Вы вы не нашли его?
Де Лара выпрямился, оттолкнул Хасинто и процедил:
А что, похоже, будто я сияю от счастья?
Нет. Не похоже. Не стоило задавать вопрос, заранее зная ответ. И голос, и поведение сеньора говорили, что поездка оказалась тщетной. Снова.
Погаси же проклятую лампу наконец! теперь Хасинто послушался, а Иньиго Рамирес сказал: Иди на свое ложе и притворись, будто тебя нет. Иначе отправишься спать на конюшню.
Да он бы с удовольствием отправился куда угодно! Только бы не находиться здесь, боясь лишний раз вздохнуть и зная, что дон Иньиго, скорее всего, так и просидит без сна до самого рассвета. Но Гонсало просил: когда сеньор вернется, будьте рядом, хоть это и сложно. Похоже, оруженосец знал, о чем говорит.
Что ж, Хасинто не уйдет. Останется здесь. Пусть даже придется дышать тише, чем младенец, и не шевелиться, изображая бревно.
Он думал, что уснуть не получится, и оказался прав. Это даже хорошо. Зато услышал звук шагов. Тут же вскочил с ложа и выпалил.
Доброе утро, сеньор.
Де Лара окинул его мутным взглядом и, ничего не сказав, шагнул к двери.
Нельзя вот так отпускать дона Иньиго! Почему нельзя? Хасинто сам точно не знал. Просто не хотел его отпускать.
Нет! Подождите!
Он ринулся к сеньору, взял его руку в свою и, рухнув на одно колено, воскликнул:
Позвольте мне пойти с вами! Вдруг все же понадоблюсь! Я Мне
Довольно слов, отрезал де Лара. Можешь идти за мной, если хочешь. Только молча.
Иньиго Рамирес отправился в противоположную часть замкав башню, где держали знатных пленников. Добравшись до верхнего этажа, остановился и протянул:
Хочу отрубить сарацинскому выродку голову
У Хасинто в груди похолодело. Убивать сына мавританского рико омбре не просто глупо, еще и опасно. Зачем наживать кровного врага?
Нужно либо сказать сеньору о своих сомнениях, либо молчать, как тот велел. Поддержать его своим молчанием, либо удержать от неразумного поступка.
Сейчас или никогда.
Хасинто задержал дыхание и спросил:
Зачем его казнить? Кровного врага наживете. Лучше потребуйте тройной выкуп и
Возле уха просвистел воздух. Кожу обожгло, в ушах зазвенело. Спустя мгновение пришла боль.
Хасинто зажмурился, но тут же открыл глаза. Дон Иньиго медленно опускал руку и смотрел яростным взглядом. А ведь сеньор предупреждал, что нужно молчать, Хасинто сам не послушал. Но все равно обидно до жути! И больно: не телудуше. Ничего с этим не сделать. Остается только стоять и как дурак хлопать глазами.
Выражение лица де Лары изменилось. Сжатые в полоску губы расслабились и приоткрылись, на лбу пролегли глубокие морщины.
Чинто, мне жаль.
Он протянул руку к его левой щекетой, по которой только что ударил. Хасинто дернулся, но не отпрянул, и сухие мозолистые пальцы, едва касаясь, защекотали кожу. По телу пробежала зябкая дрожь.
Жаль, повторил сеньор. Я не хотел. Но сейчас меня злит любая мелочь, иногда могу не сдержаться. Поэтому молчи, не лезь с советами.
Я буду молчать. Обещаю.
Вот и хорошо. И не беспокойтся за меня. Может, я кажусь безумцем, но это не так. Да, я хочу убить мавритенка, но не стану этого делать, он помолчал и сквозь зубы добавил: Хотя просто выкупом его отец не отделается.
У Хасинто чуть не вырвался вопрос: что вы задумали? Благо, он вовремя опомнился и прикусил язык. Не зря. Де Лара сам пояснил:
Мавритенок останется заложником. Увезу его с собой. Пусть сам напишет об этом. Я так хочу. Заодно ибн Яхъя убедится, что сын жив.
Провернулся ключ, отомкнулся замок. Стражник отступил, пропуская сеньора и Хасинто, потом дверь за спиной захлопнулась.
Комната на верхнем этаже башни оказалась крошечной. Только и хватало места для узкого стола и ложа в паре шагов от него. А еще здесь было холоднони жаровни, ни тем более камина: разумно, ведь огонь тоже оружие.
Пленник сидел на шерстяном покрывале, подслеповато щурился и часто моргал. Похоже, большую часть времени он провел во тьме. В комнате даже крохотного оконца не было, поэтому слабое свечение лампы оказалось для мавра слишком ярким.
Он выглядел совсем юным, даже младше Хасинто. Неожиданно! Зато ясно, почему де Лара назвал его мавритенком, а не мавром. Тот вовсе не походил на диких, злых сарацинов, с которыми довелось сражаться. Обычный юноша, почти мальчик. Худое лицо, на котором даже пушка еще нет, по-детски пухлые губы. Смотрит испуганными черными глазами, дергает щекой.
Дон Иньиго шагнул вперед, пленник взвился на ноги и прижался к стене. Теперь в его взгляде отразилась ненависть.
Де Лара положил на стол пергамент и перо, поставил чернила и, снова повернувшись к мавру, медленно заговорил. На сарацинском. Сеньор знает язык неверных?!
Хасинто разобрал только имяИбрагим.
Пленник хрипло задышал, сжал кулаки и выкрикнул что-то яростное. Наверное, оскорбление. В глазах дона Иньиго сверкнула ярость, он прищурился, поджал губы и угрожающе надвинулся на мавра. Тот сильнее вжался в стену, номиг! и отчаянно бросился на сеньора.
Дурак! На что надеялся?
Де Лару явно насмешила попытка мальчишки. Зло ухмыльнувшись, он перехватил его запястья и выкрутил левую руку. Пленник взвыл, Иньиго Рамирес отшвырнул его. Тот ударился лопатками и затылком о соседнюю стену и сполз на пол.
Твой отец лжец и должен за это ответить. Но его здесь нет. Поэтому ответишь ты.
Отец не лгать! выпалил юнец на дурном кастильском. Никогда не! Я не потерпеть оскорблений! А тыпес паршивый! Ты он замялся. Видимо, не мог вспомнить других оскорблений на чужом языке и добавил на своем: Хензирен!
Дон Иньиго шагнул к мавру и двинул ему ногой под ребра. Юнец подтянул колени к животу, зашипел, застонал от боли. Еще чуть-чуть, и ему вовсе не поздоровится. Ну зачем он спорит? Чего доброго, де Лара не выдержит и все-таки убьет. Хасинто не сможет помешать.
Проклятье, прохрипел сеньор и отошел от пленника. Чинто, останови меня, если я вдруг Его отец заслуживает страданий, но мавритенок все-таки нужен живым. Как ни жаль. Останови, понял?
Да, сеньор.
Хорошо пробормотал де Лара, затем указал мавру на стол и прикрикнул: Пиши! Попрощайся с отцом, пока есть возможность. Считай это милостью.
Не нужен подачка! Я не будь говорить отцу, что он лгать. Не говорить, что писать с позволения неверных. Я
Я тебя прикончу проговорил дон Иньиго.
Этот голос пугал: за видимым равнодушием ничего хорошего не крылось. Правда, пленник об этом не догадывался. Он вскочил на ноги и выпалил:
Лучше смерть, чем
Молчи, безумец! воскликнул Хасинто, сам от себя не ожидая, и покосился на сеньора.
Тот, как ни странно, не разозлился: напротив, посмотрел с одобрением и даже благодарностью.
Надо было прийти завтра. Или послезавтра. Сейчас я не вполне владею собой. Убью олухапотом пожалею. Ну его! Идем, Чинто.
Но письмо же важное! Не потому, что докажет ибн Яхъе, что сын жив, а потому, что весть от сына куда сильнее тронет отцовское сердце, чем послание от врага. Она заставит его страдать. Ведь именно этого хочет де Ларамести. Хочет причинить ибн Яхъе боль, а письмо Ибрагима ее усилит. Но таким путем дон Иньиго ничего от пленника не добьется. Юноша слишком упрям, сеньор слишком зол, а надо мягче, осторожнее Сейчас де Лара на это не способен.
Хасинто подошел к нему и прошептал так, чтобы мавр не услышал:
Если позволите, я попробую его убедить. Вдруг получится?
Иньиго Рамирес несколько мгновений колебался, потом кивнул и, не сказав ни слова, вышел.
Хасинто остался с пленником наедине и тут же пожалел о своем решении. Нужно было послушаться и уйти. Но почему-то в глупую голову закралась мысль, будто ему удастся то, что не удалось сеньору. Ладно, отступать поздно.
Ибрагим, ты долго, очень долго не увидишь отца. Может, вообще никогда не увидишь. Поэтому амир Иньиго позволил тебе с ним попрощаться. Сейчас ты еще можешь это сделать. Потом вряд ли.
Твой хозяин дурно говорить о мой отец! Не слушать я этого этого смердящего
Мавр, похоже, забыл нужное слово. И хорошо. Вдруг он выдал бы что-то слишком оскорбительное? Тогда Хасинто мог не сдержаться и накричать на упрямого барана. Хотя стойкость мальчишки вызывала невольное уважение, даже сочувствие. Сын не виноват, что отец оказался лжецом и мерзавцем. С другой стороны, грехи родителей всегда падают на детей, а от шакала никогда не родится агнец.
Амир Иньиго сильно разгневался, поэтому и сказал такое. Может, твой отец и не хотел лгать, но все-таки солгал. Наверное, нечаянно.
Тихий голос и доверительный тон не подействовали. Пленник зарычал, а в следующее мгновение в скулу Хасинто врезались костяшки пальцев. Он отлетел к стене, вскрикнул от неожиданности.
Да что же за день такой?! Сначала от сеньора получил, теперь от дурного юнца!
В груди закипела ярость. Все стало неважным: и что он снял повязку только этой ночью, и что минуту назад чуть ли не сочувствовал сарацину. Забыл он и о вожделенном письме.
Сучонок!
Хасинто двинул мавру коленом под дых. Тот согнулсяи получил локтем по шее.
Они сцепились, не удержали равновесия и дальше боролись на полу. Молча. Ни криков, ни стонов, ни проклятий. Еще не хватало, чтобы вбежал стражник и разнял их, как драчливых кутят. Враг пыхтел, молотил кулаками то по воздуху, то по Хасинто. Извернулся и врезал коленом между ног. Резкая боль пронзила промежность и растеклась по животу. Застонать бы, но Хасинто не доставит сукину сыну такого удовольствия!
Дьявольское отродье!
Жаль, нельзя воспользоваться кинжалом. Кабальеро не сражается оружием с безоружным кабальеро. Даже если тотневерный, враг. В неравной схватке мало чести. Тем более что пленник нужен живым.
Ничего! Мавританский ублюдок все равно получит свое!
Хасинто отпустил врага и перекатился на спину. Юнец по дурости решил этим воспользоваться: попытался придавить его своим весом. Замечательно! Сделал, что нужно!
Хасинто просунул руку ему подмышку, ногу закинул на бедро ир-раз! перевернул. Схватил мавритенка за волосы, несколько раз ударил затылком об пол. Потом еще и еще раз.
Враг сопротивлялся, но недолго: скоро Хасинто воевал с уже неподвижным, бесчувственным телом.
Что? Бесчувственным? Нет! Он не хотел убивать мальчишку! Только проучить. Надо было опомниться вовремя, остановиться!
Неужели убил?
Пленник не двигался и, кажется, не дышал.
Хасинто приложил ухо к его груди, но собственное сердце грохотало так сильно, что стук вражеского он не расслышал. А может, оно уже не билось?
Нет!
Ибрагим простонал Хасинто и приподнял его голову. Солома под ней побагровела. Ибрагим!
Что же он наделал?! Обещал заполучить письмо, но все испортил. Все! Предостерегал сеньора, говорил, что кровный враг ни к чемуи сам же нажил ему кровника! Гнев всему виной. Неспроста онсмертный грех.
Хасинто бездумно тряс тело пленника и бормотал: Ибрагим, Ибрагим, Ибрагим Глаза щипало от выступивших слез. Мавр оставался неподвижным.
Иисусе, Господи всемилостивый, всемогущий, шептал Хасинто, Дева Пречистая, каюсь во грехе своем, молю о чуде Ибрагим!
Сарацин застонал. Его стон показался слаще песни. Благодарение всем святым! Слава Господу, он услышал молитвы!
Хасинто готов был расцеловать недавнего врага. Не умер! Жив! Уберегла пресвятая Дева!
Он осторожно поднял юношу и усадил, прислонив спиной к стене. Это оказалось не так-то простоправая рука еще плохо слушалась, и все-таки он справился.
Ибрагим Ну же, держись Очнись Ну пожалуйста!
Наконец пленник разомкнул веки, но его взгляд был мутным и блуждал, ни на чем не задерживаясь. Хасинто пощелкал пальцами перед его лицом.
Ибрагим! С тобой все хорошо?
Ответом стал плевок. Благо, пролетел мимо и упал в солому. Хотя несколько капелек все-таки брызнули на щеку. Если бы не радость, почти счастье от того, что юноша жив, Хасинто снова бы взъярился. Сейчас же лишь провел рукой по скуле, вытирая слюну, и проворчал:
Вижу, пришел в себя.
Лицо пленника, сейчас голубовато-белое, пошло красными пятнами, во взгляде загорелись ненависть и презрение. Это неприятно иневажно.
Сказал бы сразу, что не желаешь писать протянул Хасинто. Или ты просто сердить отца не хотел? Боялся его гнева?
Мой отец не лгать выдавил мавр посиневшими, дрожащими губами.
Ты другие слова знаешь? Долго собираешься бурчать одно и то же? Верю я, верю! Твой отец хотел сделать добро, но ошибся. А мой сеньор опечалился, разгневался, вот и наговорил всякого. Не хочешь ничего писатьне надо. Нам с амиром Иньиго вообще все равно. А насчет этого, Хасинто похлопал себя по затылку, я сожалею. Не думал тебя калечить, но ты оказался сильным противником. Пришлось драться всерьез
Хасинто отошел к столу и медленно, очень медленно начал скручивать пергамент в узкую трубочку. Он ждал. Пока неясно, поверил мавр в его искренность или нет, повлияла на него лесть или пропала втуне. Тем более что неизвестно, какие у Ибрагима отношения с отцом. Может, юнцу легче сдохнуть, чем написать родителю из позорного плена. Тут Хасинто его понимал. Находись он в таком незавидном положении, тоже десять раз бы подумал, прежде чем говорить с Варгасом-старшим.
Я не буду сказать отцу, что он лгать Нет.
Хасинто фыркнул и пожал плечами.
Нет и не надо. Никто не заставлял тебя его обвинять.
Твой хозяин заставлять.
Проклятье! Видимо, сеньор сказал это в самом начале, на сарацинском. Надо как-то выкрутиться
Что ж ты такой дурной? Я же объяснил: сеньор разозлился. Вот и захотел высказать ибн Яхъе все С твоей помощью. Но это необязательно.
Дикарь. Он дикарь.
Взять бы и врезать олуху по роже! Жаль, нельзя.
Пф-фЭто ты дикарь. Бестолковый. Насочинял ерунды. Не понял, что тебе позволили попрощаться. Да что теперь говорить!
Хасинто махнул рукой и шагнул к выходу.
Ну же, Ибрагим, очнись! Задержи, останови! Сделай то, что хочет дон Иньиго!
Все-таки зря сеньор давил на пленника, зря заставлял писать о лжи отца. Ибн Яхъя и сам, без подсказок бы догадался, почему сына сделали заложником. Конечно, де Лара предупреждал, что не в себе. Наверное, этим и объясняется его несдержанность.
Хорошо, что у сеньора есть эскудеро, который добьется того, чего не добился он! Наверное Все-таки пленник не спешит останавливать Хасинто.
Неужели все зря? И лесть, и показное равнодушие, и полуправда?
Он уже дотронулся до дверной ручки, и тут наконец раздалось вожделенное:
Не уходить ты! Я написать!
Губы против воли растянулись в улыбке. Благо, он стоял спиной к сарацину.
Тебя не поймешь буркнул Хасинто и нехотя, будто через силу, обернулся. Ладно уж, но давай быстрее. Я с тобой и так провозился. Он подошел к Ибрагиму и носком ботинка расшвырял солому. Затем положил на пол пергамент, поставил чернила, всунул в руку неверного перо. Быстро, понял?
Пленник метнул на него взгляд и тут же обмакнул перо в чернила. Пальцы юноши тряслись: перо то и дело выпадало из рук. На лбу выступали капли пота, дыхание было хриплым и неровным. Юноша так сильно волновался? Или сказывался разбитый затылок? Несколько строчек Ибрагим выводил так долго, что за это время Хасинто написал бы десяток посланий. К заложнику точно нужно отправить лекаря. На всякий случай. Не забыть бы сказать об этом сеньору
Наконец мавр отложил перо, а Хасинто забрал послание. Прочесть не смог, а жаль. Вот бы выучить язык врагов, понимать их чудные завитушки. Это пригодится. Можно попросить ибн Якуба, чтобы с ним позанимался. Лекарь скучает по родной речи, а потому вряд ли откажет. Но спрашивать просто так неудобно. Да и вообще: об учебе лучше подумать потом, а сейчас главное, что все удалосьде Лара получит то, что хотел.
Получит, благодаря своему эскудеро!
Дон Иньиго стоял, прислонившись к стене, и смотрел в пол. Когда Хасинто вышел, он вскинул голову.
Я уж думал за тобой идти.
Вот, Хасинто протянул пергамент.
Замечательно. Сеньор с улыбкой забрал свиток, но вдруг нахмурился. У тебя щека опухла. Только не говори, что это я тебя
Непроизвольно Хасинто потянулся к щеке, но Иньиго Рамирес перехватил его руку и опустил.
Ты что, подрался с этим с Ибрагимом?
Немного.
Надеюсь, ты победил?
Ну что за вопрос?!
Конечно! А вы как думаете? Хасинто кивнул на свиток. Письмо же у вас.
И то верно Он написал на своем наречии или нашем?
На своем.
Тогда отыщи ибн Якуба. Жду тебя и его здесь.
* * *
Приветствую тебя, возлюбленный отец мой, да будет доволен тобою Аллах. Прости своего сына Ибрагима, принесшего огорчение. Я заслуживаю порицания, ибо пленили меня франки, да проклянет ибн Якуб осекся, но все-таки продолжил: Да проклянет их Аллах. Отпускать меня они не желают, забирают на нечистые земли. Видит Всевышний, я старался избежать позора, но все в воле Его. Молюсь о твоем здравии, а также о здравии моей матушки, моих братьев и сестер.