Немцы ценили Ленина по-своему: как ураганный артиллерийский огонь и ядовитые газы
14 апреля 1917 г. по пути в Россию Ленин отправляет телеграмму Карпинскому в Женеву: «Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше»
Еще бы не охранять! Да этот вагон целых армий стоит, да что там армийопасней самого ядовитого газа.
«Едем дальше»
Грамотным людям России, да и не только им, казалось невероятным в подобных условиях действовать заодно с ленинцамипо существу, заодно с врагом. Во всяком случае, именно таковой выглядела внешняя сторона событий.
Народ же потянулся к Ленину. Народ отказывался быть серой скотиной, которую гонят на убой ради мошны и благоденствий больших и малых господ. Большевики эти настроения выявили четко. Об освобождении же захваченных земель и защите других как-то никто не думал: пусть там люди сами с немцами да австрийцами разбираются
Особенно эти настроения проявились и стали определять ход событий после Октября 1917 г., и прежде всегоБрест-Литовского соглашения с Германией.
Россия лежала перед врагом.
20 февраля 1918 г. Гофман записывает в дневник:
«Свинства в русской армии гораздо больше, чем мы предполагали. Сражаться больше никто не хочет. Вчера один лейтенант и шестеро солдат взяли в плен 600 казаков. Сотни пушек, автомобилей, локомотивов, вагонов, несколько тысяч пленных, дюжины дивизионных штабов захвачены без всякой борьбы»
Запись 21 февраля:
«Наше наступление продолжается. Вчера мы со стороны островов подошли по льду к Эстляндии. Большевики удирают. До вчерашнего вечера взято свыше 1500 пушек»
Оськин вспоминает о тех же днях:
«На улице (Петрограда. Ю. В.) мне бросились в глаза, расклеенные на каждом столбике, на каждой будке и на стенах домов в большом количестве воззвания Совнаркома: «Социалистическое Отечество в опасности» Пятьсемь дней форсированного марша немецких войски Петроград станет ареной непосредственной борьбы. Отпора с нашей стороны ждать нельзя. Армия деморализована окончательно. Бросается оружие, все военное имущество, склады снарядов и т. п. Поезда захватываются бегущими с фронта солдатами. Удивляюсь как можно говорить о революционной войне. Революционеров не так уж много, чтобы из них можно было создать армию, хотя бы даже партизанскую»
9 апреля Гофман записывает:
«Мы заняли Харьков. Мне никогда и не снилось, что этот город когда-либо будет занят германскими войсками» (выделено мною. Ю. В.).
Германское наступление застопорило подписание мирного договора в Брест-Литовске.
«Первой заповедью всякой победоносной революцииМаркс и Энгельс неоднократно подчеркивали этобыло: разбить старую армию, распустить ее, заменить новою»объяснял задачу большевиков Ленин.
И они разбили некогда могучую армию. Но мало кто знает, что даже после Октябрьского переворота и в самый канун разгрома ставки в Могилеве отдельные соединения продолжали стойко удерживать фронт.
У меня хранится фотоархив бывшей 78-й пехотной дивизии Российской армии (начальник дивизиигенерал Добророльский). Это по сути летопись боевых дел дивизии в фотографиях. Я заполучил архив в марте 1968 г. В пору войны фотографии, очевидно, хранились в штабе дивизии, так как все аккуратно подклеены на большие, плотные листы зеленого картона, под каждой старательно почерком штабного писаря соответствующие пояснения с «ятью». Предполагалось, что после войны фотографии будут свидетельствовать о ратных делах дивизии.
Под последними фотографиями датаноябрь 1917 г. На самом последнем по времени снимке запечатлен раненый в окружении солдат (фотография приводится в книге). Подпись объясняет происшествие: «Позиция к северо-востоку от Якобени (это среди гор в Буковине. Ю. В.). Бой 17 ноября 1917 г. С любимым фельдфебелем 16 роты 311 полка 78 дивизии».
Любимый фельдфебель повержен немецкой сталью. Его поддерживает за спину молодой солдат в фуражке, двое другихв папахах, как и фельдфебель, лица которого не углядеть за бинтами. Левый рукав шинели разворочен. Доходит служивый. У солдат, что смотрят на нас с фотографии, измученные, грязные лица. Взглядынастороженные и очень серьезные. Они в мятых, заношенных шинелях
Фронт разложен, почти все ушли по домам, но есть такие, как эти: стоят на месте и не пускают врага в Россию, хотя Россия отвернулась от них: лейте свою кровь, мне-то что
26 ноября 1917 г. германское командование Восточного фронта получило запрос по радио от нового Верховного главнокомандующего русской армии прапорщика Крыленко с предложением заключить перемирие.
Это сразу вызвало исключительную заинтересованность у германского руководства. Для успешного завершения войны на западе Германия остро нуждалась в притоке живой силы. Таким поистине неиссякаемым источником мог стать Восточный фронт, ибо людские резервы Германии были практически исчерпаны. В армию мобилизованы даже ученики выпускных классов школ, не говоря уж о престарелых мужчинах и полуинвалидах.
В штаб Крыленко последовала телеграмма с согласием на переговоры.
В Брест-Литовск прибыли: из Германиичиновник министерства иностранных дел фон Розенберг, из Австро-Венгииподполковник Покорный, из Турциигенерал от инфантерии Зэки и из Болгарииподполковник Ганчев. Они выработали условия перемирия, которые, по словам Гофмана, «не содержали в себе ничего обидного для русских; военные действия должны были прекратиться, и обе враждующие армииоставаться на доселе занятых позициях».
2 декабря советская делегация пересекла линию фронта у Двинска (с 1920-гоДаугавпилс) и была доставлена в Брест-Литовск. Этот городок был захвачен немцами еще 15 августа 1915 г.
«С нормальным противником можно было бы на основе этих условий прийти к соглашению в одно заседание, вспоминает Гофман, но с русскими дело обстояло гораздо сложнее. В русскую комиссию входили Иоффе, с которым впоследствии нам пришлось близко познакомиться (Иоффе вскоре стал полпредом РСФСР в Германии, тогда еще кайзеровской. Из советского представительства повелась яростная пропаганда и агитация с призывами к уничтожению кайзера, генералов и капиталистов. Ю. В.), Каменев, госпожа Биценко, приобретшая известность из-за убийства ею одного министра, один унтер-офицер, один рабочий и один крестьянин К комиссии было прикомандировано несколько офицеров Генерального штаба и адмирал Альтфатер. Они не имели права голоса и должны были быть использованы только в качестве специалистов»
В состав делегации входили Каменев, Карахан, Масловский, Сватков, Шатков
Эсер Масловскийсын генерал-майора Дмитрия Федоровича Масловского (18481894), русского военного историка, начальника кафедры истории русского военного искусства в Академии Генерального штаба, основоположника русской военной исторической школы. Генерал Масловский подчеркивал самобытность русского военного искусства.
Эсер Масловский (его сын) полковник (до Октябрьского переворота), заведовал библиотекой Академии Генерального штаба, оставил любопытную книгу воспоминаний («Пять дней») пять памятных дней двух революций. В советское время писал повести и рассказы под псевдонимом Мстиславский. Погиб в годы сталинщины.
Контр-адмирал Альтфатер (теперь уже бывший) поделился с Гофманом, так сказать, в неслужебной обстановке опытом революции:
«Большевистская пропаганда оказала совершенно необычайное влияние на массы. Я уже вам много рассказывал об этом, и в частности жаловался, что при защите Эзеля армия расползлась у меня под руками. Точно так же обстояли дела на всех фронтах»
Весной 1918 г. Василий Михайлович Альтфатер был введен в коллегию Народного комиссариата по морским делам; осенью 1918 г. назначен первым командующим Морскими силами и членом Реввоенсовета Республики. За какие-то полгода Альтфатеру удалось привести флот в относительный порядок. Он умер 36 лет от сердечного приступа в ночь на 20 апреля 1919 г., похоронен на Новодевичьем кладбище. Самый молодой адмирал бывшего императорского флота.
2 декабря перемирие все же заключено.
Для выработки условий мирного договора в Брест-Литовск прибыли: от Германиистатс-секретарь ведомства иностранных дел фон Кюльман, от Австро-Венгрииминистр иностранных дел граф Чернин, от Болгариипосланник и полномочный министр в Вене Тошев и Хакки-пашапосол Турции в Берлине.
Советскую сторону представляли Иоффе, Каменев, Сокольников и профессор Покровский.
Мирная конференция в Бресте открылась 22(9) декабря 1917 г. Советская делегация предложила в качестве основы для соглашения принципы демократического мира, выраженные шестью пунктами знаменитого ленинского Декрета о мире.
«Инструкция о переговорах на основе Декрета о мире» была составлена с участием вождя и утверждена Советом Народных Комиссаров 10 декабря (27 ноября) 1917 г. Стержневым условием являлась все та же ленинская мысль, предельно сжато и четко выраженная в его «Конспекте программы переговоров о мире»: «Главная тема политических переговоров и основной принципбез аннексий и контрибуций'1».
Для германской стороны это прозвучало неуместной шуткой. Перед пустыми русскими позициями стояли полнокровные германские дивизии. Не для того они лили свою и русскую кровь, дабы возвращаться восвояси. Россия лежала голая и беззащитнаяради этого затевал войну Берлин. Надо было брать все, на что хватало замаха оставшихся дивизий; остальные уже давно одна за другой поспешно передислоцировались на Западный фронт.
«Иоффе, Каменев и Сокольников, а главным образом Иоффе производили впечатление очень интеллигентных людей, вспоминает Гофман. С большим воодушевлением они говорили о стоящей перед ними великой задаче повести русский пролетариат к счастью и благоденствию. Все трое ни минуты не сомневались в том, что эта цель вполне достижима при условии, если народ сам будет управлять на основе марксизма. Иоффе твердо верил в то, что в будущем всем людям будет хорошо, а некоторым, среди которых, как мне кажется, он имел в виду самого себя, будет еще несколько лучше. Разумеется, все трое не делали секрета из того, что они рассматривают русскую революцию только как первый шаг к освобождению человечества. Совершенно исключена возможность, чтобы коммунистическое государство могло долго продержаться, будучи окружено капиталистическими державами. Главнейшей своей целью они считали поэтому мировую революцию»
Тогда же состоялась встреча Иоффе с графом Черниным. В свое время тогда еще богемский вице-канцлер граф Черниндалекий предок нынешнего министра иностранных делвел переговоры с Петром Первым в Вене. Граф Чернин поколения начала XX века тоже оставил любопытную справку:
«После обеда у меня было первое длинное совещание с господином Иоффе. Вся его теория основана на установлении во всем мире самоопределения народов и на внушении этим народам начал любви. Иоффе не отрицает, что это движение, безусловно, вовлечет государства всего мира в гражданскую войну, но считает, что такая война, которая должна привести к осуществлению идеалов всего человечества, справедлива и достойна намеченной цели. Я ограничился тем, что сказал Иоффе, что ему следовало бы доказать на примере России, что большевизм действительно прокладывает путь к новой, счастливой эре и что, когда ему это удастся сделать, идеи его завоюют мир. Но прежде, чем такое заключение будет подтверждено примером, Ленину едва ли удастся насильственно ввести весь мир в круг своих идей Иоффе удивленно посмотрел на меня своими кроткими глазами и затем сказал мне дружески, я бы даже сказал, просящим голосом, которого я никогда не забуду: «Я все-таки надеюсь, что нам удастся вызвать у вас революцию».
В этом-то я и сам уверен, и без милостивой поддержки Иоффе, об этом позаботятся все народы за себя
Удивительные люди эти большевики. Они говорят о свободе и общем примирении, о мире и согласии, а при этом они, по-видимому, самые жесточайшие тираны, каких видел мир, буржуазию они попросту вырезают, а единственными их аргументами являются пулеметы и виселица лицемерие их превышает все»
Тогда же граф записывает в дневник, что принимать всерьез какие-либо выборы в России нельзя. Красный террор сфальсифицирует любые результаты.
26 декабря Чернин беседовал с другим членом советской делегации, он не называет его.
«Он утверждал, что все монархи более или менее дегенеративны и что он не понимает, как вообще можно примириться с такой формой правления, при которой страна рискует подчиняться правителю-дегенерату. Я ответил ему, что монархия имеет за собой то преимущество, что при таком строе хоть одно лицо застраховано от личного карьеризма, а что касается дегенерации, то и она является вопросом взглядов; ведь среди некоторых правителей также встречаются дегенераты. Мой собеседник сказал, что, по его мнению, эта опасность отпадает там, где избирает сам народ. Я ответил, что Ленин, например, вовсе не избран В России, может быть, тоже найдутся люди, которые могут бросить ему упрек в дегенеративности» (выделено мною. Ю. В.).
Читаешьи диву даешься: да какой из последних Романовых пользовался такой широтой и бесконтрольностью власти, как генеральные секретари и вся их подло-жадная рать? Да дворцовый переворот смел бы такого государя, ибо он подрывал смысл существования самого дворянского сословия. И другая основа была у государей! Россия являлась не случайным владением, коим, согласно безродным обычаям, следует наживаться, пользуясь моментом, а их собственностью, о бережении и приумножении которой они пеклись в меру своих способностей. Кстати, последний Романов мечтал об очередной степени офицерского Георгиевского креста для себя, только мечтал Вещь совершенно невозможная в свободном социалистическом Отечестве, где все граждане «равны», особенно генеральные секретари (вкупе со всеми обкомовскими и всеми прочими секретарями), которые могут загребать все, что утробе и душе угодно. Брежневбывший заурядный генерал-майор (из политработников, которые трепом зарабатывают себе на хлеб) в мирное время стал полным маршалом и увенчал себя множеством геройских звезд и даже полководческим орденом Победаредчайшей из наград, хотя отродясь не командовал войсками. И вообще, он получал и присваивал все, что можно было цеплять на грудь и на плечи, и все, что нельзя цеплять, но можно умещать в своем доме, гаражах, на дачах, в ящиках письменного стола. То есть генеральные секретари и их республиканско-областные подпоры имеют все и пользуются бесконтрольностью всем.
А взяточничество, казнокрадствонастоящий разбой в своем же государстве всех этих брежневых, щелоковых, рашидовых, прочих министров, партсекретарей и их челяди? А полицейщина ради их покоя и воровствавсеохватывающая, свирепая и тупая? А все это глумление над здравым смыслом и честьютоннами звезд, орденов, званий, поцелуев и славословий?..
И над всем этим развратом, мерзостямиотец и творец этого мира, богочеловек Ленин: все выше и увесистей бюсты, портреты на десятки этажей, рука под кепочкой в дружеском привете
И никто ничего не может изменить в этом клубке неправды (хотя все знают правду), потому что каждому от рождения заткнут рот. Кто все же посмеет открыть егоили сойдет с ума, или умрет: это сотворят «женевские» служители в мундирах или врачебных халатахубийцы на зарплате у народа.
И все эти расправыбез очевидцев, адвокатов, свидетельств честных, безмундирных врачей и прессы. Так что обеспечена тишина расправ. Ни крохотного валика ряби не разбежится по душам людей. Тишина.
И улыбается человек в кепочке: прочно сработан весь этот социалистический теремвсё-всё, буква в букву для счастья трудовых людей.
Салют от Непогрешимого
26 декабря закончилась выработка условий договора.
Между тем на переговоры приглашены страны Антанты. До истечения срока, данного им для ответа, оставалось десять дней. Поэтому главы делегаций временно разъехались по своим столицам. Иоффе собрался в Петроград.
В канун отъезда, на совместном завтраке, Гофман указал Иоффе на то, что, по его, Гофмана, мнению, русская делегация превратно понимает мир без аннексий, на который согласились Германия и союзные с ней государства. Гофман напомнил делегатам декларацию советского правительства о праве народов на самоопределение. Стало быть, этим правом и могут воспользоваться Польша, Курляндия, Эстляндия и Лифляндияих представители уже и высказались за отделение. Поэтому срединные державы не считают отделение их аннексией.
«С Иоффе точно удар случился вспоминает не без удовольствия Гофман. Русские дали свободу своему разочарованию и возмущению. Покровский указал, что не может быть и речи о мире без аннексий, поскольку Германия собирается отторгнуть от России чуть ли не 18 губерний»