Воздух где воздух? Невозможно Дышать невозможно Вот так и приходит погибель Сейчас его добьет кто-нибудь Спешенный, лежащий на земле кабальерослишком простая добыча
Воздух в легкие все-таки ворвался, но лучше от этого не стало. Он казался таким обжигающе-ядовитым, что Хасинто заорал. Не только от муки, но и от беспомощности, от понимания, что гибель близка.
Лишь бы сознание не потерять! Встретить костлявую лицом к лицу и с оружием в руках. Нельзя сдаваться. Нельзя умирать такой жалкой смертьюот рук черни или под копытами лошадей. Пусть щит и копье он потерял, но меч по-прежнему с нимножны неприятно врезаются в бедро.
Оттолкнувшись левой ладонью от земли, Хасинто поморщился, застонал и, неудачно сжав зубы, прокусил язык. Во рту появился железистый солоноватый привкус, зато подняться на ноги получилось. Он сплюнул кровь и оглянулся, ища Валеросо. Коня не было. Это понятно: посреди боя у жеребца не получилось бы стоять неподвижно, дожидаясь, пока хозяин придет в себя.
Хасинто выхватил меч из ножен.
Какое все-таки благо, что и отец, и сеньор учили его биться левой рукой тоже! Она подчинялась куда хуже правой, но это хоть что-то! Главное, он превозмог боль и теперь умрет в бою, а не покорно валяясь на земле.
Покачиваясь, Хасинто сделал шаг. Вокруг кипела битва, но отсюда, снизу, не удавалось разобрать, кто побеждает.
Нужно скорее выбрать противника, хватит медлить. Нужно убить его коня.
Хасинто бросился к ближайшему сарацину, сейчас занятому схваткой с другим рыцарем. Уже приготовился вспороть тугой живот каурой кобыле, но тут перед глазами возникла ладонь в перчатке. Он не думалрука сама вернула меч в ножны и вцепилась в руку спасителя.
Рывок. Оттолкнуться от земли и прыгнуть. Вправо и вверх.
Несколько мгновений, и он сновахвала всем святым! верхом. Пусть не на своем коне, пусть позади спасителя. Позади Гонсало. Это ничего. Жеребец у оруженосца могучий, выносливый, ему хоть и тяжело, а двоих не столь уж крупных всадников он должен выдержать. А для спасителя Хасинто не станет обузой. Главное, не упасть снова: больная рука едва слушается, держаться ею за Гонсало сложно.
Обнажив клинок, он принялся отражать удары, предназначенные оруженосцу, лошади и ему самому. Правда, это довелось сделать лишь несколько раз. Сражение затихало: осажденные наконец вырвались из крепости и помогли. Соединившись, воины Леона и Кастильи быстро разгромили мавров, ведь теперь христиан стало куда больше, чем неверных. Хотя хуглары, наверное, споют по-другому
Даже не верилось, что битва заканчивалась. Хасинто озирался в поиске противников, но их почти не осталось. Рыцари уже начали спешиваться, стягивать шлемы и кольчужные капюшоны, прикладываться к поясным флягам и вязать пленных.
Слезайте, бросил Гонсало.
Хасинто сполз с лошади, скрипя зубами от боли. За ним спрыгнул и спаситель.
Что это с вами? спросил он.
Ничего страшного. Руку слегка повредил. Пройдет.
По крайней мере, хотелось в это верить. Лишь бы не перелом: кости не всегда срастаются как надо. Это ушиб можно залечить, а вывихвправить.
Хорошо, что сами живы, хмыкнул Гонсало, снимая шлем и подшлемник.
Хасинто думал сделать то же самое, но правая рука отказывалась подниматься, а управиться только левой было непросто.
Я помогу, сказал Гонсало и стащил с его головы шлем.
Спасибо. И за то, что спасли, тоже спасибо. Благослови вас Бог.
Вы дороги сеньору, а у меня была возможность помочь. Жаль, другому не получилось. Он почесал блестящую от пота макушку и, нахмурившись, повторил: Жаль, но там это было не в моих силах. И хоть он не особенно ко мне благоволил, а я все-таки не знаю попривык к нему, что ли? Привязался по-своему. Даже странно Ведь сколько таких эскудерос на моей памяти было?! Ну, таких, с благородной кровью. Одни уже рыцари, другиепокойники.
Хасинто едва вникал в слова Гонсало. Сейчас, когда битва закончилась, ярость и страх утихли, дыхание выровнялось, зато боль стала нестерпимой. Руку тянуло вниз так сильно, будто вот-вот вывернет из сустава, будто она весит, как десяток кольчуг. Он попытался прижать ее к груди и едва не взвыл. Нет уж, пусть лучше висит, нужно пореже ее беспокоить. А еще найти себе важное, очень важное занятие, чтобы отвлечься. Например, помочь тем воинам, кто ранен сильнее, чем Хасинто. Или, может, сеньор даст какое-то поручение. Неважно. Лишь бы забыть о собственных муках. Ведь умудрился же он несмотря на них участвовать в бою.
Гонсало вздохнул и пробормотал:
Да Я буду скучать по Диего.
Хасинто будто чем-то тяжелым ударили. Колени задрожали, голова закружилась, левое веко задергалось.
Что?.. Диего?.. Вот и ослабла боль в руке. Но какой ценой?! Да лучше бы он катался по земле, вопил и плакал! Что с ним?.. Где он?! Где Диего?!
Где-то протянул Гонсало. Как и многие. Где-то здесь, на поле. Сарацинский дьявол пробил его кольчугу, проткнул живот, Диего с лошади упал. Тогда я и видел его в последний раз.
Нет Только не это. Друг погиб Почему?! Ну почему Господь это допустил?! Не слишком ли многих он забрал к себе за неполные два года? Отец, Марита, теперь Диего Нельзя роптать, но удержаться невозможно.
Я тоже упал с Валеросо Но я же не умер
Ну так и живот вам не проткнули. Вам повезло. Диего повезло меньше.
Хасинто и сам все понимал, но так и подмывало воскликнуть: а вдруг он всего лишь ранен?! Не хотелось прислушиваться к жестокому разуму, говорящему: после такой раны не только не выживаютот нее умирают долго и в страданиях.
Почему Ну почему такое случилось?!
Всевышний его знает Гонсало пожал плечами. Да, Диего жаль, но главное, что дон Иньиго жив. Он огляделся и спросил: Раз уж вы ранены, то, может, постоите пока здесь, присмотрите за Милитанто? А я пойду, узнаю у сеньора, какая помощь нужна.
В груди загорелась злость. Миги стала такой жгучей, что, казалось, сожжет самого Хасинто.
Я не собираюсь тут стоять, процедил он. Сами следите за своим Милитанто. А мне нужно Диего найти. Но вам не понять. Вы он запнулся и с презрением бросил: Вы другой!
Гонсало отпрянул, вскинул брови вроде как в удивлении, а шрам на его лице покраснел и изогнулся. Словно полураздавленный дождевой червь! Хасинто не стал дожидаться, пока этот простолюдин, этот кабальеро-виллано опомнится и что-то ответитсразу бросился прочь.
Позже, когда метался по полю, разыскивая друга, из глубин души с робким укором выглянула совесть. Она говорила: ты нагрубил своему спасителю и едва не оскорбил его. Разве на языке не вертелось уничижительное «виллан»?
Совесть, правда, быстро спряталась, обожженная гневом. Гонсало сам виноват! Эти его слова: Диего жаль, но главное, что дон Иньиго жив! Разве можно такое говорить? Да, благо, что с сеньором все хорошо, но это прозвучало как: жаль, что де Лара копье сломал, зато сам цел.
В нос били запахи крови, железа и размазанной по земле травы, солнце слепило глаза и освещало изломанные трупы. Столько мертвых! С посиневшими лицами, с раздавленными руками и ногами, с рассеченными головами. Многие кони бродили без всадников Интересно, где Валеросо, жив ли? Он выяснит это позже. Сейчас важнее найти Диего. Вообще-то он должен быть недалеко, ведь они сражались в одном отряде. Хасинто всматривался в каждого лежащего воина, будь то убитый или раненый. Со всех сторон на кастильском и сарацинском доносились стоны и крики, проклятия и молитвы.
Скажи матушке, что я
Йашраб
Добей меня амиго прошу
Верую в Бога единого, отца всемогущего
Чинто
Ему послышалось?
Чинто! Хотя бы вы целы, слава Создателю!
Теперь он узнал голос де Лары и обернулся. В нескольких шагах прямо на земле сидел сеньор. Простоволосый. Шлем и подшлемник валялись рядом, рука лежала на голове Диего. Кудри друга теперь лишь слегка вились и, влажные, липли к шее, щекам, лбу и подбородку Будто склизкие водоросли, запутавшись в которых Хасинто однажды едва не утонул.
Дон Иньиго осторожно, прядь за прядью, убирал их с вспотевшего лица юноши. На губах Диего пузырилась кровавая пена, из горла вырывался свист. Из-под разодранной кольчуги виднелась ярко-алая расщелина, и ее никто не пытался перевязать, не пытался остановить кровь. Не было смысла. Это лишь отсрочило бы гибель и сделало еще мучительнее.
Страшнее всего оказалось видеть широко распахнутые глаза, в которых страдание сплавлялось с удивлением? Словно он не верил, что умирает. Хасинто тоже не верил, не хотел верить!
Диего! Пожалуйста! Выживи!
Шагнув к другу, он рухнул на колени и вскричал:
Диего!
Тише, прошептал де Лара и повторил: Тише. Не мучай его.
Хасинто отвел взгляд. Слишком невыносимо смотреть имолчать. В двух шагах, склонив головы, стояли вассалы идальго Маркеса. А им-то каково сознавать, что не уберегли единственного сына своего сеньора?
Де Лара выпрямил спину и повернулся направо. Почувствовав его движение, Хасинто посмотрел туда же, куда он. Приближался незнакомый падре в сопровождении Гонсало.
Наконец-то. Я боялся, он не успеет пробормотал сеньор и обратился к святому отцу: Это мой эскудеро. Отпустите ему грехи, прошу
Падре едва заметно кивнул и сел по другую сторону от Диего. Одной рукой сжал его руку, а пальцем другой начертал крест на лбу.
Отпускаю тебе грехи, сын мой. Покойся с миром, он что-то неразборчиво забормотал на латыни, потом отчетливее произнес: In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
В душе Хасинто стремительно образовывалась пустота. Диего был единственным другом во владениях де Лары, единственным, кто стал близок. Но скоро он уйдет. И никто не облегчит его муки. Если бы умирала лошадь, сеньор избавил бы ее от страданий, добив. Но человека нельзя. Остается смотреть, как он скребет пальцами землю, морщит лицо, шевелит окровавленными губами, пытаясь что-то сказать. А слышны только клокотание воздуха в горле и хрипы, хрипы Пройдя через муки, Диего очистится, ему будет уготовано место в Царствии небесном, но как же больно все это видеть тем, кто пока на земле!
Падре читал молитву:
Credo in unum Deum, patrem omni potentem
Хасинто плакал.
Диего тяжело и часто дышал.
Потом враз затих. Грудь больше не вздымалась, тело обмякло. Но морщинка на лбу не разгладилась, и глаза остались открытыми. Только теперь в них не было ничего. Ни-че-го. Смерть унесла душу.
Падре провел ладонью по его векам, закрывая.
Pax tecum
Амиго прошептал Хасинто.
Сеньор сжал его правое плечо. Тут и вспомнилось, что оно больное. Хасинто шумно втянул воздух и не удержался от стона. Де Лара тут же отдернул руку.
Вы ранены? спросил он, внимательно его оглядывая.
Пустяки
По сравнению со смертью Диего все пустяки!
Попрощайтесь с другом, сказал дон Иньиго. А потом Впрочем, вы сейчас мало чем поможете. Рука у вас хорошего мало. Он сокрушенно покачал головой. Отдохни пока, а позже лекарь тобой займется.
При слове «лекарь» Хасинто поежился. Он их с детства боялся, с того дня, когда его покусала собака, и замковый врачеватель прижигал раны раскаленым докрасна железом. Шрамы от ожогов и по сию пору пусть слабо, но были заметны на левой икре и под коленом. А еще однажды его одолела желудочная горячка, и целитель заставлял пить горькие вяжущие настои. От них рвало целыми днями до боли в груди и горле, к тому же мучили неясные страшные мороки.
От де Лары, похоже, не ускользнули его сомнения.
Не волнуйся, Чинто, это хороший лекарь. Он из мавров, учился в Аль-Андалусе.
Еще лучше! Если уж христианский врачеватель причинял такую боль, то чего ждать от измаильтянина? Хотя о чем он вообще думает, когда друг мертв?!
Сеньор поцеловал Диего в лоб, затем поднялся и ушел вместе с падре. Один из вассалов идальго Маркеса тоже коснулся губами лба юноши и удалился, а второйседой и морщинистый Манрике, остался. По его щекам катились, не останавливаясь, слезы. Неудивительно: Диего вырос у него на глазах, потому эта смерть для старого кабальеро тяжелая потеря.
Наконец, спустя минут десять, Манрике вздохнул, утер лицо тыльной стороной ладони, пригладил волосы Диего и, целуя его, что-то прошептал. Затем, по-прежнему шмыгая носом, встал и пошел прочь. Хасинто остался с другом один на один.
{Я думал, мы вместе будем болтать о битве Думал, будем спорить, кто убил больше мавров, хвастаться А оно вон как вышло}
Его лицо совсем белое. Кровь, размазанная по подбородку, алеет, словно на снегу.
Поцеловать, как и все, лоб. Попрощаться Скоро Диего зароют в землю, и никогда больше Хасинто его не увидит.
На губах соль Непонятно, от слез, или от невысохшего пота с лица друга.
Прощай, амиго. Покойся с миром.
Сидеть здесь и дальше невыносимо. Боль душевная спорит с болью телесной, и обе одинаково сильны. Нужно что-то делать. Нужно чем-то себя занять.
Валеросо! Он все еще не знает, где Валеросо!
С одной рукой Хасинто не поможет воинам снимать доспехи с врагов, забирать их оружие, не поможет и рыть могилы, и перетаскивать раненых, зато своего коня он найдет. В конце концов, это, кажется, единственный друг, который у него остался. Хотя нетесть еще Мигель, Чебито и Фернандо, но они скоро окажутся далекоуедут в родовой замок Варгасов. Он же отправится в замок сеньора.
Толком ничего не различая, Хасинто поплелся прочь.
Кто-то уже копал могилы. Кажется, ополченцы и жители крепости. Неужели и друга похоронят здесь, на поле боя? Нет Вот двое рыцарей подняли его и перетащили на одну из полегчавших к концу похода телег. Это правильно. Он знатный эскудеро, и погиб, защищая сеньора. Он достоин погребения внутри крепости, на давно освященной земле, где-нибудь возле церкви.
Кто-то собирал добычу. Кто-то помогал раненым. Кто-товестимо, падречитал молитвы. А Хасинто все шел и шел, глядя в никуда. Нужно собраться, иначе как найти Валеросо?
Он долго бродил кругами, а потом за спиной раздалось холодное:
Это ваш. Заберите.
Он оглянулся. Позади стоял Гонсало, держал Валеросо под уздцы.
Спасибо, пробормотал Хасинто, перехватывая поводья. Тут и вспомнил: вечный эскудеро его спас, но что получил вместо благодарности? Гонсало, простите меня. Ну, за то, что наговорил. Вы уберегли от смерти, а я Не знаю, что такое нашло. Я не хотел. Простите.
Понимаю, протянул Гонсало. Друзей тяжело терять, и гнев сорвать хочется. Я понимаю.
Он ушел, а Хасинто, вцепившись пальцами в конскую гриву, уткнулся в нее. Сеньор сказалотдохните. Вот он и отдохнет. Постарается ни о чем не думать, прижавшись правым боком к теплому конскому животу. Кажется, рука и плечо так болят меньше, а довольное фырканье жеребца успокаивает.
Сколько времени прошло, Хасинто не знал. Он словно выпал из привычного мира, погрузившись в иной, в котором существовали только смерть и терзания. А ведь воины Леона-Кастильи одержали победу! Но радости от этого не было и, наверное, не будет
Хасинто очнулся, когда подошел Мигель и осторожно коснулся его запястья.
Сеньор, дон Иньиго желает вас видеть. Он ждет в крепости.
Да? Тогда отведите меня к нему, будьте добры. Я не знаю дороги.
Конечно.
Миго забрал у него поводья и, время от времени оборачиваясь, повел к стенам, в которых зияли распахнутые ворота.
Путь не запомнился: ни по двору, ни по лестницам замка. Все расплывалось, как в предутренней сумеречной дымке, а голова гудела, будто из руки боль добралась и до нее.
Лишь когда Мигель довел до входа в предоставленную дону Иньиго опочивальню, Хасинто пришел в себя и ударил по деревянной двери тяжелым кованым кольцом. Услышав позволение войти, открыл ее и ступил внутрь.
Чинто! воскликнул сеньор. Идите сюда!
Де Лара и впрямь его ждал. Миго, откланявшись, удалился, а Хасинто закрыл за собой дверь и замер на пороге.
Вот лекарь, о котором я говорил. Ибн Якуб, дон Иньиго указал на молодого крепкого мужчину. Покажите ему руку.
Вообще-то очень не хотелось это делать. Лекарь-мавр! Хотя, стоило признать, внешне он не отличался от христиан. Хасинто видел его в походе, но даже не догадывался, что тотизмаильтянин. Такая же, как у всех, одежда. А еще светлое лицо и голубые глаза. Лишь брови очень густые и темные, но это и среди своих нередко встречается. Да что говоритьу самого Хасинто такие же.
Не осмеливаясь перечить, но приготовившись к худшему, он приблизился к врачевателю. Тот с помощью сеньора принялся стягивать с него кольчугуэто оказалось настоящей пыткой. Рука не слушалась, мавру еле-еле удалось найти такое положение, чтобы вытащить ее из рукава. Все это время Хасинто стонал, а иногда кричал: хотел сдержаться, но не получалось. Из глаз против воли катились слезы.