На Великой лётной тропе - Алексей Венедиктович Кожевников 17 стр.


 Свиделись?

 Нет, пока не нашла.

 Как зовут-величают его?

 Не знаю.

 А живет где?

 Тоже не знаю. Порой сама себе смешна, а забыть его не могу. Чудно это, и он будто не со всем умом, чудачок, а что поделаешь! Золото мою и по тайге брожу зря, ни к чему оно все. Я ищу моего охотника, только одного любого мне.

 Да-а  скупо отозвался Корнил, не зная, что сказать больше, поглядел на небо и переменил разговор:  Месяц-то куда шагнул. Нам спать пора.

Оба встали и пошли к кострам. Вокруг них лежали и сидели хищники, одни перепились и спали, другие играли в карты, рядом в песке валялась пустая посуда.

 Марфа, к нам, садись в карты!  звали хищники.

 Неохота.

 Неохота Куда ходила? На свиданку с кем-нибудь? Берегись, Марфа, накроем, худо будет: нам не даешься, другому не дадим.

 Как у вас языки после этого болтаются? Вас табун жеребцов, а я одна, и каждого ублажай. Да ведь камень высохнет, не то што живой человек.

 Сказывай, знаем!

 Вам што! Ограбил девку  и доволен. Хищники вы, грабители, грабите землю и девок тоже.

 Девок мы награждаем!  Хищники захохотали.  Самородки им даем, да такие, кои растут. Ты глупа.

 Глупа, да не ваша, онучей ничьей не была.

 Будешь!

 А ну, попробуй! Кто хочет, для тех у меня есть двустволка.

 Бес ты, Марфа. К тебе с лаской, а ты с двустволкой.

 Мне без ваших ласк хорошо.

 Врешь, ублажает кто-нибудь.

 Может, и ублажает кто, только не вы.

 Не зли, девка, доведешь, возьмем свое.

Почувствовав опасность, Марфа ушла к тому костру, где спал Бурнус и укладывался Корнил Тяни-Беда.

 Защитников нашла, башкирин наш дрожит над ней, спит  и кинжал в руке.

 Не попадет она ему.

 А нам попадет?  переговаривались хмельные золотоискатели.

 Н-да. Как на нее взглянет

Никто не мог сказать с уверенностью, что Марфа попадет в его руки.

 Девка такая, с ней в открытую не сыграешь, все в темную.

Минуло с полгода, как хищники явились в Горный Спай и начали добывать золото. Никакие иные люди за это время не заглядывали к ним. Золото попадалось хорошо, и каждый приискатель набил по мешочку дорогого песка. Мыли семеро, двое всегда, и день и ночь, стояли на часах, один ездил за продуктами и вином.

Корнил начал заговаривать:

 Не пора ли нам кончать?

 Какая неволя уходить

 Пока нет ее, верно, а нагрянет она, и ног не унесешь.

 Унесем, не впервой из огня целыми уходить,  храбрилась молодежь.  Не думаешь ли ты нас выжить, а россыпь за себя?

 Корнил подлецом не был! Намыли, будет.

Знал старик, что не безбрежна уральская тайга, и ждал бед, но и молодежь не хотела уходить, жаль было бросать дешевое золото и вольную жизнь. Нелегко только было жить без любви, иной раз тоска щипала сердце, но ездили они по очереди за продуктами и по дороге в заводах тешили себя, глушили тоску.

Бурнус не ездил за продуктами. Он каждый день спускался в шахту и усердно долбил породу вглубь и вширь. Воротовщик не успевал выгружать породу.

 Эй, башкир, нельзя ли потише!  кричал он ему.  Совсем загрузил.

Пережидал Бурнус и тянул грустные песни своей родины.

 Бурнус, качай ворот! Чего все в шахте сидишь?  говаривала не раз Марфа.

 Нет, Бурнус пойдет шахтам.

 Лучше там?

 Лучше, вольный свет не видно. Без Юшка Соловей не хочет Бурнус видеть вольный свет, не хочет жить.

 Зачем тебе Юшка?

 Кровь проливать надо, начальник и жандарм, подлец всякий бить надо. Умел Юшка Соловей.

 Нехитрое дело кровь проливать.

 Большое дело, чтобы толк был. Бурнус один не может.

 Мало ты убил?

 Один человек. Больше надо. Мыть надо землю, сильно мыть, кровью, тогда чиста будет.

Когда-то Бурнус думал, что, имея много золота, можно вернуть-купить Башкирии волю, степи, табуны. Но вскоре увидел, что золото даже ему одному не может дать ни воли, ни счастья, ему богатому надо больше опасаться за свою жизнь, чем бедному. Он со своим золотом больше раб, чем с нищетой, и днем, и ночью, и в тайге, и в горах должен остерегаться, озираться, как зверь с дорогой шкурой.

И однажды в самый разгар работы Бурнус закричал из шахты:

 Давай бадью! Бадья опустилась.

 Тяни!

Поднялась бадья, только не с песком, в ней сидел сам башкирин.

 Бурнус не хочет больше копать песок,  сказал он.

 Лень напала? Может, самородку нашел?  накинулись хищники.

 Вот карман,  вывернул башкирин карманы. Они были пусты,  Не хочет Бурнус золота. Волю, счастья нельзя купить, плюет Бурнус на золото.

Башкирин принес из шалаша кошель с золотым песком и кинул его под ноги искателям.

 Бери, Бурнус пойдет, прощай!

 Куда ты? Возьми золото, пригодится,  подбежала к башкирину Марфа.

 Тайгам бродить буду, пусть шерсть растет, четыре нога, большой зубы. Нельзя человеком жить, пусть зверь буду.

 Спятил наш башкирин.

 Марфа, я зверь, ты зверь, пойдем вместе. Я мусульман, ты не мусульман  это ничего, для зверь все можно. Пойдем, Марфа!

 Глупенький ты,  Марфа взяла башкирина за руку,  ничего не понимаешь. Не стать тебе зверем, родился ты с человечьи ликом, так до гроба и будешь с ним страдать. Золото подыми, на него ведь паспорт можно купить, с ним  куда угодно. На-ко, унеси в шалаш!

 Возьми, Марфа.

 Ладно, положу со своим. Иди, разгуляйся, думал ты в шахте много, работай наверху, ветер мысли-то и развеет. Бери ружье, сходим в лес, поохотимся.

 Марфа, осторожней, а то придут на выстрелы,  предупредил Корнил.

 Мы подальше отойдем.

Ушли Бурнус и Марфа за горы. На прииске Горный Спай не слышали их выстрелов, да они и не стреляли Сидели на высоком шихане, палило их солнце, заигрывал с ними ветер. Далеко была видна взволнованная лесистая, в синем мареве земля. Наподобие зеркал блестели под солнцем широкие озера, тоненько, серыми тростниками, колыхались кое-где дымки одиноких костров, зажженных, может, кочевниками-вогуличами, может, остановившимися отдохнуть лётными, может, еще кем-то. Богат Урал всяким дорожным и бездорожно-бродячим, временно и постоянно бездомным людом.

Горные кряжи сплелись жгутами, узлами, словно могучая и разумная рука нагромоздила неодолимые заграждения. Но узенькие, змеевидные речки смело искромсали эти каменные громады. Издалека все казалось таким мирным, тихим, созданным для отдыха, счастья, любви.

 Видишь?  спросила Марфа.

 Вижу.

 Вот намоем золота и пойдем туда. Я куплю тебе паспорт на другое имя, и тогда можешь ходить везде.

 Куда угодно?

 Ну, где не знают тебя в лицо.

 Пойдем скорей, сегодня!

 Рано. Надо побольше намыть золота. Хороший паспорт, говорят, дорого стоит.

 А не боится Марфа жить здесь?

 Чего мне бояться?

 Придет такой день, когда один приискатель скажет: «Мне нужна невеста, я хочу жениться», и другой скажет: «Я тоже хочу», а третий скажет: «У нас есть невеста  Марфа». И будет у них большая драка, и тебе может случиться беда. Я жду такой день, такую ночь и все время помню свой кинжал. Но чего может один Бурнус? Мало может. Уйдем скорей отсюда!

 Вон ты о чем! Не бойся, ничего не будет, я и сама постою за себя. Много их  это и хорошо: промеж себя передерутся, а я цела останусь.

Вернулись Бурнус и Марфа в Горный Спай, снова взялись промывать золото.

 Раздумал уходить?  засмеялись хищники.

 Не пойдет Бурнус,  ответила за башкирина Марфа.  Я его разговорила, сгинет один-то. Жалко, молод больно.

 Молод, а бродяжит давно, лет с шестнадцати пошел.

 Вольно-то и не жил почти, все в лесу да под страхом.

 Бурнус, знаешь ты, что есть женщина?  спросил один из хищников.

 Зачем спрашиваешь?

 Ты скажи, не стесняйся Марфы. Она понимает.

 Не скажет Бурнус.

 Ну, значит, не знает,  решили приискатели.  Ласку бы тебе надо. Мой золото, на него и ласку, и любовь купишь.

 Ну и любовь будет! Вроде тухлой селедки,  вмешалась Марфа.

 Говори, говори, посмотрим, сама не уйдешь ли за денежку.

 Нет, постараюсь даром. На, получай, скажу, и вспоминай Марфу!

Приискатели отдыхали у костра и мирно говорили, не пора ли им бросить прииск. У них не было вина, а новое ожидалось не скоро. Марфа следила за чайником и котлом, где варился ужин. Часовые оставили посты и пришли к огню, искатели осмелели и поговаривали о снятии постов насовсем.

 За целое лето ни одна чужая душа не заглянула к нам. Чего же зря стоять сторожам, пусть моют золото.

 А я неспокоен, боюсь,  признался Корнил.

 Напуган лишку.

 И напуган, и случаи бывали такие: не уйдешь вовремя, пожадничаешь  голого пустят.

 Иди, Корнил, мы останемся.

 Если так, лучше уж всем погибать.

 Зачем погибать? Мы вовсе не собираемся.

 Оно ушел бы я

 Ну-ну, договаривай.

 Девку вы обидите.

 Бери ее с собой, держать не станем.

 Как, Марфа?..

 Поговорим потом, к нам идет кто-то, я слышу шаги.

 Шутишь, Марфа?

Все встрепенулись.

 Во-он, принимайте гостя!

Из мрака, столпившегося вокруг костра, вышел человек. На ремешке он вел собаку.

 Мир вам!  сказал пришелец.

Искатели схватили ружья и закричали:

 Кто такой? Брось ружье! Дай его сюда!

Пришелец начал было спокойно и неторопливо снимать ружье, но вскочила Марфа и сказала:

 Я его знаю. Он будет нашим гостем.

Искатели молча отложили ружья и раздвинулись, очистили гостю место, а Марфа подбежала к нему, сняла ружье, оленевую сумку и унесла их в шалаш.

Затем она взяла гостя за руку и усадила в общий круг. Искатели не стали спрашивать гостя, кто он, куда и откуда идет. Он сказал сам:

 Я не мою золота, я Охотник. Утром я и мой пес Плутон пойдем дальше.

 Ты можешь не торопиться,  ответил на это предупреждение Корнил Тяни-Беда.

Старик пытливо взглядывал на черноволосого, загорелого пришельца, на его спокойные глаза, в которых бродил какой-то светлый луч. Марфа разливала по чашкам суп, в руках ее была торопливость и неуверенность, а лицо залил румянец, иной, не похожий на отсвет пламени. Старик поймал взгляд девушки, и она сказала ему чуть заметным движением ресниц:

«Он».

Кончился ужин, остатки его отдали Плутону. Искатели долго говорили с Охотником о тайге, о зверях, о песках, не знает ли он таких, где много золота. Охотник не знал, он совершенно не интересовался золотом. Дольше всех говорил с Охотником Корнил Тяни-Беда. Марфа сидела в стороне и слушала, не поднимая лица, боясь встретить взгляд гостя.

«Помнит ли, узнал ли?  думала она.  Забыл либо пошутил тогда. А я»

 Мне бы помыть это, сегодня я попал в болото,  Охотник показал взглядом на свою грязную обувь.

 Здесь рядом Косьва. Пойдем, проведу,  позвал его дедушка Корнил.  Марфа, идем с нами!

Все трое спустились с угора к реке. Корнил свернул немного в сторону, за деревья и камни, а Охотник подошел к девушке и взял ее руки в свои. Она не оттолкнула его и не вырвала рук, ей было приятно и ново. Ее никогда никто из чужих мужчин не брал за руки так ласково, а всегда грубо хватали либо поталкивали локтем в бок, в грудь, а то дергали за косу.

 Как ты попала сюда?  спросил Охотник.

Марфа, не думая, как-то непроизвольно, ответила правду:

 Я ищу тебя.

 Меня?  Он радостно удивился.  Я давно звал тебя, а потом все ждал: где же моя гостья, что так долго не отзывается на мое приглашенье?

 Вот я пришла.

 Хорошо. Завтра пойдем дальше, в мою хижину.

 С нами пойдет еще один человек, это несчастный башкирин Бурнус. А может, пойдет и дедушка Корнил.

На другой день Охотник, Марфа, Корнил и Бурнус покинули Горный Спай. Оставшиеся там искатели кричали вслед им:

 Россыпь где найдете, не забывайте нас, берите в пай!

 Марфа, зря уходишь, вернись!

 Не могу, дорожку забыла,  отвечала она, смеясь счастливо и громко.

 Замуж не выйди за этого молодчика.

 Я за дедушку Корнила пойду.

 Ишь старый, из-под носу девку выхватил. На свадьбу, дед, позовешь?

 Обязательно.

 Прощайте! Все-таки я вас люблю, хорошие вы ребята, не обидчики,  крикнула Марфа в последний раз и скрылась.

Корнил Тяни-Беда отошел верст пять и начал прощаться.

 Я обратно в Горный Спай.

 Что же, дальше не хочешь?  спросил Охотник.

 И не думал, я проводил только для отводу глаз, что Марфа не с тобой идет, а со мной. Узнай те молодчики правду, не отдали бы ее, зарились все. Марфа у нас не девка, а прямо золотая непочатая россыпь.

 Дедушка, дождалась ведь я своего хищника.

 Дай тебе бог счастья!

Остановились, вскипятили прощальный чаек, выпили его и расстались. Корнил торопился прибежать к ночи в Горный Спай, а Бурнус, Марфа и Охотник решили растянуть привал до следующего дня.

10. ОПЯТЬ ФЛЕГОНТ-СТАРШИЙ

Не поймешь, зачем эти люди в горах и тайге, каких опасных преступников или зверей преследуют они, какие ищут клады. Их много, целая дюжина, у каждого конь под седлом и ружье. К седлам прикручены большие торбы с провиантом: знать, выехали они не на день, не на два, а надолго. На дровосеков не похожи: у них нет с собой топоров и пил; не похожи и на хищников золотоискателей: не берут пробы, проезжают мимо встречающихся золотоносных песков. Быть может, они выслеживают оленей и лосей, ищут встречи с медведем? Но почему тогда нет с ними собак, почему они только вчера пропустили мимо, не тронули большого лося с теленком? Они сделали выстрел вверх и все любовались, как удирал испуганный лось. И зачем с ними Флегонт-старший? Он ведь никогда не занимался охотой, а теперь у него ружье и сумка с патронами.

Пробираются они берегом реки Косьвы, ее холодной водой поят своих коней. Не широки звериные тропы, и люди едут гусем. Флегонт-старший всегда едет последним. Он задумчив и сурово молчалив, как старый лесной камень, поросший седым мхом; он осторожен и зорок, следит за каждым своим спутником.

Люди часто делают привалы, а вперед посылают разведчиков. На днях разведчик вернулся и о чем-то подробно докладывал Флегонту. Стояли они поодаль от остальных, и никто не мог слышать, о чем они говорили.

 Собирайся!  Флегонт махнул шапкой.

Быстро прикрутили торбы к седлам и сгрудились.

 Ну-ко, расскажи!

Разведчик объяснил, что стороной по течению ручейка пробирается бродяжка.

 Его надо перенять,  сказал Флегонт.

 Живьем?  спросили люди.

 В любом виде. Бей наповал, возни меньше!

Все двенадцать перехватили поперек ручей и долину, по которой пробирался бродяжка, спрятались за деревьями и камнями. Бродяжка скоро показался. Маленький, сутулый, не торопясь ворошил своими изношенными броднями опавший лист и хвою. Ружье у бродяжки торчало дулом в небо, в руках была длинная хворостинка, которой он сшибал головки встречающихся цветов. Падали головки, желтые, синие, голубые, белые, а он проходил мимо, только иногда подымал какую-нибудь неизвестную ему и рассматривал.

Был он совершенно спокоен, видимо, не ждал не только никакой опасности, а даже встречи безопасной, обыкновенной  с каким-нибудь мирным охотником.

Кругом полное молчание, даже ветер не шумел, и не ворковал ручей, и не вздыхала тайга. Из травы и деревьев не поднимались испуганные птицы, не встречались ни белка, ни заяц все отдыхали в тени дерев и в прохладе своих гнезд от пылающего, жаркого солнца. Лежать бы и бродяжке в тени синей развесистой пихты, а он вышел, даже мурлычет что-то под нос.

Когда грянул выстрел, бродяжка был так поражен его неожиданностью, его кощунственным громом среди этой тишины, что не знал падать, бежать или хватать ружье и стрелять. Вместо этого он завертелся на одном месте, как баран-вертун. Другой выстрел был не так страшен, но от него бродяжка упал на траву, раненный смертельно. Все двенадцать подбежали к нему и начали сдергивать ружье, сумку, бродни, шарить в карманах, а он еще дрожал последними каплями оставшейся в нем жизни, открывал глаза, и было в них одно удивление, ни страха, ни страданья, ни злобы  одно удивление: зачем этим людям понадобилось убивать его? Зачем?

В карманах бродяжки не нашлось ни золота, ни платины, ни дорогих камней; его ружье оказалось старо и совершенно не годно, бродни худы; в сумке ружейного припасу выстрела на три и недогрызенная ножка птицы, знать, оставленная про черный час.

 Зачем мы его хлопнули?  сказал один из двенадцати.

 И пропустить нельзя: вдруг при нем золото, камни А?  отозвался Флегонт.  Не знаешь, где найдешь, где потеряешь, и у таких замухрышек, как этот, отбирали фунтами.

Флегонт знает, и кому же знать, если не ему: старый, опытный он охотник на бродяжек.

Назад Дальше