Он сказал Клэр пошевелила губами, что если я не буду с ним жить, он отдаст меня остальным в отряде слезы покатились по ее щекам. Маргарита прижала Клэр к себе:
Я врач, ты медсестра. Все можно устроить. Виллем тебя никогда не оттолкнет, он не такой человек. У него благородство в крови, мы потомки рыцарей. Он тебя любит, будет любить всегда Маргарита шептала что-то нежное, пока девушка не затихла:
Куда она сонно пошевелилась, куда мы летим доктор Кардозо отозвалась:
Не знаю. Но думаю на юг, в Катангу мигали огни самолета, под крылом уходила за горизонт темная пелена джунглей.
Элизабетвилль, провинция Катанга
В календаре, в записной книжке Виллем давно обвел красным карандашом первую субботу после Пасхи. Забросив сильные руки за голову, рассматривая беленый потолок комнатки в пансионе, он в который раз считал в уме:
Хотя что считать, все давно просчитано. Сегодня семнадцатое января, вторник сквозь рассветный полумрак он видел свечение стрелок а часах, Пасха в воскресенье, второго апреля. Можно обвенчаться восьмого апреля до свадьбы оставалось немногим больше двух месяцев:
Слишком долго, пожалел Виллем, как по мне, я бы обвенчался хоть завтра Клэр снилась ему каждую ночь. Растрепанная, кудрявая голова лежала на его плече, девушка потягивалась:
Я опять задремала. Неудобно, мы видимся всего раз в неделю, а я засыпаю у тебя под боком раз в неделю, в свой единственный выходной, Виллем гнал списанный армейский виллис с алмазного карьера в столицу провинции Катанга. Дорога занимала три часа. Чтобы сберечь время, он пускался в путь сразу после ужина. В Катанге по ночам ездили только с военным конвоем, но Виллем отмахивался:
Оружие у меня при себе, управляюсь я с ним отменно. Любые мерзавцы пожалеют, что перешли мне дорогу независимость Катанги не признавалась никем, кроме так называемого местного правительства:
Где собрались армейские офицеры и племенные князьки, любители половить рыбку в мутной воде, презрительно говорил Виллем, но самое неприятное, что Бельгия и вообще западные страны с ними заигрывают
Он понимал, почему Катангу наводнили бельгийские и французские дипломаты и офицеры разведки:
Не только европейцы, поправил себя Виллем, американцев здесь тоже хватает, в городских барах слышалась английская речь, никому не хочется упустить из рук алмазы и уран
Ему вовсе не хотелось думать об уране. Он послушал спокойное дыхание кузена. Джо спал на соседней кровати, уткнув нос в подушку, завернувшись с головой в одеяло:
Аристократ поздно встает, усмехнулся Виллем, а шахтер поднимается ни свет ни заря он всегда уговаривал Клэр поспать:
Ты устаешь на дежурствах он нежно целовал смуглые щеки, отдыхай, мой черный тюльпан за полотнищем походной палатки распевались птицы саванны, сквозь москитную сетку виднелись угли догорающего костра. Приезжая в Элизабетвилль, Виллем гнал джип к общежитию медсестер, где обреталась Клэр. В комнатке девушки ночевать было невозможно. Матрона, заведующая общежитием, пожилая монахиня, строго следила за подопечными. Виллем не хотел снимать комнату в пансионе:
Белые водят в такие места женщин определенного толка, вздохнул юноша, я никогда бы не позволил, чтобы о Клэр подумали дурное окрестности города были безопасными, звери давно откочевали вглубь саванны:
Только гиены иногда попадаются Виллем потянулся, но они здесь вроде помойных кошек, роются в мусоре ранним утром в палатке он прижимал Клэр к себе, терся щекой о теплую спину цвета темной карамели:
Спи, моя королева Африки, мой алмаз юга, моя принцесса девушка хихикала:
Получается, что я более благородных кровей, чем ты Виллем смешливо кивал:
Ты потомок Дитриха фон Веттина, графа Гассегау. Ты, британская королева и еще несколько нынешних монархов. Он жил в одиннадцатом веке, а моя семья ведет родословную с двенадцатого думая о Клэр, он чувствовал сладкую тоску:
Я не представлял, что это так хорошо Виллем закрыл глаза, парней в Мон-Сен-Мартен было расспрашивать неудобно, а дядя Эмиль врач и ко всему подходит с технической точки зрения техника, по его мнению, была совершенно не важна:
Достаточно любить друг друга, как мы с Клэр, остальное придет само собой едва увидев в приемном покое госпиталя стройную, высокую негритянку в белом халате, он почувствовал прерывистый стук сердца:
С Густи так было, подумал Виллем, но Густи меня не любила приехав в Конго, он еще вспоминал объяснение с девушкой:
Оставь, говорил себе Виллем, она все ясно сказала. Недостойно мужчины выпрашивать любовь. У нее нет к тебе чувств, больше возвращаться к этому незачем
Он вернулся в приемный покой с растрепанным букетом цветов, схваченным впопыхах с ближайшего лотка. Джо, сопровождавший его в больницу, поднял бровь, но ничего не сказал:
Он вообще скрытный, сдержанный Виллем пошарил рукой по тумбочке, но японцу и положено таким быть. Он не говорит о Маргарите, но ясно, что у них ничего не случалось зная кузину, Виллем не сомневался, что она пойдет к алтарю невинной:
Она верующая девушка, напомнил себе Виллем, Джо набожный человек. Он даже соблюдает посты, в отличие от меня барон усмехнулся:
Из-за перевода Клэр на север, я теперь тоже буду поститься до Пасхи, как положено. Хотя бы в одном отношении затянувшись горьким дымом, он вспомнил свой тихий голос:
Никуда не пойду, останусь здесь он водил губами по сладкому, мягкому, попрошу приюта, ты меня не выгонишь сверху донесся стон, она запустила пальцы в его коротко стриженые, светлые волосы:
Не уходи никогда Я в приемном покое хотела тебе это сказать, но ты ушел замазав йодом его ссадины, негритянка строго заметила:
Пить надо меньше, месье. Вам повезло, что вы не сломали нос Виллем перехватил ее взгляд. Она рассматривала старую татуировку с русской буквой на его кисти:
Я почти не пил, сестра, обиженно отозвался барон, всего лишь кружку пива. У вас в барах косые ступеньки она совсем по-девичьи прыснула:
Все пьяницы так говорят. Идите, швы вам не требуются промчавшись мимо ожидавшего его за дверью кузена, Виллем прокричал: «Я сейчас вернусь!».
И вернулся, он потушил сигарету, отдал ей цветы, пригласил в кафе девушка испуганно помотала головой:
Туда ходят белые, у негров нет столько денег. То есть не у всех негров единственное приличное кафе в Элизабетвилле содержал выходец из Южной Африки. Заведение устроили на немецкий манер, кофе подавали со взбитыми сливками и свежей выпечкой.
Виллем видел, как смотрели на Клэр действительно немногие собравшиеся в кафе негры:
Компания имела отношение к правительству Катанги, к сепаратистам. Они ее чуть ли ни раздели взглядами, Виллем поворочался, хорошо, что ее отправили на север, там безопасней сверившись с часами, он решил еще поспать:
Семи утра не пробило, а у меня и Джо законный выходной. Сходим на почтамт, может быть, удастся позвонить в Леопольдвиль связь в стране действовала из рук вон плохо. На север можно было отправить только телеграмму или письмо, что Виллем и намеревался сделать:
Телеграмма каждую неделю и письмо каждый день, он привез с собой связку конвертов, Джо смеется, что так у меня улучшится почерк он надеялся и на весточку от Клэр:
Может быть, что-то сюда добралось, хотя почта идет по три недели, а то и больше взбив смятую подушку, он заслышал в коридоре шаги:
Наверное, подгулявший гость возвращается. Хотя, кажется, их несколько человек
В дверь постучали. Вытащив из полевой сумки американский кольт, табельное оружие инженеров, Виллем быстро натянул штаны хаки и затрепанную майку:
Кого несет, барон подошел к двери, мы спим, и просыпаться не собираемся, у нас выходной кузен, что-то промычав, глубже зарылся в одеяло:
Откройте, велел из коридора холодный голос с американским акцентом, речь идет о деле государственной важности Виллем поднял засов.
Он никогда в жизни не видел неприметного старикашку, как о нем подумал барон, в сером, помятом пиджаке и пенсне. Почти седая голова была обнажена, он держал трубку. Сзади маячило трое верзил в темных очках. Двое жевали жвачку, третий, с гнусавым акцентом фламандца, поинтересовался:
Старший лейтенант де ла Марк Виллем вспомнил, что из армии его никто не увольнял:
Я в отпуске, но вообще я действующий офицер он сдвинул босые ноги в попытке приветствия: «Так точно». Старикашка затянулся трубкой: «Одевайтесь, лейтенант, следуйте за нами».
На городском почтамте Джо ждало разочарование. К окошечку междугородней связи прицепили нацарапанную от руки записку: «Линия повреждена». Привыкнув в Европе к автоматическому набору, в Катанге он обнаружил, что не может поднять трубку и позвонить в столицу, Леопольдвиль.
На алмазном карьере телефонной связи вообще не было. С головной конторой «Де Бирс» в Элизабетвилле, связывались по рации. Так же переговаривались между собой инженеры и десятники. На карьере имелась походная амбулатория, но всех серьезно заболевших эвакуировала санитарная машина. Транспорт тоже вызывали по рации.
Осенью, начиная работу, Джо поинтересовался у кузена:
Но если на нас, скажем, нападут? Здесь хранятся алмазы, а вокруг, как ты говоришь, бродит много всякой швали, и европейцев, и африканцев вместо ответа барон указал на низкий деревянный барак, стоящий в отдалении, у ограды участка:
Две сотни охранников, объяснил Виллем, «Де Бирс» набирает кадровых военных в отставке охранники работали в три смены, круглосуточно патрулируя карьер. У ребят имелись немецкие овчарки, советские автоматы Калашникова, ручные гранаты и даже пулеметы. Инженеров и десятников тоже снабжали оружием. Джо повертел выданный ему кольт:
Зачем он мне? На карьере стрелять не в кого кузен сунул оружие в кобуру:
Одним карьером жизнь не ограничивается, милый мой. Охранники не сопровождают нас на выходных, а соваться за ограду с пустыми руками по меньшей мере непредусмотрительно в городе Джо носил оружие во внутреннем кармане льняного пиджака:
Рядом с фото Маргариты, в портмоне, понял он, хотя половина города вообще не прячет пистолеты, а вторая половина тоже наверняка вооружена
Кольт кузена исчез с покосившейся тумбочки, рядом с продавленной кроватью. Под стаканом Джо обнаружил криво написанное послание:
Уехал по делам, скоро вернусь. Сходи на почтамт несмотря на инженерный диплом и офицерское звание, Виллем писал неловко, словно первоклассник:
В первый класс он пошел еще Ивановым, в Караганде, напомнил себе Джо, сыном предателя, перебежчика. Его каждый день избивали, травили, если бы не тетя Марта и дядя Максим, он бы не выжил кузен никогда не рассказывал о своей жизни в СССР:
Татуировку он не сводит, подумал Джо, как он говорит, чтобы помнить, кого ему надо ненавидеть Джо несколько раз слышал, как кузен говорит по-русски:
У него нет акцента, его можно принять за местного. И матерится он, как русские это называют, тоже виртуозно одним из штейгеров на «Луизе» был парень с Украины:
Он из шахтерской семьи, с Донбасса. Его мальчишкой угнали в Германию, он работал на оборонном заводе, а потом решил не возвращаться домой парень ушел на запад весной сорок пятого, с бельгийцами, мобилизованными на предприятия Рура:
Дома меня бы ждал суд и Сибирь, хмуро сказал штейгер в разговоре с Джо, думаю, моя семья не миновала такой судьбы. Молодежь забрали в Германию, в селе только старики остались, но их наверняка не пощадили Виллем разговаривал со штейгером по-русски:
И с Лондоном он переписывается на русском языке Джо посмотрел на большие часы, ладно, незачем здесь топтаться. Связь сегодня все равно не восстановят по опыту он знал, что в Конго никуда не торопятся:
Не говоря о том, что линия идет через всю страну, в которой полыхает гражданская война Джо немного беспокоился за Виллема, но рассудил, что кузен справится с неожиданностями:
Здесь расквартированы войска ООН, а у него там знакомые. Может быть, он наткнулся в пансионе на приятеля
Телеграф пока еще работал. Джо встал в конец маленькой очереди, под лениво вертящимся вентилятором. Краем уха он услышал торопливый шепоток, от грязноватого ручного лотка. Высокая, чернокожая девчонка, в потрепанной яркой юбке, чесала одной босой ногой другую, рассматривая пестрые, затрепанные журнальчики. Продавщица, необъятная тетушка в ловко закрученном тюрбане, повысила голос:
Говорю тебе, все правда. Мой муж пришел с ночной смены, и все мне рассказал она перегнулась к девчонке, на рассвете в аэропорту приземлился военный рейс с севера. Пассажиров было трое, с мешками на головах. Их сунули в закрытый грузовик и увезли. Муж думает, что сюда доставили премьера, то есть Лумумбу, с его подельниками девчонка гоняла во рту леденец, не обращая внимания на словоохотливую женщину. Джо вздохнул:
Вряд ли это был Лумумба. Зачем северному правительству везти его на территории, где правят сепаратисты он отправил телеграммы в Леопольдвиль, Мон-Сен-Мартен и Париж, матери и брату:
Маргарита теперь не будет за нас волноваться ласково подумал Джо, скорей бы Пасха и венчание после свадьбы Маргарита хотела переехать на юг:
Сонной болезни у вас больше, заметила девушка, я переведусь в госпиталь Элизабетвилля. Вряд ли меня возьмут врачом на карьер «Де Бирс» не нанимала женщин, но, по крайней мере, я окажусь ближе к тебе, мой милый
За год, проведенный в Мон-Сен-Мартене, Джо, как он думал, смирился с будущим:
Маргарита и Шмуэль правы, подумал он, это испытание нашей веры. Надо молиться, Иисус не оставит нас. Он позаботится о наших детях его тронули за плечо. Вежливый голос с парижским акцентом сказал:
Месье, не позволите вашу ручку? Боюсь, свою я где-то обронил высокий светловолосый парень, в рубашке хаки и американских джинсах, улыбался. Джо взглянул в серые глаза:
Пожалуйста давешняя девчонка, купив журнальчик, перекочевала на широкий подоконник у открытого на улицу окна:
Хорошенькая, подумал Джо, она чем-то смахивает на будущую баронессу де ла Марк, то есть Клэр Джо тоже пророчил Виллему скандал в прессе и закрытые двери в домах аристократов:
Не заплачем, сочно отзывался кузен, на аристократах свет клином не сошелся, как русские говорят. Шахтеры ее примут, а это самое важное возвращая ручку, незнакомец помялся:
Я в городе человек новый, месье. Здесь есть кафе или рестораны? Хотелось бы перекусить ресторанов в Элизабетвилле не завели. Джо указал за окно:
Перекусить можно на рынке, а за кофе идите в заведение «Моя Италия». Приличный кофе в городе варят только там парень протянул руку:
Большое спасибо. Будьте моим гостем, месье ладонь была твердой, надежной:
Меня зовут месье Александр, прибавил парень, я журналист. Кофе на мне, то есть на моей газете Джо кивнул: «С удовольствием, месье».
На серебряном портсигаре два геральдических пса поддерживали щит с католическим крестом, увенчанным графской короной. Третья собака, поменьше, с высунутым языком, устроилась поверх щита:
Курите, Виллем, радушно сказал бельгийский министр колоний, граф дАспремон-Линден, сигареты хорошие, американские, не местная контрабанда провинция Катанга смолила дешевый табак, переправляемый с юга, из португальских владений. В комнате стоял ароматный дымок, от трубки старого хмыря, как его про себя называл Виллем. За всю дорогу на окраину Элизабетвилля, американец, как было ясно по его акценту, открыл рот ровно один раз:
С вашими работодателями связались, сообщил он, на время вашей отлучки «Де Бирс» предоставляет вам дополнительный отпуск с сохранением содержания. Кузену вы позвоните, объясните, что выполняете срочное задание компании Виллем хмыкнул: