Донья привела на кладбище. С того вечера, как Хасинто узнал о смерти Мариты, он оказался здесь впервые. Не приходил, опасаясь вновь утонуть в горе. Трусливо, конечно, недостойно рыцаря, скорбящего о возлюбленной, но как побороть малодушие? От одного воспоминания об окруженном розами надгробии на глаза наворачивались слезы, а сердце сжималось, вот-вот готовое остановиться.
Теперь придется справиться с чувствами. Не убегать же.
Осеннее солнце грело, не обжигая, ласкало кожу. Но Хасинто все равно казалось, что могильным холодом веет. В груди екнуловзгляд упал на надгробную плиту: Мария Табита Перес де Лара. Высеченные в камне буквычеткие, резкие, врезались в душу, раня и оставляя рубцы.
Перед глазами рисовались ужасающие, как страшный суд, картины. Гниющая плоть и белые кости под землей, оскал черепа, истлевший саван, копошащиеся черви Неужели это его Марита?!
Голос доньи Беренгарии ударил в уши, словно звон набата, хотя говорила она вроде негромко.
Ох, все они, дорогие мои, милые, здесь покоятся
Она перекрестилась, глядя на статую Божьей матери, затем взяла у Диего часть цветов и возложила к одной из могил.
Братик мой любимый, дон Рамиро Да помилует тебя Господь, да примет в райские кущи
Следующие букеты донья с теми же причитаниями положила на плиты своих родителейдеда и бабки дона Иньиго. Потом на могилы его первой жены и детей.
Крохотулечки несчастные, вздохнула она. Ангелочки безгрешные. Вы уж помолитесь Господу, чтобы отец ваш домой невредимый вернулся.
Сеньора подошла к надгробию Мариты. Еще ничего сказала, а Ордоньо уже воскликнул с притворной тревогой:
Хасинто, что с это с вами? На вас лица нет!
Отродье дьявола, будь он проклят!
Все хорошо, выдавил Хасинто.
Попытался изобразить улыбку, но, видать, неудачно. Донья Беренгария глянула на него и запричитала:
И правда Бедное дитя, Чинтито, вы совсем разволновались. Наверное, зря я вас сюда привела. Юные души вы все такие неокрепшие, такие нежные, трепетные. Никогда не понимала: отчего вас так рано берут на войну?! Там же смерть, кровь, страдания. Бедный мой. Ну же, успокойся, сейчас мы отсюда уйдем.
Она ухватила Хасинто за щеки и потрепала. Отвратительно! Насмешливый взгляд Ордоньо и сочувственныйДиего, смутили еще больше.
Все хорошо, повторил Хасинто, отстраняясь.
А еще такие трепетно-гордые, проворковала донья. Мальчики мои, в своей невинности вы прекрасны!
Говорила-то она про всех, а вот смотрела на Хасинто и пухлые пальцы тянула к нему же. Ухмылка на лице Ордоньо стала еще злораднее.
Вы хотели возложить цветы, моя донья, он умильно улыбнулся и протянул ей букет: благо, часть роз все еще держал в руках.
Да-да, мой милый.
Напоследок она все провела пальцами по его щеке, потом наконец забрала цветы и повернулась к могиле.
Мария Табита Ох, бедный мой Иньигито так скорбел
Она наклонилась и бросила букет на могилу. Разогнувшись же, схватилась за поясницунаверное, возраст сказывался. Диего придержал женщину под локоть, чем вызвал ее благосклонный взгляд.
Спасибо, родной. Я обопрусь о ваше плечо, не возражаете? Ох, я такой немощной становлюсь, когда мною печаль и страх овладевают.
Страх? вырвалось у Хасинто.
Конечно, страх, дорогой мой Чинто. Боюсь я Наш дон Иньиго все еще не вернулся Кто знает Ох, нет, даже думать об этом не хочу, она зажмурилась, помотала головой, потом глубоко вздохнула и бросила: Ладно, идемте.
А ведь и впрямь: сеньора нет почти два месяца. Всякое могло случиться. Он мог даже умереть. До сих пор такая мысль и в голову не приходила, да и сейчас едва укладываласьнемыслимо, невозможно, чтобы де Лара погиб! А что если все-таки
Неясная тревога заполнила душу. Он даже обмер иудивительно! почувствовал себя осиротевшим. Прямо как в тот день, когда узнал о смерти отца. Но ведь дон Иньигоне отец. Неужели, сам того не ведая, за месяц службы Хасинто так к нему так привязался?
Диегито, проводишь меня до покоев?
Друг как-то вдруг побледнел и, сглотнув, выдавил:
Конечно и повел сеньору прочь.
Хасинто с Ордоньо помедлили.
Не повезло ему, протянул паж. Придется отговариваться. Причем так, чтобы она не обиделась.
От чего отговариваться?
Он не собирался обращаться к мерзавцу, но вопрос сам сорвался с губ.
А вы не понимаете? Правда? паж ухмыльнуся. Вообще-то на его месте должны были оказаться вы.
Это еще почему?
А почему нет? Ордоньо вперил в Хасинто насмешливо-злой взгляд. Вам же не впервой вожделеть родных сеньора.
Что?!
То! Я все слышал! Тогда! Перед тем, как ты стал оруженосцем! Ордоньо почти кричал. Слышал! Все слышал! И оплеуху. И все остальное. Как ты упрашивал, паж понизил голос и передразнил: Ах, сеньор, вы же не отошлете меня, сделаете эскудеро.
Хасинто опешил, голова пошла кругом.
Он все знает! Знает о его позоре! Все слышал слышал Отрицать невозможно.
Значит, нужно хотя бы не показать, как растерян, унижен и разбит.
И что? Хочешь пожаловаться сеньору? Он и так знает.
Могу рассказать другим.
А потом объяснишь дону Иньиго, откуда поползли сплетни? Или нет? Я-то в любом случае найду способ намекнуть, кто в них виновен.
Сукин сын! выкрикнул Ордоньо. Ничтожество!
Нет уж, таких оскорблений Хасинто терпеть не станет!
Он всем телом навалился на пажа и прижал его к одной из могилглавное, не к Маритиной.
Чего ты ко мне пристал?! Что я тебе сделал?! Завидуешь, да? Завидуешь, что я оруженосец, а ты нет?!
Незаслуженно оруженосец! Кто ты?! Вот кто? Мальчишка из монастыря! И вместо того, чтобы на коленях благодарить сеньора за честь, осмелился его оскорбить! Он добрый, он простил! А теперь ты стараешься всех превзойти! Я ведь вижу! Тренируешься, как безумный, пытаешься услужить. И весь такой скромный смиренный. Но я-то знаю! Не из верности все это! Из гордыни. Да! Пригрел наш дон Иньиго змею на груди!
Врезать бы ему, да руки ослабли. Дрожат. Дыхание неровное, прерывистое. Сложно спорить с правдой? Наверное, он и впрямь помышляет о собственной славе, а не о добре для сеньора. Но тогда почему так за него волнуется?
Чтоб тебя демоны сожрали! прохрипел Хасинто.
Напоследок он ударил гада лопатками о надгробие и бросился к выходу с погоста.
* * *
При свете трех ламп Хасинто осторожно переворачивал хрустящие страницы рукописи, лежащей на подставке. Наконец-то нашлось время для чтения! Тем более из «Науки любви» он до этого слышал и читал лишь отрывки.
Как назло, именно сейчас, когда он увлекся книгой, затрубили рога, раздались крики, шум. Ну почему так не вовремя? Пойти, что ли, глянуть, что стряслось? Или постараться не обращать внимания? Нет, нельзя Он же эскудеро. А вдруг что недоброе творится? Тогда его долг помочь рыцарям.
Где-то глубоко в душе толкнулась робкая, пугливая догадка: а может, дон Иньиго вернулся? Нет, лучше об этом не думать, даже не допускать такой мысли. Нет ничего неприятнее обманутых ожиданий.
Хасинто опоясался мечом и бросился за дверь.
На лестнице чуть не врезался в спину Диего. Приятель обернулся, его лицо было растерянным, если не сказать испуганным.
Что случилось? спросил Хасинто.
А я знаю? Я вообще спал! Вот, услышал проснулся Идем. Там все и узнаем. Меч с тобой?
Конечно.
Они след в след сбежали вниз и не вышливырвались! из замка.
После лестницы и коридора, пусть слабо, а все-таки освещенных, глаза не сразу привыкли к ночи. Но вдали, у ворот, мерцали факельные огоньки. Мгновениями позже удалось различить человеческие и лошадиные силуэты. С той же стороны доносились голоса. Диего и Хасинто побежали на звуки и свет, тут-то до ушей и долетел тонкий, пронзительный выкрик сеньоры Беренгарии:
Дон Иньиго! Слава Господу!
Сеньор вернулся?! Значит, робкая мысль оказалась правдой! От неожиданности Хасинто замер, повернулся к Диего истолкнулся с ним взглядом. На лице юноши расплывалась улыбка, сначала несмелая, потом все более уверенная. Уголки губ Хасинто тоже дрогнули и поползли вверх. Кажется, он и Диего поняли друг друга без слов. Одновременно хохотнули тревожно-веселым смехом и понеслись дальше.
Радость схлынула, стоило услышать слова дона Иньиго, произнесенные усталым, раздраженным, как будто больным голосом:
Вот наконец и эскудерос Вы, однако, не торопились.
Хасинто и Диего снова переглянулись. Лицо юноши изрядно помрачнело, как, наверное, и его собственное.
Так и будете любоваться друг другом? Или кто-то из вас все же соизволит забрать Эстреллу?
Диего метнулся к кобыле и повел ее на конюшню.
Чинто, а ты на кухню. Живо! Пусть подают трапезу.
Хасинто вознамерился броситься к замку, а ноги не послушались.
Сеньор! Вернулся! Пусть грубый, непохожий на прежнего себя. Главное, живой!
Чинто, ты что, заснул?
Нет. Он не заснул. После окрика сразу ринулся на кухню и передал повеление. Когда вернулся, дон Иньиго и воины уже входили в замок.
Какая тягостная трапеза! Хасинто ни разу не доводилось прислуживать посреди столь гнетущего безмолвия. Когда сеньор ел в узком кругус домочадцами или двумя-тремя рыцарями, и то велись беседы. Сейчас же не раздавалось ни привычных баек, ни смеха, ни даже просто разговоров. Только и слышно, как жуют кабальерос, ходят слуги, принося и унося тарелки, гудит огонь в камине.
Хорошо хоть все это быстро закончилось. Дон Иньиго, наскоро уговорив копченую баранину и выпив кубок вина, поднялся, пожелал рыцарям хорошего вечера и покинул залу. Хасинто, привычно освещая дорогу факелом, сопроводил его до опочивальни. У входа сеньор бросил:
Принесите кувшин вина, и можете быть свободны.
Да, дон Иньиго, сказал Хасинто в закрывшуюся перед носом дверь.
У ведущей к погребам лестницы расхаживал Диего, сцепив за спиной руки и смотря в пол. Стоило Хасинто приблизиться, как юноша встрепенулся и вскинул голову.
Ну? Что? Как там сеньор? не давая времени для ответа, приятель начал сокрушаться: Так и знал, я так и знал, что он тебя сюда отправит! Неспроста поджидал. Вино велел принести, да? Ясно, вино, иначе зачем бы ты сюда пришел? Ох, плохо дело Диего покачал головой, повздыхал, а затем, словно смиряясь с неизбежным, махнул рукой. Ладно, идем. Помогу выбрать, что нужно.
Освещая путь, они спустились к тяжелой, обитой железом двери. Старый тощий слуга, похрапывающий под ней, тут же проснулся и без лишних вопросов отпер замок. Лязгнул, отодвигаясь, засов, застенали петли, заметались летучие мыши, зашуршали крыльями. Чуть с ног не сбили, дьявольские отродья! Когда они разлетелись, Хасинто вслед за приятелем ступил внутрь.
Еще одна лестница, очень крутая и узкая, а потом, наконец, сам погреб. Здесь, как и во всех погребах, оказалось холодно и сыро. Густой, словно застывший воздух пах прелью, старым деревом и крысиным пометом. У стен лежали бочки, стояли ящики и узкогорлые кувшины. Почти все покрыты толстым слоем пыли, обвешаны паутиной.
Диего окинул все это быстрым взглядом, затем указал на большой пузатый сосуд.
Вот этот бери. Лучше с запасом, чем если он посреди ночи кого-нибудь за еще одним отправит.
А какое там вино? Сеньору оно нравится?
Пф-ф! Поверь, сейчас ему все равно. По крайней мере, в оба предыдущих раза так было.
Ладно.
Хасинто поднял тяжелый кувшин, поудобнее обхватил руками и прижал к груди.
Да уж Неужели все выпьет?
Не думаю. Но говорю же: лучше с запасом.
Поднявшись из погреба, Хасинто спросил:
А может, ты ему отнесешь? Тебе лучше известно, что и как.
Диего аж отпрянул, будто ему гадюку хотели всучить.
Ну нет! Тебе веленоты и неси, чуть мягче он добавил: Извини, но мне прежних разов хватило. Неизвестно, что ему взбредет в голову. Однажды заставил баллады петь. Ну как заставил Попросил. Но разве ему откажешь? Сам понимаешь. Так и завывал я пол ночи. Все время, пока он пил. У меня даже голос охрип
У входа в опочивальню сеньора Хасинто замер в нерешительности, а сердце в груди заскакало, подобно быку на корриде. Когда же он все-таки постучал, то позволения войти не услышал. Постучал снова, уже громче. Безмолвие.
Может, дон Иньиго уснул? Хорошо бы И вполне понятно. Он измотан дорогой, да и полночь близится. Но что если не спит? Тогда получится, что Хасинто не выполнил приказ. Придется все-таки зайти без разрешения.
Задержав дыхание, он толкнул дверь.
Нет, сеньор не спал. Он сидел на полу, подстелив под себя медвежью шкуру и прислонившись спиной к кровати. Бьющееся в камине пламя высвечивало его профиль, и было видно: губы сеньора шевелятся. Он как будто шептал что-то, хоть и беззвучно. Впрочем, через несколько мгновений раздалось явственное:
Мой мальчик Всё зря.
Никогда прежде Иньиго Рамирес не называл его «мой мальчик» Может, это он о своем пропавшем, а скорее погибшем сыне вспомнил?
Дон Иньиго?
Молчание.
Сеньор, вы просили вино.
Что? де Лара дернулся, повернул голову. Ах, это вы Да, ставьте сюда.
Он указал на место рядом с собой и вновь отвернулся, Хасинто опустил кувшин у его ног. Сейчас бы поклониться и выйти, но отчего-то не получается.
Он тупо смотрел, как сеньор выковыривает ножом пробку. Наполняет кубок, расплескав при этом немало вина. Пьет.
Ты еще здесь? Плохо слышал: принеси винои свободен? Самое время уйти и быстро.
Конечно, Хасинто тут же убрался, но всё время, пока не уснул, мучился мыслями: что такое творится с сеньором, и почему даже Диего мало об этом знает, хотя уже долго в оруженосцах.
В несколько следующих дней дон Иньиго почти не выходил из покоев. Только просил принести еду или, что случалось чаще, вина. В остальном Диего и Хасинто выполняли те же обязанности, что в два месяца сеньорского отсутствия, и так же тренировались. Правда, всем упражнениям предпочитали поединки на мечах или копьях.
Очередное утро ничем не отличалось от предыдущих, кроме погоды: воздух стал зябче, небо затянули влажные облака. Оно и понятносередина осени. Вот-вои дожди зарядят, и тренировки станут куда неприятнее. Но пока прохлада на руку, не так жарко биться, и солнце не ослепляет.
Сейчас они сражались на мечах ио да! Хасинто одолел Диего. Такое бывало хоть и часто, но не всегда, а потому победа радовала. Он издал ликующий возглас, у приятеля, напротив, вырвался разочарованный вздох. Одновременно до ушей донеслись слова:
Неплохой бой, эскудерос.
Они повернулись на голос. Дон Иньиго!
Он что, наблюдал за поединком? Тогда вовсе замечательно, что Хасинто победил. А еще лучше, что сеньор наконец-то похож на того кабальеро, каким был до отъезда! Ну, веки, правда, припухшие, тени под глазами, кожа болезненно-серого оттенка. Ничего, это наверняка ненадолго. Зато он улыбается, выражение лица умиротворенное, от былой мрачности ни следа.
Дон Иньиго! просияв, воскликнул Диего.
Он подошел к сеньору и склонил голову. Хасинто последовал его примеру.
Диего, Чинто, доброе утро, улыбка де Лары стала шире. Смотрю, вы оба лучше управляетесь с мечами, чем когда я уезжал. Значит, не бездельничали, пока меня не было. Похвально.
Он явно рад их видеть. Это приятно. Может, теперь все пойдет, как раньше?
А вот и Гонсало!
Сеньор посмотрел поверх их голов, и Хасинто оглянулся. По дороге шел оруженосец, ведя за собой кобылицу.
Я отправлял его за Эстреллой, пояснил де Лара. Мне тоже следует размяться.
Когда Гонсало приблизился, сеньор забрал у него лошадь и, вскочив в седло, несколько раз промчался по кругу. Не сбавляя бешеного галопа, схватил воткнутую в землю пику, нацелил на мишень. Ни разу не промахнулся и под удар мешка не попал. Де Лара великолепен!
Потом сеньор бился с каждым из них троих, а под конец велел ему и Диего нападать вдвоем. Победить себя все равно не позволил, но пару раз их мечи все-таки скользнули по его кольчуге. Судя по всему, дону Иньиго это понравилось. Не просто же так по окончании боя он одобрительно закивал.
* * *
Зима хмурилась, несла дожди и ночные заморозки. Зато один раз снег выпал, укрыл землю пронзительно-яркой, искрящейся белизной. К полудню растаял, оставив привычную бурую грязь. Все же Хасинто и Диего успели и снежками побросаться, и замок возвести: с башнями, крепостной стеной, рвами. Гонсало тоже помогал. Хохоча, лепил дворовые постройки. Эх, жаль, что под натиском дня крепость так быстро пала! Сначала оплыли башни, потом стены. К обедне все превратилась в серо-коричневый комне понять, то ли снег, то ли грязь.