Все будет твое, сказал Гафаров, отдай мне свою дочь.
Достал Гафаров чаю и вина и весь день угощал хозяина. На другой день девушка и Гафаров поехали из степи в Мелеуз. Садык оседлал коня и ускакал в ту балку, где встречался с девушкой. Он сел у дороги, достал курай и начал играть. Приближались Гафаров и его невеста, а Садык все играл. Девушка украдкой взглянула на Садыка и отвернулась. Гафаров спросил ее:
Чей это парень?
Не знаю, сказала она.
Плакал, тосковал курай под руками Садыка. Ждал он, что достанет девушка свой курай и ответит ему: ждал, что она спрыгнет с Гафарова коня, сядет рядом с Садыком и будут они играть вместе, а когда придет ночь, их курай умолкнут до зари.
Напрасно ждал, не ответила ему девушка, она забыла свой курай в коше отца, уехала с Гафаровым и не оглянулась на Садыка.
Ушел тогда Садык на реку Белую и стал плотогоном.
Теперь жена Гафарова по ночам выходит из коша в степь и зовет кого-то на курае. Может, зовет Садыка, но Садык не ответит ей; напрасно она зовет его, он бросил свой курай в реку Белую.
Бурнус, разбей свой курай сейчас же! сказал Садык.
У меня нет его.
Не вводи девушку в свой кош. Хуже будет, когда придет нужда сказать жене: «Уходи, я не могу кормить тебя». В Башкирии нельзя теперь заводить жен, детей. Садык долго рассказывал, как грабили и еще грабят его родину, как пропивают и променивают ее на цветные халаты.
Садык, возьми меня с собой на Белую!
Как отец? Отпустит?
Отец и без меня может голодать.
Ладно, Бурнус, возьму.
Через неделю, когда река Белая умчала в реку Каму свои льды, бобыль Садык собрался уходить. Он спросил Бурнуса:
Идешь со мной?
Иду, Садык.
Утром, когда закричит муэдзин.
Мать Бурнуса уже знала, что ее сын уходит из родного дома. Многих она проводила, Бурнус последний. Когда-то она думала, что последний останется в Башкирии, будет иметь табуны и свой кош в степи, но слепнущие глаза старой башкирки видели, что к чужакам уходит степь, не иметь табунов и ее последнему сыну Бурнусу, быть и ему работником, пастухом чужих стад и пахарем чужих земель. Принесла мать целую кучу отцовых рубах и штанов.
Выбирай, Бурнус!
Малайка перебрал всю кучу, среди старья и рвани нашел штаны и рубаху из брезента. Прошлой зимой его отец гнал смолу и носил эти штаны. Они были сплошь зашлепаны смолой, пропитались ею и затвердели, как железные листы. Среди того же хлама малайка нашел и рваную войлочную шляпу.
Мать зашивала худой мешок сыну и тихонько плакала. Отец читал Коран и не глядел на сыне. С тех пор как каштан Гафаров продал обманом его земли, башкирин поселился постоянно в Мелеузе, купил Коран и читает его.
Медленно движется длинная борода по страницам книги, тихо шепчут губы слова великого пророка Магомета; глаза полузакрыты, не видят, что творится в Башкирии, не хотят видеть.
Утром, когда закричал муэдзин, Бурнус надел отцовские просмоленные штаны, рубаху, взял мешок с двумя караваями хлеба, топор, багор и сказал отцу:
Прощай, отец!
Прощай, Бурнус! Старик не оторвал своих глаз от Корана.
Мать проводила малайку до Садыка.
Бурнус, когда придешь? спросила она.
Осенью, когда лед покроет Белую.
Приходи, Бурнус. Садык, береги малайку, сказала мать.
У Садыка были высокие непромокаемые сапоги, одежда из нового брезента.
Будет время, когда и ты, Бурнус, купишь такие сапоги.
Садык был весел и бодр. Он с радостью уходил из Мелеуза на реку. Целое лето он не будет видеть маленькие, бедные башкирские избы, каштана Гафарова, не будет слышать печальную музыку курая, оплакивающую безвозвратно погибшую вольность, ушедшее богатство и счастье. Садык поднял на плечо большой и длинный багор, надел яркую, праздничную тюбетейку.
Пошли. Муэдзин кончил кричать.
Проходя улицей, они повстречали Гафарова. Он только что напился чаю, его жирное лицо было красно и в поту, глаза сонны, зеленый бешмет распахнут.
Куда идет Бурнус, лошманить? спросил Гафаров. Жалко малайку, трудно ему придется.
Ты его выгнал.
Я? Зря говоришь, Садык.
Ты продал степь Бурнусова отца.
Он сам продал, я только нашел покупателя.
Молчи, Магомет Гафаров, тебе припомнят все слова.
Уж не ты ли, Садык?
Садык не припомнит другой припомнит.
А мне жаль малайку Бурнуса. Садык, не утопи его в Белой.
Поганая свинья! обругал Садык Гафарова и пошел дальше.
Заработаю деньги, куплю кинжал и зарежу Гафарова, пообещал Бурнус.
Молчи, Бурнус, узнает начальник и возьмет тебя в тюрьму.
Дотаяли по полям и по горным оврагам последние снега, вытекли из лесов вешние воды, и река Белая опять спокойно и тихо побежала в своих берегах. Садык и Бурнус уже несколько дней живут на берегу, у скатов бревен и дров. Лежат эти скаты на много верст, пора их толкать в реку и гнать в понизовые города. Давно приехал доверенный, приезжал сам хозяин-лесопромышленник Пантелеймон Укладов, ходил по берегу, осматривал кучки плотовщиков и сердился, что медленно подходят.
Разорят они меня, наизнанку вывернут. Пройдет неделя, обозначатся по реке мели, не догонишь тогда лес, оставишь на берегу. Заставлю чертей работать день и ночь! кричал Укладов, грозя большим волосатым кулаком.
Ходил он по топкому берегу и увязал в ил. Его лаковые сапоги и суконную поддевку зашлепала грязь. Тяжело было грузному купцу, жарко, ходил он с непокрытой головой, картуз его носил маленький юркий доверенный, который заглядывал купцу в глаза и утешал:
До мелей успеем выгнать. Я ужо нажму как следует.
Не успеешь прогоню и огласку сделаю, чтоб никто тебя не принимал.
Не первую весну леса плавлю, бывали положения похуже, а управлялись.
На тебя вся надежда, с тебя и спрос будет.
Купец в толпе рабочих заметил Садыка и подозвал к себе.
Скажи, как живет Магомет Гафаров?
Не знаю.
Где зиму-то жил, не в Мелеузе, что ль?
В Мелеузе.
И не знаешь?
Не спрашивай, не любит Садык Гафарова.
Может, Садык и меня не любит?
Зачем богатому купцу знать, любит ли его бедный башкирин?
А я хочу знать. Говорят, башкиры собираются убить меня. Верно это?
Не знаю.
Ты не собираешься? Чего молчишь?
Садык никого не хочет убивать.
Стало, любишь меня. Скажи, кто собирается меня убить?
Не знаю.
Не хочешь, упрямишься? Ну, так я заставлю! Укладов взял Садыка за грудь и потряс. Говори! Ты у меня десять лет работаешь, я тебе десять лет хлеб даю, а он сказать не хочет. Кто мой враг, говори!
Много башкирин твой враг.
Много? Может, все башкиры?
Магомет Гафаров не враг.
Окромя его, все, и ты тоже. Ладно. Сбавить всем башкирам поденную! приказал Укладов доверенному.
На много ли?
По гривеннику против русского.
Тут подскочил к Укладову Бурнус, поднял руки вверх, и, как муэдзин, начал кричать свой намаз.
Заволновались башкиры, ближе, тесней сгрудились вокруг Бурнуса и Укладова. Купец заорал:
О чем этот щенок гавкает? А? Башкирию ограбили, леса вырубили, степь отняли!.. Эй, ты, бритолобый, у кого научился?
Укладов дернул Бурнуса за руку, но малайка только громче закричал:
Брось курай, возьми топор и прогони тех, кто грабит наш народ!
«Прогони» «Грабит» Я тебе дам! Народ мутишь. Замолчи, поросенок!
Укладов размахнулся и ударил кулаком Бурнуса в висок.
Вот тебе, знай наших!
Упал малайка в грязь и дико завыл.
Загалдела густая толпа башкир, завизжала: Укладов схватил из дровяного ската орясину и угрожающе поднял ее.
Вот, подойди только! Басурманы!
Толпа отступила, и обозленный, нахмурившийся купец ушел от реки к своему тарантасу. Лихая пара умчала его в город.
Ночью с гамом, песнями и гармонью пришла артель русских бурлаков.
Они разложили костры и пили водку, потом плясали на мокром лугу. Грязь забрызгала их самотканые штаны, рубахи и густые спутанные волосы. Она ошметками летела от больших растрепанных лаптей, но бурлаки не обращали внимания на это, плясали и гикали:
Эх, сыпь, Семеновна,
Подсыпай, Семеновна!
У тебя ль, Семеновна,
Пять невест, Семеновна!
Бурнус забился между штабелями дров, плакал и грозил, что после Магомета Гафарова убьет русского купца.
Нашел малайку Садык и утешал:
Не реви, Бурнус, услышит народ, смеяться будет.
Наутро начался сплав. Всю реку закидали бревнами, плавали они в ней, как густая лапша. На поворотах бревна застревали, получался затор, приходилось бежать по бревнам и баграми расталкивать его. Под ногами бревна тонули, повертывались, и неловкие плотовщики падали в воду.
Бурнус за день падал в реку два раза. Ледяная вода пропитала его одежду, и знобило тело. Хотел Бурнус обсушиться у костра, но его заметил доверенный и погнал:
Лодырь, пошел работать! Еще раз увижу дам расчет.
Пришлось работать Бурнусу в мокрой одежде. Ночью он высушил ее у огня, а на другой день опять попал в воду. Появился у малайки озноб и кашель, по телу пошли прыщи. Не спал он по ночам и стонал.
Иди в Мелеуз, говорил ему Садык, умрешь здесь.
Нет, не пойду, кинжал надо.
Осенью я принесу тебе кинжал.
Я сам куплю.
Бурнус к концу первой недели научился бегать по бревнам и не падать в реку. Тогда его одежда стала сухой, и болезнь прошла.
Около города Уфы бревна связали плотами и погнали в Каму. На плотах было легче, суше и свободней. Когда плот шел по ровному плесу, Садык и Бурнус садились на край и удили рыбу.
Однажды Бурнус достал из кармана тростниковую трубку и сказал:
Слушай, Садык, я буду играть.
Ты сделал курай?
Да, Садык.
Бурнус часто вспоминает Мелеуз, старую мать, и тогда ему охота играть на курае.
Малайка помирился с печальной музыкой тростниковой дудочки и все ночи, когда плот стоял у берега, а над рекой лежали серый сумрак и тишина, играл на курае. Играл он и тихонько напевал:
«Прощай, Башкирия, прощай, степь и гора Карагай. Прощай, село Мелеуз и высокий минарет. Прощайте, старая мать и река Белая. Уйдет от вас Бурнус. Есть у него деньги на кинжал, купит он его в большом городе, убьет Магомета Гафарова и уйдет в Урал-Тау. Никакой начальник не найдет там Бурнуса. Возьмет Бурнус с собой один кинжал и станет мятежником, как богатырь Салават Юлаев.
Прощайте, река Белая и друг Садык. Уйдет от вас Бурнус. Не затем он родился, чтобы гонять леса родной Башкирии, делать деньги купцу Укладову.
Прощай, прими мою последнюю печаль и слезы, больше Бурнус не будет плакать. Прощай и ты, печальный курай, играй мне в последний раз, потом я брошу тебя в Белую».
Плот вышел в Каму. Бурнус и Садык сидели на краю плота, над ними висела ночь с новеньким ярким полумесяцем. Под ногами у них вздыхала Кама. С далекого темного берега неслась одинокая песня:
Расходилась то не Кама и не Белая,
Зашумел не темный бор, не непогодь.
Взбунтовался вольный молодец,
Рассерчал бурлак на жись свою.
Скоро придем в Волгу, там есть большой город Самара. Я куплю кинжал и пойду в Мелеуз убить Гафарова. Пойдем, Садык, вместе, сказал Бурнус.
Стар Садык, рука его плохо держит багор и совсем не может держать кинжал. И тебе незачем покупать его. Ты можешь достать кинжал Салавата Юлаева.
Где?
Слушай!
6. КИНЖАЛ САЛАВАТА ЮЛАЕВА
Пойди, Бурнус, в деревню Мурсалимкино, пройди ее всю, до конца, и увидишь в поле старую избенку. Нет у той избы ни ворот, ни двора, ни загонов. Постучи, Бурнус, в дверь и скажи: «Добрая бабушка Узенбаева, пусти правоверного башкирина. Я устал, и мне надо отдохнуть». Откроет тебе старуха Узенбаева у нее спроси про кинжал. Не откроет постучи сильней и скажи: «Пусти меня ради великого богатыря Салавата Юлаева». Войдешь в избу и увидишь на стене кривой и длинный кинжал. Знай, что это тот, который висел у пояса великого богатыря, был в его руке.
Отдаст мне старуха кинжал?
Не знаю. Только помни, Бурнус, что носил его сам Юлаев, помни, зачем ты его берешь, за кого поднимаешь!
За Башкирию, Садык. Я прогоню начальников и купцов, верну всю степь. Опять пойдут по ней табуны, опять башкиры будут выезжать на кочевье, ставить коши. И ты, Садык, вернешься в степь, у тебя будет табун, ты будешь ездить на своем коне, жить в своем коше и пить свой кумыс. Все будут пить его.
Не верю, Бурнус. Умрет Садык на плотах, и никогда не придется ему из реки Белой поить своего коня.
На дальнем берегу замолкла песня. Садык ниже опустил свою голову и запел, роняя в темную Каму свои печальные слова:
Я поцеловал ее в правую щеку,
А левая осталась сиротой.
Тогда я поцеловал и левую щеку,
Они обе стали как сестры.
Садык, прощай, я иду в Мурсалимкино, сказал Бурнус.
На прощанье Садык спросил его:
Если старухе Узенбаевой принесут обратно кинжал Салавата и на земле прибавится еще один могильный камень, прийти к нему?
Приди, Садык!
И взять с собой курай?
Возьми и сыграй на ней по покойнику!
Бурнус ушел, а Садык запел снова:
Я поцеловал ее в правую щеку
В мае 1774 года близ Саткинского завода полковник Михельсон разбил Пугачева и башкирского богатыря Салавата Юлаева. Салават был ранен.
Степной конь мчал раненого богатыря, за ним скакали его ближайшие помощники и друзья. Двадцать верст во весь дух скакали кони, как при степном пожаре, двадцать верст гнались солдаты полковника Михельсона. Потом пошли горы и лес, где за каждым камнем и за каждым деревом прятался башкирский стрелок. Солдаты Михельсона повернули обратно, а Салават Юлаев пустил своего коня шагом. Богатырь ослабел от потери крови, его голова падала на грудь, он выпустил поводья и схватился руками за седло.
Всех мучила жажда. Они весь день в пыли, под горячим солнцем дрались с Михельсоном. У коней опали бока и под брюхо сползала грязная пена. Больше всех мучила жажда Салавата Юлаева. Его потные волосы высохли, губы потрескались. Он попросил пить.
Батыр просит пить, найдите батыру воды!
Но никто не знал, где находится ближайший родник. Половина всадников разъехалась по лесу и горам. Прискакал первый и привез немного воды в кожаном мешке. Он собрал ее в маленькой гнилой луже.
Прискакал второй и сказал, что недалеко стоит кош. В нем живет молодая женщина, у нее много воды, молока и кумысу.
Салават Юлаев велел ехать туда. Кош стоял на поляне, под ветвями больших лип. По лесу бродили быки и кони, позванивали у них нашейные колокольчики.
Молодая красивая женщина вышла из коша с двумя маленькими сыновьями; они схватили ее за руки и крепко прижимались к ней. Она испугалась, но ей сказали, что приехал сам Салават Юлаев, ей ничего не сделают дурного, только пусть она принесет воды.
Женщина распахнула кош и попросила Юлаева войти. Богатырь спрыгнул с седла, будто и не был ранен, но вдруг у него закружилась голова, земля закачалась, леса и горы побежали куда-то, из зеленых стали черными.
Воины поддержали Салавата Юлаева, ввели в кош и положили на ковер. Женщина принесла холодной воды, молока и кумысу. Богатырь выпил воду, а молоко и кумыс отодвинул.
Потом, сказал он и закрыл глаза.
Лежал он с закрытыми глазами, а женщина промыла его рану и перевязала чистой материей.
На поляну упал вечерний мрак. От далеких болот пополз туман и холодок. Табуны на ночь собирались к кошу. Весь лес звенел колокольчиками. Салават Юлаев проснулся, вышел к воинам, которые отдыхали на поляне, и велел им ехать к Пугачеву.
Как мы оставим своего больного начальника?
Салават Юлаев ранен, но он все еще Салават Юлаев, а не ягненок! ответил богатырь.
Тогда воины уехали к Пугачеву.
Богатырь подозвал женщину и велел ей сесть на ковер против него. Она села.
Кто твой муж? спросил он.
Узенбаев.
Где он?
Убит.
Кто убил его, скажи мне.
Не знаю. Кто убил, тот не отметил свою пулю. Муж ушел к богатырю Салавату Юлаеву, богатырь послал его к Челябе, а там убили.
Кто будет пасти твои табуны?
Они, женщина показала на своих сыновей.
А кто пойдет к Салавату Юлаеву вместо убитого отца?
У меня нет другого мужа.
Кто подымет меч, когда Салават умрет, кто возьмет его кинжал?
Салават сам подумает об этом.