Лиза была пьяна, а пьяной Лизе море по колено.
Сестра могла ударить, толкнуть, запереть в шкафу, а наутро даже не вспомнить. Она себя-то не помнила, не то, что его. Зато Ян все помнил и потому мчался как угорелый.
Выскочил в раскрытую дверь кухни, пронесся по коридору, влетел в спальню. Едва не оступившись преодолел ковер и заскочил за спинку кровати. Где на долю секунды застыл в тревожном оцеплении. Ровно на ту, которая потребовалась Лизе, чтобы вбежать следом. Она ввалилась в распахнутую дверь, едва не вписавшись в косяк и натыкаясь на стены.
Куда дел, выблядок?! Говори! Говори куда дел, тварь!
В этот раз ей надо было "добавить". Сестра перевернула весь дом в поисках припрятанной полторашки. Не нашларасстроилась. Решила, что взял брат.
Тонкий детский голос, слишком испуганный и чересчур честный звучал не убедительно:
Я не трогал!
Совсем не убедительноЛиза не поверила:
Врешь, недоносок! Ты все врешь. Я из тебя всю дурь выбью!
Но Ян в самом деле не трогал бутылки, как не трогал в прошлый раз ее сторублевку и не ябедничал на Лизу старику двумя неделями раньше. Может быть мысль прятать от сестры алкоголь была не плоха сама по себе. Но в детскую голову она не приходила, он бы никогда не додумался ей перечить.
Впрочем, это было не важнопьяная Лиза все равно подозревала его, старика и вообще всех окружающих. Она никогда никому не верила.
Мальчик же безнадёжно-беспомощно твердил свое:
Не трогал. Не трогал. Не трогал. Ты выпила и забыла.
Он не спорил, он искренне пытался помочь. Не очень сознавая то, что сестра не способна сейчас его услышать.
Но пока их разделяла кроватьдве спинки и длинна матрасаон пытался:
Это ты потому, что пьяная так думаешь. У тебя мышление неадекватное. Параноидный вид опьянения, вычитал он в какой-то умной книжке. Вычитал и запомнил. И принялся твердить по памяти, с предельной точностью вспоминая и воспроизводя каждое слово. Даже там, где не очень-то понимал его истинное значение. А когда Ян чего-то недопонимал, голос его терял выразительность, становился блеклым и немного бездумным, будто он читал по написанному. Что по сути, так оно и было.
Но звучало не убедительно.
Тем более для сильно-выпившего человека, у которого слова и так-то не очень складываются в предложения. А Лиза выпила крепко. Как выпивала последние лет пять, по нескольку раз в месяц, а то и в неделю.
В ответ на параноидный вид опьянения Лиза взревела и рванулась вперед, свозя кровать с места и отодвигая ее от стены. Мальчик по ту сторону спинки перепугано заметался, вцепившись в деревянную боковину детскими пальчиками.
С трудом, но до пьяной девицы дошло, что сквозь деревянную спинку не проломиться и она, не без усилия, обогнув боковину кровати кинулась в обход. Тут детская худосочность сыграла на руку, и Ян с перепугу просочившись в казалось бы непроходимо-узкий зазор между стеной и кроватью снова оказался отделенным от сестры двумя деревянными боковинами.
Взрослый человекона гонялась за ребенком вокруг кровати и ей не хватало ума его поймать.
Люди становятся подозрительными, вцепился он в противоположную спинку, в испуге и волнении перебирая по ней пальчиками и твердя как попугай, и мнительными. Это тебе только кажется, что тебя обманывают. А на самом деле снова кинулся он обегать кровать, а на самом деле, ты неадекватно трактуешь свои поступки и слова окружающих. А такой ви-ид, запыхался он от бега по кругу, встречается при эпиле-ептоидной и пара-раноидальной психопатии. И еще у примитивных личностей встреча-а-етс-я
Лиза в ярости зарычав рванула вперед, ударяясь ногами об угол кровати:
Ты кого обозвал, недоумок?! Ебанутый мозгляк, и кинулась вперед напролом, в расчете на то, что днище кровати будет снесено ее мощным порывом. Этого не произошло и девица завалилась на живот, вопреки инстинкту самосохранения злобно выпростав руки вперед, пытаясь хоть падая, но схватить жертву.
И почти схватила, уцепившись за край застиранной и растянутой футболки, отчего мальчик споткнулся о ковер. И кубарем полетел на косяк. Больно со всей силы ударился о него лбом и шлепнулся на колени.
Но тут же, невзирая на звенящую голову вскочил и со всех ног бросился в коридор. Пока еще Лиза чертыхаясь поднялась с кровати, на которую завалилась, пока заплетаясь в ногах вывалилась следом, Ян уже успел забежать в ванную и накрепко запереть за собой дверь.
Он был в безопасности.
Конечно, через полминуты на его защитный бруствер обрушился глухой удар. И Лиза, навалившись всем телом шарахнула по двери. Но та держала крепко.
А иначе сестра вынесла бы ее давным-давнопоэтому ванная и стала таким хорошим убежищем. Наряду с подъездом (в котором было холодно, а потому неуютно) и шкафом старика (Лиза так до сих пор и не смогла сообразить куда вдруг девается брат, если у него есть хоть минута в большой комнате).
Открой, недоносок! ударила она еще раз по запертой двери и зашлась в матерном крике, открой, гребаный ублюдок! Я тебе вышибу эти твои мозги, понял?! Открой, урод недоношенный!
Но Ян уже не боялся. На сегодня все было позади. Теперь оставалось просто ждать, когда сестра уснет, а после можно бесстрашно выбираться наружу. В крики ее и угрозы он не верил. Лиза, если и могла ударить, то нечаянно, не нарочно. Ян зналзла она ему не желает. Уж если он во что твердо верил, так только в то, что Лизалучше всех.
И все же даже с этой неколебимой верой в ванной было скучно и очень противно пахло хлоркой. Потому что Денис Матвеевич, приезжая со своей дачи, тер ей все подряд и даже посыпал под ванной на пол.
Ублюдок, недоносок! Гребаный задрот. Я тебе мозги-то выбью. Вот выйди только! раздавалось из квартиры, но уже дальше, не у двери. Ян слышал, как сестра словно медведь-шатун ходит по комнатам, заваливается, натыкается на предметы и чертыхается.
Сейчас ему ничего не оставалось, кроме как ждать. А на то чтобы уснуть ей могло потребоваться и час и два. А если она все же найдет свою бутылку, то ему возможно придется просидеть в ванной до самого утра.
Как всегда без книги Яну сделалось скучно. И тогда он начал воспроизводить книгу сам:
В физике допустимую при измерении неточность, принялся он заунывно в полголоса повторять выученный на завтра урок, называют погрешностью измерения. Погрешность измерения не может быть длиннее лоб у него горел синим пламенем, Ян прижимал к нему ладошку, растирал, и твердил себе под нос, а поскольку выяснить с абсолютной точностью истинное значение никакой величины невозможно, то шишка на его лбу наливалась и потихоньку начинала синеть.
30
На утро Ян проснулся в своей постели.
Открыл глаза и прислушался. Тик-тик-тик В доме царила тишинакроме идущих часов не раздавалось ни звука. Мальчик подождал минуту-другую, убедился в том, что все спокойно и только тогда выбрался из-под одеяла. Оно комками сбилось в пододеяльнике, но это ничегоон знал, к вечеру Лиза все поправит. Если не будет болеть очень сильно.
Ян бесшумно, как индеец, прокрался к столу и принялся собирать портфель. В школу он всегда собирался основательно. Там Ян проводил большую часть времени. Да что тампочти все время. Уходил рано, а возвращался чаще всего затемно, когда уже горели фонари. Сначала занятия, потом дополнительные занятия, потом еще другие дополнительные занятия. Потом научный кружок и репетиторыза это Денис Матвеевич платил без укора. И еще раз в неделю Лиза ездила с ним в городтам у него были хорошие, очень полезные курсы. Но Лиза этого делать не любила. Она вообще не любила ходить куда-то вместе с Яном. А почемуон не знал. И убеждал сестру, что уже может ездить на электричке сам и вовсе не заблудится, потому что знает дорогу назубок. Ждал, что она уговорит старика, чтобы тот давал денег на электричку и метро. Тогда Ян ездил бы на занятия почти каждый день. Лишние уроки не пугалион любил учиться. И даже громоздкий, набитый учебниками и тетрадями ранецбольше самого Янане тяготил. Ян так привык.
Как он и ожидал, Лиза беспробудно спала в профессорской комнате, уткнувшись лицом в диванную подушку. Он увидел ее сразу, как только боязливо сунул нос в стариковскую комнату. Окна были закрытыв воздухе висел сильный неприятный запах. Ян его не любил больше всего. Но поостерегся проветривать. Вместо этого тихонько, на цыпочках прокрался к входной двери, щелкнул задвижкой и выбрался наружу. Все это он проделывал бесшумно, от напряжения сжав губы в куриную гузку. Он боялся разбудить сестру.
Но вот замок тихо щелкнул второй раздверь была закрыта. И мальчик сразу повеселел. Он подпрыгнул, поправляя на плечах лямки слишком тяжелого для его позвоночника ранца и почти вприпрыжку (сдерживаемый только весом за спиной) направился в школу.
По дороге он сообразил, что даже забыл взять себе бутерброд, но возвращаться было уже поздно. Сестра могла еще не до конца проспаться, а в квартире она сейчас одналихо будить не стоило.
Денис Матвеевич с ними почти не жил. Еще когда Яну было семь, тот закончил преподавать и с тех пор почти все время оставался у себя на даче. Где эта самая "дача" Ян не зналони с Лизой никогда там не бывали. Они вообще не бывали за городом. Просто знали, что есть "дача" и все.
А от профессора Ян совсем отвыктри года назад он был совсем маленьким. Он и не представлял себе жизни с кем-то, кроме Лизы. Даже когда Денис Матвеевич приезжал в Москву Ян его обычно не виделон был в школе. И не любил профессора, ведь его не любила Лиза.
Да и тот в свою очередь почти никогда с Яном не заговаривал. Разве что ругался на невымытые ботинки или дырку на клеенке. Теперь старик приезжал в город два раза в неделюпроверить квартиру, закупить продукты и прибраться. В руки Лизы он денег не давал. Ни на расходы, ни на питание, ни на Яна. Все привозил самоставлял пакеты и готовил в больших кастрюлях безвкусную еду: гречку, жесткие серые паровые котлеты, водянистый суп. Ян это не любил. И даже одежду Лизе Денис Матвеевич покупал самв том же сетевом магазине, в котором брал продукты. Она носила без возражений. У нее редко водились деньги. Лиза с трудом закончила школу, а в техникум так и не пошла (на это все время ругался профессор). Целыми днями таскалась по базару(про это тоже бесконечно твердил старик). И один-два раза в неделю приходила в таком виде, как прошлым вечером.
После таких ночей Яну приходилось выходить из дома особенно тихо и особенно рано. Но это было ничегоэто было не страшно. Учиться Ян любил.
Это было самым важным, самым сокровенным. Быть может самым лучшим, что он видел в жизниесли не считать тех дней, когда Лиза вела его в парк и покупала шоколадки. Но это было так редко. А школа была каждый день и ее можно было любить. Ведь его там хвалили. Его там ценили, приводили всем в пример. Ян млел от мысли, что его любят и выделяют учителя. И из кожи вон лез, чтобы быть особенным.
Поэтому даже приходил он в школу раньше всех, так рано, что двери бывали еще закрыты.
Директриса школы номер восемьЛариса Николаевна Филлипенко тоже приходила рано. Правда руководствовалась другими мотивамиона своей работы не любила. Напротив, она свою работу боялась. Нервничала, чувствуя себя не в своей тарелке, опасалась характерных учителей, не могла справиться с бесхарактерными и постоянно трепетала выволочки от вышестоящего начальства. Она год заступила на должность, а все никак не могла освоиться.
Сидела на самом краю стула, нервно потирала тонкий конопатый нос и в третий раз переписывала отчет для РОНО. Он ее беспокоил. Никогда нельзя было знать заранее, за что похвалят, а за что поругают. Ларисе Николаевне не хватало ни номенклатурного чутья, чтобы предвидеть "повороты линии партии" заранее и ни характера, чтобы не обращать на них внимания. Она даже собственных учителей побаивалась. Во всяком случае некоторых из них.
Тут в дверь раздался короткий настырный стук и сбил ее с ускользающей мысли. Но не успела еще директриса оторвать раздражённых глаз от отчета и предупреждающе-недоброжелательно бросить неурочному посетителю "войдите", как дверь распахнулась сама.
И в щель просунулась мальчишечья мордашка.
Здравствуйте.
Лариса Николаевна выдохнула наполовину облегченно, наполовину раздосадовано. Ничего не случилось и никто не требовал ее настоятельного вниманияэто хорошо. Но вчера она сама вызвала ученика седьмого класса и велела зайти до урокови позабыла. А теперь он ее отвлечет и отчет доделывать будет некогдаэто плохо.
Но делать нечего, директриса недовольно поджала губы:
Заходи.
Дверь охотно скрипнула и в кабинет ввалился маленький мальчик с громоздким рюкзаком, который он удерживал за рваную и подвязанную ручку. Он поднял глаза и личико залучилось радостным ожиданием.
Ларисе Николаевне стало не по себе.
Садись, попыталась она натянуть на лицо доброжелательна улыбку, что не вполне ей удалось.
Однако мальчик ничего не заметил и охотно уселся на стултак же как и онана краешек. Потому что иначе доставал бы до полу только на цыпочках. Директриса краем глаза глянула на так и недописанный отчет РОНО и в очередной раз убедилась, что и новый вариант никуда не годился.
Что еще больше ее раздражило.
А мальчик продолжал смотреть на нее широко распахнутыми глазами, полными какого-то доверчивого ожидания.
Лариса Николаевна судорожно повела плечами.
Она не терпела этого ребенка.
И чем несправедливее было это чувство, те сильнее оно разрасталось. Романов был прекрасным учеником: умным, внимательным и симпатичным. На фоне курящего-матерящегося хулиганья, просто чудо, а не мальчик. Но каждый раз, когда он смотрел вот такими преданными глазами ей становилось не по себе. Ну чего он от нее хотел? Она и так сделала все, что могла!
У Яна Романова был один, но просто катастрофический, фатальный недостаток. Ян Романов был одаренным.
Учителя-то таких детей любили и привечалиприятно, когда понимают с первого раза, не переспрашивают ерунду и не ходят на ушах на уроках. Читают дополнительную литературу, посещают факультативы. Такого ребенка и на олимпиаду свозить лестно и в аккуратную тетрадку смотреть, надо думать приятней, чем в перечерканные каракули.
Но для администратора талантливый ребенокбожеское наказание.
Ну и как тебе в новом классе? директриса посмотрела на мальчика, приложив усилие для того, чтобы взгляд ее выглядел внимательным и заинтересованным.
Хотя на самом деле ей ужасно хотелось отвести глаза. Из-за этой наивной доверчивости она чувствовала себя виноватой. Но не мог же ребенок в самом деле знать, что она видеть его не может.
Мальчик пожал плечами, на лице его отразилось недоумение:
Хорошо
Тебе не трудно? Не жалеешь, что перевелся? улыбка Ларисы Николаевны лучилась добротой.
Это все старая ведьмаучительница химии. Капитолине Елисеевне в прошлом году исполнилось семьдесят, но та сохранила до того стальную хватку, что ее боялся весь педсостав. И больше всех Лариса Николаевна, хотя и остерегаясь показать это остальным педагогам, лебезила перед старухой.
Так что, когда Капитолина Елисеевна, безапелляционно надавив своим авторитетом потребовала устроить этому мальчику перевод через два класса, пошла на поводу. Хотя и своих дел на тот момент у директрисы было по горло.
А тут бесконечные комиссии, тестирования, горы документов, горы подписей, согласований, собеседований, уведомлений.
А мальчик все смотрел ей в глаза чистым бесхитростным взглядом:
Нет. Мне скучно среди тупых, мне там развиваться некуда. Многолетний опыт педагогов показывает, что в слабом классе ученик с более сильными способностями теряет тягу к знаниям и мотивацию. Что в свою очередь приводит к
Я поняла! Лариса Николаевна срезала его чересчур поспешно и стиснула зубы.
И ведь ни слова благодарности, в ответ на все ее усилия!
Ему не хватало элементарного, свойственного каждому нормальному человеку разума соврать и подольститься, когда нужно. Он правда считал, что раз он умныйнадо с ним носиться и продвигать и еще и восхищаться.
А Ларисе Николаевне, положа руку на сердце, хотелось только одногочтобы все оставили ее в покое. И чтобы ученики ровно и гладко, вровень с запланированной успеваемостью переходили из класса в класс, не портя ей отчетности. А не скакали через классы как козлы и не хватали двойки, вынуждая потом подчищать журналы.
Но детям этого, к сожалению, было не объяснить. И даже этот их вундеркинд Ян Романов совершенно не понимал элементарных вещей. Не смущаясь называл одноклассников "тупицами" и "тугодумами", заявлял, что в учебниках ошибки, что другим ученикам оценки завышают, а это нечестно, а классная руководительница не знает свой предмет.