Убитого закопали на том месте, где упал он, вместе с ним закопали его ружье, пустую сумку, рваные бродни и поехали дальше берегом Косьвы.
Прошлую ночь Флегонт-старший чувствовал запах дыма, приносимого северным ветром. Он велел потушить свой костер, не стрелять и говорить тише. Утром на север по Косьве ушел один разведчик, а одиннадцать остались ждать его.
Время было жаркое. Комары роем кружились над лошадьми, лезли в нос, в глаза, трубили и пели. Крупные оводы впивались в кожу, садились на брюхо и так насасывались, что не могли улететь, подолгу сидели, красные, как капли свежей крови. Лошади нервно били ногами в каменистую землю, крутили хвостами и порывались убежать, доведенные до исступления. Люди сидели у дымящейся головни, изредка окуривая дымом лошадей.
Флегонту надоело ждать первого разведчика, и он послал другого. Они встретились и вернулись оба.
За той грядой показали на вершины, которые шли зубчатым кольцом.
Ну-ну! торопили их.
Прииск. Артель Корнила Тяни-Беда.
Старый черт, куда зарылся! Теперь не уйдет от нас. Флегонт резко тряхнул черной большой головой. Не уйдет!
Похоже, что и Бурнус там.
Башкирин? А, знаю, протянул неприязненно Флегонт, его злые глаза сузились, и лицо побагровело. С ним у меня получилась осечка, пришлось выложить двести рублей штрафу за ложную тревогу. Башкирина брать обязательно живьем: с мертвого взятки гладки, а с живого я двести-то сдеру. Корнила-старика тоже живьем, мы его пустим, он нам ишшо жилу найдет. Трогай!
Двигались с величайшей осторожностью. Приближаясь к Горному Спаю, лошадям закутали копыта разорванными мешками, чтобы копыта не гремели о камень. Впереди все время шел разведчик.
Вот он подал знак рукой: остановитесь, ход занят часовым, надо искать другую дорогу.
Поискали и не нашли: Горный Спай окружала сплошная стена горных вершин, переваливать через них потребовался бы день.
Придется снять часового. Попробуем кинжалом, без шуму, сказал Флегонт.
Так и сделали, одним ударом кинжала в спину. Часовой без звука упал на землю, а Флегонтова банда с криками и стрельбой налетела на золотоискателей. И все они погибли, не успев схватить ружей. Уцелел один Корнил Тяни-Беда. Он сидел в шахте и кричал что есть мочи:
Братцы! Опомнитесь, братцы! Бадью, бадью!
Но ему не подавали бадьи, а сам он не мог выбраться из глубокой и узкой шахты. Метался старик, видел только небо, слышал крики, выстрелы и ничего не понимал. Думал он, что хищники подрались между собой.
«Знать, когда я провожал Марфу, перессорились они. Эх, изведут друг друга! А я сиди в шахте, вытянуть некому, умирать придется».
Братцы, опомнитесь! Бадью, бадью!
Над шахтой склонился Флегонт и прорычал:
А, вон ты где! Крепко сидишь, не уйдешь.
Старик плюнул вверх, в злорадную Флегонтову рожу, но плевок не долетел и упал на дно шахты.
Спустили Корнилу бадью, но он не хотел подниматься, тогда несколько ружей нацелились в него, и старик полез в бадью.
Не дошла бадья до верха, как Флегонт нагнулся, схватил Корнила за волосы и вытянул. Целые пряди седых волос остались промеж Флегонтовых пальцев.
Башкирин где? зарычал Флегонт.
Какой?
Как его там Бурнус, Бурнус
Спроси у них, я не знаю, Корнил показал на своих убитых товарищей, которые лежали на истоптанных песках у вашгердов.
Флегонт ударил Корнила в висок кулаком.
Говори!..
У старика пошла носом кровь, он отвернулся и сел на песок.
Дать ему воды, пусть рожу вымоет. Корнил, хочешь живым быть, говори, где башкирин! пристал Флегонт. Перестанешь ли молчать, дьявол?
Корнил засмеялся в лицо Флегонту:
Ты, Флегонт, не только подлец-предатель, а и дурак.
Што? заорал Флегонт.
Дурак, говорю.
Знай, что в моих руках!
Знаю, знаю. Много ли мешков золота нашел?
Восемь.
А их, убитых, много ли?
Семь штук.
Я восьмой. Какого ишшо башкирина требуешь? Дурак ты и есть.
Стыдно стало Флегонту за свою несообразительность, и он отошел к своим помощникам. Те достали тюк с водкой и распивали.
Корнил, иди выпей за компанию.
Флегонтову водку? Кровь ведь это человечья.
Не хочешь тогда не каркай, другим не порть аппетит!
Флегонт выпил большой ковш и опять к Корнилу:
Где золото зарыто?
В земле.
Где? Покажи!
Не знаю, бог зарывал.
Твое, ваше. Не все же в тех мешках, где-нибудь и спрятано есть.
Золото ты и сам найдешь, Корнил тебе не ответчик. А скажи вот, со мной што делать будешь?
По начальству отправлю за грешки за эти, Флегонт кивнул на промытые пески.
А сам ты не хочешь по начальству пойти за семь загубленных душ?
Где свидетели? Флегонт захохотал.
Я свидетель.
Все мы свидетели, что ты их убил, за этим делом тебя и застали. Могилу копай им!
Сам копай.
Нет, ты будешь!
Корнила заставили столкнуть убитых в шахту и зарыть.
А теперь ступай куда хочешь, только к этому месту ближе ста верст не подходи, а то представлю в суд за хищничество и за убийство невинных душ.
Флегонт, и когда только земля носить тебя откажется?
Чего захотел! Она, земля наша матушка, терпеливая.
Видно, так, если уж Флегонт-братоубийца не наказан.
Молчи и убирайся! заревел Флегонт и замахнулся на Корнила.
Перепуганный старик побежал от него, увязая в сыпучих песках.
Куда ты его, Флегонт?
Пусть убирается к черту.
Жилу нам искать? Ладно, ищи, мы придем, смеялись пьянеющие молодцы.
Эй, старик, остановись, на-ко вот буханку, а то подохнешь голодом. Один из молодцов кинул вслед Корнилу ржаную буханку, подобную кому бурой глины.
Корнил оттолкнул ее ногой и не оглядываясь ушел из Горного Спая.
Шел он той самой тропой, по которой провожал Марфу, Охотника и Бурнуса. Старик торопился, хотел догнать их, пока у него были силы и пока светило солнце. Под вечер он почуял, что по тропе впереди его идут люди, стучат ногами по камню.
«То ли наши, то ли чужие», думал он и старался идти неслышно, невидно, по-за деревьями.
Шаги и голоса становились явственнее. Из сумрака выступили три человеческих фигуры и один пес. Он рвался и рычал.
«Пес меня чует, соображал старик. Да никак наши это Марфа и Бурнус. Вот наважденье». Старик не верил, что тропой идут свои, он хотел уж переменить обувь с правой ноги на левую, чтобы отогнать нечистую силу, но Охотник остановился и сказал:
Плутон чует человека.
Марфа, не думая долго, закричала:
Ау, кто здесь? Выходи!
Услыхал Корнил знакомый голос и выбежал из-за дерев на тропу. «Э, пусть, будь хоть и нечистая сила», решил он.
Дедушка Корнил, да как это?! кинулась радостно к старику Марфа.
Я, дочка, я самый, лепетал старик. Вас догоняю.
Якши. Какой у вас там стрельба был? спросил Бурнус.
Дела Только айдате вперед, подальше от Горного Спая.
Чего там?
Подальше, подальше. Один ведь я живой-то остался Один всего.
Один? А те?
Убиты
Кем? Когда?
Все трое тесно придвинулись к Корнилу, заглядывали ему в лицо, в глаза и торопливо шли в сумерках тайги и вечера.
В тое самую стрельбу, слышали вы ее. Флегонт-старший нагрянул.
Флегонт предатель. Я убью его. Башкирин поднял руку с кривым кинжалом великого Салавата, будто давал клятву, что рано или поздно, но убьет Флегонта. Нас четыре человек. Айда убьем Флегонта!
Я, Бурнус, не пойду. Моя жизнь одна сплошная беда. И здесь беда из-за меня случилась, это уж я знаю. Не будь меня, не было бы ее, уверял Корнил.
Ты привел Флегонта?
Нет, Бурнус, я этого никогда не делал и не сделаю. Несчастный я, неудачливый, утром и от вас уйду, а то будет худо.
Зря, дедушка, говоришь.
Не зря, Марфа, был я всю жизнь Тяни-Беда, знать, и быть мне таким до смерти.
Бурнус не может жить, когда жив Флегонт.
Утром Корнил Тяни-Беда объявил, что пойдет один, своим путем. Но Бурнус привязался к нему:
Я с тобой.
А я, Бурнус, с кем? Ты обещал беречь меня, напомнила Марфа.
Иди с Охотником. Бурнус все видит, все понимает. Иди с ним!
А паспорт?
Бурнус будет жить так. Зачем паспорт, когда есть кинжал?
Корнил и башкирин простились с Марфой и Охотником.
Береги Марфу, сказал Бурнус Охотнику, я приду поглядеть.
Расстались они на горной тропе, двое пошли на север, двое на юг. Марфа прижалась к Охотнику и сказала:
Куда же ты, мужичок-чужачок, поведешь меня? Бросишь где-нибудь опозоренную.
Давай не станем горевать вперед, прежде самого горя, а будем благодарить жизнь за каждый счастливый день и час. Маленькие пичужки умнее нас, людей, они живут меньше нашего, а радуются гораздо больше все время щебечут, поют. Будем учиться у них.
Чудачок же ты: на уме у тебя то камни, то звезды, то пичужки. А где принимать жену ни слова.
У меня есть дом, замечательный дом, из камня и солнца.
Во-он как! И я к тебе пришла не пустая, а с наследством. У меня есть золото.
Выбрось его сейчас же: оно никому не приносило счастья. Здесь, у вас, я понял это и стал бояться золота.
Мы купим на него Бурнусу хороший паспорт, решила Марфа.
Вот мой дом, сказал охотник, вводя Марфу в свое убежище. Будь хозяйкой!
Она ждала что угодно шалаш, землянку, заброшенную старательскую шахту, но только не такую пещеру, не такой дворец, не такую крепость. Марфа не знала, как назвать это сооружение. Оно было сложено из округлых камней, небрежно, с большими выступами и щелями на стенах, с неровным полом и потолком. Свет солнца, бьющий в три дыры, заменяющие окна, хорошо освещал и великолепие, и убожество необычного жилища. Оно было по-богатырски велико, несокрушимо и по-нищенски бедно, пусто.
Что это, медвежья берлога? спросила Марфа.
Дом, самый первый дом человека.
А разве не шалаш самый первый дом?
Нет, пещера. Чтобы сделать шалаш, надо уметь рубить, в крайнем случае ломать, деревья, сучья. А было время, когда люди не умели этого и жили в готовых пещерах.
Я не стану жить в такой пустой, сказала Марфа. Я переверну это волчье логово по-своему.
Можешь вертеть как угодно, согласился Охотник.
А почему нам не переехать в завод, поближе к людям?
Отсюда мне удобней собирать падающие звезды, отговорился Охотник. Кроме этой явной работы у него была еще тайная держать связь между революционными подпольными группами, укрывать преследуемых царским законом, распространять листовки, которую было легче делать вдали от посторонних глаз. Он пока скрывал ее и от Марфы.
Каждый занялся своим делом: Охотник звездами, камнями, рыбной ловлей и мелкой охотой для пропитания, Марфа преображением дикой пещеры в нормальное человеческое жилье, где можно растить детей. Охотник, бывая дома, помогал ей лепить кирпичи, обжигать их, класть печь, белить черные стены И рассказывал при этом, как создавалась человеческая культура.
Женщины сделали, бесспорно, больше, чем мужчины.
Куда вы без нас! До сей поры ходили бы по-собачьи на четвереньках и ели все сырьем, торжествуя, смеялась Марфа.
Рассказы о культуре перемежались рассказами о звездах, солнце, планетах, о жизни земных морей, гор, лесов Для Марфы, не знавшей ничего этого, окончившей только начальную школу, открывался за каждым камешком, за каждой щепотью песка, глины, мела бесконечно огромный круг жизни, бесконечная вереница всяких превращений. Иногда, заслушавшись, Марфа забывала про все остальное и попадала в забавные положения: ненужно долго месила босыми ногами глину для печки, сыпала в борщ мел вместо соли, садилась к обеду с кирпичом в руках. Но все это не мешало счастью семейной жизни, даже прибавляло его.
Флегонт-старший сделал заявку на дикий, бесхозяйственный прииск Горный Спай и начал там добычу золота. Но, без предела жадный, он не хотел пропускать мимо себя и то, которое струилось вместе с бродяжками по тайной лётной тропе. Около прииска построил кузницу, рядом с ней клетушку для бездомных и пустил молву, что кузнец Флегонт, схваченный в Гостеприимном стане, объявился на прииске Горный Спай, снова принимает всех, кто ищет скрытный приют, хлеб, отдых. Бродяжья нужда и сладкая ложь, пущенная Флегонтом-старшим, повернули лётную тропу на Горный Спай, в обход потерявшему доверие Гостеприимному стану.
И некоторое время все было как надо, а потом началось неладное: переночует бродяжка в Горном Спае, уйдет из него сыт, здрав, одет и вдруг, не доходя до следующего приюта, либо исчезнет совсем, либо окажется убитым, ограбленным и похороненным кое-как. Поползли слухи, что эти дела творит преступная шайка Флегонта-старшего.
11. ОШИБОЧКА
По уральским лётным тропам прокатилась новая молва: Юшка Соловей жив и здоров. Прежде всего он решил навестить Изумрудное озеро, поискать там своих живых товарищей, помянуть погибших, повидать Ирину Гордееву, дочь судьи, которая любила его и она же предала его. Любовь и предательство сразу в одном сердце. Как человек носит их? Юшке не доводилось еще испытать этого. У него разные чувства не умели жить вместе, так, любовь к Ирине не хотела уходить из его сердца и впускать в него месть, ненависть, презрение.
Юшка явился на гостеприимный огонек рыбака Ивашки и громко гаркнул:
Здорово, Бородай!
Он приветствовал не одного рыбака, а вместе с ним и озеро, и землю вокруг него, и свою былую жизнь, проведенную здесь. Он был рад встрече со всем этим.
Сразу после ответного «здравствуй» Ивашка упрекнул гостя:
Нельзя ли потише, не на весь Урал?
Не могу, не умею тише. И что за жизнь тишком, молчком, по-мышиному?! Тьфу!
Тебе можно греметь. Прогремел, разбудил карателей, натравил их на мою землянку и убежал. А мне страдай, у меня будут пытать: кто гремел, где спрятан?
Всё тормошат тебя?
Как же иначе. За это им деньги, чины, награды.
Поворчав недолго, Ивашка принялся угощать гостя ухой и новостями, какие залетали к нему:
Был слух, что тебя кокнули каратели.
Выдумка. Придется им еще побегать за мной.
Юшка развалился возле костра. Его голова пламенем своих волос была так похожа на этот костер, что рыбак едва не бросил в нее охапку сучьев.
Той же ночью пришли Охотник и Бурнус. Они совершенно правильно решили, что Юшка обязательно проведает Изумрудное и они либо застанут его там, либо точно узнают от Ивашки, где искать.
Бурнус, знавший Юшку только понаслышке, тут подал ему свой кинжал и сказал:
Возьми!
Это значило, что он отдает не только кинжал, а всего себя, готов служить. Юшка повертел кинжал, похвалил, вернул Бурнусу и сказал:
Пойдешь со мной. Бей им верней, чтобы я не передал его другому.
О нет, не будет этого! Я сильный, храбрый башкирин. Мой кинжал служил великому Салавату.
Бьет не кинжал, а рука, заметил Юшка. Сам по себе он не герой и не воин, а глупый кусок железа.
Из всего, что случилось в последнее время, особенно тревожны были вести с лётной тропы. Флегонт-старший опозорил надежнейший из приютов Гостеприимный стан, вместо него подсунул лётным свою ловушку Горный Спай. В нее уже попалось много несчастных. Надо было изгнать Флегонта-предателя с лётной тропы, а еще лучше совсем вычеркнуть из жизни.
Юшка и Бурнус задержались у рыбака Ивашки готовить расправу над Флегонтом. Охотник собрался уходить по своим делам. Перед уходом он спросил Юшку:
У тебя есть дети?
Не знаю. Могут быть.
Я видел девочку с твоими волосами.
Таких волос немало.
Она вся в тебя.
Твоя, твоя, и не сумлевайся, подхватил Ивашка. Родилась у меня на берегу. Я всему свидетель.
Юшка спросил, велика ли девочка, как выглядит ее мать, и согласился:
Да, возможно, моя дочь, моя ошибочка.
Что за ошибочка? удивился Ивашка.
Таким, как я, нельзя заводить детей. Мы плохие, никудышные отцы. Затем Юшка переспросил Охотника: Мать, говоришь, нищенка? Ходит в железных калошах, рваная, жалкая?
Да, твердо, ничуть не смягчая жестокой правды, ответил Охотник, несчастная. Горемыка.
Юшка примолк, задумался, насупился. Охотник ушел. Бурнус принялся собирать валежник для костра. Ивашка решил развеять у мятежника сумрачные думы.
Разные сотворяются происшествия. Раньше и я во многих, худ ли, хорош ли, а гвоздь был, заговорил он медленно, поворачивая при этом так же медленно, с раздумьем, большую рыбину, которую жарил над костром. Теперь мимо меня, своим чередом, дела идут.