Отсморкался. Рукавом утерся. Сказал без выражения:
Неспособие Божие тебе. За мутные твои помыслы.
Жердяй не ответил. Только сглотнул шумно и на небо пощурился. Как попрощался.
Велик был, а ныне малишься. В забытье ума своего. Многие дурна нашей земле сделал.
Сказал жердяй с хрипотойне своимказенным словом:
Худоумен я. Слаб разум имею.
А тот:
Витийское твое глумление. Досадительные и хулительные слова. Воротись. Бей челом. Чтоб государь гнев свой отдал.
Жердяйбудто не он:
Опасения туманят надежду мою. Мальство мое пред величием егоничтожно.
Воротись. В ноги пади. Милость князя как облак утренний.
Хлопнул в ладоши. Рукой отмахнул. Стража за куст ушла.
Своих погони.
Идите,сказал жердяй.Не взыщите. Беду навелбеду уведу.
Они и ушли: просить не надо.
Разбежались по полатям, замерли остолбенело до поры.
Один Масень остался.
Спустись,сказал человек с земли.Поговорить надо.
Полез вниз, застревая в ветвях и чертыхаясь, уселся на нижний сук, спиной привалился к стволу:
Чего тебе?..
17
Тот на него не глядел.
Вынул ножичек, поковырял пень, потом только укорил:
Экий ты... Выбежал, не сказал куда. Я бы может с тобой подался.
Ой ли!
А чего?
Переглянулись понимающе.
Новости есть?спросил жердяй.
Новости есть. Камнестрельную машину отладили. Города брать.
И что?
И ничего. Не в ту сторону камень метнула. Своих побила, своих покалечила.
Заулыбались.
Еще чего?
Оженился заново. Взял девку-дуравку, законопреступную жену. Глупа и груба. Крадлива и ленива. Задом крутнула разокрастаял у него животик.
Сколько ж ему еще срамствовать?
А до упора. Трижды тридевать трехлетий. Воробьев нынче жрет, михирь иметь в постановлении. Не прелюбодейства ради, но токмо ради детотворения.
Засмеялись невесело.
В морильне теперь кто?
В морильне теперь никто. Место тебе готовят. Чтоб по заслугам.
Думаешь, посадят?
Всенепременно и надолго. Всех переказнил, сказнит и тебя. А не пиши в другой раз: "Упырья рожа, налимий глаз, щучьи губы, овечья душа. Одно только знаетмеды попивать..."
А что, непохоже?
Похоже. За то и сказнят. Писал бы просто: "От головы до ног не было на нем порока".
Одно словокопронимос.
По-еллински копронимос,поправил тот,по-русскиговно.
Хрюкнули дружно от удовольствия.
Эй!пощурился на него жердяй.Как он узнал, что там понаписано? Кругомбез грамоты.
Да не мутят тебя размышления твои. Я на что?
Помолчали.
Всё ему прочитал?
В выдержках.
Экий ты.
Экий я.
Этот ногами поболтал, тот ножичком поковырял.
Куда хоть бежал?спросил с интересом.
Тебе на что?
Сгодится при случае.
На север, мой друг, на север. Где реки на ночь текут. Где птицы райские, гамаюн да финик. Туманы по осени, травы густы, земля домовита. Доброухание чудное, а не злосмрадная воня.
Понятно,сказал тот.Крестопреступник ты и изменник. К врагу утёк. Тайну унес. Поруху нанёс. Так и отметим в хрониках.
Кто отмечать-то будет?
Я теперь. Кто еще?
Опять переглянулись.
Как вообще?
Вообще хорошо. Дурака нового поставили. Медлив умом да языком заиклив.
Распоряжается?
А то нет. Не спрашивает, откуда взять, говорит толькочтобы было. Погноил, потравил, на ветер пустил без счета. Шумом шумит и хапом хапает.
Хозяин куда смотрит?
Сказано тебе: на девку-дуравку. Красу непомерную. Он ей: "Так, мол, и так..." А она: "Ну давайтя". Сразу на кухню: воробьев жарить, михирь подымать.
Еще посидели, еще поглядели.
Зачем ему прочитал? За язык тянули?
Время наше,сказал с пня,как отметится? Думал об этом?
Как было, так и отметится. После нас не будет нас, а память останется.
Не согласен. Ни-ни! От прежних нет хроник,так они хороши будут?
Это не они хороши,сказал жердяй.Это мы грамотные.
Вот-вот. Грамотныеты да я. Мы с тобой такие летописи понапишемпотомки корчиться будут. От стыда-зависти.
Это уж ты один. Мое только не тронь.
Да я переписал,сказал тот.Долго ли? У тебя было, к примеру: "По отцовскому обычаю навел он поганых на нашу землю", а я переправил: "Наследовал пот отца своего". Красиво и непонятно.
Вздохнули от огорчения.
Ты сумасшедший,сказал тот.Любимцем был. У стремени ездил. Воротисьзаступлюсь.
Только ногой болтнул:
Был киселек, да съеден.
Воротись!заблажил с тоской.Лучше мы с тобою, чем эти! Ты только вслушайся! Обещало Поганкин, Смердюня Хапун, Невежа Таскай, Упырь Полоумовна подходе! Хочешь, чтобы они правили? Влиять будем! Умягчать и отвращать! Ходу им не дадим!
А жердяйтуманно:
Горести дымные не терпев, тепла не видати.
Поглядели друг на друга, попечалились.
Я ведь к тебе по делу.
Знаю.
И что?
Нету у меня. В дороге утерял.
Глаза отвел.
Пошли со мной,без надежды позвал этот.Где птицы райские, гамаюн-финик.
Пошли со мной,без надежды позвал тот, с лица неприметен.Сон без печали. Постели мягки. Едызавались. Дурак ты!
Дурак,согласился.Надо же кому-то быть дураком.
Кому-то надо...
И ножичком ковырнул.
18
Разодрались кусты.
Протрещал валежник.
Вывалились на поляну стражники, потные от старательных усилий, приволокли Филю Ослабыша, негаданный свой полон.
Был он мятый, корявый, всклокоченный, весь в смоляных натёках, диким воротил глазомлеший, лесовик, полночный бес. Задирал голову к небу, кадыком дергал, но кричать уже не кричал: горло перехватило узлом.
Встали. Утвердились. Ждали приказаний. Только кабаненок всхрюкивал жалобно, прижатый к Филиной груди.
Сказал человек на пне, как по-писаному, никому в разумение:
Исчадие ехидново,сказал.Ненавидение твое в дно сердца вкоренилось. Изгордился паче естества. Всякообразные злобы на нас изливаешь. Я теперь нарушу тебя. Будет тебе жить.
Ясное дело,подтвердил жердяй.
Ножичком отмахнул. Стража за куст ушла. Филю на поляне оставила.
Лучше я, чем другой,сказал извинительно.
Жердяй головой кивнул.
Я лучше,уперся тот, будто с ним спорили.Тебе всё одно, а я в доверие войду. Дело наше продолжу.
Наше?переспросил.
Наше. Если все убежим, кто останется?
Смердюня Хапун. Невежа Таскай. Упырь Полоумов.
Дрогнули оба.
Поглядели на Филю.
Стоял смирно, таращился пуганно, но чесать кабаненка не забывал, а тот кряхтел сладко, пузо подставлял, глаза закатывал.
Гляделидотошно и придирчиво, разговаривали негромко.
Ты кто есть? Говори сейчас же.
Имя мне,отвечал жердяй,Незамай Махоткапахарь, Сосун Первушканищий, Ведёрка Иванбочар, Головастик Кузьмабобыль, Дунин Филяторговый человек, Пирог сын Оладьинпопов сын.
За всех не перестрадаешь,сказал тот.
Куда там,сказал этот.
А Филя почесал щеку, ногтем сколупнул натёк.
Помолчали.
Ну так что?
Нет у меня. Упрятал по дороге.
Ножичком ковырнул в сердцах, поломал тычок:
Глупец! Чего ты хочешь? Две летописи? Две истории? Запутаем потомков! Туманом отуманим!
Не запутаем,сказал жердяй.Не глупее нас.
Да твоя историяужасы, войны, полоны с пожарами: "...встал род на род и воевать начали сами на ся..." Людям хочется доброго, милого, теплого прошлого, чтобы пример брать,кто тебе поверит?
Не для того писано.
А для чего? Будущее туманно, настоящее невыносимо,что ж ты их прошлого лишаешь?
Выдохнули оба.
Жалко мне тебя,сказал тот с чувством.Родился ты не ко времени.
Да я может всегда не ко времени. Что же тогда, вовсе не жить? "Аще Бог с нами, никто же на ны..."
И улыбнулся грустно.
Тот поулыбался в ответ, хлопнул негромко в ладоши.
Пришла стража. Рукава засучила. Вырвала из рук кабаненка. Завалила Филю на спину, лицом к небу. Ногой придавила.
Это чего?забеспокоился жердяй.
Это мы ему глаза будем вынимать,пояснил по-простому.Потом другому. Потом всем. Пока летопись не отдашь.
Да ты что?!
А что? Есть у меня выход?
19
Мир затаился, пережидаючи.
Ветер затих до времени.
Люди, птицы со зверьем.
Где-то на высоте пронудел шмель и оборвал, как спохватился,или это пронудела душа?
Минута завислане приведи Господь!
"...начнем рассказывать о бесчисленных ратях, великих трудах, частых войнах, многих крамолах, восстаниях и мятежах..."
Да я может утерял,сказал неуверенно жердяй и поозирался беспокойно.В дупле схоронил. Позабыл где...
С неба глядел Масень Афанасий, голову свесив с полатей, с земли этот, лицом плосколик, Филя Ослабыш таращился в никудане сбросишь со счета.
Был он нелеп, беспомощен и смешон, смирно лежал на спине безо всякого шевеления, руки задирал с ногами: не человекжук-притворяшка.
Жука кто пожалеет?
Разве что другой жук.
"...страшное было чудо и дивное, братья: пошли сыновья на отца, отцы на детей, брат на брата, рабы на господина, господин на рабов..."
Неплохо сказано.
Шутишь,сказал жердяй и зубом скрипнул.Глаза?.. Ты этого не сможешь.
Чего это не смогу? Смогу. Ему-то? Тоже мнегамаюн-финик.
Ножичком поиграл.
Было уже не рано, солнце прожаривало без пощады, пот капельный: покончить поскорее с делом, ополоснуться, закусить в холодке.
Меда глотнутьк забывчивости.
Я тебе упрощу задачу,сказал искуситель.Уши выше лба не растут. В камень стрелятьстрелы терять. Времена шатки, береги шапки. Выбери на свой вкус, и покончим с этим.
Покончим с этимпокончим с собой.
"...матери плакали о детях, девы о своей невинности, живые завидовали спокойствию мертвых...",кто напишет лучше?
А зачем?сказал тот.Прошлым разве научишь? Чушь! Так хоть человека спасешь.
Хрюкнул кабаненок в неласковых руках.
Филя Ослабыш ногой дрыгнул.
Этот, на пне, повозился нетерпеливо.
Не ожидал от тебя,сказал нагло.Зверообразия такого. В конце-то концов: человек для истории или история для человека?
Дал знак начинать.
20
Кучей навалились на Филю, за руки похватали, за ноги, к земле припечатали и нож вынули.
Стойте!..завопил жердяй и Филя, как по сигналу, вскинулся, забился, ногами раскидал всех.
Прибежали еще на подмогу, сладили ввосьмером, лесину поперек уложили кость хрупнула, один сел поверху, сапогами лицо зажал и ножом примерился.
Хрипел Филя. Пену пускал. Пальцами сучил. Головой дергал.
Ткнулине попали, щеку окровянили.
Примерились снова.
Завыл Филя Ослабыш, заревел, рот разевая отчаянно, воем погнал жердяя вверх по стволу.
Обдирало руки.
Обрывало рубаху.
Цепляло и не пускало.
А он протискивался отчаянно в переплетении ветвей, туда, к небу, к освобождению, но вой доставал, вой подгонял, хлестал без пощады по спине...
Дрожал на полатях Масень Афанасий, востроносый, маловидный, конопатый, глаза круглы от ужасаруки выставлял перед собой.
Сунулся к нему, хватал за рубаху, дергал, объяснял-уговаривал:
"...землю пустошили, города воевали, церкви Божии оскверняли, людей мучили и насмерть побивали..." Забыть? В памяти не оставить?!.
Масень Афанасий глядел, не смаргивал, потом исходил бисерным, губами шевелилупрашивал.
Сгинь! Не гляди! Кто ты есть?! Из-за кого душою играть?!..
Взвыло снизу.
Ревучим прорвалось воплем.
Погнало по стволу, обрывая ногти.
"...нечего нам озираться назад: побежавши, не уйти..."
21
Вывалился на верхние полати, рухнул ничком, лицом в бревна, руками уши заткнул.
Господи! За что тягости эти?..
Замолкли вопли. Отсекло звук. Эхо повторило напоследок, как заучило на память. И стало вокруг тихо, а в тишине страшно.
Он медленно поднимал голову от пола, увидел перед собой чьи-то ногивздернулся рывком.
Стояла на полатях жена Масеня, крупная, неохватная, пузо до лба, щурилась сверху покойно и раздумчиво.
Была она на пределе, когда обручи уже спадают, неделя-другаяи разродится, двойню принесет на свет, а то и пятерых.
Волосы белесы. Губы вывернуты. Лицо пятнами. Руки живот держат, тяжесть неподъемную.
Глядел на нее.
Утихал.
Дрожь унимал пакостную.
"...братья! землю мою повоевали, стада взяли, хлеб пожгли, жизни погубили: теперь вам остается убить меня..."
Ишь ты,сказал,расстаралась...
Смотри,велел,опростайся...
Выкормишь,попросил,еще роди...
Мигнула в ответ: иди, мол.
Он и пошел. Вниз полез потихоньку. Ногой ветку ощупывал, глаз с нее не сводил.
Глядела напоследокзапоминала.
Обидно,сказал.Уж больно красиво написано... "Обернувшись волком, побежал ночью из города, закутанный в синюю мглу..."
Губой подрожал...
22
Стояла внизу стража, дух переводила деловито.
Сидел человек на пне, лицо морщил гримасой.
Валялся в беспамятстве Филя Ослабышбагровые бутоны на лбу.
Стражник почесывал кабаненка, а тот жмурился блаженно, пузо подставлял, подхрюкивал.
Других не тронь,попросил жердяй с полатей.
Не трону,пообещал.Сами зимой померзнут.
Вынул из-за пазухи сверток в тряпице, поглядел, на руке покачал, вниз кинул, в прогал.
Тот развернул тряпицу, рукопись пролистнул небрежно:
Меду!
Побежали, принесли жбан.
Облил тягучей струей, густо, старательно, между страниц, остатки домакал насухосунул кабаненку под нос.
Удивился. Обнюхал. Лизнул. Поколебался самую малость. И стал жрать.
Чавкал.
Давился.
Рвал и заглатывал.
Урчал, пыхтел, подстанывал.
Носом гонял по траве.
Сердился. Всхрюкивал. Рычал угрожающе. Захватывал непомерные куски и давился сладостью.
А жердяй глядел сверху.
Масень глядел.
Эти.
"...не будьте буйны, горды, помните, что завтра станете смрад, гной, черви..."
Дожрал. Рыгнул. Отвалился. Пузо поволочил раздутое.
На бок кувырнулся и захрапел.
История,сказал тот.Обхохочешься.
История,сказал этот.
И погрустили, как по покойнику.
Встал. Поглядел напоследок. Шагнул с поляны.
Эй,позвал жердяй.Лука много не ешь.
Чего?
Жажду наводит и кипение крови. Не удержишься, понапишешь всякого, почище моего...
Усмехнулся невесело.
Руку поднял.
Шагнул за куст.
Овес от овса, пес от пса...
23
Он лежал на полатях лицом кверху, задумчиво грыз ноготь.
Береза взахлеб шевелила листьями, лопотала лихорадочно, как ребенок после пережитых ужасов.
Птицы кричали наперебой, обсуждая содеянное.
Ветер подгуживал возмущенно.
Внизу копошились эти, в сапогах с набойками, колья набивали остриями кверху, по одну от березы сторону,его не касалось.
Земля не интересовала больше.
Одно только небо.
Масень Афанасий ушел с березы. Жену увел за собой. Бережно и покойно, от беды подальше.
Мысли мутно текли. Горечь со дна поднималась. Потом отстоялось. Потом просветлилось.
Голубизна глубин.
Облака плыли на север, белые, пушистые, взбитым, перебранным пухом: одно гамаюнрайская птица, другое за нимфиник.
Облака доплывут.
"...аще Бог с нами, никто же на ны..."
Ударили по березе смачно, с оттяжкой, подсечку сделали у земли.
Эти, суетливые, творящие равнодушное зло.
Сколько их было внизу, исполнительных муравьишек, сколько их будет,облака плыли на север, облака-души, и береза подрагивала обреченно под частыми топорами.
А там заскрипела...
Там накренилась...
Пошла заваливаться на колья...
И стон-прощаниенапоследок...
24
Слеза пробилась через сукровицу.
Первая. Едкая. Облегчающая.
Очнулся Филя Ослабыш.
Лицо беспокойно обтрогал.
Запекшиеся, глубокие провалы.
И зашептал сорванным голосом, жалуясь и тоскуя, в черное навсегда небо:
Боженька мой... Боженька ясный... Боженька мой... Боженька углядчивый...
Птицы пели в лесу.
Много вокруг птиц.
Шепот заглушали исступленный. Говорок плачущий. Возрыдания покорные.
Кому-то и петь, когда другие плачут.
Кому-товсегда петь...
ОХОТНИК ДОБЕЖИТ ДО ИСТОЧНИКА
1
В царские глаза смотреть, как на смерть идти...
Жил царь Ботут, и весь ужас тут.
Вгосударившись, вёл себя совершенно мерзостно, накудесил много в вертячем бесовании, козлом скача по хоромам,с ним же и от него же земля испустила вопль.