Что?! воскликнула Оснат. Да ну Это уже слишком!
Ты сказала, я могу выбрать, что хочу! сказал Бижу и обратился к тем, кто сидел в пабе: Хотите «Макарену»?
Посетители радостно загудели в ответ. Он обернулся к Оснат, пьяный и от виски, и от победы, которую только что одержал:
Давай!
Оснат недоверчиво покачала головой и направилась к компьютерному столику.
Ты убьешь меня. Просто убьешь. Я даже не уверена, что у нас это есть.
Есть-есть, точно есть, сказал Бижу и поднял руки, услышав первые звуки песни. Опа!
Нати подошел к окошку, встал позади Оснат и сказал:
Не верю своим ушам.
А твои уши ничего не слышат, ответила ему Оснат, не оборачиваясь. Это тебе только кажется.
Я был уверен, что ты скорее спрыгнешь со скалы, чем дашь кому-нибудь выбрать песню, сказал он.
Это называется бейсджампинг, дурак, отрезала она нетерпеливо. И в следующий раз ты пойдешь со мной.
Прости, я не участвую во всех безумствах, которые ты устраиваешь.
Это не безумство. Это называется жить. Попробуй как-нибудь, подвела она итог, развернулась к нему и показала язык.
Бижу был один из самых безвредных (хотя и странноватых) клиентов, с которыми Оснат пришлось иметь дело за годы работы в «Неустойке».
Со временем она научилась делить посетителей на категории, которых становилось все большепока она не перестала их фиксировать. В большинстве случаев достаточно было пары фраз или короткого наблюдения, чтобы понять, кто перед ней.
Например, были молодые люди, которые приходили шумными компаниями и рассказывали те же шутки, что и в прошлый раз. Это безосновательная групповая солидарность, которая подпитывается сама от себя: помните, как мы в прошлый раз тут сидели? помните, что мы делали в поездке? Все их общение было построено на общности, которая, может, действительно когда-нибудь существовала. На ее основе они продолжали дружитьпо инерции и из страха перед внешним миром, уверенные, что алкоголь не только убережет их от всех напастей, но и не даст даже задуматься о смерти, о сердечных драмах, неудачах, бессмысленности бытия, превратит все эти размышления в неясное воспоминание, не больше горошины, которое затолкали куда-то в подсознание.
Близко к ним на этой шкале были посетители, которых заставляла прийти сюда ностальгия непонятного происхождения. Когда-то они сидели в барах у стойки или на рассохшейся скамейке где-нибудь в парке, и им казалось, что жизнь должна выглядеть именно так, а теперь они пытались вернуть этот момент, вместо того чтобы двигаться дальше и испытывать что-нибудь новое. Они сидели у стойки, пробовали воссоздать реальность по нечеткой копии, которая была у них в душе, и после этого уходили, разочарованные, сбитые с толку, уверенные, что им не хватило совсем чуть-чутьа в следующий раз уж точно получится.
И они были одиноки, эти лузеры, которые все еще не поняли, что они лузеры, или поняли, но думали, что они легко смогут все исправить, без посторонней помощи. Сидят поодиночке у стойки, пытаются играть героев, которых видели где-то в фильмах. Или группойвокруг какого-нибудь человека, который пожалел их и пригласил к своему столику, но не учел, что они будут сидеть оцепеневшие, как зайцы при виде приближающихся автомобильных фар, и общаться с нимивсе равно что разговаривать на языке племени, к которому не принадлежишь. Это люди, рядом с которыми не захочешь сесть в автобусеи не потому, что они плохие, а просто потому, что их присутствие вызывает какое-то неуловимое неприятное ощущение, которое происходит от неосознанного понимания разницы между вами, и она станет слишком очевидной, если вы сядете рядом. Эти люди толком и не живут. Они подробно излагают свое мнение тем, кто совершил ошибку и изъявил готовность выслушать их из вежливости. Они всегда обдумывают какой-нибудь секретный революционный проект, который не осуществится никогда. Они в отчаянии прислоняются ухом к стене, чтобы услышать, как соседи занимаются сексом, когда те всего лишь запускают стиральную машину. И она скрипит. В определенном ритме. Ах, какая иллюзия.
Постепенно Оснат научилась распознавать клиентов разных типов.
Нервные от отчаяния. Беззаботные, которые даже не носят часов. Слегка пьяные. Самовлюбленные. Пытающиеся выглядеть скромными. Все они сидели у стойки.
Но была и другая группа, отчетливо выделяющаяся, о которой ее предупредили в подробностях, когда она только начала работать в «Неустойке».
Они могли выглядеть как угодно, быть любого телосложения, носить любую одежду и прическу. Но их выдавал взгляд: он был голодным. Это люди, которые в жизни видели всего ничего, но хотели куда больше.
Они приходилии просили рюмку виски «Рекведо», или бокал вина «Эмбирия», или бутылку колы «Моушн». Оснат хорошо знала ассортимент напитков в пабе, но никогда не слышала о таком вине, о таком виски и уж точноо такой коле. Поиск в Интернете тоже ничего не дал.
Мадам Вентор ее предупреждала: если кто-нибудь придет и закажет напиток, которого у них нет, пусть Оснат позвонит ейведь она живет прямо над баром, и она спустится и лично поговорит с посетителем. И хотя по большей части мадам Вентор отсутствовала, но почему-то всякий раз, когда приходили такие клиенты, она оказывалась дома, отвечала на звонок, спускаласьи клиенты были просто счастливы, когда она приглашала их к себе в квартиру, чтобы подать заказ «вдали от всей этой суеты».
Когда стихли последние звуки «Макарены» и Бижу перестал плясать, дверь открылась. В паб вошел высокий мужчина с проницательными зелеными глазами, с короткими черными волосами, одетый в голубую рубашку поло, которая красиво облегала его тело, он был отлично сложен, как супергерой из комиксов.
Очень, очень мило. Это самая приятная часть работы.
Он сел у стойки, и Оснат подошла к нему.
Готовы заказать? улыбнулась она.
Мартини, сказал он тихо, смотря ей прямо в глаза.
О, мартини, ответила Оснат. Это у нас заказывают нечасто Смешать или взболтать, мистер Бонд?
Не важно, ответил он. Главное, чтобы в правильном бокале.
Она поставила перед ним бокал, аккуратно налила мартини и спросила:
Оливку?
Нет, ответил он и улыбнулся. Какая улыбка! Только мартини. А что, вы кладете себе в мартини оливку?
Нет, не кладу, она равнодушно пожала плечами, ни во что.
Ладно, ответил он. Но вы ведь выпьете со мной, да? Я не собираюсь пить один. Нужна компания.
Окей, но мартини не для меня, сказала Оснат. Я, с вашего позволения, выпью чего-нибудь поинтересней.
Она взяла рюмку и умело налила «Ван Гог дабл эспрессо».
Подойдет что угодно, лишь бы с алкоголем.
Рада, что вы согласны, сказала она.
Он кивнул, показывая на дальний угол:
Скажите, что это за странный человек сидит там?
Оснат обернулась:
А, этот? Это Шуки. Поэт. Обычно он сюда является один, ничего не пьет, сидит в углу и думает. Но если приходит с друзьямиберегись. Пьет литрами.
Она снова повернулась к собеседнику. Он уже поднял бокал мартини и слегка улыбнулся.
Она взяла свою рюмку, дотронулась ею до его бокалаи залпом осушила. Снова взглянула на негоон улыбался.
Они смотрели друг на друга несколько секунд. В ней возникло какое-то странное ощущениетеплое, сладкое, переполняющее. Она улыбнулась, не в силах сдержаться.
А как насчет поцелуя? спросил он. Весь день я думаю только о поцелуе, который получу от тебя вечером. Ну-ка, иди сюда.
Она нагнулась над стойкойи их губы слились в долгом поцелуе.
Так как прошел день? спросила она.
Он еще не закончился, ответил Стефан. Сейчас я вернусь в офис и буду сидеть над проектом допоздна. Я просто хотел зайти и попрощаться, перед тем как уйти.
Она взяла его за щеки и сжала их, его губы вытянулись вперед, как у рыбы.
Ах, какой ты милый. Или это мартини заставил тебя прийти?
Давай считать, что фифти-фифти.
Она отодвинулась и скорчила ему гримасу:
Ладно, теперь можешь идти. Со мной ты повстречался. У меня полно работы, сегодня тут битком. Давай, кыш отсюда.
Он спешно допил мартини.
Заметано, сказал он. Можешь дать ключи от квартиры? Я хочу подняться на секунду и взять сумку, которую оставил у тебя.
Она вытащила связку ключей из заднего кармана и бросила ему. Он поймал.
Пять минут, предупредила она. Мадам Вентор не нравится, когда я даю ключи посторонним.
Посторонним ну уж, обиженно фыркнул он.
Давай побыстрее, сказала она.
Ладно.
И поцелуй меня еще раз, идиот, добавила Оснат.
Стефан быстро поцеловал ее, и она почувствовала его легкую улыбку. Он оторвался от ее губ, шепнул: «Сейчас вернусь» и вышел, украдкой взглянув на нее.
Только теперь Оснат заметила, что и Бижу, и парень в шортах и футболке смотрят на нее как-то странно. Пусть смотрят, какое ей дело?
Эй! услышала она голос Нати из-за спины. С каких это пор у тебя есть хахаль?
А с каких пор это тебя интересует? спросила она. И вообще, тебе там что, заняться нечем?
Просто это что-то новенькое.
Она увидела, как у него от смущения брови поползли вверх.
Ой, ну оставь меня в покое. Она махнула рукой.
Ах, Стефан, Стефан. Вот уж приятный сюрприз.
А действительно, сколько уже они вместе? Несколько недель? Месяцев? Время недавно стало растяжимым, и на уме у тебя только его глаза, улыбка, запах
Кто бы мог подумать. Сама идея отношений ей претила, она не верила в любовь и из принципа не отвечала на ухаживания: ей казалось, что это пустая трата времени. Нати пытался сосватать ей по меньшей мере пятерыха она все время отказывалась.
Не то чтобы у нее никогда не было мужчин, но она была слишком трезво мыслящей, играла с ними, говорила, что это только способ провести время и разогнать скукуи все. Отношения для нееэто приключение, а не тюрьма. На каждого молодого человека, который появлялся в ее жизни, она заранее смотрела как на «будущего бывшего». И все было хорошо. Она не ждала ничего большего, никого не обманывалаа они не обманывали ее.
Так как же в ее жизни появился этот Стефан? Когда вообще он проник ей в голову и в сердце? Ей, Жанне дАрк, которая борется с китчем и дурацкой романтикой?
Она оперлась на стойку и почувствовала, что ноги слегка дрожат. Так было в тот раз, после свободного падения, когда ей пришлось раскрывать резервный парашют.
Невозможно поверить, что трехминутная встреча и два быстрых поцелуя могли так впечатлить ее. Она, конечно, еще и покраснела
Но почему-то ей все равно. Она стоит за стойкой, музыка становится еле слышной, а голоса клиентов и вовсе стихают. Все, что она хочет, это вспоминать об этих прекрасных мгновениях, проведенных вместе. Таких мгновений было бессчетное множество. А правда, сколько они уже встречаются?
Когда в ее жизнь вошел этот ироничный и теплый человек? Он пренебрегает всеми условностямии при этом сохраняет полное самообладание, он, как супермен, точно знает, как заставить ее взлететь до облаков, и в то же время может растопить ее сердце своей почти собачьей кротостью и лаской; этот циник, весь в волчьей шкуре, а под нейовечка, которая только и ждет, чтобы ее погладили, когда он вошел в ее жизнь?
Ах, Стефан. Откуда ты вообще взялся?
Недавно они съездили в Париж, это был сюрприз. Утром он велел ей собраться, в полдень они приехали в аэропорт, а ночью были уже в маленькой гостинице с видом на Эйфелеву башню. Три волшебных днянеспешные прогулки по улицам и долгие разговоры на берегу Сены. А еще как-то раз они оба сказали на работе, что заболели, взяли маленькое пикейное одеяло и несколько пакетовс булками, сыром и фруктамии поехали к тому дереву на одиноком холме, провели там целый день, до заката: ели, дремали и смотрели вверх, на качающиеся ветки.
Со многих точек зрения, их отношения казались ей хорошо сделанной подборкой поблескивающих счастливых мгновений.
Эй! услышала она от двери.
Там стоял Стефан. Он держал связку ключей пальцами, как держат дорогое кольцо.
Поймаешь? закричал он.
Она беззвучно кивнула, и он бросил ей связку, над головой Бижу. Она поймалаи махнула ему, улыбаясь.
Стефан послал ей воздушный поцелуй.
Увидимся, сказал он и исчез. Дверь за ним закрылась.
Вегетарианский мини-гамбургер, доложил Нати и поставил тарелку на полку.
Кто заказывал вегетарианский гамбургер? спросила Оснат у зала.
Я. Седеющий мужчина встал со стула и подошел к ней.
Она подала ему тарелку, скривив губы.
Соболезную, сказала она, и он улыбнулся.
6
Бен вышел из автобуса и понял, что сделал это на две остановки раньше, чем надо.
Он горько улыбнулся сам себе. Его охватила усталостьтакая, которая начинается в плечах и медленно стекает вниз по всему телу, до отяжелевших ног. В последнее время даже небольшая собственная невнимательность казалась ему провалом, и лишь изредка ему удавалось посмотреть на ситуацию со стороны и найти в ней что-нибудь смешное.
Он покачал головой, поднял битком набитую сумку и пошел, согнувшись под ее тяжестью.
Улицы уже захватила ночь, и Бен торопливо шагал по тротуару.
Дорога перед ним была полна мелких препятствий. Стулья кафе, стойки у газетных киосков, колонны зданий, очкастые девушки на велосипедахвсе оказывалось у него на пути и рядом с ним и заставляло его идти по сложной траектории, похожей на ломаную линию, нарисованную неврастеником.
Он быстро проходил мимо закусочных, где продавали фалафель, пытался не обращать внимания на телеэкраны, по которым показывали футбол. Смотрел себе под ноги, шел быстроно не слишком большими шагами, чтобы не привлекать к себе внимания.
Без толку. Он чувствовал, что на него все смотряткто откровенно, кто украдкой. Посетители кафе, прохожие, усталые студенты, пассажиры только что подъехавшего автобусаприслонившие голову к окну, устремившие застывший взгляд в никуда, все они, разумеется, смотрели на него, причем смотрели с осуждением, со скепсисом, замечали его нервную походку, ускользающий взгляд и опущенные плечи.
Он знаетразумеется, он знает, что никто на самом деле на него не смотрит. Он проходит через их сознание, как нож через теплое масло, и выходит с другой стороны незамеченным, это ясно. И все же в животе у него что-то переворачивается, как будто он выступает на большой сцене.
Этот диссонансс одной стороны, ощущение, что все придирчиво оглядывают его, а с другой стороны, четкое осознание, что никто на него даже не смотрит и он как человек-невидимка, приводил к тому, что он сам все время подмечал за собой смущение, неловкость, неуклюжие движения и слова. Он мучился, когда смотрел на что-нибудь, на что не должен был смотреть, а потом задним числом думал: вот тут я зря улыбнулся, сунул руки в карманы, пожал плечами, а тут никак нельзя было говорить ничего утешительного, или забавного, или интересного. Каждый собственный шаг или жест казались ему судьбоносными: на них вырастет целая башня впечатлений о нем.
Но в конце концов после этих раздумий он всегда осознавал, что только его самого заботит, как он выглядит, только он сам анализирует свое поведение, раздумывает, что он имел в виду. Для всех остальных он был просто частью декораций.
Он был фоном для жизни других людей, которые живут в полную силу и полноценно общаются с окружающим миром.
Два противоположных ощущения, снедавших его, сами собой соединились. Он должен быть идеальной декорацией. Проходить мимо так быстро и так тихо, чтобы никто его не заметил. От мысли, что кто-то из прохожих с блуждающим взглядом мог посмеяться над ним, даже мельком взглянув на него, его грудь мучительно сжималась.
Если бы он чувствовал себя удобнее на месте того человека, которым себя воображает, все было бы иначе. Почему его никто не обнимает? Каждое объятие, ему казалось, делает кожу в месте прикосновения немного толще, и лишь после того, как нас обняли достаточное количество раз, нам становится удобно с самими собой, в своей коже.
Справа он заметил освещенную витрину книжного магазина.
Он заглянул туда и увидел, что, несмотря на поздний час, между полками и столами все еще слонялись отдельные покупатели, а какая-то усталая женщина все еще стояла за кассой.
Может быть, имеет смысл использовать эту возможность и поискать книгу, которую ему хотелось, о пчелах. Он толкнул дверь, вошел и начал рассматривать книги на полках.