А теперь вы чувствуете, что превращаетесь в мягко направила ее Ольга Артуровна, переводя на заданный маршрут.
Да, охотно поддакнула та, ловя внимание. Теперь я превращаюсь в фикус.
И уставилась на врача, ожидая бурной сочувственной реакции.
И как давно? с деликатной настойчивостью гнула свое завотведением.
Истероиду много не надостоит заговорить о нем самоми тот уже не сможет заткнуться. Не самый сложный случай, но госпитализировать такую придется.
Вы понимаете, все началось в Новый год. Да, прямо в Новый год. Вы понимаете, у меня ушел муж, и вот я
А когда ушел? мягко поинтересовалась завотделением.
Похоже, что она почти сразу и невольно нашла ту травмирующую точку, которая так возбудила больную. Такое на ровном месте не появляется.
Муж-то? с удивившей Ольгу Артуровну беспечностью махнула та рукойснова взлетели крылья боа. Надо сказать, для своих пятидесяти с лишним выглядела она очень даже неплохо. Разумеется, если исключить чересчур экстравагантный наряд и чудовищную вычурность. Да уже задумалась пациентка. Ну, лет шесть как. Да я на него не в обиде. Вы уж тут понимаете, каждому человеку же нужна семья, дети. А то жить-то для чего? Зачем? как-то внимательно и со значением посмотрела она на врача, ну вот он и решил, так сказать, пока не поздно. А у меня-то детей нет. Я ведь совсем одна. И летом одна, и зимой одна. А тут еще это. И фикус этот. А вы знаете, как страшно, когда ты болеешь, а некому даже рассказать. А если плохо станет, а если умру одна в доме? Даже крикнуть некому, частила и частила она, задыхаясь в потоке собственных эмоций. Я несчастная понимаете? Одинокая! Я
А в Новый год случилось снова поправила стрелку Ольга Артуровна.
Да. В Новый год я же не ставлю елки. Вы понимаете, елкаэто столько мусора. Это ж иголки по всему дому. Мой бывший муж, он всегда таскал эти елки каждый год. А я ему говорю, да перестань. Кому оно нужно. А он ну так вот, неожиданно перешла она к делу сама, не дожидаясь, когда ее снова поправит завотделением. В Новый год сижу я, значит, перед телевизором. А тут подружка зашлапоздравить. Ну, я обрадовалась. А то, знаете ли, одной да в Новый год. Мы с ней шампанское открыливсе как положено. А потом решили потанцевать. Тут, знаете, по телевизору началась вот эта мелодия. А я так ее люблю, и тут же, не моргнув глазом, она громким, чрезвычайно красивым голосом затянула:Но я играю эту роль, как две сестры любовь и боль
От мощи ее голоса Ольга Артуровна даже вздрогнула и краем глаза глянула на закрытую дверьне хватало еще, чтобы она других пациентов перепугала.
Не оставляй меня, люби-и-имый, тетеревом на току, закрыв глаза и раскинув руки, вытягивала последнюю ноту пациентка, и Ольге Артуровне пришлось тихо кашлянуть. Та сбилась с ритма и умолкла. Но только на секунду.
А вы, знаете, я ведь хотела стать певицей! Да! Всю молодость я готовилась петь со сцены. И, знаете, у меня были прекрасные задатки, а потом
Фикус, напомнила завотделением.
Этот опрос постороннему человеку мог бы показаться долгим. Но в их профессии все не как у людей. Это хирурги пропальпировали полминуты, три вопроса задалии все, карту заполнили, побежали. В психиатрии же порой приходилось выслушивать пациентов часами. И не дай бог тебе при этом сменить выражение лица или, не приведи господи, зевнуть.
Какой фикус? на лице пациентки на мгновение отразилось недоумение от потерянной мысли, но тут же она снова нашлась:Ах да, фикус! Так вот, я стала танцевать. И так кружила руками вокруг. А у меня, знаете, очень пластичные руки. И тут я вдруг вижу, а у меня не руки, она выбросила вперед растопыренные увешанные дешевой бижутерией ладони, сунув их чуть не под нос врачу, и патетически воскликнула:Вы не поверителистья! Самые настоящие зеленые листья, и они, глаза ее округлились от ужаса, они зеленые! Понимаете, зеленые! закричала она так, что Ольга Артуровна снова вздрогнула. Как я закричала!
Громко? флегматично вскинула брови завотделением.
Громко, охотно подтвердила дама, вот как сейчас.
И, не меняя тона, продолжила:
А моя подруга. Не, ну вы представляете, она мне не поверила! Сказала, что у меня не все дома. Это же надо. Да стыда у нее нет! У меня такое у меня фикус этот. А она бессовестные люди! Вот что я вам скажу, просто бессовестные! Вы понимаете? ища поддержки и сочувствия, посмотрела она Ольге Артуровне в глаза. Это ведь опять и опять. То рука в лист. То нога в корень. И ведь страшно же! неподдельно всхлипнула пациентка. Не представляете, как страшно. Я же сначала к неврологу ходила. А уж он меня сюда к вам отправил.
А часто с вами такое случается?
Часто? Да, часто! Один раз в магазине случай был, но там уже знаететам так страшно было. Я платье мерилатакое яркое красивое все знаете в цветочках-цветочках. Я очень люблю, а у него под вопросительным взглядом Ольги Артуровны она торопливо вернулась в колею, руку протягиваю. А рука зелёная. Я вроде как хотела рукой-то, знаете, махнуть. А она, и тут пациентка застыла с вытянутой рукой, растопырив в сторону завотделением пальцы. Замерла на секунду и вдруг заверещала:Опять! Оп-пя-ять! Оно опять! все ее тело вращалось, будто на шарнирах. Она вырывалась, дергалась, уворачивалась. Но все было бесполезно. Рука застыла веткой фикуса и не желала сдвигаться с места.
Пациентка вытаращилась на нее с ужасом и, чуть не плача, закричала:
Видите? Вы видите? Опять! Сделайте же что-нибудь!
Вижу, кивнула завотделением и встала из-за стола. Приоткрыв дверь в кабинет, она позвала:Вероника, зайдите, пожалуйста.
Почти сразу из коридора заглянула дежурная сестра с правого поста.
Ольга Артуровна кивнула на пациенту. Та все это время не переставала кричать, жалобно и умоляюще глядя на завотделением:
Ноги! Ногами пошевелить не могу!
Ольга Артуровна, чуть перегнувшись через стол, увидела, что худощавые ноги с торчащими коленями скрючены в неестественной, возможно, даже болезненной позе. И сжаты до полной неподвижности.
Мы полечим ваш фикус, уверенно пообещала она пациентке. Незаметно повернула ключ, запирая ящик стола, и добавила уже сестре:Я сейчас отойду. А вы пока оформите. И минут через пятнадцать уведите, едва не сказав «унесите», пациентку. Быстро перебрала в памяти, кто у нее в какой палате. Не хватало положить к еще одному истерику. Чтобы они друг друга индуцировали[2].К Родзиевской в палату положим. Там место есть.
С этими словами она вместе с сестрой вышла из кабинета. Оставив фикус в одиночестве.
Иногда Ольге Артуровне начинало казаться, что она сама, как этот фикус, прорастает в стены. Что не просто тридцать рабочих лет, а вся ее жизнь настолько прочно вросла, влилась в больничные коридоры, что никаких других интересов у нее и нет.
И уж кого-кого, а ее не нужно было учить, что делать с истероидом.
Двигать ее сейчассанитарам спину рвать. Ее и втроем от стула не оторвешь. А вот если оставить на несколько минут в тишине и одиночестве. Без, так сказать, аудитории.
То и фикус засохнет. И накатившее отступит.
И тогда пациентка спокойно и благостно дойдет до палаты своими ногами. А может, и, даже скорее всего, еще и успеет рассказать по дороге сестре все то, чем битых сорок минут мучила доктора.
* * *
[1] Пешка.
[2] Индуцирование"наведение", "влияние". Под этим термином понимают возбуждение в объекте какого-либо свойства или активности в присутствии возбуждающего субъекта (индуктора), но без непосредственного контакта.
* * *
7
Впрочем, «фикус» этот быстро забылсяОльгу Артуровну поглотили пятничные заботы. Ведь, в конечном счете, за все, что творилось в женском остром, отвечала оназаведующая.
Ольга Артуровна вела и своих пациентов, и дважды в неделю делала обстоятельный обход, осматривая вообще всех. Проверяла истории, назначения, вносила коррективы.
Каждое утро проходила пятиминутка-планерка. А потом ее ждал амбулаторный прием. И, кроме всего этого, заведующую вечно разрывали финансовые проблемызакупки, отчеты, расчёты, конфликты. Платные пациенты, которые шли отдельной статьей и вечной головной болью. И нескончаемый поток жалобщиков.
Их пациенты вообще любили жаловаться: на сестер, на врачей, на других пациентов. Плохие сны, нехорошие взгляды, дурные мысли и заговоры масонов.
Уходила она часа в четыре. Но ехала не домой, а читать лекции. И хорошо, когда курс шел в Москвеэто был отдых. Почти треть года она проводила по командировкампо России, по зарубежью: институты, кафедры, студенты, врачи, аудиториивсе давно слилось в сознании Ольги Артуровны в сплошную череду залов и лиц.
К вечеру она напрочь забыла о Ромке. И то, что увидела его, подъехав к дому, оказалось почти неожиданностью.
А он прибыл даже раньше времени. И сидел на ограде, в одной руке сжимая телефон, в другойочередной букет.
Ольга не торопясь припарковала машину и усмехнулась. В зеркале заднего вида она видела, как парень взволнованно топтался у двери подъезда, не спуская глаз с ее белого «холодильника».
Она щелкнула на ходу сигнализацией, неторопливо подошла и, не здороваясь, открыла дверь подъезда. Ромка-стервец стоял на крыльце в тонкой летней футболке, сунув руку в карман протертых джинсов, и улыбался. Отчего выглядел, пожалуй, еще моложе, чем был. Он, сучонок, знал, что красив. И очень старался этим пользоваться.
Наверх поднялись вместе.
Проходи. Ольга сделала шаг назад, впуская его в квартиру. И бросила по дороге в кухню:Кофе будешь?
Алкоголя она ему не предлагала. Не то чтобы из мстительностипросто не любила, когда от мужчины пахнет. Тем более Ромка пришел сюда работатьа на работе не пьют.
Не-а, не хочу, кофе на потенцию влияет! Зачем я тебе такой буду нужен?
Ромкина наглость была для Ольги неодолимым соблазном. Она ничего не могла с собой поделатьлюбила наглых пацанов. И чем заносчивее, настырнее и наглее он был, тем больше ей нравился.
С чего ты взял? рассмеялась она, опускаясь в стоящее между столом и барной стойкой кресло и закидывая ноги на столешницу.
Читал! хмыкнул он, скривив уголок рта. Я очень умный и много читаю.
И положил руку ей на колено.
Ромка торопился. Наверняка уже принял свою таблетку перед приходомвот и неймется. Ольга мысленно усмехнулась. Ну а что такого? Правда жизни.
В больницу, навещая Алису, он часто наведывался и подшофе, и с перегаром. Что было плохов двадцать-то восемь лет. И очевидно было, что лет через пять Ромка совсем сопьется. Впрочем, какое дело до этого было Ольге?
Зато колени он гладил потрясающе. Женщина прикрыла глаза и, не удержавшись, долго протяжно выдохнула. Ей это нравилось. Нравилось, когда становилось слегка больно.
Ромка был на это мастер. И точно знал, чего она хочет и как любит.
Пальцы, едва сжавшие ее колено, продолжали двигаться по ноге все дальше и дальше, задирая тонкую синюю юбку. Ольга еще хотела сказать, чтобы подождал, пока она разденетсяне хотелось мять и пачкать костюм, тем более что она планировала еще раз надеть тот на работу. Но настойчивые пальцы уже протиснулись между сведенных бедер, упорно раздвигая их и проталкиваясь вверхи Ольга забыла.
В общем, не так уж хорошо он и трахался. У Ольги были такие мужчины, до которых Ромке на его таблетках не дотянуться никогда.
Но все же Ромка
Он присел на корточки, и женщина услужливо приподняла бедра, давая стянуть с себя колготки. И это она тоже любила. Ей нравилось, когда парни стаскивали с нее чулки, сминая капрон в складки, свозя его к щиколоткам, а потом высвобождая ступни. Любила момент беззащитности, когда сжатые вместе ноги, вдруг становились откровенно-свободными, готовыми раздвинуться в стороны.
А Ромка уже с готовностью уткнулся головой ей между ног, до пояса задрав податливую широкую юбку. Ольга закрыла глаза и откинулась в кресле. Тщательно уложенная прическа заведующей отделением смяласьволосы спутались. Ей сейчас было хорошо. Настолько, что она сама уже подалась бедрами вперед, широко разводя ноги, раскинув их по подлокотникам кресла. Ромка умел водить языком ровно в том ритме, в котором ей хотелось.
Он ей, черт побери, нравился!
И это только усиливало удовольствие.
Парень, не отрываясь и не поднимая голову, неловко и грубовато выдернул заправленную в юбку блузку, запустил под нее руку, сжимая через бюстгальтер грудь.
Но стоило Ольге зажмурить глаза, парень подорвался, нависая сверху, жадно и поспешно расстегивая пуговицы блузки и свозя вниз бретельки белья. Глаза у него были уже пустые, бесноватые, отчего по спине пробегал возбужденный холодок. Прижался и всосался губами в ключицы:
Хорошая девочка тебе нравится? Ну? Нравится?
Ромка вечно болтал во время секса, чем дальше, тем подробнее комментируя процесс. Не мог умолкнуть даже на это время. Но, на его счастье, Ольга от этого еще больше заводилась. Тем более что два-три слова, приводящих ее в экстаз, он нашел и запомнил быстро, повторял часто и с чувством.
Сейчас ты у меня закричишь! жарко шипел Ромка, поспешно сдирая с себя футболку. И Ольга по опыту знала: куда ж она денетсязакричит.
В этот раз Ромка отработал на ура. Что называется, с желанием и усердием.
Даже чересчур. Ольга была уже старовата для таких марафонов и потому после второго раза решительно отодвинулась. Она и без того едва продышалась. Волосы, тщательно укладываемые по утрам, растрепались, и одежду она, против обыкновения, оставила лежать неопрятным комком прямо на полу.
И все же это было хорошо. Ольга любила свое тело и любила получать от него удовольствие. Не отказываясь от элементарных человеческих радостей только потому, что ей исполнилось пятьдесят. Сейчас ее охватило эйфорическое опустошение, и низ живота приятно, удовлетворенно поднывал. Сердце все еще колотилось как бешеное.
Ей было просто по-человечески хо-ро-шо, усталость как рукой сняло.
Весь вот этот привычный для человекадля женщины путь: встречатьсявлюблятьсятрахатьсявыходить замужрожать, она проходила как-то неправильно. Не до конца. В молодости Ольга работала. Днем училась, ночью дежурила в больнице. Брала по две смены, кучу ночных. Писала статьи, диссертацию, докторскуюполучала степени. Потом начала читать лекции. А с лекциями пришли командировки.
И мужчины как-то прошли мимо ее внимания. Не сказать, что она жила совсем уж монашкой. Бывало, ее звали на свиданияона ходила, потом ходила еще раз. Принимала цветы и конфеты. Но до секса доходило только изредка. И отношения быстро разваливались.
И от самого секса, как от процесса, удовольствия она тоже не получала. Это была обязаловкадань ритуалу. Вроде бы так было нужно. Потому что она шла по правильной, проторенной поколениями цепочке.
Вот только неизменно с нее сходила. И только в сорок лет, когда, вдруг оглянувшись на весь пройденный путь, она поняла, как много го добиласьсмогла выдохнуть. И вместе с первым внутренним расслаблением пришла и способность радоваться жизни. Тогда у Ольги впервые появился красивый и, главное, умелый любовник. С которым она никуда не шла. А просто получала удовольствие.
Тогда же Ольга поняла, что можно хорошо выглядеть не только для приличия, а для себя. И, положа руку на сердце, могла признать, что в сорокпосле массажей, косметологии, парикмахерскойстала намного привлекательнее, чем в двадцать, когда была замурзанной студенткой с вечно голодными глазами.
Ольга искоса бросила благодарный взгляд на Ромку и снова восхитилась. Красивый все-таки парень. Какой красивый! Любовалась бы и любовалась. Приятно смотреть, как из твоей кровати вылезает, сверкая голой задницей, молодой пацан. Так, что даже замирает внутри.
Тот лежал рядом, самоуверенно и одновременно заискивающе улыбаясь. Заглядывал Ольге в глаза и поглаживал ее по коленке.
На самом деле, Ромка приглянулся ей с первого взгляда. Вертлявый, сероглазый, черноволосый. И главноемолодой. Ольга давно уже не смотрела на тех, кто «не про нее». На таких молодых людей, у которых апломб соразмерен внешности. Умные, талантливые, успешныеони сами перебирали юных девочек модельной внешности. Ольге хватало прагматизма понимать, где ее потолок. Но пока еще ресурс ее был не так мал, чтобы опускаться до того, что не нравится.
Ромка был как раз тем вариантом, который устраивал во всех отношениях. При смазливой мордашке он был абсолютный неудачник. У таких ничего не выходит. По живости натуры все валится из рук. К тому же он оказался в высшей степени ведомым, и это было буквально написано на лбу.