Пора праздник праздновать о столь дивной победе триумфальными воротами почтитьда где же герой? На небесах нет Оплечуева и в преисподню не сошёл. Кто говорил: сгинул кавалер-майор. Кто: пошел куда глаза понесли... Проток выпадал из болота мелкий, на камнях перебористый кипел полноводный ключ-студенец а возле того ключа в краю достойного умолчания, рос дуб толст и высок. Под дубом стоял топчан. Ножки у топчанав плошках с водой чтоб мураши не наползли. Лежал на топчане лицом к выспренным пространствам наливался восторгом блаженный гиперборей Василий Савельев сын Оплечуевв расслаблении и выцветании от ран.
Было оно так. Девка Марфутка высмотрела из куста как вышли к Талице несытые фуражиры. Огляделись. Ружья подкинули. Залп дали недружный. Индюшкаптица квелаяот шума полегла неживой козел Иринарх в леса ускакал к рыскучим зверям а дозорщики на валу устояли. Со второго залпа мужиков постреляли Оплечуева с коня сбили и раненого додавили пограбили и пожгли избы. Девка Марфутка подобрала его на поле взвалила барина на закорки поволокла в Затенье через моховые окончатые болота: от пня горелого на дуб без макушки от осины виловатой к засечке на березе где хляби грязи вязучие душная вода в загнивании кишение змей в травах.
Обмыла его. Оглядела. Рука попорчена. Плечо посечено саблей. На голове рана пробойная. Зрение потухло у Оплечуева. Образ лица потускнел. Порча от отбития внутренностей, недуг огненный, ума повреждение,с ним и потомство пресекается.
Лежалвозглашал по-писаному:
Государыня девица и ты ныне возрадуйся! Вот мы пришли королевна моя в чистые поля под частые звезды, полетные облака в пристанище непуганых птиц. Благоухает земля пестрыми цветами разукрашенная. Реки изливаются сквозь дубравы от водного напоения земля плод приносит. Жить станем безотходно посреди дивных чудес: по весне пить сок березовый в грозу окунаться в лесные воды малину собирать в кузовках по снегу катить в саночках-малеваночках. Утешимся с тобою безо всякого утеснения своими трудами услаждаясь и умирать станем единственноот пресыщения жизнью...
Девка Марфутка уходила по деревням кусочничать: кто корку подавал кто лист капустный а где у кур нагребала тайком, из корыта в горсти проносила через болота. Еды было мало и оттого не ела сама в лукавом бережении. Подержит корку во рту: "Я сыта" Оплечуеву отдает. Девка дурна и черна а сердцем добра.
Оплечуев сосал ту корку возглашая лучезарно а Марфутка внимала с почтением и мураши тоже:
Текут две реки по свету всего их две. Печальная река истекает на полуночье неуклонно впадая в старость и кто отопьет от воды ее плачем исходит остаток дней. Радостная река течет на полдень, у истоков выпадая из детства а кто окунется в воды ее отрешается от всяких желаний заново проживает отошедшие годы молодея без меры до полного пропадания...
Когда Марфутка задерживалась в походах вода в мисках высыхала мураши забирались на Оплечуева щекотали щеки и шею но он их не ощущал ибо жил отныне в блаженном краю вымыслов:
Королевна, жена моя добронравная всякими добродетелями украшенная: смирением молчанием послушанием доброумием рукоделием. Получшею и поздоровею для поятия жены своей дабы растить детей душевную пользу иметь и лиха избывать...
Тот день был тепл и тих. А впереди подступала осень: морось бус сыпуха дожди заливные грязи черные небеса мглисты и темны. Проглядывала впереди зима: град крупкой метель-поползуха лед толст по замерзлым водам лес ветрами истуженный.
Чуть живу быть, и хватит.
Спрашивал в забытье ума своего:
Где красоты лица? Где вознесенная выя и безумие юностное?.. Государыня девица станешь по мне скорбеть?..
Девка Марфутка в слезы:
Стану барин! Дам тебе последнее целование обреву воюшкой обвою до смерти пребуду в девической чистоте...
Ну и ладноговорил в утешение.Скорбь ваша на радость переложится...
Успокоенно закрывал глазаот мира сего в блаженный покой и вода пооскудела в роднике.
Сказка вся
И врать больше нельзя.
Кто слушал тот скушал
А кто сказал тот слизал...
15
Пройдет время несчитаное.
Явятся народы неведомые.
Отопрут заветный комодик усмотрят шкатулку под красной кожей вынут бумаги стопку пролистнут наугад:
"...ангела вам хранителя и ангела утешителя. Писание сие для потомков назначено история позабытых деяний ибо толкование в книгах обретаемо: для ищущих правды а не единой забавы. Бога ради снизойдите к неразумию моему. Познайте из записей моих что вы далекие обрели. Попечальтесь что утеряли..."
НОЧЬ ПОЛНОЙ ЛУНЫ
1
Не могу не поделитьсясказал Караваев.Возникшими у меня сомнениями...
Было лето.
Доспевала малина.
Грибов в лесуступить негде.
Светлые дни. Теплые ночи. Купания нагишом на прогретой отмелираку не утонуть.
Мария Викентьевна разливала чай в беседке. Самовар в медалях попыхивал благодушно старым заслуженным генералом. С крюка под потолком свисала до стола медная начищенная до блистания керосиновая лампахвостом жар-птицы освещая чашки с сахарницей сливочные сухарики слоёные пирожки на блюде. Книга лежала на скамейке открытая на случайной странице: "Мария Викентьевна разливала чай в беседке..." Натужно гудели шмели отлетая на заслуженный ночлег. Покой разливался по округе. Талица на бугре нежилась избами в нежаркой истоме. Луна обвисала за дальним лесом отправляясь на неспешную ночную прогулку.
Верить в сомнения не хотелось.
Не могу не поделиться...повторил он упрямо.
Ему нравилась Мария Викентьевна. Его волновали пышные тяжеловатые прелести. Его будоражило отсутствие мужа который отошел ко сну после долгого именинного обеда.
Жизнь была хоть куда.
Случай представлялся исключительный.
Но истинаона дороже.
Будет вам Караваевс ленцой тянула Мария Викентьевна помешивая ложечкой в стакане.Вечно вы не о том...
Эта её ленца хрипота с завлеканием эти прелести что отваливали тонкую материю и лежали вольно напоказнет сил вынести!
Мешал только Викуша настороженный и несговорчивый что примостился за столом в недобром молчании будто охранял маму от посягателя.
Викуше пять лет.
У Викуши день рождения.
Гости разъехались к ночи много гостей после обеда с купанием накричавшись всласть взбаламутив тихую их речку, наглядевшись на трескучие потешные огни. Остался один Караваевкрупный упитанный пышноусый и ложечка беспокойно взвякивала в стакане у Марии Викентьевны.
Месяц завершал лето.
Год завершал столетие.
Время осмысливать прожитое завершать задуманное, решаться на немыслимое на пороге туманных далей.
Викушапропела мама.Пойди к себе поиграй...
Полная луна явила наконец себя подпираясь верхушками резных сосен. Будоражила и тревожила манила и приневоливала в великолепии блистательного равнодушия.
Викушау него особенность. Викуша в полнолуниепрорицатель будущего но этого никто не знает а он тем более. Затихает вдруг как леденеет глаза округлые в точку: Викуша не здесь. Видит он как мама разоблачается будто в купальне обнажая перед Караваевым спелые свои красоты говорит в задыхе и невпопад:
Не стыдно когда раздеваешься а за тобой подглядывают. Стыдно когда подглядывают а ты плохо выглядишь...
Сморгнул с затруднением прогоняя наваждение и пошел в дом.
2
Папа у Викуши служил по почтовому ведомству.
Папа принес для сына карту империи и расстелил в детской комнате. Папа-выдумщик: вместо ковра.
Это была не вся империя. На всю недостало бы и гостиной. Лежала на полу почтовая карта со многими подробностями от Зауралья и до Камчатки, огромная карта на плотной бумаге наклеенной на холстину и Викуша ползал по ней с нежного возраста делал с упоением первые свои шаги. Сибирькрай студеный не всякому его одолеть но Викуша без спотыкания переступал через льды вековые реки текучие города поставленные через кочевых и оседлых инородцев с легкостью осваивал нехоженые пространства: плотность населенияни единой души на квадратную версту. А счастливый папа знаток географии перечислял племена-народы через которые Викуша перешагивал:
Манси и ханты. Коряки и камчадалы. Эвены c юкагирами селькупы енисейские самоеды, ненцы и нганасаны... Гляди Маша!кричал папа в восторге от собственной выдумки.Его шагивеликаньи! Душа станет великанья! Мысли! Созреет для великих дел!..
Викуша уродился таков: тих и податлив. Папа прозывал его "мягким знаком" желал сыну мужества с упорством для обережения от "твердых знаков" подстерегавших за углом а потому вывозил карту на дачу чтобы Викуша не позабыл за лето прежние великаньи привычки. Играть в солдатики на Среднесибирском плоскогорье. Кувыркаться с Кутей на Верхоянском хребте. Задрёмывать на Западно-Сибирской равнине ногами в Карское море.
Пока Кутя была щеночком коробка от маминых туфель стояла на острове Врангеля где Кутя дремала сладостно повизгивая во сне. Когда подросла, подстилка лежала на полуострове Таймыр. Вошла в силуспала там где придется кроме Чукотского полуострова.
На Чукотку Кутю не допускали. На Чукотке стоял шатер из оленьих шкур. Внутри горел огонь. Дым выходил наружу через отверстие в потолке.
Отец-чукчавысок плечист бронзоват лицомзастыл с острогой на ледовитом берегу караулил у полыньи зверя-тюленя. Тюленьэто мясо для еды. Шкура для обуви. Сало для обогрева. Как им без тюленя?
Дед-чукча сидел возле дома и затачивал новую острогу на смену затупившейся. Как им без остроги?
Бабушка-чукча шила малицу с оторочкой из шкуры пыжика с пришивными рукавицами, костяной иглой со звериными жилами: мехом к телу и мехом наружу. Без рубахизамерзнешь.
Мама-чукча в нарядах из рыбьей кожимама-модницаварила мясо к обеду требуху с почками: полный котел. Без мясаоголодаешь.
Ездовые собаки подремывали возле нарт унюхивая вкусные запахи готовые во всякий миг помчать по назначению. Через льды стоячие. Льды ходячие. Льды вековые.
Поверху пролетали утки-лебеди. Понизу гнездились полярные куропатки. Пробегал в отдалении пугливый песец. Мальчик Чуча отогревал дыханием изледенелую землю промёрзлую насквозь малую совсем проталинку чтобы проклюнулся хоть какой стебелек. Но мерзлота потому и называется вечной что её не прогреешь а Чуча того не знал. Дышал-дышал прогревал-прогревал но поддувал ветер с полюса и вновь примораживало.
Дедаспрашивал мальчикчего мы тут живем?
Где ж нам еще?рассудительно отвечал дед.Мыс тут Чукотский. Море Чукотское. Нагорье Чукотское. Тут всё наше.
Имени у деда не было. Имени ни у кого не было. Папаон и есть папа. Мамаона и есть мама. Посторонние вокруг не проглядывали перепутать не с кем и имена потому не требовались. И только Чучу называли Чучей: Викуша пожелал, истосковавшись по другу.
На даче недоставало друга-приятеля, а с деревенскими ему запретили водиться.
У деревенскихвши.
Взял лист плотной бумаги нарисовал синего человечкаруки нараспашку приписал печатными буквами: "Вот он я!" Сложил из бумаги птицу с хвостом как папа показывал запустил в полет с вершины Уральских гор. Птица-послание пролетела через почтовую Сибирь и снизилась над Чукоткой в поисках адресата.
По Чукотке полз ледник не одну сотню лет а мальчик Чуча сидел на его краю и болтал ногами.
Поймал птицу рассмотрел в подробностях синего человечка потом спросил:
Деда еще люди есть? Которые на свете?
Дед задумался и думал долго:
Есть. Далеко отсюда. Одна семья. Мы у них тюленя на оленей меняли.
И больше никого?
Дед задумался и думал совсем долго:
Они оленные кочующие. Мы сидячие береговые. Зачем еще?
3
А Кутя спала и спала.
Викуша глядел и глядел.
Ледникмёрзлая водаполз и полз.
Дополз до края осколышем обрушился с крутого берегавсплеск до неба обратился в льдину-громадину.
И поплыл.
На льдине сидел Чуча и болтал ногами. Птица-послание примостилась рядом. Человечекруки нараспашку: "Вот он я!"
Мама в крик:
Ты куда?..
Дед в крик:
Ты зачем?..
А отец промолчал высматривая в оба глаза когда же проглянет в полынье морж-ластовик. Моржэто мясо для еды. Шкура для подстилки. Сало для обогрева. Как им без обогрева?
Я вернусьотвечал Чуча.Поищу иных которые на свете и вернусь.
Проплыл неспеша по Чукотскому морю прошел на льдине Беринговым проливома на даче продолжалось как продолжалось.
Папа у Викуши любил поспать после обеда особенно летом в прогретом комнатном полумраке почмокивая губами и посвистывая носом с легкой младенческой испариной на лбу и на шее. Сон у папы долог и глубок как у первого человека когда из ребра сотворили ему женуа жена его Мария Викентьевна млела пока что в беседке возле пышноусого красавца вздымая проглядывающие прелести под тончайшим на просвет батистом.
Караваев обретался в крайнем возбуждении от соблазнительного соседства с волнительными напоказ красотами. Урчал ненасытной утробой лез в блюдо со слоёными пирожками отщипывал малые кусочки жевал глотал постанывал бил себя по пухлой руке-воровке.
Боже ж ты мой...бормотал в отчаянии.Это для меня яд! Отрава! Самоубийство! Боже ж ты мойчавкал в истерикемне же нельзя сладкого категорически! Я со сладкого опиваюсь... Я со сладкого поправляюсь... Боже ж ты мойурчал с наслаждениемкак это вредно!..
Караваевс хрипотцой завлекала Мария Викентьевна.Вечно не те эмоции...
Беседка стояла на высоком берегу и просторы открывались необозримые. Внизу река. С боков лес. Над головой небо. Впереди новый век.
И это требовало осмысления.
Викуша выглядывал из окна округлив глаза и заледенев телом. Викуша прозревал будущее при полной луне и только он углядел как вошел в беседку Глот Феофан, уселся на лавочку свесив кудлатую голову и скучая руками. "Землицы!вопияла его душа.Зем-ли-цы!.." Без землицы хоть кошкодёрничай обдирай дохлых кошек и Глот Феофанв ожидании раздела окрестных угодийгрыз со старанием калёные семечки сплевывал лузгу на пол, а заодно попадало на стол с самоваром на сладкие слоёные пирожки на мамин батист с рюшечками.
Едят да мажутговорил Феофана нам не кажут...
Придет лето пылающее огнем хмельное лето великого потрясения когда всякое будет дозволено всякому и Глот Феофан догрызет семечки разберет лёгонькое строеньице по колышкам на плече перенесет в Талицу а заодно прихватит самовар с медной начищенной до блистания керосиновой лампой. Поставит беседку в огороде повесит лампужар-птицу станет осаниться барином гоняя чаи из самовара с медалями подъедая масляный блин обернув им для сытости ломоть черного хлеба. Но выгоды в том занятии не углядев обошьёт беседку тёсом запустит туда кур с индюшками, обогатеет с вольного промысла упрятывая под стреху мозольную денежку. В иную хмельную пору когда всякое будет дозволено лишь похитителям власти старика Феофана сошлют в холода за кулацкую его натуру поморозят с семьей в глубоких снегах а кур выморят в общественном курятнике беседку раскатают по колышку, без пользы сожгут в печи. Лампа с самоваром пойдут по рукам из избы в избу а в невозможном будущем их купят задешево мимохожие туристы и уволокут в город...
4
Пришел папа веселый и взлохмаченный обнял маму пересчитал ребрышки: все ли тут?продекламировал с восторгом исполненный неведения:
Вороне как-то Бог послал кусочек жизни...
По тропке шли мужики из леса. В деревне топили печи. По реке плыла барка. Костерок тлел на корме в притомившихся сумерках. Сладко пахло ушицей.
То была жизнь. То были надежды. И папа поцеловал Марию Викентьевну в заветную складочку на шее.
Глот Феофан был невидим и сплевывал лузгу без помех. Караваев был свой и Караваева не стеснялись.
Не могу не поделитьсяговорил он.Возникшими у меня сомнениями...
И папа возразил пылко продолжая прерванный разговор:
В том еще векемясо рвали клещами жарили и пекли в застенках топили за своевольство, непокорных ссылали "в безызвестное": мешок на голову и в земляную яму, под номером до конца дней. А ныне у насгласный суд присяжные заседатели земское управление. То ли еще будет с начатия века! Государство пополнится. Разум возьмет верх над чувствами. Всё обретет достоинство!