Пож-жалуйста, протянул он на той низкой ноте, от которой по хребту пробегали мурашки, и Ольга, сдерживая смех, не оборачиваясь, бросила:
Вечером на квартиру приходи.
Дурак, ну какой дуракдаже сердиться невозможно. Ну почему на глупого красивого мальчишку невозможно сердиться?
Ромка, вскакивая, оживился, обрадовался:
Сегодня?
Но женщина мстительно отрезала:
Завтра. Пошел вон.
Распахнула дверь и так же решительно захлопнула ее за спиной. Прямо у Ромки перед носом.
Наверняка деньги ему нужны были срочно, иначе не ломился бы он тут со своим мятым букетом два дня подряд. Ну, ничегоподождет до завтра, будет ему наука.
Впрочем, отказываться от Ромки Ольга и не собиралась. Он ей нравился. Даже очень-очень нравился. Обаятельный, веселый, сероглазый. К тому же брюнет.
Да и обходился он совсем недорого. Ну что тамподкинуть тысяч пять раз в две недели. Так он их отрабатывалне просто так брал. Трудничем не хуже других.
Разговаривать с ним было не нужно. Только время от времени кивать в ответ на болтовню, думая о своем. Многого он не требовал. На наглую попытку «одолжить» машину Ольга раз и навсегда отрезала категорическим отказом. Да и вообще сразу очертила границы оплаты. Ромку никто не спрашивал: работаешьполучаешь, не работаешьне получаешь. И даже то, что Ольга не очень беспокоилась своим к нему отношением, частенько выпроваживая даже не дав помыться, его не сильно обижало. Чувства собственного достоинства у Ромки тоже не было.
Зато было много другого, от чего Ольга млела и ради чего готова была потерпеть. Нет, она определенно не собиралась отказываться от Ромки. Пусть придет завтра.
* * *
[1] Негативные (дефицитарные) синдромыэто стойкие или обратимые изменения личности в виде снижения, дефекта или выпадения какой-либо функции.
[2]Резидуальный бредбредовые расстройства, остающиеся по миновании психозов, протекавших с помрачением сознания. Продолжаться может различное времяот нескольких дней до нескольких недель.
* * *
5
К вечеру Ольга Артуровна поняла, что очень правильно сделала, не позвав Ромку. Сегодня она была, что называется, не в настроении.
Хотелось тишины. Ольга, сняв очки и туфли, бродила босыми ногами по комнатам. Время от времени садилась набрасывать тезисы к лекциям. Но быстро бросала. Снова брала бокал с вином и принималась ходить: из спальни в кабинет, из кабинета в кухню.
У Ольги была красивая квартира. Полная модных дорогих вещей. Прекрасных вещей. Радующих глаз, удобных, «богатых».
Сама Ольга Артуровна прекрасно понимала, что некоторый свойственный ей «вещизм»наследие советского детства. Но не боролась с этой дурной привычкой. В конце концов, жизнь и так не перенасыщена радостями, чтобы еще лишать себя каких-то безобидных удовольствий.
Все детство она провела в одной комнате с родителями, братом и престарелой бабушкойв старой рассыпающейся хрущевке. Отецотставной военный, матьврач. Им вечно не хватало денег. Маленькая Ольга ничего не видела: ни дорогих игрушек, ни модных вещей, ни дефицитной еды. При Союзе было только два варианта: либо была еда, но не было денег, либо были деньги, но на них совершенно нечего было купить. Молодость Ольги прошла в эпоху тотального дефицита. Когда в магазинах свободно лежали только кислые желтые леденцы, отдающие на вкус содой, и березовый сок в трехлитровых банках.
Поэтому теперь Ольга Артуровна вещи любила. И умела заработать на все, что ей захочется. Каждые два-три месяца ездила за границу читать лекции. Все остальное время преподавала в Москве. Консультировала, писала статьи, проводила исследования.
Живя в институтской общаге, втроем в комнате, тесной даже для одного, и работая с семнадцати лет, Ольга твердо для себя решила: хочешь иметьзаработай. И деньгиэто не презренные бумажки. Деньгиэто овеществление, цена твоего успеха. То, чего ты смог или не смог добиться. Твой труд, твоя ценность.
А благородная бедностьэто ханжество, глупость и самоутешение. Она-то точно зналав бедности растет не душа, а зависть. А размножаются только вши.
И когда она купила свой первый чешский диван (по теперешним ее понятиям годный только в больничный коридор) вместо раскладушкисчастью не было предела.
Теперешняя квартира Ольги была миром, созданным исключительно для нее. Никакого дерматинатолько кожа, никакого ДСПтолько натуральное дерево. Кабинет из дуба. Светильники из муранского стекла. Дорогие, красивые вещи. Все под ее вкус. Эта квартира даже пахла так, как нравилось Ольге Артуровне.
Но главным было то, что она добилась этого сама и в одиночку. Ни на кого не опираясьне на кого было опереться.
Ольга села в широкое кожаное кресло, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Расслабилась, перебирая события прошедшего дня. Что творилось в отделении, кого сегодня готовили на выписку, кого положили.
Потом почему-то подумала о Воронове. Хотя он даже не был ее пациентом.
Но эти его родственники Ольга Артуровна не могла точно припомнить, кажется, там были брат и племянник или что-то в этом роде. Но она до сих пор слово в слово помнила то, что они кричали тогда, терпеливо дождавшись ее у ворот:
Ольга Артуровна, мы к вам мы вот мы поговорить
Там не было особой интеллигентности. Кажется, все они работали на стройке. Простые как жизньжелания они имели простые:
А вот нельзя ли а как бы так сделать а может
Все, что угодно, лишь бы завотделением написала «такую бумажку», по которой родственника-шизофреника оставили бы в больнице с концами. А нельзя в больницетак в богадельне. В приюте, в доме престарелых, в интернате. Все равно гделишь бы он никогда не вернулся домой.
У них ведь тоже был свой уютный мир.
Ольга Артуровна ответила категорическим отказом.
Но перестать думать об этом не смогла. А каково было бы ейей самойОльге Артуровне Кенинг, если бы здесь, в ее единоличной квартире жил пациентбрат, муж, любовник?
Впрочем, родственники Воронова особого сочувствия у нее не вызывали. В следующий раз они явились уже с матом-перематом:
Да ты старая, тарам-парам, если не оставишь этого придурка, тарам-тарам-тарам, да мы тебя саму да к себе его в квартиру забирай! Вон, на какой тачке разъезжаешь за наши деньги! Из людей кровь сосешь! А мы с припадочным корячься?! Да за что тебе деньги платят?
С одной сторонытоже нездоровье, чего от них ждать. А с другойчто бы на их месте испытывала она сама?
С годами Ольга Артуровна, будучи врачом, научилась абстрагироваться. Больные есть больные, а болезнь есть болезнь. Врачи принимают, опрашивают, ставят диагноз в соответствии с МКБ-10, заполняют историю, назначают препараты. Все по правилам, все по методике.
Студенты смеются, врачи, усталые и равнодушные, давно смотрят на пациентов как на предмет. И это правильно, по-другому нельзя. По-другому сама сойдешь с ума.
Человеческая психикапарадоксальная вещь. Она калечит, она же и лечит. Ольга и про себя помнила, как в девятнадцать лет, сидя на практике на опросе пациента, хихикала с соседкой. У мужчины был бред изобретательства: что-то он там говорил про инкубатор для цыплят, который изобрел, в котором те будут вызревать за день и к вечеру вылуплятьсяновое слово в народном хозяйстве. А онидевчонкирисовали на бумажках кривых цыплят с выпученными глазками. И давились от смеха.
И еще случай запомнился. Тоже то ли на последнем, то ли на предпоследнем курсе. Был у них преподаватель, что называется, с юмором. Подвел к палате и говорит:
Кто не засмеетсязачет автоматом.
И открыл дверь.
А там, у окна, сидела тихая, благостная старушка. С таким ясным, осиянным любовью к миру взглядом, что хотелось пасть у ног и уткнуться лицом в ее добрые колени. Старушка посмотрела на студентов, улыбнулась каждому, сморгнула и мягко так, ласково прощебетала:
Вот сказала она, поглаживая себя по животу. Ребенка жду. Ко мне приходил огненный баран. И теперь я жду от него ребенка, и всхлипнула от счастья.
Никто не удержалсязаржали все.
Стыд за эту нелепость Ольга испытала только годам к тридцати, когда достаточно повзрослела, чтобы задуматься о жалости. Но и это было мимолетно. Потом уже некогда было жалетьона работала, проводила исследования, писала статьи, нарабатывала имя, изучала и создавала методики.
А теперь, с тридцатилетним опытом за плечами, Ольга пришла к выводу, что всех не вылечить. Да и здоровьепонятие относительное. Много ли они могут, как врачи? Могут ударной дозой нейролептиков снять острый психоз. Вот по сути и все
Из размышлений ее выдернула разрывающая трель телефонного звонка.
Да, устало и недовольно буркнула она, поднеся трубку к уху, даже не глянув предварительно, с кем говорит.
Ой, Ольга, как хорошо, что я тебя застала! зачастила в трубку Ксения, и Ольга недовольно зажмурилась.
Они дружили бог знает сколько лет, еще с института, с кафедры. Правда, потом Ксения вдруг сделала крутой, до головокружения, разворот и ушла в гомеопаты. Она была лучшей Ольгиной подругой, самой давней. Но иногда ее кипучая энергия заставляла почувствовать себя неуютно. Хотя, может, Ольга просто начала стареть.
Я тебе всю прошлую неделю звонила. Ты
Я лекции читала, перебила Ольга Артуровна.
Ольга, неужели ты опять куда-то летала? возмутилась Ксения. Ты портишь свою карму. Я тебе что говорила? Ну ты же взрослый человек, Ольга хмыкнула, но ту это вовсе не задело, как можно делать такие глупости? Ты же умная женщина, как можно так легкомысленно относиться к своей жизни?
Ольга сдержала смех и забросила ноги на стол. У нее были холеные ноги. Хотя колени по коленям уже виднопятьдесят один. Ни прибавить, к счастью, ни убавить, к сожалению. Унизительная для женщины цифра.
Ты меня слушаешь вообще? резко одернула ее Ксения. Она всегда чувствовала, стоило только Ольге отвлечься на секунду.
Та вздохнула с усталой обреченностью:
Да слушаю-слушаю, куда я от тебя денусь.
Мало слушаешь, фраза подразумевала сварливость, но в тоне недовольства не было. Это, как считала Ксения, тоже портило карму. Приезжай к нам на той неделе. Мы с Нонкой сто лет тебя не видели.
Ксения жила с Нонкой. С бабой. Что, по мнению Ольги было, если не заболеванием, благо в МБК-10 не значилось, то странной особенностью. Странной до непонятности. И сама Ольга, с одной стороны, забавлялась, с другойвсе не могла побороть брезгливое недоумение. Ей сразу вспомнились шикарные Ромкины глаза, пластичные руки, разворот плеч. Нет, ей определенно было не понять, как можно было замещать все это полной грубоватой бабой под полтинник. Пусть она даже и доктор философии.
Так ты приедешь? требовательно спросили в трубке.
Ольга вздохнула:
Ну, раз ты так просишь.
Хотя, по правде говоря, ей никуда не хотелось.
Она только на той неделе вернулась из командировкив коридоре еще стоял не разобранный чемодан, и в сумке до сих пор лежал загранпаспорт, страницы в котором уже кончались, скрываясь под массой штемпелей.
Но спорить с Ксениейсебе дороже. Проще было согласиться
А пока что хотелось только посидеть в тишине, в своей квартире, в своем кресле. Ну, и еще, может, чтобы Ромка в теплой ванной сделал ей массаж.
Все-таки, решила Ольга, хорошо, что он придет завтра.
6
Доктор, я превращаюсь в фикус, уверенно заключила немолодая женщина прямо от двери[1].
Ольга Артуровна издала какой-то короткий невнятный звук и изо всех сил сжала губы, чтобы не рассмеяться. Она поправила аккуратно уложенные волосы, седину в которых скрывала мягко-переливающаяся, практически естественного оттенка салонная окраска. И тронула дужки очков, дав себе секундусосредоточиться и подавить неуместную веселость.
Вообще-то психиатриядело скучное. Любой психиатр еще с учебной скамьи вам скажетничего захватывающего, нудно до рези в глазах. Но иногда
Ольга Артуровна подняла глаза, посмотрев на пациентку внимательным понимающим взглядом. Женщина, стоявшая в дверях, производила по-настоящему глубокое впечатление. Даже видавшая виды завотделением отметила, что такое увидишь не каждый день.
На голове будущей пациентки красовалось немыслимое гнездо, вздымавшееся необыкновенным начёсом на сваях блестящего лака, поддерживавшего его в состоянии вызова мирозданию. И все это великолепие было сплошь усыпано заколками-цветочками, будто женщина прямо отсюда собиралась под венец: розы, ромашки, львиный зевнемыслимые грозди шпилек, блесток, бусин, крахмаленной бумаги и проволочных веток.
Под такой прической даже не сразу бросались в глаза неистовые голубые тени и розовые, цвета жевательной резинки, губы. Морщины периода менопаузы уже не могла скрыть наложенная слоем тоналка, она сваливалась и делала лицо похожим на стену с крошащейся штукатуркой.
Ярко-зеленое, тоже все в цветочек, платье обертывало канареечного цвета боа, окончательно превращавшее тело посетительницы в говорящий цветник.
Типичный случайпомимо воли подумалось Ольге Артуровне. Она никогда не ставила скоропалительных диагнозов, но тут просто не смогла удержаться. Она даже решила, что стоит показать это чудо студентамтакое они должны запомнить на всю жизнь.
На лбу пациентки, невидимо для окружающих, но ясно зримо для зав психиатрическим отделением было выведено: «истероид».
Проходите, пожалуйста, мягкий увещевательный тон дался Ольге Артуровне не без труда. Но за тридцать лет стажа к чему угодно привыкнешь. Садитесь, она указала на стул по ту сторону стола и, положив локти на столешницу, внимательно и доброжелательно посмотрела на посетительницу.
Самое то, что нужно истероиду. Ольга Артуровна приготовилась к тому, что, почувствовав внимание, та начнет фонтанировать.
И пациентка не подвела:
Вы понимаете, торопливым речитативом начала она с порога. Не замолкая, войдя и суетливо усевшись на стул перед завотделением. Мне же никто не верит, увлеченно говорила она. Едва пациентка уложила на колени сумку, как руки ее тут же принялись жить своей жизнью. Она ими размахивала, всплескивала, хваталась за шею, сумку, боа. Они мне не сочувствуют, понимаете! Мне никто не верит! Смеются! Господи, хихикнула женщина с таким звоном и патетической нервозностью, что можно было даже поверить, вот вы же врач, преданно и доверительно посмотрела она на Ольгу Артуровну, сияя восторженными глазами, вы поймете. Ведь правда?
Ольга Артуровна кивнула, не пытаясь даже приостановить поток красноречия. А просто вклинив вопрос прямо в него:
Как вас зовут?
Зовут? в первую секунду посетительница, вся в сутолоке эмоций, растерялась, с трудом вырвавшись из обуревавшего ее потока. Но вдруг вскинула руки к потолку. Хотя, возможно, и к небесам. Ах зовут! и с демонически трагизмом воскликнула, Софья Роковая. Слышите? воздела она палец к небу, замерла и выпучила глаза.
Ольга Артуровна тоже невольно прислушалась, но ничего не услышала.
Что? обеспокоенно напряглась завотделением. Неужто голоса?
Но нетникаких голосов не было.
Как звучит! негодуя на такое непонимание, воскликнула посетительница. Ро-ко-ва-я! Это я! Это про мою жизнь, понимаете?! Это моя трагедия, которая написана мне на роду!
А-а, понимающе протянула завотделением, а можно поподробнее? Что именно вас беспокоит?
Что беспокоит, что беспокоит, неожиданно принялась копаться в сумке посетительница, нервно встряхивая головой, с таким озабоченным видом, будто искала причину беспокойства на дне своего баула.
К слову, и сумка у нее тоже вся была покрыта розочками, скрученными из лоскутов кожи.
А пациентка, бросив свое занятие так же неожиданно, как начала, вдруг спохватилась:
Да то, что я в фикус превращаюсь! Нет, ну вы понимаете? В фикус! И подумать только, гадость-то какая. Я ненавижу, жарко и доверительно зашептала она, наклонившись на стол, чтобы быть ближе к собеседнице. Ольгу Артуровну буквально обдало жаркой волной приторно-сладких цветочных духов, я ненавижу комнатные растения. Я вообще не понимаю, зачем держать в доме эту гадость. Другое дело садтам розы, гиацинты, лилии. Я очень люблю лилии, а вы? А комнатныеэто ведь только заботы. Мой бывший муж да, вы знали, что у меня был муж? резко перескакивала она с темы на тему. Он ушел, будто ненароком пояснила пациентка и вернулась к рассказу. Так вот, мой бывший муж, он постоянно выращивал что-то на подоконнике. А я не люблю, понимаете, не люб-лю, взмахнула она руками, края боа взлетели, тряся перьями, не понимаю всю эту грязь, землю, удобрения. В квартире! Я сколько раз говорила