Он скатился с кровати. Путаясь в рукавах, сбросил камизу. Почти ничего не видя из-за злых слез, все-таки нашел веревку. Трясущимися руками завязал на ней пятьнет, десять узлов. Пал на колени перед крестом и
А-а-а!
Самодельный хлыст рассек спину. Так тебе, дьявол! Изыди! Изыди!
Еще удар. Изо всех сил. Еще крик. Снова удар. И молитвабыстро-быстро, на одном дыхании:
Каюсь перед Богом всемогущим, блаженной Марией вечной Девственницей, блаженным Михаилом Архангелом, блаженным Иоанном Крестителем, перед святыми Апостолами Петром и Павлом, всеми Святыми, ибо много грешил в помыслах, словах и делах. Моя вина, моя вина, моя величайшая вина
Удар! Больно. Хорошо, что больно. Нужно еще сильнее, еще больнее!
А потом строгий пост и ежедневные молитвы, и ежедневные истязания плоти. А еще исповедь и причастие. Только так удастся изгнать беса. Если удастся
Конечно же удастся! Не может быть иначе! Известно, что охотнее всего дьявол искушает праведников, потому избрал его своей жертвой: ведь Хасинто, узнав о смерти Мариты, навсегда отказался от плотских утех.
Ничего у Асмодеядемона похотине выйдет! Нет ему воли! С Божьей помощью Хасинто его одолеет! Главное, не сдаваться, соблюдать аскезу и молиться, молиться Прямо сейчас он и начнет.
Что? Нужно идти на ристалище и тренироваться? Да. Но не сегодня. Сегодня он будет молиться. Весь день. До вечерни. А потом всю ночь. И не видеть, не видеть, не видеть сеньора! Этоглавное!
Удар. По спине потекла теплая струйка. Это кровь. Хорошо. На, получи еще, демон!
Стук в дверь раздался совсем не вовремя.
Не отвечать? Но все знают, что он здесь, ведь никто не видел его выходящим. Придется откликнуться.
Кто там?
Ордоньо!
Гаденыш! Да что за проклятие?! Теперь на подмогу Асмодею придет и демон гнева!
Чего тебе нужно?
Мне ничего. Это сеньор за тобой послал.
Скажи: я хочу провести день в молитве.
Хорошо. Так и скажу.
Хасинто замер и прислушался: недруг ушел от дверишаги, сначала громкие, стали тише, а потом вовсе исчезли.
Удар! Молитва:
Моя вина, моя вина, моя величайшая вина. Молю Блаженную Приснодеву Марию, всех ангелов и святых молиться обо мне Господу Богу нашему. Аминь.
Горячо! Как горячо! Изыди, демон!
Снова стук в дверь и слова:
Чинто, открывай!
Это голос де Лары. Mierda!
Хасинто облачился в рубаху, ткань тут же прилипла к спине. Ну и ладно: он же не собирается поворачиваться к сеньору спиной, значит, тот ничего не заметит и не поймет.
Открыв дверь, он взглянул на дона Иньиго и тут же во всех красках вспомнил сон. Лицо запылало, а глаза Хасинто вовсе не знал, куда прятать. Лучшее, что мог сделатьопустить голову. Лишь бы не смотреть на де Лару, не видеть ни его лицо, ни его котту, под которой скрывались те шрамы те, которые он целовал Нет! Хватит вспоминать об этом!
Вижу, тебе совестно, что не пришел на воинскую площадку, сказал дон Иньиго.
Ох, знал бы он, из-за чего Хасинто на самом деле совестно! Нет, лучше пусть не знает
Простите, сеньор.
Ордоньо сказал, ты занедужил. Я решил тебя проведать. Неужели вчера все-таки застудился?
Что?! Нет! Он опять солгал! Я не болен!
Вот как? Тогда я жду объяснений.
Мне сегодня приснился приснился Диего. Господи, прости за ложь! Но, может, ложь во спасение не совсем ложь? Я хотел молиться за него весь день
Тебе стоило бы сказать Ордоньо спасибо и подыграть, а не обвинять его во лжи. Болезньсерьезный повод. А молитвы Оставь их святым отцам. А наша с тобой служба Господу в другом.
В чем?
Вот же глупость он спросил! А все для того, чтобы отсрочить миг, когда придется идти за сеньором, а потом смотреть на него и краснеть.
Как это в чем? хмыкнул дон Иньиго и бросил: В борьбе с неверными, конечно. Давай, одевайся и спускайся во двор. Живо. А Диего я попрошу падре, чтобы провел по нему и другим павшим мессу. Святой отец не откажет. Но ты понял, Чинто? Живо! Я, не торопясь, выйду из замка. Когда обернусь, ты должен стоять передо мной.
Не дожидаясь ответа, сеньор ушел.
Проклятье! Трижды проклятье! Льняная камиза щипала, раздражала кожу спины! Почесать бы, но будет только хуже. А когда соленый пот потечет, станет вовсе невыносимо! Проклятье!
Но разве не этого он хотел? Чем сильнее телесные муки, тем слабее демон.
Хасинто стремглав надел котту, опоясался мечом и выскочил из комнаты, даже не закрыв за собой дверь. Сеньор сказал, что когда обернется, желает его видеть перед собой. Значит, увидит.
Глава 9
Он бегал вокруг воинской площадки, облаченный в грубую нижнюю рубаху, шерстяную котту и кольчугу. Спина горела, будто под одежду насыпали угли из жаровни: боль напоминала и о ночном позоре, и об утреннем искуплении. Вдобавок Ордоньо дышал в затылоквот-вот догонит и перегонит! Если бы на месте этого пажа был другой, Хасинто не стал бы упорствовать и уступил. Но гаденышу проиграть не мог просто потому, что не мог. Пусть спина хоть в адском пламени сгораетон не позволит мерзавцу вырваться вперед! Только бы сил хватило.
Везет же Гонсало! Он давно отмучался. Лет этак десять назад. Стал настоящим воином и теперь тренируется в свободное время либо сам по себе, либо с доном Иньиго и другими рыцарями.
Когда, ну когда прозвучит вожделенное «довольно, стоять»?
Наконец сеньор это сказал:
Достаточно. Берите палки, он и сам взял одну. Хасинто и Ордоньо против меня. Сантьяго и Фабрицио друг против друга.
Хуже не придумать! Мало того, что он и подлец будут сражаться заодно, так еще и против сеньора. Сеньора, при взгляде на которого в памяти всплывает грязный сон. Шрамы, ключицы, подбородок и нижняя чуть оттопыренная губа Вот дерьмо! Дерьмо!
К бою! велел де Лара.
Хасинто позорно проиграл. Сеньор двумя ударами палки вывел его из боя. С Ордоньо сражался куда дольше, и паж, когда все-таки был побежден, окинул Хасинто взглядом, полным презрения и превосходства. Дурак! Он просто не знал Не знал, как мучительно смотреть на дона Иньиго, следить за его движениями ипытаться не вспоминать. Шрамы, ключицы, выемку между ними Будь все проклято! Зарыться бы в укромном уголке, никого не видеть, не слышать, ни о ком не думать.
Вообще лучше умереть, чем быть мужеложцем. Но Хасинто не мужеложец! С ним всё в порядке. Сейчас ему тяжко смотреть на сеньора только из-за сна, посланного дьяволом. Ведь наяву он не хочет целовать дона Иньиго? Нет, упаси Господь! Разве только руку, как и подобает оруженосцу или вассалу. Ничего больше. И шрамы де Лары вовсе не прекрасны, а уродливы. Хасинто с куда большим наслаждением посмотрит на хорошеньких служанок. Например, на кухонную девку Ренатупригожую, с тугими каштановыми косами и большими губами. Когда она нагибалась, чтобы подмести пол, то приподнимала юбку и невольноа может, намеренно, показывала ноги. Если же в эту минуту глянуть на Ренату спереди, то можно заметить мягкие полушария грудей. Хасинто старался не пялиться на нееон же дал обет верности погибшей возлюбленной! но это не всегда получалось. И хорошо, что не получалось. Сейчас именно воспоминания о служанке окончательно убедили: онне мужеложец! Никогда им не был и не будет!
Сон? А что сон? Дьявол искусный, хитрый, он знает, в какое время насылать распроклятые видения и соблазны: терзает ими ночью, когда Божьего света нет. Но Хасинто не поддастся демону! Сеньорпросто сеньор. Такой же, как и прежде. Дон Иньиго. Иньиго Рамирес. Де Лара. Обычный. Привычный. Почти родной.
Хотя исповедаться все же надо
Только к кому идти? К местному падре? Конечно, святые отцы лишь посредники между Господом и верующими, но все же Падре ведь сразу поймет, что Хасинто вожделел кого-то из владений де Лары. Кого-то, с кем близко общался. А кто оруженосцу ближе сеньора? Святой отец догадается Догадается! Сохранит тайну исповеди, но Хасинто все равно будет стыдно так, словно о его сраме проведал весь мир.
Что делать? Без исповеди от греха не избавиться. Может, улизнуть в ближайшее селение, найти там часовенку? Да только как уйти в одиночку и не вызвать при этом вопросов и подозрений? А даже если получится, он все равно попадется на глаза крестьянам. Они поймут, что он знатный кабальеро и, скорее всего, догадаются, что приехал из владений де Ларыа откуда еще? Сразу пойдут сплетни, догадки: почему идальго исповедуется в их часовне? Домыслы рано или поздно дойдут до стражников крепости, а от них поползут дальше. Может, достигнут и ушей сеньора. Нет, нельзя так рисковать. Иначе потом врать придется и что-то придумывать, объясняя, зачем он туда ездил.
Чинто! окликнул дон Иньиго. Берите копьеи на коня.
Любимое упражнение. Всегда, но не сейчас. Мысли заняты другим, и тревожит другое. Эх, провести бы день в молитве, но увы. Вместо этого придется мчаться на лошади, круг за кругом поражать мишень и уворачиваться от мешка. Ладно, тут он хотя бы не осрамится. Заодно в очередной раз покажет Ордоньо, как здорово управляется с копьем. Мерзкая ухмылка рыжего сразу потускнеет.
Нет, она не потускнела. Наоборот, засверкала ярче, злораднее, потому что Хасинто все-таки осрамился. Немыслимо! С того дня, как стал оруженосцем, он всего два или три раза попадал под мешок! Сейчас же тот больно ударил в спину на первом круге, слегка задел на втором, а на третьем врезался в голову, оглушил и вышиб из седла.
Хасинто лежал на земле. Горькая пыль забивалась в ноздри, скрипела на зубах, а он пытался встать. Наверное, со стороны казался жалким червяком. Когда наконец удалось подняться, он поплелся к ограде. Старался не смотреть ни на сеньора, ни тем более на Ордоньо, но краем глаза увидел и сдвинутые брови первого, и растянутые в счастливой улыбке губы второго.
Какой стыд! Сначала богопротивная похотьво сне, теперь воинское бесславиенаяву! Хуже этого было только видеть умирающего Диего и узнать о смерти Мариты.
Марита! Ангел! В ней спасение! Хасинто все время будет думать о возлюбленной, тогда ночной кошмар не повторится!
С каждым днем ее лицо все больше изглаживалось из памяти, а отдельные черты вовсе забылись, зато сам образ никуда не делся. Осталась и любовьнастоящая, чистая! Она одолеет черную похоть.
Опершись о плетень и повесив голову, Хасинто неровно и громко задышал.
Посмотри на меня!
Это сеньор. Эх, знал бы он, о чем просит Смотреть на негомука, но приказ есть приказ.
Хасинто вскинул голову и наткнулся на внимательный, будто изучающий взгляд.
Что с тобой сегодня такое? Будто я не воина тренирую, а однорукого соларьего.
Сам не знаю Мне жаль.
Проклятье! Дон Иньиго! Ну зачем смотреть так? Зачем так пристально?
Щеки запылали, а кончики пальцев, напротив, похолодели. Лицо покрыла испарина, голова закружилась, дыхание стало еще чаще. Хасинто покачнулся.
И выглядишь дурно. Де Лара приблизился и положил ладонь на его лоб. Да ты горишь. Выходит, Ордоньо сказал правду. Это ты соврал, что не болен. Когда наконец уяснишь: мне лгать нельзя?
Сеньор разозлился, но Хасинто впервые был этому рад: пусть Иньиго Рамирес прогонит прочь. Это лучше, чем слышать его голос, видеть его лицо икто знает? отправиться с ним на дьявольское озеро. Да, пусть гневается: лишь бы не догадался об истинной причине недуга.
Ордоньо! Де Лара оглянулся на пажа. Отведи Чинто к ибн Якубу.
Я сам дойду!
Нет уж, хмыкнул сеньор. Чего доброго, сбежишь к себе. Ордоньо присмотрит, чтобы ты все-таки добрался до лекаря. И до вечера можешь быть свободен.
Мстительный Иньиго Рамирес! Знает ведь, что они друг друга не выносят. Намеренно обратился к гаденышу, хотя рядом есть другие пажи. Проучить решил.
Ордоньо схватил его за плечо, но Хасинто сбросил вражескую руку и прорычал:
Я сам! А ты иди сзади. Присматривай, раз приказ такой.
Он отправился к внешнему двору, паж двинулся следом. Когда отошли от ристалища, гаденыш поравнялся с Хасинто и будто невзначай бросил:
Я слышал, у мавра много снадобий. От разных хворей. Не только от лихорадки, но еще от хилости и глупости есть.
Если не умолкнешь, тебе понадобится снадобье от пробитой башки, огрызнулся Хасинто. Только знай, что пленнику-сарацину оно не помогло.
Молчу-молчу. Ты меня напугал. Кабальеро, не способный удержаться в седле, все-таки слегка опаснее однорукого крестьянина.
Уж-ж-а-асная несправедливость, что такой кабальеро выше тебя по званию. Наверное, ты каждую ночь из-за этого плачешь, бедный.
Лучше уж поплачу, чем
Слава Сант-Яго, гаденыш не успел договорить: когда они вышли из внутренних ворот, то столкнулись с лекарем.
Можно сколько угодно спорить, ссориться, оскорблять друг друга, но наедине, не при свидетелях. Тем более не при чужаках. Неверный же, как бы долго ни находился во владениях дона Иньиго, все равно чужак. Он должен видеть воинов Леона и Кастильи сплоченными.
Мавр улыбнулся и пропел:
Приветствую вас, юные идальго.
Доброе утро, откликнулся Ордоньо. Вы куда-то спешите?
Обещал посмотреть кобылу. Ожеребиться должна, да все не получается
Никуда не денется, ожеребится, паж тряхнул нагло-рыжими вихрами, поправил шапку и протянул: С лошадью и менее искусные лекари справятся. Я им передам, что нужно за ней присмотреть. А для дона Иньиго сейчас важнее его оруженосец, он кивнул на Хасинто. Занедужил. Поможете?
Для эскудеро дона Иньиго сделаю все, что в моих силах.
Хасинто глянул на пажа и выдавил:
Благодарю за помощь и заботу.
Здоровья тебе, Хастинто. Пусть тело станет сильнее, а умтверже.
Обещаю не забыть твою поддержку. Отплачу тем же.
Ибн Якуб, слава Пресвятой Деве, вроде бы не уловил в обоюдных любезностях яда и насмешки.
Не будем медлить, сказал он. Идите за мной, юный идальго.
Лекарь отворил дверь в дом. Точнее, это Хасинто подумал, что в дом. На самом деле, миновав длинный коридор, они вышли на подворье. Здесь отцветали яблони, благоухали каштаны; поодаль торчал крошечный сарай, но оттуда не доносилось кудахтанья кур, блеяния овец и других звуков, издаваемых птицами или скотиной. Оно и понятно: знатному рыцарю, хоть он и сарацин, позорно заниматься крестьянским трудом. Слуг же у ибн Якуба не было.
Самого дома Хасинто не увидел, пока не догадался обернуться. Окна и двери, ведущие в него, находились за спиной: войти можно было только с этой стороны. То-то он удивлялся, что снаружи глухие стены. Даже решил, будто мавр предпочитает свет ламп и свечей свету дня. Теперь-то ясно: длинный коридорэто всего лишь арочный туннель, делящий жилье на две части и выходящий на подворье.
Похожие дома были в Толедо, но те остались от сарацинов. Здесь же, на севере страны, такой смотрелся странно. Не иначе, ибн Якуб сам его построил: христиане строят иначе.
Вы сами построили дом?
Не совсем. Его даровал дон Иньиго. Я говорил ему: моей жене нельзя быть в замке, среди мужчин. Сеньор оказался милостив и понял мои слова. Хотя, признаюсь, сначала я не слишком на это надеялся Он посмотрел вниз, потом нагнулся, и Хасинто заметил котатот с таким усердием терся о ноги лекаря, будто собирался сбросить шкуру. Ибн Якуб заулыбался, приласкал его, а выпрямившись, снова посмотрел на Хасинто. До меня в доме жили некоторые из стражников, но сеньор переселил их в другой. Потом позволил мне кое-что здесь перестроить. Конечно, в одиночку я бы не справился, но господин отправил на помощь своих рабов вернее, крестьян. Мы заложили окна с той стороны, с этой же сделали дополнительную дверь. Сложнее всего было разбить дом на две части. Пришлось сначала разобрать часть стены, а потом ибн Якуб осекся. Похоже, заметил скуку на лице Хасинто. Ладно, вам вряд ли интересно об этом слушать. Я только добавлю: вам повезло с сеньором, юный идальго. Он благородный и мудрый.
Благородный, да. А мудрый почему? Ну, то есть мудрый, понятно. Просто он замялся и умолк.
Все-таки выселять христиан из дома ради неверного ничуть не мудро!
Ну как же Ибн Якуб отошел, оторвал лист яблони и, растерев в пальцах, выбросил. Он сделал врага почти союзником. Даже если милостью Всевышнего я вернусь на родину, даже если буду сражаться против воинов Леона-Кастильина Иньиго Рамиреса никогда не подниму руку. Да и здесь, сейчас Если бы он обращался со мной, как с пленником и рабом, я бы скрыл изрядную долю своих знаний. Однако амир не делал различий между мною и своими подданными. И я благодарен, что он не заставил меня предать веру. Хотя мог. В этих краях многих чужеземцев крестят насильно.
И правильно делают! хотел воскликнуть Хасинто, но вовремя прикусил язык. Незачем ссориться с мавром. Сеньор его ценит, да и ему лекарь помог, когда рука болела.
Понятно.
На самом деле, ничего не понятно! Да, Иньиго Рамирес заполучил хорошего врачевателя. Но стоит ли это души и посмертия? Ведь сеньору придется отвечать перед Божьим судом за то, что пригрел язычника.