Норма.
Доделаешь сама? Я там старика в смотровой оставил.
Хирург поднял глаза, и ассистентка согласно кивнула:
Конечно. Ясмина, иглу.
Он не спросил, может ли она, не засомневался, не прикинул в умене напортачит ли хирург-ординатор. Просто попросил, как равную, и это было то, ради чего она старалась, ради чего бросила все и приехала сюда, на другой конец земли, в войну и нищету.
Ясмина среагировала, беззвучно и молниеносно, будто её собственный двойник, но от Ливанской не ускользнул неприязненный взгляд женщины.
Ливанская ушила лоскуты восьмерками, наложила одиночные узловые швы на кожу и выпрямилась.
Все.
Иншалла[2].
От шелестящего голоса операционной сестры Ливанская передернулась. Хирурги не были особенно религиозныне та профессия, чтобы полагаться на силу Господа.
Но женщина, будто и не заметив этого, меланхолично прикрыла глаза, читая молитву, а потом спокойно, не обращая внимания на хирурга, начала собирать инструменты в большой жестяной таз.
Вместо того, чтобы уйти, Ливанская продолжала недоуменно следить за Ясминой. Самое жуткое, противоречивое, неестественное крылось в том, что она не была сомалийкой. Она была белойевропейкой. Но девушка еще ни разу не видела, чтобы та сняла хиджаб. Да и разговаривать Ясмина предпочитала по-арабски. Поэтому, кроме тех слов, брошенных ей в дверях в первый день, Ливанская не услышала от женщины ни одной понятной ей фразы.
Закончив, Ясмина распахнула дверь и выкрикнула что-то в коридор. Спустя минуту прибежал Абдис. Абдиссалям у них служил медбратом, хотя доверить ему можно было только перевозку каталок. Улыбчивый, как и большинство сомалийцев, рослый парень был на удивление бестолковым. Он вытряхнул камни из-под колес «операционного стола», схватился в изголовье за ручки перевозки и бодро покатил ее к двери.
Вперед ногами.
Эй, стой! Ливанская торопливо отбросила грязные перчатки и схватила парня за рукав. Абдис повернулся и светло-дружелюбно улыбнулся. Так не делается, она попыталась на пальцах объяснить, чего хочет. Наоборот. Поверни каталку наоборот.
Не правда, докта, парень широко, радостно улыбнулся, Абдис хорошо делать. Красиво. И, продолжая посмеиваться над причудами доктора, повез каталку в коридор.
[1] Лигироватьнакладывать нити на кровеносный сосуд для остановки или предупреждения кровотечения при операции.
[2] Иншалла(х). (арабск. «во имя Аллаха») во имя Бога, с Божьей помощью, во имя Аллахамолитвенная ритуальная формула у мусульман.
7
17 октября 2008 года. Пятница. Сомали. Деревня. 11:40.
Неделя пролетела незаметно. Она слилась в единое месиво дней и ночей, с той лишь разницей, что усталость накапливалась постепенно: если поначалу Ливанская действовала бодро и азартно, то теперь уже без излишней горячности, будто на автомате. И пациенты для нее смешались в единую нестройную толпу под названием «местные».
выходной по законам исламадля врачей была днем самым тяжелым. Местные не работали, и очередь у дверей возрастала вдвое. Только после полудня девушка взяла маленький перерыв и зашла в общую комнату. Если в больнице было просто жарко, то на улице невыносимо жарко. Здесь же, при закрытых ставнях, стояли полумрак и прохлада.
В комнате никого не было. Девушка прошла к рукомойникутакие допотопные сооружения вешали в советские времена на приусадебных участкахщедро намылила руки, смыла. Подумала, и намылила еще раз. Потом помыла чайник, свою чашку. И только после этого налила свежей воды и разожгла единственную конфорку, забросив в рот две большие зеленые капсулы.
Таблетки ей дал Муки на следующий день после приезда, во избежание, как он выразился, «мелких неприятностей».
Мелкими неприятностями оказались сильнейший понос и рвота. С санитарными нормами в Сомали было не очень хорошо, если не сказать ужасающе плохо. И совет Муки: «Выходя из баракаводу не пить, фрукты не есть, стаканы в больнице в рот не брать, а руки мыть до, после и вместо», был отнюдь не лишним.
Запрета Ливанская не нарушала, но диарея началась на второй же день. А она всего лишь раз поела с остальными врачами. По словам Муки, сомалийская кухня должна была походить на итальянскую, как-никак, бывшая колония. Равиоли, паста. Но поваром у них работал Азизместный мужик, и представления о еде у него были тоже очень местные, сомалийские. Считая, что раз тут полно русских, значит, надо готовить по-русски, он делал какую-то дикую бурду, гордо именуя ее щами.
После «щей» Ливанская два дня питалась одной соленой водой. Поэтому и чай готовила с такой осторожностью, даже завела индивидуальную кружку поприметней, с аляповатыми красными маками.
А ты у нас, оказывается, калинка?
Ливанская вздрогнула и обернулась. Додди, весело смеясь, беззаботно дунул в свою чашку и плеснул туда кипятку.
В смысле, русская? она забралась в продавленное кресло и зажала чашку между коленей, не торопясь пить и наслаждаясь отдыхом.
Да нет, Додди звонко расхохотался. Это у местных есть такое слово«qalinka». Хирург значит.
Серьезно? девушка усмехнулась:Тогда, да. Калинка.
Ты к нам ненадолго, замечание он сделал не злобно, просто факт констатировал.
Девушка удивленно подняла голову:
Почему?
Сломаешься, парень развалился на диване, тот жалобно скрипнул. Тут для хирурга адское место. Никто долго не держится.
А мне нравится, и, пожав плечами, пояснила:По крайней мере, здесь работать дают.
Но Додди только рассмеялся:
Устанешь. Тут все устают. Сэм вон дни считает, ему уже скоро сваливать. Если бы ты не приехаламы бы опять в неполном составе сидели. Он иронично глянул на девушку:У нас вечно народу не хватает. Особенно хирургов и гинекологов. Знаешь, почему сюда гинекологи не едут? парень дождался, пока она отрицательно покачает головой, и цинично хмыкнул:А вот посмотришь с полгода, как местные бабам половые органы сшивают и распарывают перед каждыми родамии крыша начинает ехать, Додди со злой иронией проиллюстрировал слова жестом.
Ливанская только фыркнула:
Я не гинеколог. Сам-то ты зачем приехал?
Я? Парень будто задумался, а потом бросил:Дурак, вот и приехал. Как и все, он разочарованно глядел в кружку. Сюда обычно одних русских да белорусов возят. Валят за приключениями и большими бабками. А как поработают недельку, начинаются охи-ахи. Вот и я, дурак, приехал. Жду не дождусь, когда контракт кончится, чтобы убраться отсюда.
Девушка сочувственно спросила:
Долго работаешь?
Второй год. Вас только двое новеньких: ты да Лисото. Он с месяц назад прибыл. Знаешь, что тут самое поганое? видно было, что ему давно не терпелось выговориться кому-то новому, кто этого не знал:Местные, он почти с ненавистью стиснул зубы. Они же как дурные дети. Бегают, радуются. А чему радуются? Тому, что жрать нечего?! Что, того и гляди, все от заразы какой-нибудь подохнут?!
Девушка ничего не ответила, хотела сделать еще глоток, но посмотрела в чашку и, передумав, выплеснула бурду в ведро: желудок снова начало скручивать легкими спазмами. От Додди не ускользнуло это движение и он пророчески хмыкнул:
Сломаешься. Да я не виню, это правильно. Сломаешься и свалишь отсюда. Эти места невозможно любить.
В коридоре раздался неопределенный шум, и оба обернулись. Мимо, шелестя подолом длинного одеяния, прошла Ясмина. Не поднимая головы и глядя в пол, она несла несколько больничных жестяных тазов. Додди проводил ее неожиданно-неприязненным взглядом. Подождал, пока за женщиной закроется дверь, и бросил, глядя вслед:
Или станешькак эта.
8
20 октября 2008 года. Понедельник. Сомали. Деревня. 14:20.
Выскочить на улицу Ливанскую заставили не крики, доносящиеся снаружиэто у них было делом привычныма тарахтение и клекот грузовика. Автотранспорт в поселкене частое явление.
Грузовик был старый, ржавый, с блестящими лысыми покрышками и без левого борта. Двигатель трещал, стучал, клокотал и свистел с такой силой, что почти перекрывал отчаянные крики четверых парней.
Таких она уже видела. Моджахеды. Они ездили на обрубленных джипах по городам и деревням, силой устанавливая власть. А через пару часов приезжали другиекороткая перестрелкаи на какое-то время главными становились они. Сколько здесь разных бандитских группировок, не знали даже местные.
А нашпигованные пулями тела попадали на стол хирургам Красного Креста.
Парни стояли в кузове и размахивали руками. Их головы были обвязаны полотенцами на манер тюрбанов, а поверх курток крест-накрест висели автоматы. Сомалийцы прыгали, возбужденно орали, сверкая зубами на черных лицах. В первую секунду девушка не поняла, в чем дело, и только потом разглядела лежащую меж их ног бесформенную массу, а еще через секундуавтомат. Значит, еще один боевик. Раненый.
Иди внутрь! Муки, выбегая, больно толкнул ее в плечо, выскочил на залитую палящим солнцем улицу и побежал к грузовику.
Девушка, даже не поняв, что он имел в виду, кинулась следом. Но когда врачи забрались в кузов, боевики встретили их неожиданной яростью. Они с такой злобой размахивали оружием, что ей показалосьих сейчас вышвырнут обратно на дорогу.
Рискуя быть затоптанной, Ливанская кинулась к дальнему борту, наклонилась и успела бегло осмотреть пострадавшего. Открытые ранения. Пулевые. И не одно.
Давай, бери. Выносим его отсюда, выносим! Муки подбежал, схватил раненого за куртку, как мешок, подтягивая к борту. Девушка спрыгнула на землю, подняв тучу пыли.
Держи! врач начал сталкивать тело вниз, с усилием держа его за плечи. Парни продолжали осыпать их бранью.
Она схватила раненого за ноги, и тут же почувствовала ослепительную боль в плече. Выпустив ношу, девушка полетела в дорожную грязь. Муки в одиночку не удержал вес парня, и тело с грохотом упало рядом.
Удар был не столько сильным, сколько неожиданным. Парень, стоявший в кузове грузовика, попросту ткнул ее прикладом автомата. Приложи он чуть больше силы, ей бы вывихнуло плечо. А так Ливанская даже не поняла, что произошло, и тут же вскочила.
Муки, помоги! не дав ему сцепиться с моджахедами в перебранке, она с усилием подняла пострадавшего за плечи. Вдвоем врачи кое-как поволокли тело к больнице, стараясь передвигаться как можно быстрее, чтобы укрыться за ее стенами. Угрозы в любое мгновение могли перейти в действия.
ШармУта! БАрра шармута! Ник уммак! Хинзи! Шармута-хаволь! [1]тот самый агрессивный парень, который ударил ее, прыгал и выкрикивал вслед ругательства, но за ними пойти не решался.
Ливанская даже не обернулась, с трудом втаскивая раненого на крыльцо.
Что он сказал?
Мужчина тяжело выдохнул и поднатужился, удобнее перехватывая тело:
Что-то типа того, что ты шлюха. А я, он замялся, ну, тоже что-то в этом роде.
Мокрая от крови куртка выскальзывала из пальцев, с девушки градом лил пот:
Как мило.
Я же сказал тебеиди внутрь, Муки ожесточенно пропыхтел. Они, наконец, ввалились в дверь больницы, и Абдис торопливо захлопнул ее за спинами врачей, отрезая от них боевиков.
Они сбросили тело на пол в темном коридоре и, тяжело дыша, разогнулись. Девушка убрала с лица прилипшие мокрые от пота волосы:
А в чем дело?
Это же исламистские группировки. Шариат. Говорю тебене суйся на улицу!
Что у нас тут? в коридор выбежал Лисото и наклонился к брошенному на пол раненому.
Забыв о Муки, Ливанская присела на корточки с другой стороны:
Два пулевых: однов область сердца, другоев левую ногу. Это все, что я увидела сходу, но, может, есть еще.
Ладно, давайте перенесём его в смотровую, и уже Ливанской бросил:Беги мойся!
Пять, десять, двадцать. Пять, десять, двадцать. Была у нее такая привычка: каждый раз, когда Ливанская волновалась перед операцией, она начинала считать, сколько раз трет по пальцам мылом. Так учил ее в свое время наставник: двадцать раз сверху, двадцать раз снизу, двадцатьмежду пальцами. Этот монотонный счет себе под нос помогал собраться, успокаивая нервы. Можно было и пренебречь мытьем рук, просто ополоснуть спиртом и надеть перчатки, но ей требовались эти лишние две минуты, чтобы собраться.
В операционную она вошла, сцепив в замок стерильные руки. Лисото был уже внутри, в маске и чепчике в яркий синий горошекдешевый сомалийский самопал.
Пациент лежал на столе. Над его головой болтались мешки капельницы, равномерно цедя жидкость в катетер. Ясмина в белом, заляпанном кровью хиджабе продолжала методично качать ему в легкие кислород и громко читать слова молитвы.
Готова? хирург кивнул ассистентке и недовольно глянул на сестру, которая своим бормотанием сбивала с мыслей, не давая настроиться. Но перебить ее не посмел. Наконец, она закончила и, видимо по праву старшинствадольше всех работая в этой больницепровозгласила:
Хизмия.
Ливанская уже слышала это словопо-арабски оно значило «с Богом, пора».
Подключите его к ИВЛ и следите за аппаратом. Он, бывает, отключается.
Сестра с готовностью отпустила мешок, переключая пациента на аппарат, а Ливанская удивленно вскинула на Лисото глазав голове не укладывалось, как аппарат ИВЛ может отключиться в середине операции.
Но хирург на ассистентку уже не смотрел.
Я беру грудь, тыногу, он протянул руку, и Ясмина незаметно вложила в нее скальпель.
Ливанская едва успевшая занять место ассистента, растерянно взглянула на старшего:
Но я никогда сама огнестрелы не оперировала.
В Москве никто и никогда не позволил бы ей самостоятельно взять новую операцию, без участия более опытного хирурга. Всегда был контроль, кураторство, наблюдение сверху. Возможность спросить и обратиться за помощью.
Времени мало, я один не успею. Он не может лежать под наркозом год. Учись по ходу делая подскажу, сварливо бросил хирург. Ясмина, давление?
Шестьдесят на сорок.
Начнем.
Она глянула на Лисото, замешкалась на секунду, а потом решительно кивнула:
Хорошо, я беру ногу. Ясмина, бетадин[2].
Ясмина так быстро и незаметно вложила в ее руки пинцет с пропитанным антисептиком тампоном, что, казалось, он материализовался там сам по себе, из воздуха. Девушка благодарно кивнула, но женщина демонстративно отвернулась, будто не видела.
Входное отверстие располагалось десятью сантиметрами ниже колена, выходного не было. Следовательно, пуля осталась внутриее надо искать.
Раскрой рану, взгляни, в каком состоянии кость. Лисото, сосредоточенно работал на своем участке, подсказывая и время от времени удостоверяясь, что у нее все в порядке. Место ассистентки, к удивлению Ливанской, заняла опытная Ясмина.
Хирург, не поднимая глаз, сменил скальпель на ретрактор:
Когда начнешь удалять некротические тканине щади. Тут инфекций до чертовой матери, лучше перебдеть.
Девушка согласно кивнула.
А как я найду пулю без рентгена? Вся нога распахана. Ливанская сделала разрез вдоль мышцы:Кровит мало. Видимо, сосуды не задеты, она сделала еще одно движение скальпелем и выругалась:Черт, нет, задеты! рана начала быстро наполняться кровьюеще и вена рассечена.
Некоторое время ушло на то, чтобы пережать кровеносные сосуды и высушить рану.
Тут везде отломки. Часть кости раскрошиласьткани в кашу.
Кость полностью раздроблена?
Девушка присмотрелась:
Нет, только часть.
Вынимай отломки, удаляй все, что можно. Ты видишь пулю?
Теперь да. Она чуть ниже кости, Ливанская уже приготовилась вынимать сплющенный снаряд, когда Лисото предупредил:
Извлекай осторожноу нее края острые, как бритва. Здесь рассадник гепатита. Действуй наверняка. Без героизма.
Хорошо, она бережно взяла пинцет.
Через несколько минут извлеченная пуля маслянисто поблескивала в жестяном тазу.
Сейчас буду зашивать, девушка уже спокойно, без суеты, перевязала кровеносные сосуды. Осталось всего лишь зашить рану.
Помоги мне! Быстрее!
Ливанская мгновенно вскинула глаза, такой отчаянный голос главного хирурга она слышала впервыеЯсмина стояла, запустив руки по локоть в полость, ее хиджаб был забрызган кровью, лицо перекосилось.
Я не закончила.
Бросай! Бросай, мне нужна твоя помощь!
Теперь она увидела и повернутое к ней лицо Лисото, и капли пота на лбу хирурга. Бросив иглу, девушка кинулась занимать место Ясмины.
[1] ШармУта, хавОль, бАрра, ник уммак, хинзи (араб.) различные эпитеты нецензурной брани, как то: шлюха, проститутка, свинья (грубое оскорбление, так как свинья считается нечистым животным) и пр..