- Доброе утро, господин, - обратился Аполлоний. - Центурион Массимилиан. Рад видеть вас обоих живыми.
- Они останутся живы, если вы сделаете то, что я скажу, - вмешался Беникий. - Отведи своих солдат к опушке леса и оставайся там, пока я не выведу своих людей. Если ты попытаешься остановить нас, я убью ваших офицеров. Ты понял?
Аполлоний бесстрастно пожал плечами. - Я подчиняюсь только приказам своего префекта. Вы должны передать наших офицеров живыми, а затем сдаться.
- Глупец, - прошипел Беникий. - Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, если хочешь, чтобы они жили.
- Я буду говорить за своих людей, - прервал его Катон. - Ты будешь вести переговоры со мной и только со мной, Беникий.
- Молчать!
Он перевел дыхание.
- Аполлоний! Если они не сдадутся, убей их всех. Я не буду заложником!
- Закрой свой рот! - Беникий сильно ударил Катона по затылку. - Еще одно слово без моего дозволения, и я отрежу тебе язык.
Он дернул их за поводья и отбросил от частокола, столкнув с вала. Оба они покатились и упали на землю внутри аванпоста. Лежа на земле, Катон услышал ответ Аполлония.
- Ты переговоришь с моим префектом. Я буду ждать результатов. Если до полудня я ничего не услышу от него, мы нападем. Прощай, Беникий.
Катон услышал звук удаляющихся копыт, ему с трудом удалось сесть рядом с Массимилианом. Беникий смотрел, как уезжают конники, и повернулся, чтобы посмотреть на своих пленников, прежде чем заговорить.
- Ты усложнил мне жизнь, префект. Теперь я не могу использовать тебя, чтобы покинуть это место. Ты позаботился об этом. Ну что же, похоже, мне придется убить вас обоих здесь.
- В этом нет необходимости. Почему бы не выбрать сдаться и жить?
- Жить как раб, ты имеешь в виду? - Беникий покачал головой. - Это не жизнь.
- Для некоторых это хорошая жизнь. Не все попадают под цепь работать на серебряных рудниках. Многие живут безбедно. Некоторые даже выигрывают или покупают свою свободу.
- Некоторые... Я думаю, что большинство так и остаются рабами. А я не буду рабом, префект. И никто из этих людей, что со мной тоже рабами не будут.
- Интересно, что бы они сказали, если бы им предложили выбор?
- Ты нас не понимаешь. Мы гордый горный народ. Мы всегда были такими, задолго до прихода римлян. Мы никогда не склонялись перед вашей империей и никогда не склонимся. Это наш путь.
- Тогда ты обречен. Если ты убьешь меня, император будет в ярости. Он пошлет еще людей под командованием другого командира. Они завершат уничтожение вашего народа. Это лишь вопрос времени. Еще есть время спастись. Сдавайся сейчас и освободи меня и центуриона. Я позволю вам вернуться к вашему Царю, и ты сможешь сказать ему, что если он поклянется в верности императору Нерону, ограничит свой народ своими землями и прекратит набеги на другие части провинции, я выведу своих людей с его территории. Я даю тебе слово, что никакие патрули не войдут на земли Царя. В том числе никакие римские чиновники.
Это был отчаянный блеф, и Катон безмолвно молился Мендацию, чтобы разбойник не понял его обмана относительно масштабов его полномочий.
- А что, если твой император решит не гарантировать твое слово?
- Император требует только демонстрации покорности. Дайте ему это, и он позволит твоему царю править беспрепятственно. Так же, как это сделал Рим для многих других.
Беникий выглядел затравленным зверем, обдумывая слова Катона. Гордость боролась с желанием жить и перспективой мира.
- Если ты откажешься, то тебя и твой народ ждет только смерть. Ты можешь гордо идти на смерть, но ты все равно умрешь. Вы оставите после себя только могилы и то, что осталось от ваших поселений и тайных лагерей. Со временем ваш народ будет забыт, и все, что останется, - это несколько заросших руин, чьи имена уйдут из памяти. Или вы можете выбрать выживание и процветание в своей части этого острова.
Предводитель разбойников скорчил гримасу и испустил долгий, глубокий вздох покорности.
- Ты даешь мне слово, что позволишь мне и моим людям уйти отсюда невредимыми, если я освобожу тебя и центуриона?
- Я даю тебе слово перед всеми моими богами, и этот человекмой свидетель, - серьезно ответил Катон.
Беникий посмотрел на него своими темными, пронзительными глазами, затем кивнул. - Ладно, хорошо.
Он достал пугио Катона и шагнул к ним, чтобы разрезать их узы. Катон размял пальцы и потер запястья. - Спасибо. Я сообщу, когда вы сможете безопасно покинуть аванпост. До тех пор оставайтесь внутри. Идем, Массимилиан.
Он направился к подводам, загораживающим ворота, и забрался на одну из них, пробираясь между разбойниками, стоящими наверху, и спрыгнул вниз с другой стороны. Затем они с Массимилианом уверенно спустились по склону к Аполлонию и всадникам, ожидавшим позади него.
- Слава богам, - тихо сказал центурион. - Я думал, что мы покойники. Я боялся, что вы никогда его не уговорите.
- По правде говоря, я тоже.
Массимилиан рассмеялся. - У вас яйца из твердого железа, господин. Твердого железа.
Когда они приблизились, Аполлоний сошел с коня. Он положил руки на бедра и наклонил голову на одну сторону, осматривая Катона.
- Вы до этой заварушки выглядели лучше, господин. Что случилось с вашей головой?
- Ранение в глаз.
- Его нужно срочно осмотреть. Я пошлю за хирургом.
- Я разберусь с этим позже. - Катон надул щеки. - Вы зря время не теряли, быстро до нас добрались.
- Недостаточно быстро, чтобы спасти аванпост.
Катон вспомнил ауксиллариев, Микия и его людей, погонщиков муловвсе они погибли. - Нет... но ты спас меня и Массимилиана. За это я благодарен тебе. - Он посмотрел на группы вспомогательных пехотинцев, расположившихся вокруг аванпоста. - Они тоже пришли из форта?
Аполлоний покачал головой. - Это люди Плацина. Они появились здесь почти одновременно с нами. Он на дальней стороне холма. - Почему же они освободили тебя?
Катон коротко объяснил, а затем приказал Массимилиану послать одного из своих людей сказать Плацину, чтобы тот позволил Беникию и его разбойникам беспрепятственно пройти мимо.
- Значит, ты намерен сдержать свое слово? - с задумчивостью спросил Аполлоний.
- Конечно. Возможно, мы еще найдем способ решить эту проблему без дальнейшего кровопролития.
- Оптимистичен как всегда.
Катон устало покачал головой. - Я устал от кровопролития.
- Тогда ты странный солдат.
- Даже солдаты в конце концов устают от этого зрелища. Некоторые из нас, по крайней мере. Я уже насмотрелся.
Он снова обратился к Массимилиану. - Поднимись туда и сообщи Беникию, что он может уходить. Как только разбойники двинутся в путь, бери своих людей, и начинайте хоронить наших мертвых.
- Да, господин.
Когда центурион направился к веренице лошадей, Катон почувствовал новый прилив боли в левом глазу и зажал ладонью повязку.
- Тебе лучше послать за хирургом
Аполлоний издал низкий свист.
- Надо было принять мое предложение, когда я его сделал, а не упрямиться.
- Просто, на хрен, пошли за хирургом, пока он тебе сам не понадобился.
*******
Катон сидел на пне, пока хирург когорты осторожно снимал повязку. Кровь из раны высохла и впиталась в повязку, отчего слои слиплись, и Катон выругался, когда жгучая боль пронзила его глазное яблоко.
- Извини, господин. Я делаю все возможное.
- Да, но делай это осторожно, - прорычал Катон сквозь стиснутые зубы. - Я не хочу, чтобы ты вырвал его из глазницы.
- Будем надеяться, что до этого не дойдет. - Аполлоний улыбнулся. - Не лучший вид для наших матрон. Что бы сказала Клавдия?
Катон отбил руки хирурга и повернулся, чтобы ткнуть пальцем в агента.
- Еще одна подобная выходка, и ты за это заплатишь.
- Прошу прощения, префект... Иногда я говорю раньше, прежде чем подумаю.
- Придет день А пока я бы посоветовал тебе не испытывать свою судьбу.
- Принято к сведению. А вот и они.
Катон сдвинулся, чтобы посмотреть вверх по склону, и хирург зашипел, прежде чем заговорить с вынужденным почтением. - Если бы вы могли оставаться неподвижным, господин, это было бы проще и менее болезненно, уверяю вас.
Сохраняя неподвижность, Катон наблюдал за тем, как Беникий и его люди вышли из аванпоста и проследовали мимо конных ауксиллариев, ожидавших на небольшом расстоянии. Они двигались настороженно, пока не отдалились от всадников, а затем ускорили шаг, направляясь вниз по склону к лесу в метрах восьмистах от них. Массимилиан подождал, пока они уйдут, и приказал половине своих людей собраться и повел их к воротам.
- Последний кусочек..., - пробормотал хирург, снимая лоскут ткани.
- И ничего. Я ничего не вижу, - сказал Катон.
- Вы и не сможете, господин. Глаз весь в запекшейся крови. Веки слиплись. Еще и отек. Мужчина достал свою флягу и налил немного воды на чистый рулон ткани из сумки с перевязочными материалами, затем начал промокать вокруг глазницы. - Так лучше, рана очищается... - Он поработал еще немного, затем откинулся назад. - Попробуйте открыть его, господин.
Катон напрягся, безуспешно пытаясь поднять веко. Он заметил, как вздрогнул хирург.
- Что? В чем дело?
- Тамон поврежден сильнее, чем я думал, господин. Мне нужно будет, как следует осмотреть его в лагерном госпитале, и сейчас вам потребуется больше отдыха.
- Он восстановится? Смогу ли я снова видеть им?
- ЯЯ не знаю, господин. Только время покажет.
- Ты мне нихрена не помог. Наложи свежую повязку, и мы разберемся с этим, когда вернемся в Августис.
- Да, господин.
Хирург аккуратно обложил легкой тканью вокруг глазницы, наложил прокладку из льна и обмотал голову Катона новой повязкой. Когда он завязывал последний узел, со стороны заставы раздались крики. Мгновение спустя из форта выскочили несколько ауксиллариев и побежали к своим лошадям. Произошла короткая перепалка, после чего они и большинство людей, ожидавших снаружи, пустили своих коней в галоп по склону в сторону разбойников, которые все еще находились в двухстах шагах или около того от линии деревьев.
- Что во имя Плутона- Катон вскочил. - Что там задумал Массимилиан?
Аполлоний прищурился, глядя на всадников. - Я не вижу его. Должно быть, он все еще внутри заставы. Нет! Вот он.
Катон узнал центуриона по его гребневому шлему, когда тот выбежал из ворот и вскочил на коня. Он схватил поводья и помчался за вспомогательными всадниками, у которых уже была хорошая фора.
- О нет...- Катон вспомнил сцену внутри аванпоста. Забитых лошадей, тела убитых и двух солдат, которых замучили до смерти. Он бросился бежать по склону, крича: - Стоять! Глупцы! Стоять! Я приказываю вам остановиться!
Но его слова заглушил стук копыт и дикие боевые крики ауксиллариев, выхвативших длинные мечи, а затем крики тревоги разбойников, когда они обернулись и увидели всадников, скачущих к ним галопом. Беникий жестом подозвал своих сторонников, и они бросились бежать, но Катон видел, что они не успеют вовремя добраться до деревьев. Он чувствовал, что его легкие горят от усилий, затраченных на бег в доспехах, а сердце бешено колотилось о ребра.
Первый из ауксиллариев настиг разбойника, который отставал от остальных. Его меч поднялся, а затем обрушился на добычу и глубоко прорубил шею, почти отрубив голову. Разбойник упал, а всадник галопом помчался к следующему человеку.
Пока Катон бежал, он мог только с ужасом смотреть, как конные ауксилларии вклиниваются в ряды разбойников, нещадно рубя их. Только Беникий и еще несколько человек сумели добраться до деревьев и скрыться в тени чащи. К тому времени, когда Катон добрался до места происшествия, остальные разбойники были зверски зарублены, или оставались лежать ранеными на склоне. Массимилиан остановился на краю бойни, его лицо было белым от ярости.
- Что вы наделали? - прорычал Катон, поднимаясь на ноги, широко раскинув руки и сжав кулаки. Он сделал несколько глубоких вдохов. - Вы Хароновы идиоты! Я дал слово, что им не причинят вреда. Вы обесчестили меня... обесчестили Рим! - Он беспомощно покачал головой.
Ауксилларии смотрели в ответ, в их руках были окровавленные мечи. Один из них размахивал своим оружием.
- Они заслужили этого, господин. Вы видели, что они там натворили!
- Закрой свой рот! - Катон взревел - Ты дурак! Мы могли бы заключить с ними мир. Мы могли бы спасти жизни. А теперь? - Он прижал кулаки ко лбу. - Теперь они будут сражаться до конца. Мира быть не может. Только кровопролитие... кровь зальет весь остров, пока все не закончится. - Он оглядел своих людей. - Будьте вы прокляты, глупцы. Будь проклят каждый из вас за то, что вы навлекли на всех нас!
- Подождите! - Массимилиан указал на одного из разбойников, которого Катон считал мертвым. Он полз от места бойни сквозь заросли травы, когда центурион направился к нему. - Этот еще жив!
Он наклонился, чтобы перевернуть разбойника на спину.
- Это Кальгарнон.
*************
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
На следующее утро хирург осторожно снял повязку и наклонил голову Катона так, чтобы свет падал через окно скромного блока валетодинариума форта. Прежде чем вынести вердикт, он на мгновение пристально посмотрел в глаза.
- Сама рана заживает. У вас останется еще один свежий шрам, чтобы произвести впечатление на матрону. Но вы все еще ничего не видите, говорите?
- Слева только тьма, а остальное справатусклый туман, - ответил Катон.
- Боюсь, господин, я думаю, вы никогда не восстановите зрение в этом глазу. - Хирург наклонился ближе, держась подальше от света. - Первоначальное ранение разорвало тебе веко, и заноза попала в глазное яблоко по краю зрачка. Подобные раны я видел раньше. Лучшее, на что вы можете надеяться, - это частичное восстановление зрения, но не возлагайте на это надежды.
Он убрал руки с головы Катона и выпрямился. - Я больше ничего не могу для вас сделать. Свежий воздух поможет заживить рану. Держите ее в чистоте и не трогайте, иначе она снова откроется. Я бы посоветовал вам носить постоянную повязку для этого, пока не завершится заживление. Хотя, после этого не снимайте ее тоже, если обнаружите, что глаз и область вокруг него стали чувствительными. Пожалуй, вы будете выглядеть как киликийский пират.
- Повязку? - вздохнул Катон. Он видел в Риме ветеранов армии с глазными повязками и вспомнил, какую жалость к ним испытывал. Теперь он, в свою очередь, станет объектом жалости, и стыд заставит его нервничать. Он пытался убедить себя, что люди могут рассматривать это как еще один шрам, такое же доказательство его хорошей службы, как и фалеры на его ремнях. Что Клавдия подумает, когда они встретятся в следующий раз? - подумал он.
- А что насчет пленника? Кальгарнон, - он кивнул в сторону соседней комнаты. - Как он поживает?
- Он схлопотал хороший удар гладием в плечо. Просто рана в теле. А удар по голове, сбивший его с ног, был скользящим, но отрубил ему большую часть уха. Он поправится. Хотя заметьте, зрелище будет не из приятных.
Катона это не волновало. Важно то, что они захватили одного из врагов. Необходимо убедить Кальгарнона раскрыть местонахождение лагеря разбойников. Более того, расположение цитадели, откуда самозванный горный Царь вел свою кампанию сопротивления Риму.
- Сделайте для меня постоянную повязку, - приказал он, вставая.
Он вышел из комнаты и выбрался на крытую дорожку, которая шла вдоль всего валетодинариума. Было еще раннее утро, и до того, как жара станет невыносимой, пройдет еще как минимум час. Дверь в комнату, где содержался заключенный, была открыта, и он шагнул под перемычку и принял приветствие вспомогательного пехотинца, стоявшего на страже.
Кальгарнон был привязан к кровати. Он поднял голову, чтобы посмотреть, кто вошел, слегка прищурившись, глядя на залитый светом дверной проем. Катон подошел и взглянул на окровавленную повязку, покрывавшую плечо мальчика, а также макушку и бок его головы.
- Хирург считает, что твои раны хорошо заживут.
- Это больше, чем можно сказать о твоем глазе, префект.
Рука Катона начала подниматься, и он с усилием вернул ее обратно. Кальгарнон заметил этот жест и улыбнулся. - Ты будешь носить этот шрам с собой всю оставшуюся жизнь. Что-нибудь на память о моем племени.
- Возможно, это все, что останется как воспоминание о твоем племени, если твои соплеменники не придут в себя и не откажутся от своей бессмысленной борьбы.
- Бессмысленной? - усмехнулся Кальгарнон. - Мы бросили вызов Риму двести лет назад. Что заставляет тебя думать, что на этот раз у тебя все получится? Мы захватили ваш форпост и убили ваших людей.
- Сколько из вашего боевого отряда было потеряно, чтобы достичь этого? Скольких еще вы потеряли, когда тебя ранили, пока вы убегали? Как ты думаешь, сможешь ли ты позволить себе жертвовать таким количеством людей каждый раз, когда атакуешь один из наших форпостов?
- Каждая разрушенная нами застава вдохновляет еще сотню воинов присоединиться к нам.