Идите и не ошибетесь, она поджала губы, сарай не пропустите. Что вы все в Москву лезете, сидели бы в своем Бердичеве.
Мишель испугалась, но вспомнила, что так часто говорят в СССР. Вернувшись к Пьеру, она почти весело заметила:
Я не могла понять, откуда она узнала, что я из Бердичева, кузен пожал плечами.
Добро пожаловать в многонациональный Советский Союз, хотя во Франции тоже хватает антисемитов, он прищурился.
Вот сарай, а твой муж курит на крыльце. Он похож на фотографию, Пьер видел снимок Исаака в Париже, только он вырос
Стоя под наброшенным на их головы старым талитом, Мишель не могла унять бешеный стук сердца. Исаак оказался выше ее почти на две головы. Большая рука мужа бережно держала ее нежные пальцы.
Смотри, этим кольцом ты посвящаешься мне согласно закону Моисея и Израиля.
На губах девушки остался терпкий вкус изюмного вина, налитого в старый бокал для кидуша. На рассохшихся половицах оставили завернутый в кухонное полотенце тонкий стакан. Комнату огласил треск стекла, Мишель услышала от двери голос Пьера: «Мазл тов!»
И потом мне отдали ктубу, она вертела конверт, мне нельзя терять документ.
Сжевав пару печений, Пьер деловито сказал:
Встречаемся в девять на станции, Мишель открыла рот, здесь сорок пять минут езды до Москвы, мы все успеем.
Кузена было мучительно слушать из-за его сильного заикания.
Хотя так действительно менее заметен акцент, поняла девушка, а у меня его нет, я только картавлю, она робко спросила:
Зачем вам в Москву? Пьер, это может быть опасно, инспектор вздохнул.
Твой муж тебе все расскажет. Мы едем только на Казанский вокзал. Хорошо, что у меня есть пара часов свободного времени, Пьер подмигнул им, я навещу здешний универмаг, Исаак кивнул:
В Сыктывкаре ваша нынешняя одежда привлечет ненужное внимание, а в Нарьян-Маре тем более.
Пьер быстро рассказал Исааку, зачем он появился в СССР.
Отогнув клапан конверта, Мишель аккуратно вложила внутрь записку. Муж продиктовал ей адреса новой родни. Теперь она знала, где живут Бергеры и где обретается Ривка. После еврейского нового года Пьер ехал на север.
Паоло могли отправить в тамошний детский дом, мрачно сказал кузен, это сто километров от колонии, где сидит его отец, Исаак заметил:
Адреса для безопасности. Завтра мы купим плацартные билеты и отправимся в Сыктывкар, он счастливо улыбнулся, мама и папа тебе обрадуются, любовь моя.
Они не могли разнять рук. Мишель оглядывала скромную комнату.
Здесь мы поселимся, когда вернемся после праздников в Малаховку. Исаак проведет зиму в Москве, я устроюсь на работу, а потом
Дальше она загадывать не хотела. Ласковая рука легла ей на плечи, Исаак шепнул:
Я не верю, что ты здесь, любовь моя. Мне кажется, что я открою глаза и сон закончится. Ты спасла меня на выставке, а он, Исаак не хотел называть Кепку по имени, он не понял, кто ты такая.
Глаза цвета горького шоколада холодно блеснули.
Не понял, потому, что я его дочь, отозвалась Мишель, сейчас я его переиграла. Я поеду с вами на Казанский вокзал и не спорь со мной. Я могу заметить то, на что и Пьер не обратит внимания.
Исаак и не собирался спорить.
Осталось еще три часа, блаженно подумал юноша, полагается подождать ночи, но я не могу
За холщовыми занавесками в высокой траве трещали кузнечики. Над дачными улицами кружила дальняя музыка репродуктора. Пылинки плавали в луче солнца, ее темные волосы пахли цветами. Он целовал тонкие пальцы, зарывался лицом в мягкие ладони.
Так не положено, пробормотал Исаак, сейчас день, но
Мишель потянула его к себе. Под ее свитером таилось нежное, горячее. Исаак не мог оторваться от сладких губ девушки.
Мы муж и жена, Мишель откинула голову назад, теперь мы никогда не расстанемся
Конверт полетел на пол, Исаак легко поднял ее на руки.
Никогда, любовь моя.
Динамик над откатывающейся деревянной дверью пробормотал: «Хино новка няки». Исаак Бергер ухмыльнулся:
Выхино, следующая остановка Вешняки. Двадцать минут до Казанского вокзала, он вытянул ноги в импортных горных ботинках, маршрут я знаю наизусть.
В пустом вагоне некому было обратить внимание на компанию, севшую на электричку в Малаховке. День был рабочий, дачники оставались в столице.
Жители области тоже уехали, заявил Исаак, только в другом направлении. Они ужинают перед голубыми экранами, нам никто не помешает, он ласково привлек к себе Мишель.
Мы вдоволь наговоримся завтра, но и сейчас надо перекинуться парой слов.
Девушке отчаянно хотелось спать, но Мишель велела себе собраться.
Поспишь в плацкарте, сердито сказала себе она. пока не след расслабляться.
Ей не хотелось вставать с крепко сбитого топчана, выныривать из-под теплого одеяла, отрываться от надежного плеча Исаака.
Словно внутри меня жила сжатая пружина, шепнула она мужу, а сейчас она расправилась.
Длинные ресницы дрогнули. Исаак словно ребенок потыкался губами в ее ладонь.
У меня так же, он тяжело дышал, я ждал тебя, а сейчас, он попытался найти слова, все оказалось лучше, чем я мог надеяться, лучше, чем писали мудрецы, юноша понял слова из Торы, давно выученные наизусть.
Она часть меня, Исаак слушал стук ее сердца, мне не надо никого другого. Нас сотворили друг для друга, мы навсегда останемся вместе.
Ему отчаянно не хотелось размыкать руки. Ее каштановые волосы растрепались, щеки разрумянились. Мишель лукаво улыбалась.
Надя мне кое-что рассказала, жена приподнялась на локте, но я и не представляла, что может быть так хорошо, милый.
Мишель вспомнила, что ей надо опять появиться в микве.
Окунешься в Сыктывкаре, уверил ее муж, все равно в поезде не получится остаться вдвоем.
Мишель со вздохом подытожила:
Значит, осталась еще одна ночь, Исаак кивнул, а завтра утром придется опять ехать в Москву.
Поезд на Сыктывкар отправлялся в час дня. С вокзала Исаак хотел позвонить Катерине Петровне в Ярославль.
Запиши ее телефон и адрес, попросил он Мишель, она приходит на перрон, когда я еду домой. Она передает нам гостинцы, а я оставляю ей деньги. У нее десять детей, но трое старших сыновей сидят, Мишель удивилась: «За что?».
За веру, как мой папа, мрачно ответил Исаак, они баптисты, их прессуют не слабее евреев. Только нас кое-как отпускают в Израиль, а баптистам деваться некуда, муж поднял из разбросанного по полу вороха одежды часы.
Двигаемся, милая. Выпьем кофе и пойдем на станцию.
Над Малаховкой сиял огненный осенний закат. Присев на подоконник, Исаак полистал документы так называемой Майи Наумовны.
Работа отличная, Мишель устроилась рядом, но в загс мы с тобой не пойдем, он поцеловал жену в нос, потому что девушка кивнула:
Тебе не стоит появляться в поле зрения мелухи. Ничего, Мишель хихикнула, матерям-одиночкам дают пособия, а ктуба у меня при себе.
Конверт надежно улегся в карман ее нейлоновой куртки. Мишель намеревалась сменить гардероб в Сыктывкаре.
И называй меня Майей, напомнила она мужу, во всем нужна аккуратность, Исаак закатил глаза.
Ты словно тетя Марта, только маленькая, он пощекотал девушку. Мишель серьезно отозвалась:
Вообще-то это комплимент.
Завидев Пьера на перроне станции, девушка удовлетворенно сказала:
Вот он прибарахлился, Исаак присвистнул:
Молодец, ты знаешь нужные словечки. Действительно, он окинул взглядом кузена, Петр Михайлович Волков больше не напоминает карикатуру из «Крокодила», инспектор листал именно этот журнал.
В парикмахерской подхватил, объяснил Пьер, Майя Наумовна, это мы с тобой, патлатая парочка в джинсах дымила сигаретами, то есть я был таким.
В пахнущей дешевым одеколоном парикмахерской заика Волков едва начал объяснять, что ему, собственно, нужно.
Хочешь укоротить твою кефаль, бесцеремонно заявил молодой парень в несвежем синем халате, изобразим все по высшему разряду.
От Пьера еще разило тройным одеколоном.
Вообще-то это кельнская вода, он вытянул ноги, жаль бачков и бородки и жаль настоящих джинсов.
Советские штаны серого цвета, согласно этикетке, произвели на фабрике «Вымпел». Исаак заметил:
Можно было загнать твои шмотки в Сыктывкаре, но лучше не рисковать
Динамик прохрипел: «овая очная».
Новая, следующая Сортировочная, Исаак оглянулся, давайте покажу вам самородок, Мишель ахнула:
Сколько в нем граммов, девушка робко коснулась золота, сколько он стоит? Исаак отозвался:
Цены есть разные, но на Казанском вокзале мне дадут хорошую, туда приедут серьезные люди.
Он рассказал Пьеру и жене об аресте смотрящего.
С ним плакал мой банковский вклад, если можно так сказать, хмуро заметил Исаак, я звонил адвокату Арии, однако он с помощником на процессе на Украине, а больше я юристов не знаю. Дело не в деньгах, он помолчал, Павел Петрович пожилой человек, он ровесник Волка.
Исаак надеялся, что на Казанском он узнает что-то о судьбе смотрящего.
Вы отправляйтесь в буфет, велел он Пьеру, вам рядом со мной болтаться не надо.
Пьер следил за тусклыми звездами на чернильном небе. От заката осталась только яркая полоска на горизонте. Динамик квакнул, в вагон ворвался неожиданно ясный голос диктора:
Передаем заключительный концерт Песни-77. Поют Анна Герман и Лев Лещенко. Песня «Эхо судьбы», музыка Евгения Птичкина, слова Роберта Рождественского
Стучали колеса, Пьер привалился виском к стеклу. В Париже он не слышал этой песни.
Совсем новая, понял инспектор, все действительно так. И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга все равно остается любовь. Она сильнее смерти, сильнее всего. Я любил Магдалену, он скрыл вздох, но я полюблю снова и меня тоже полюбят Исаак потормошил его.
Пошли, Петр Михайлович, инспектор встряхнулся, Казанский вокзал.
Натянув уродливую советскую куртку, Пьер двинулся в тамбур.
Саша в первый раз переступил порог здания МИДа на Смоленке, однако не увидел внутри никакой разницы с Лубянкой. Полированные половицы поскрипывали под ногами, от плюшевых штор с бомбошками неуловимо пахло пылью.
Он оставил «Волгу» на служебной стоянке на задах здания. Шпиль министерства уходил в закатное московское небо. На Садовом гудели машины. Саша помнил, что шпиль установили на высотку по распоряжению товарища Сталина.
Или министра Берии, он остановился на гранитных ступенях, однако конструкция легкая, поэтому наверху нет красной звезды, как на остальных высотках.
Звезду заменял массивный герб на фасаде. После смерти Сталина архитекторы хотели избавить здание от ненужного шпиля.
Хрущев велел сохранить его, как памятник глупости, хмыкнул Скорпион, ерунда, Сталин отличался редким умом. По крайней мере, он или Берия не сомневались бы, что делать в нынешней ситуации.
Ситуация, если и не была катастрофической, то двигалась к таковой.
Время на водолазном Panerai Саши приближалось к девяти вечера. Министерство иностранных дел, следуя словам поэта, тоже никогда не спало. Посла Республики Франция вызвали для передачи официальной ноты именно к девяти.
Шесть часов назад, примчавшись в гостиницу «Националь», месье Анатоль, старший лейтенант Лебедев, обнаружил номер Атоса запертым. Сначала коллега хотел поднять тревогу, однако у него хватило ума спуститься к портье, где выяснилось, что месье де Лу оставил ключи на стойке. Номер блистал отсутствием месье и мадам и присутствием их багажа. Паспортов в вещах не обнаружили. Портье не помнил, когда именно гости покинули «Националь».
У нас много постояльцев, виновато сказал он, за всеми не уследишь.
Следить за постояльцами вменялось в обязанность парням, дежурящим в вестибюле, однако и они не заметили месье и мадам.
Они переоделись в номере, скрипуче сказал товарищ Котов по телефону, на выставке девица, наставник, хотел выругаться, но сдержался, обвела меня вокруг пальца. Она разыграла обморок, а я не хотел болтаться рядом. Думаю, что они назначили рандеву с сообщником, таковым мог быть проклятый Бергер, но смылись, почувствовав запах дыма
Фотографии Атоса и мадам, как кисло думал о девушке Саша, ушли по милицейским каналам, однако зная о вражде Щелокова и Андропова, на Лубянке не ожидали скорого результата.
Девица тоже из их семейки, злобно добавил товарищ Котов, перед нами младшая дочка покойного Ягненка. Она знает русский язык, иначе ее не послали бы сюда, Саша растерянно ответил:
На собеседовании посольстве они не упоминали о русском языке, товарищ Котов фыркнул:
И не упомянули бы, это азбука нелегала. Что касается нынешней ситуации, он задумался, мы не можем арестовать всех работников «Галлимар», по голосу товарища Котова было ясно, что четверть века назад Лубянка поступила бы именно так, остается вызвать в МИД посла и проверить, знает ли он об этой авантюре.
Юрий Владимирович договорится с товарищем Громыко, а вы переверните апартаменты в гостинице, хотя они профессионалы и не оставят следов, наставник тяжело вздохнул, у них есть советские паспорта, а за несколько часов они могли изменить внешность почти до неузнаваемости
Как и предсказывал товарищ Котов, второй обыск в «Национале» не принес плодов. Саша был уверен, что обрывки французских паспортов парочки плавают в московской канализации.
Опять позвонив товарищу Котову, он услышал, что милиция отправит усиленные наряды на вокзалы и в аэропорт.
Это все, что они могут сделать, недовольно добавил наставник, но если я хоть что-то понимаю в разведке, то Атос и Миледи, так стали звать жену барона, никуда не полетят и не поедут. Они затаятся в глуши и займутся своими делами.
Кроме аэропортов и вокзалов, оставались междугородные автобусы и электрички.
Которые приходят на вокзалы, в служебном вестибюле его ждал гладкий мидовский парень в хорошем костюме, но никто не мешает им доехать на автобусе до Сортировочной, сесть на электричку и оказаться в Рязани или Твери.
Саша с бессилием думал о просторах Советского Союза, где Атос и Миледи могли затеряться навечно.
Перед отъездом в МИД он позвонил в Нарьян-Мар, куда отправили щенка Фокусника. Парень успел получить в документы штамп дебила, как это называл Саша.
Его ждет перевод в интернат для идиотов, с удовлетворением подумал Скорпион, впрочем, Левин не позволит такому случиться. Эту операцию можно считать успешной. Можно было бы, поправил себя он, если бы не Атос и Миледи.
Саша считал, что парочка связалась с Бергером. Набрав номера коллег, занимающихся областью, он поручил им переговоры с милицией, ведающей Малаховкой. Только в голливудских фильмах герои с пистолетом наперевес прыгали в такси и неслись за подозреваемым.
Джеймс Бонд в Москве оскандалился бы, почти весело хмыкнул Саша, таксист отказался бы его везти, сославшись на то, что он едет в парк.
Он не дождался звонка из Малаховки, но в Нарьян-Маре его уверили, что детский дом находится под контролем.
Потому что я разговаривал с нашими людьми, как и в Сыктывкаре, они с парнем вознеслись наверх в старомодном лифте со скамеечкой, на местах меньше бюрократии.
Звонок из Коми застал Сашу в машине. В поселке Заречном все было в порядке. Ненормальному старшему Бергеру оставалось сидеть два месяца, а младший Бергер по месту прописки отсутствовал.
Мамаша заявила, что давно не видела сына, сообщил Сашин коллега, у нее в голове пара извилин, не думаю, что она врет, Саша помнил глуповатую домохозяйку.
И Бергера я помню, парень привел его в голую комнатку с наушниками, я тогда подумал, что от осинки не родятся апельсинки. В кого он у них такой получился в местечковом кагале?
Комнату оборудовали особым стеклом, за которым Саша отлично видел благообразного дипломата лет шестидесяти с орденом Почетного Легиона в петлице. Француз восседал напротив мидовца в сером костюме. Парень шепнул Саше: