Это же невозможно, я больше не могу! мать суицидницы заламывала руки и с такой силой сжимала пальцы в кулаки, что костяшки белели, и синеватые венки проступали под самой кожей. Семь лет. Семь лети конца и края нет, причитала она тихим свистящим голосом.
Ольга Артуровна, прекрасно понимая, что от нее требуется больше внимание, чем утешение, молчала.
Мы ее лечим-лечим. Туда таскаем, сюда. Все без толку. Я уже так не могу, Ольга Артуровна. Я сама уже жить не хочу! сгоряча выкрикнула и тут же боязливо глянула на завпсихиатриейне примет ли за патологию. Ольга Артуровна понимающе кивнула. Вы знаете, она же нас ненавидит, тихо, с болью прошептала женщина. Ненавидит, глаза ее расширились от ужаса при мысли о том, что она сейчас сказала. Вы знаете, я у нее в телефоне записана как «ебаная», простите, «тварь». Я как-то заглянула и увидела.
Женщина отчаянно прижала руку ко лбу. И вдруг заговорила торопливым речитативом, сглатывая и теряя слова:
А я не могу. У меня же вся жизнь в ней. Мы жеэто наши дети. Все для них, все ради них. А когда вот так, когда постоянно боишься, что она И бывает, уже думаешь, лучше бы тут она сбилась. И, не договорив, замолчала.
Мать Черновой была красивой женщинойеще достаточно молодой. Тоже несколько истерического склада. Чего, впрочем, стоило ожидать. И пришла однабез бывшего мужа.
Ольга смотрела в ее измученные глаза и читала в них страшную мысль, которую мать никогда не смогла бы выговорить вслух. В которой та даже себе признаться боялась. Женщине казалось, что если бы ее Жанна сейчас по-настоящему вскрылась, то это было бы легче перенести, чем жить в этом садистическом аду дальше.
А Ольга Артуровна не могла ей сказать, что это иллюзия. И если бы попытка суицида у дочери удалась, то вся жизнь матери потом превратилась бы в мучительный поиск своих ошибок. Что она могла сделатьи не сделала, могла заметить, но не увидела.
В родное старое здание психиатрии Ольга Артуровна вернулась с облегчением. Не потому, что на ней так тяжело отразился разнос главврача, а потому, что дома и стены помогают. Привычная обстановка отделения всегда действовала на Ольгу Артуровну умиротворяюще.
Она поднялась на этаж, брелоком открыла металлическую дверь.
И тут же ее едва не сбила с ног «фикус». Пациентка, видимо, только и ждала, когда вернется завотделением, и подбежала к ней, вся горя от нетерпения:
Ольга Артуровна! Ольга Артуровна!
Ну что вам? спросила Кенинг.
И та горячо молитвенно сложила руки на груди:
Ольга Артуровна, у вас тут жуть. Переводите меня! Я передумала, переводите меня сейчас же, я тут больше не могу. Ведь если при мне еще однавот так да с кровищейя же этого могу не перенести!
Ольга Артуровна неторопливо пошла к своему кабинету, и «фикус» пристроилась рядом, подстраиваясь под ее шаг. Горячо и ярко говоря, вскрикивая, подпрыгивая, изображая в лицах:
Я ведь нервная, я же с самой молодости такая. А когда я к ней вошла. Это же такой ужас! Ольга Артуровна, вот выпросто замечательная. И век бы от вас не уходила. Но это отделениея уже больше не могу. Переводите-переводите меня сей же час
На лице зав острым женским психиатрическим отделением заиграла улыбка.
* * *
Ольга зашла в ванную за заколкой и, не глядя, собрала волосы на затылкетак она выглядела моложе и свежее. Стояла ночь, Ольга была в квартире одна.
Немного подумав, взяла флакон духов, оставила на пальце каплюпровела за ушами и по ключицам. Поставила на место.
Но вдруг взяла снова. Еще раз коснулась пальцем масляного, удушливо пахнущего горлышка и, вороватым движением задрав юбку, провела по белью.
Ромка явился через пятнадцать минут. Пьяный.
Этого и следовало ожидатькогда Ольга звонила и вызывала его внеурочно, он обычно начинал вилять и отнекиваться, перенося хотя бы на деньверный признак, что хотел избавиться от похмелья. Да она даже по голосу слышала, что тот уже подшофе.
И все равно зачем-то позвала.
При-ивет, парень пьяновато, отчего улыбка превратилась в ухмылку и стала еще наглее, чем обычно, поздоровался в дверях.
И ввалился в квартиру, отодвинув Ольгу плечом.
Она не возразила.
Ромка был разнузданный, веселый и любил весь мир:
«Рыцарьэто человек!
Он без страха и упрека.
Он в сраженьях целый век
Против злобы и порока.
И с неправдою любой
Рыцарь борется упрямо,
И готов на смертный бой
Он за честь прекрасной дамы!»[1]продекламировал он, кривляясь, размашисто поклонился. Гибкая спина красиво изогнулась, рука с узкой аристократической ладонью взмыла вверхмазнув по потолку пером воображаемой шляпы. А потом Ромка, потеряв равновесие от резкого движения, покачнулся и схватился за косяк[2].
Надо было его гнать.
Но тутОльга даже не успела понять, как, что произошлоона оказалась прижатой к стене. Парень жадно навалился, и она телом почувствовала всю силу молодого мужчины.
Рада мне? спросил он в самый рот и, не слушая, будет ли ответ, алчно впился в губы. Раздвинул языком зубы, и Ольга почувствовала вкус алкоголя. Ромку надо было гнать.
Но вместо этого она вдруг поплыла, будто сама пьяная.
А Ромка уже жарко и жадно целовал, все тяжелее придавливая ее собой, чтобы Ольга почувствовала, все, что и должна была почувствовать через тонкую ткань юбки и старых джинсов.
Волосы ее растрепались, в ушах гулко шумела кровь, сердце билось в горле.
Ольга сама не поняла, как сделала этоопустилась на колени, утыкаясь лицом ему в пах. И принялась жадно расстегивать молнию, оставляя на джинсах следы губной помады.
Пожалуй, так хорошо ей не было еще никогда в жизни.
Потрясенный Ромка почти все время молчал. А когда брал инициативу на себя, был так напорист, что секс временами походил на изнасилование. Но Ольге нравилосьей понравилось все.
И в два часа ночи, когда парень вопросительно глянул ей в глаза, уже не зная, чего ожидать, Ольга снова удивилапозволила остаться здесь, у нееи даже уснуть в ее кровати.
Алиса и сама толком не поняла, как начала падать.
А вот она уже летит. И летела, и летела
И, что необычно, совсем не чувствовала пола под ногами.
Алиса осмотрелась, подумала. Но еще не решила, хорошо это или плохо. Падать.
И даже поразмыслить над этим было некогда. Потому что она все летела куда-то и еще не знала куда. Внизу было слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть.
А мимо мелькали полки и коробки, привычные вещи. Цветные папки, бутылочки с лекарствами
Алиса протянула руку, приноровилась и выдернула один из пузырьков:
«Спокойствие», было на нем написано.
Как странно! Алиса хихикнула, приноровилась и вставила пузырек на другую полку, втиснув его между папками.
Схватила другой и прочитала:
«Уверенность».
Ничего не поняв, Алиса разглядела пустующую полку, изловчилась на лету оставить на ней пузырек и потянулась к другому:
«Равновесие»
[1] Из кинофильма «Каникулы Петрова и Васечкина».
[2] Белый рыцарь.
17
На следующий день Ольга Артуровна, против ожидания, чувствовала себя невероятно хорошоникакой усталости, нервного напряжениявсе как рукой сняло. Не было головной боли, недосыпа, муторных переживаний. Даже прием в амбулатории она вела почти с тем же интересом, который испытывала тридцать лет назад, глупой неопытной студенткой.
А кто вам посоветовал ко мне обратиться? поправила она на носу очки, глядя на посетительницу.
Перед ней сидела смущенная женщинасовсем молодая, лет двадцати пяти. Немного полноватая, но миловидная.
Мне вас Зоя Петровна посоветовала, у нее племянница у вас лежалаАлена. С биофака.
Зав острым психиатрическим отделением не стала уточнять. Хотя и помнила каждого пациента, который проходил через ее руки. За все тридцать лет практики.
Ну, хорошо, кивнула она и ободряюще посмотрела на посетительницу, я вас слушаю. В амбулаторию часто приходили вот такпо совету, по знакомству. Сам человек еще постесняется, постыдится. Но если соседка скажет: «пойди вот к такому-то доктору», он, скорее всего, действительно пойдет.
Вы понимаете, замялась та, елозя на стуле. Женщине было неловко, неприятнотакое Ольга Артуровна тоже видела не впервые. Зачастую, когда к ней приходили не сами пациенты, а доведенные до последнего края родственники, они еще мучились сомнениями, неуверенностью. Думали, что пришли напрасно. Может, любимыймуж, брат, сватеще и не болен ничем. А они уже такую панику поднимают. К психиатру идут!
У обывателя мысль о консультации воспринималась как нечто позорное, даже постыдное.
Поэтому такие люди не сразу начинали рассказ, долго мялись, сами толком не понимая, что тут делают и что надо говорить.
Для начала, что конкретно вас беспокоит? подтолкнула ее к заветной мысли Ольга Артуровна.
Муж! выпалила, наконец, женщина. И дело пошло. Дальше речь ее полилась свободным потоком, настолько свободным, что комментарии Ольги Артуровны в нем совершенно не требовались. У меня муж нормальный человек. Всегда был нормальный, и тут же поправилась:Да он и сейчас вроде нормальный. Но его просто переклинило. Никто ничего не понимает. Жили как все: у нас ипотека, маленький ребенок. Славка работает слесарем, япродавцом. Высшего образования у него нет, из школысразу на фирму. Да, он иногда выпивает, и снова сбилась, точнее выпивал, на этих словах голос посетительницы прервался, и на лбу сложилась озабоченная морщинка. Завотделением изумленно приподняла брови. Обычно жены жалуются, что пьет. Но чтобы тосковать по мужниной пьянкетакое не каждый день услышишь.
Но в запои не уходил! Только по праздникам, с приятелями, горячо выговаривала посетительница все, что скопилось и толстым слоем зацементировалось у нее на душе. Ничем таким не увлекался. Ну, футбол, ну, может, раза два в год на рыбалку съездит. Все как у всех. Он даже книги не читал! горячо и почему-то одобрительно добавила она. А сейчас я его не узнаю. Сначала я и внимания не обратила, даже порадовалась. Думала, занялся чем-то путным, не пьет, за умные книжки взялся. Но теперь вообще непонятно, что происходит. По всему дому эти брошюры валяются, люди какие-то странные приходят. И он все время несет какую-то чушь! Я молчу, даже не знаю, что ответить. Вы не поверите, он может часами рассуждать. Начинает вдруг: «мы снимся нашей кошке», и смотрит на нее. А потом что-то про безличный процесс, про сон, про то, что мы снимся кошке, или кошканам. У меня от всего этого голова кружиться начинает. Кто кому снится, зачем? Что реально, что нереально?
Ольге Артуровне почему-то стало жаль кошку, так некстати попавшую под каток метафизических интоксикаций слесаря-буддиста.
И главное, горячо воскликнула посетительница, ну какой буддизм?! Ну какой буддизм, когда у него матьправославнутая? Простите, смутилась и поправилась молодая женщина, верующая. А онвот буддизм, и все. Какие-то сансары, горящие домая в этом ничего не понимаю, то начал бегать на какие-то ретритыдедушки со странностями приезжают с Тибета, и они все их слушают, раскрыв рот. Я раз видела тамошнюю публикуОльга Артуровна, там все сумасшедшие. Просто бред какой-то. Потом начал работу прогуливать. Медитирует он! У нас, зло хмыкнула она, ипотека на квартиру, а он медитирует! В прошлом месяце два недели со мной не разговаривал. Я просто не знала, что думать! А он так медитирует. Ольга Артуровна, мне кажется, у него едет крыша.
Завотделением задумчиво покивала:
А ему сколько сейчас лет, и когда это все началось?
Сейчас? переспросила посетительница. Двадцать пять. А началось она задумалась. Ну, года полтора уже, наверное. Точно не помню.
Скажите, а вот не мог он в какую-то секту попасть? Ольга Артуровна сцепила в замок длинные ухоженные пальцы.
Первым делом она исключала самые очевидные, не психиатрические причины. А то вот так напугаешь людей, а потом окажется, что болезнь тут ни при чем.
Да нет, уверенно покачала головой посетительница. Это точно нет. Да и потом, горячо добавила она, тогда бы я сразу людей каких-то видела. Они же приходить стали вот только сейчас. Да и знакомых у него таких нет и не было никогда. Он даже брошюрки эти на улицах не брал, говорил, что чушь.
Ольга Артуровна задумчиво кивнула:
А, говорите, семья религиозная
Мать. Она все по церквям бегает, чуть чтосразу к батюшке: советоваться, уголки губ молодой женщины недовольно опустились. Видимо, религиозная свекровь успела попортить крови.
Но завотделением волновала не она, а симптоматика. Кандинский-Клерамбо[1]псевдогаллюцинации.
Вся психиатрия, в сущности, сводилась у них к простой формуле: есть «Кандинский»нет «Кандинского». Альфа и омега, краеугольный камень.
Вот сейчас хорошо подумайте, такой вопрос: не жаловался ли он вам в какой-то момент на голоса в голове? Может, упоминал вскользь, говорил, что кто-то им командует? Вроде не он сам решение принял или хочет чего-то, а некто извне его заставляет?
Посетительница побледнела, глаза ее испуганно расширились:
Не-ет, медленно и уверенно покачала она головой. Точно нет. Это бы я запомнила. Но вот говорит иногда, что что-то там им читали, о чем-то задуматься на этих семинарах предлагали.
Это не то, улыбнулась заведующая, не пугайтесь так. А как думаете, он сам согласится ко мне прийти?
Да, твердо кивнула посетительница. Глаза ее вспыхнули огнем непоколебимой решимости. Видимо, вопрос про галлюцинации оказал большое воздействие. Я его уговорю. А когда?
Чем скореетем лучше. Вы запишитесь на прием в амбулаторию.
А неуверенно спросила посетительница. А что это может быть?
Ольга Артуровна чуть улыбнуласьвсе хотели знать все и сразу. А психиатрия вещь такая. Даже после обследования приходит пациент в другую больницуи получает новый диагноз. Придет в три разныетри разных диагноза и будет.
Впрочем, жену тоже можно было понять. Сама Ольга Артуровна склонялась к мысли, что если псевдогаллюцинаций в самом деле нет, то мужчина находится в состоянии метафизической интоксикации[2]. Бывало вот так, в основном у молодежи, в подростковый период, но иногда и позжечто живет себе человек, живет. И вдруг раз: просыпается сантехник буддистом. Или ищет смысл жизни. Или разглядывает тайны мироздания в творчестве Дали. Да мало ли.
И вот начинает думать-думать, переваривать. Мысли-то все поверхностные, неглубокие. На уровне школьного сочинения. Но захватывают так, что в конце концов никаких других интересов у человека не остается. Общаться перестает, друзей теряет, интересы, работу. Сам мучается и других мучает.
Вы поймите, Ольга Артуровна привычно поправила очки, я вам вот так заочно диагнозов не поставлю. Но побеседовать с вашим мужем мне необходимо. Потому что, деликатно увещевала она, судя по тому, что вы мне рассказали, дело, скорее всего, не в буддизме как таковом. Это процесс внутренний, эндогенный. У вашего супруга он долгое время шел в организме в скрытой форме и в какой-то момент проявился.
А женщина в смятении и расстройстве смотрела на завотделением. Это можно как-то вылечить? глаза ее были полны надежды и отчаяния.
Надо привести мужа, твердо ответила Ольга Артуровна. Мягко уйдя от ответа, и назначить лечение.
А настаивала на своем посетительница. Поможет?
Ну, чуть пожала плечами Ольга Артуровна, совсем вылечить это нельзя. Но приостановить можно. Будете следить, будете лечитьсяничего страшного не произойдет.
На лице посетительницы переливалась гамма чувств, сменяющих одно другое: отчаяниестрахнадеждавераснова страх.
А если нет? помертвевшим голосом спросила она.
Но Ольга Артуровна, как опытный врач, ответила:
Приведите. Посмотрим.
Обнадежить жену буддиста ей было нечем. Та ушла задумчивая и расстроенная. Что было только к лучшему: больше шансов, что приведет на прием мужа. А чем раньше он получит диагноз и начнет лечитьсятем лучше и ему, и его жене.
Закончив с последним пациентом в амбулатории, Ольга Артуровна поднялась на этаж, и там, будто в доказательство, что день выдался необычайно благоприятным, ее ждала хорошая новость:
Ольга Артуровна, там ваша Родзиевская очухалась.
Завотделением выдохнула с облегчением:
Правда, что ли?
Да вот, хмыкнула девушка, по коридору ходит.
Пойду сама посмотрю, улыбнулась Ольга Артуровна.
Родзиевская по выходе из онейроида грез своих не амнезировала. Обычно у нее еще на какое-то время сохранялся резидуальный бред, она помнила все свои фантазии, ярко переживала их снова и снова. Но Ольга Артуровна была рада уже тому, что та вышла из беспомощного состояния и перестала зависеть от персонала. Теперь можно было не мучить ее и без того усталый организм ударными дозами препаратов.