Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый - Нелли Шульман 12 стр.


 Щи и каша пшенная с мясной подливой, Виктор Алексеевич,  отрапортовал старший зэка,  ваш отдел обедает, а как же вы?  Витя отмахнулся:

 Я в отделе поем,  его группу в колонии все называли отделом,  щи тоже мясные?  второй парень ухмыльнулся:

 Кости плавают, но в остальном ни крошечки мяса нет. Хотя зэка все съедят и попросят добавки

По мнению Вити, Сидоров не воровал. Его отдел не допускали к внутренней бухгалтерии колонии, однако полковник, новый человек в Харпе, не стал бы зарываться.

 Его пример другим наука,  пробормотал Витя,  я полковника Петренко имею в виду. Теперь начальники колоний ведут себя скромнее.

Лопатин обнаружил в Харпе неожиданно хорошую библиотеку. В забайкальской колонии полки заставили сочинениями Ленина, писаниями Ленечки и бесконечными томами с одинаковыми названиями.

 Иду на грозу,  вспомнил Лопатин,  отдаю сердце людям.

В Забайкалье он много занимался языками. Смотрящий передал в колонию учебники английского и старые издания французских романов. Витя коротал время за Флобером и Мопассаном. В Харпе он нашел шкафы с русской классикой.

В отделе они проводили семинары, как называл их Витя. Среди его сотрудников оказался недоучившийся студент филфака, посаженный за спекуляцию валютой. Парень отвечал за секретарскую работу. Они обсуждали Пушкина и Достоевского, занимались математикой и английским языком.

 Я велел Василию Ивановичу учить английский,  не обнаружив в Витиных карманах ничего запрещенного, вохровец пропустил его вперед,  они получили вызов и рано или поздно уедут.

Витя обрадовался, когда в Харп привезли сына Катерины Петровны. Пресвитер отсидел два года в Мордовии. Он и рассказал Вите о бумаге, полученной от братьев по вере, как выразился баптист, в Англии. Витя решил, что о вызове позаботился кто-то из семьи.

 Тетя Марта или дядя Джон,  хмыкнул Лопатин,  у них был адрес Катерины Петровны

Два старших брата Василия Ивановича тоже мотали сроки.

 Мы от первого брака мамы,  невесело сказал бухгалтер,  наш отец и отчим умерли в лагерях, из пяти детей отчима двое сидят, а что касается вызова, то нас тоже никто не выпустит из СССР,  Витя утешал пресвитера скорой московской олимпиадой.

 Ленечка захочет поддержать свое реноме на западе,  сказал он Василию Ивановичу,  вас отпустят всей семьей,  Максимовы не сходили со страниц самиздатовских сборников о преследованиях мучеников за веру.

Витя шел по холодному беленому коридору. Вохровец впереди лениво позванивал ключами. Час выноса параш еще не настал.

 Здесь никого не водят на допрос,  Витя прислушался,  у него инстинкт, как у собаки Павлова.

Из-за решетчатого окошечка в стальной двери камеры доносился красивый голос Василия Ивановича. Занимаясь в подпольной семинарии в Подмосковье, нынешний пресвитер подрабатывал в хорах московских театров.

 Я пел даже в Большом,  улыбнулся бухгалтер,  мой приятель запил и отправил меня занять его место на сцене. Охраннники на пропуски хора не смотрели, а я постоял на знаменитых подмостках,  мягкий баритон разносился по БУРу.

 Страшно бушует житейское море, сильные волны качают ладью. В ужасе смертном, в отчаянном горе, Боже мой, Боже, к тебе вопию  отомкнув камеру, вохровец недовольно сказал:

 Заканчивайте концерт, гражданин. Двое суток поете, у нас уши завяли от вашего поповства. Выходите, вам сократили срок,  Василий Иванович сидел на железной лавке в компании эмалированной кружки с водой. БУР топили кое-как, Витя поежился.

 Я отпросил вас,  сказал Лопатин одними губами,  вы пойдете на свидание, Василий Иванович. Ваша жена, наверное, уже в поселке,  еще одна пачка сигарет перекочевала из его кармана в ладонь охранника.

 Пусть допоет,  попросил Лопатин,  вам ничего не стоит,  некрасивое лицо пресвитера озарилось светом, он поднялся с лавки. Василий Иванович быстро вытер глаза.

 К пристани тихой Твоих повелений дух мой направь и меня успокой,  голос плыл над камерой, вырываясь к слабой лазури северного неба,  и из пучины житейских волнений к берегу выведи, Боже благой,  Витя взял руки пресвитера в свои.

 Все так и случится,  шепнул Лопатин,  и последние станут первыми.

Появившись в Харпе месяц назад, полковник Сидоров не успел досконально разобраться с личными делами двух тысяч зэка, обитающих в колонии строгого режима. Папку Лопатина он просмотрел по диагонали. Полковник помнил, что теневому миллионеру, как он называл Лопатина, запретили личную переписку. Распоряжение ГУИНа появилось в папке после перевода заключенного из Забайкалья в Харп.

 Там было еще что-то,  Сидоров незаметно нахмурился,  надо сообщать в Москву о его свиданиях, но ему запрещены свидания.

Сидоров решил не обращать внимания на это обстоятельство. Москва славилась любовью к аккуратно отпечатанным бюрократическим бумажкам, часто противоречащим друг другу. Полковник рассудил, что за полторы тысячи километров от столицы он может позволить себе небольшую вольность. В его бывшей мордовской колонии браки заключала неприятная тетка из местного ЗАГСа. В Харпе отдела регистрации гражданского состояния не завели. Местные жители расписывались в Салехарде, однако для тамошних дамочек Харп оказался слишком дальним светом.

Сидорову разрешили заключать браки самому. Полковнику хотелось оказаться на месте регистратора, но еще больше на месте самого Лопатина.

Гражданка Гольдберг, которую не хотелось называть гражданкой, напоминала аппетитную булочку. Кудряшки цвета темной карамели падали на вязаную кофточку, облегающую нужные места. Сидоров старался не смотреть в ее сторону слишком откровенно. От Майи Наумовны умиротворяюще пахло сладкой выпечкой. Полковник радушно подлил ей чая.

 Очень вкусно, товарищ полковник,  прощебетала девушка,  большое спасибо,  Сидоров шутливо погрозил ей пальцем.

 Андрей Степанович,  велел начальник колонии,  я, можно сказать, ваш посаженый отец. Знаете, кто это такой?  Майя Наумовна потупилась.

 Нет,  призналась девушка,  у меня только восемь классов и ПТУ. Мама болела, мне пришлось рано пойти работать,  Сидоров деликатно решил не интересоваться отцом девушки,  мне нравится читать, но истории я совсем не знаю. Это что-то из старых времен?

Полковник любил исторические романы и с удовольствием листал милицейские детективы, сожалея, что писатель Левин больше не печатается.

 Его книги лучше повестей Семенова,  вздохнул полковник,  вроде бы он сидит за убийство из ревности. Наверное, его скоро выпустят и он вернется к творчеству,  отдав должное клюквенному варенью Майи Наумовны, он добродушно сказал:

 Именно. Посаженый отец и посаженая мать заменяли невесте или жениху родителей. Значит, вы с гражданином Лопатиным познакомились заочно?  Майя Наумовна разрумянилась еще больше. Девушка подергала кисти на платке.

 Ей идет такой цвет,  на бордовой шерсти цвели пышные розы,  хватит ее рассматривать,  одернул себя Сидоров.

Его взгляд уперся в круглую коленку, обтянутую скромной юбкой. Девушка оделила начальника домашними сладостями. Майя Наумовна привезла в Заполярье медовый кекс с имбирем и подсолнечную халву.

Сидоров на досуге любил постоять у плиты. Его жена, врач в поселковой поликлинике, готовила однообразно, а полковник ценил хорошие застолья. Он охотился, рыбачил и устроил на балконе маленькую коптильню.

 Надо развести дома помидоры дома,  он пробежал заявление Майи Наумовны о регистрации брака,  она цветовод, но, наверное, разбирается и в овощах.

Профессия гражданки Гольдберг казалась полковнику подходящей для девушки. Заведя разговор о помидорах, он удовлетворенно понял, что не ошибся. Мило картавя, Майя Наумовна дала ему здравые советы, заметив, что дома можно выращивать и клубнику.

 Насчет Виктора Алексеевича,  она опять смутилась,  я ездила в гости к тете Фане в Сыктывкар. Виктор Алексеевич им писал, когда ему еще позволяли. Он знает тетю Фаню и дядю Лазаря по Москве

Полковника даже не раздражали, как обычно, еврейские имена. Он считал, что евреи совсем зарвались.

 В телевизоре и на радио только они,  хмыкнул Сидоров,  Ивановых и Петровых зажимают, а Хазановы и Жванецкие слышны из каждого утюга. Говорят, что Высоцкий тоже еврей.

 Однако евреечки бывают очень сладкие,  глаза вернулись к груди Майи Наумовны,  повезло сухарю Лопатину  девушка оживилась:

 Я увидела карточку Виктора Алексеевича и написала ему,  она вздохнула,  мы хотели зарегистрироваться в Забайкалье, но его перевели сюда и я решила приехать

Сидоров не сомневался, что зэка рассчитывает на амнистию. Лопатин сидел уже шесть лет.

 Лет через шесть его могут выпустить,  полковник завизировал заявление Майи Наумовны,  а дальше, как говорится, еврейская жена не роскошь, а средство передвижения,  он решил, что Лопатин нацелился на запад.

 Скатертью дорога,  он расправился с вареньем,  нечего тянуть, рабочий день заканчивается,  взявшись за телефонную трубку, Сидоров по-отчески сказал:

 Зачем бродить по поселку в поисках ночлега? Получите штамп в паспорт и пойдете в комнаты для семейного свидания,  в комнатах пребывал свихнувшийся, как считал Сидоров, зэка Максимов.

 Кто еще будет распевать гимны целыми днями,  Майя Наумовна благодарно кивнула,  ничего, она будет сюда приезжать, мы поддержим знакомство,  полковник незаметно облизал губы. Набрав дежурку, он распорядился вызвать Лопатина.

 По личному делу,  тонко улыбнулся начальник колонии.

Витя никогда не бывал в комнатах для семейных свиданий.

 Или для обычных свиданий,  он пока не опомнился от изумления,  у меня было всего одно свидание, и то тайное.

Его супруга, как полчаса назад напыщенно сказал полковник Сидоров, хлопотала над шатким кухонным столом. Тесное помещение напоминало обычный гостиничный номер или комнатку в общежитии. Витя немало пожил в таких, разъезжая по делам Картеля в Казахстане и Сибири. На раскаленной спирали электрической плитки уютно пыхтел эмалированный чайник.

Единственную узкую кровать аккуратно застелили свежим бельем. В комнатке нашлась и невиданная по лагерным меркам роскошь. В ванной, отделанной дешевой голубой плиткой, из кранов хлестала горячая вода.

 С отоплением у нас проблем нет,  Витя зачем-то повертел очки,  вокруг много природного газа,  надев очки полгода назад, он еще к ним не привык.

 У папы хорошее зрение,  вспомнил он,  вернее, в Казахстане было хорошее. Может быть, у него тоже сейчас появились очки

Его новая жена пока молчала, отделываясь ничего не значащими репликами. Витя никогда в жизни не видел девушки, заключившей с ним брак в кабинете полковника Сидорова. Услышав ее фамилию, он велел себе думать, что это совпадение.

 Полная ерунда,  твердо сказал себе Витя,  никто в здравом уме и твердой памяти не поедет с Запада в СССР,  он решил последовать примеру отца и не пороть горячку.

Девушка вряд ли могла оказаться сотрудницей Лубянки. Захоти Комитет подсадить к Вите осведомителя, он, по мнению Лопатина, повел бы себя более прямо.

Витя считал, что следить за ним незачем. Экономическая шарашка, как он горько называл свой отдел, трудилась на благо страны победившего социализма. Сотрудники шарашки занимались расчетами для топливного ведомства и для старого работодателя Вити, министерства среднего машиностроения.

На Полярном Урале добывали строго нормированные ниобий и тантал. Металлы использовали для строительства космических кораблей. Товарищ Матвеев не посмел бы вмешаться в работу засекреченных министерств, но понимая, что завтра он может снова спуститься в шахту, Витя вел себя скромно и требовал того же от сотрудников.

 Товарищ Сталин сказал, что незаменимых у нас нет,  кисло заметил он на очередном совещании,  не стоит, выражаясь уголовным языком, зарываться. По экономическим статьям сидят еще тысячи заключенных. ГУИН может послать нас куда макар телят не гонял,  кто-то заметил:

 Мы и так здесь,  Витя покачал головой.

 Мы, можно сказать, почти в Европе. Не забывайте, что есть еще Таймыр, Якутия и Магадан.

Бывший бухгалтер из Хабаровска, получивший срок за подлоги, хмыкнул:

 С Чукотки можно бежать в США, а отсюда побег удастся только к белым медведям. Один парень на Курилах на моторке добрался до острова Хоккайдо,  зэка любили рассуждать о побегах.

 О побегах, а не приездах сюда,  на столе появился целый банкет,  но Майя Наумовна не может быть сестрой Ани и Нади. Доктор Гольдберг живет в Бельгии. Он не отпустил бы сюда дочь. Да и зачем ей ехать в СССР? Не для того ведь, чтобы выйти за меня замуж

Витя поймал себя на том, что в других обстоятельствах он обратил бы внимание на Майю Наумовну.

 Обычно я о таком не думаю,  ему стало неловко,  то есть иногда, оставаясь один

Вите нравилась ее ловкая, обтянутая свитерком фигурка, скромная юбка, скрывающая коленки, и маленькие руки. Майя Наумовна раскраснелась от жара чайника. Вите показался знакомым упрямый подбородок девушки и карие, с золотистыми искорками глаза. Ему казалось, что он где-то видел так называемую гражданку Гольдберг.

 Мне все привиделось,  девушка заварила чай,  надо спросить у нее, кто она такая,  в голове промелькнула шальная мысль о Бергерах. Витя никогда не видел их девочек.

 Я не еврей,  одернул себя Лопатин,  рав Лейзер не разрешил бы дочери выйти за меня замуж, пусть и фиктивно.

Майя Наумовна достала из тряпичной кошелки школьный блокнот.

 Садись, Витя,  он вздрогнул от забытого обращения,  здесь варенье, халва, домашний пирог. Приятного аппетита, милый

Устроившись напротив, она деловито заполняла бумагу аккуратными строчками. Медовый кекс пах имбирем и корицей, золотистый чай благоухал травами. Девушка оторвалась от блокнота.

 Дары приволжских лесов,  со значением сказала Майя Наумовна,  я привезла чай из Ярославля

Витя облегченно выдохнул.

 Василий Иванович говорил, что его сводные сестры подростки,  Витя прислушался,  они с Валентиной Михайловной поют на два голоса,  жена пресвитера раньше преподавала в музыкальной школе.

 Ее уволили, узнав, что она уверовала,  мрачно вспомнил Витя,  и выяснив, что она жена зэка.

Максимовы пели гимн, который пресвитер часто мурлыкал себе под нос, занимаясь расчетами. Витя понимал, что Василий Иванович думает о семье. Ему тоже нравились слова:

 Дай, Боже, им счастье

На многие дни,

От бурь и ненастья

Их в мире храни

Майя Наумовна с треском вырвала листки из блокнота. Девушка писала каллиграфическим почерком, но Витя понял, что она не ходила в советскую школу. Несмотря на очки, он славился зорким взглядом. Лопатин мгновенно замечал ошибки в расчетах и опечатки в документах.

 Она училась по другим прописям,  с первой же строчки у Вити похолодели губы,  она с ума сошла, она очень рискует,  Майя, как он велел себе звать девушку, написала и о возможном аресте смотрящего и о том, кто она такая на самом деле.

 Исаака арестовали,  Витя сложил бумагу,  а Пьер поехал на север спасать мальчика Павла. С папой и Татой все в порядке,  он велел себе немедленно забыть о Майе.

 Нельзя так думать о ней,  одернул себя Лопатин,  она жена Исаака. Она здесь из сострадания ко мне и я должен быть ей благодарен

Девушка указала глазами на ванный закуток, Витя поднялся. Бумага полетела в унитаз. Чиркнув спичкой, он привалился к прохладной стене. Пылали языки пламени, он услышал в вентиляционной отдушине ласковый голос:

 Васенька, я ела персики,  по лицу Вити покатились слезы,  тебе тоже нужны витамины. Бери, пожалуйста. Меня попутчик в поезде оделил, добрый человек,  Витя вернулся в комнату.

 Она тоже привезла персики,  понял Лопатин,  наверное, они ехали в одном вагоне. Майя здесь не ради меня, она никогда мне такого не скажет и никто не скажет

Витя ничего не мог поделать. Сдавленно всхлипнув, он рухнул на стул, закрыв лицо руками. Мишель тяжело вздохнула: «Нельзя его трогать, ему будет только хуже».

На нее повеяло ароматом табака, у девушки закружилась голова. Выскочив из-за стола, Мишель ринулась в ванную комнату.

Назад Дальше