И сотовый не знаю, он и не говорил. На этот раз сержант даже не удостоил ее ответом. Девочка посидела, пошмыгала носом, потом робко предложила, адрес могу сказать.
И что, я тебя сейчас домой поведу? раздраженно хмыкнул полицейский. Сиди, и, поднимаясь, безразлично добавил, значит утром будем в школу звонить.
На этом потеряв к детям интерес он поднялся и ушел к себе за стеклянную перегородку. Слышно было, как выдернул чайник из розетки, принялся наливать кипяток. Потом, прихлебывая и причмокивая, звонил матери Никиты.
Та влетела в отделение спустя полчаса. Красная, встрепанная, в распахнутой шубе. Под которой развевался не замотанный шарф. Она заламывала руки, в глазах был немой ужас.
Увидев Никиту и позабыв обо всем на свете принялась причитать, хватать высоченного парня, который сейчас выглядел совсем ребенком, за лицо, за плечи, что-то сумбурно спрашивать. И почти сразу потащила к дверям.
Никита покорно шел следом. При виде матери он как-то совсем сник, понурил голову. Позабыл взглянуть на Лизу. И та осталась в кабинете одна.
На стене все так же мерно тикали часы: тик-тик-тик
Никита ушел, а она все сидела и сидела
Дежурный занимался своими деламичитал, гадал кроссворд, иногда тихо включал радио, но до девочки его звуки доносились приглушенно. Изредка по коридору мимо распахнутой двери проходили другие полицейские, болтали с дежурным, смеялись, звонил телефон. О Лизе никто не вспоминал.
Постепенно ее перестало трясти, а хмель выветрился еще во время драки. Очень хотелось пить, но она не решалась попросить, только слушала, как бренчит чашкой дежурный. Он не заходил, ее никто не ругал, не совестил, не орал. О ней вообще все позабыли. Лизе было страшно, но никому из взрослых это оказалось не интересно. Что с ней и где она никого не волновало. А девочка думала о трехлетнем братишке, которого некому разбудить, если он будет кричатьи сама не замечала, что ревет.