Огненный крест. Бывшие - Власов Юрий Петрович 25 стр.


Генерал Деникин и прочие, находящиеся во власти Иорданского и фронтового комитета Юго-Западного фронта, виновны: 1) в выражении телеграммою, что они солидарны с идеями генерала Корнилова; 2) в рассылке воззваний генерала Корнилова»

Во все свое белопарижское житье, до самой последней минуты, помнил Деникин, как его, Маркова и других вели по Бердичевуих отправляли в Быхов. По улице кучно стояли солдаты и крыли матом, плевками, улюлюкали. У генерала было ощущение, что вот-вот его подденут штыком или всадят пулю. Но отвратительнее всего был позор издевательств

Павел Николаевич Милюковмагистр русской истории, член Государственной думы третьего и четвертого созывов, автор основополагающих работ по российской истории.

Милюков был знаком с великим Толстым, и все из-за тех же «революционных» дел. Судьба свела их на совещании либеральной московской интеллигенции, председательствовал Павел Николаевич. Участники совещания просили Толстого написать протест против речи молодого царя Николая Второго на встрече с депутациями земств, предполагая ее публикацию за рубежом. Царь назвал «бессмысленными мечтаниями» разговоры об участии земств в делах внутреннего правления.

Это совещание, устроенное Д. И. Шаховским, произвело впечатление на Толстого, и 29 января 1895 г. он записывает в дневнике: «Событие важное, которое, боюсь, для меня не останется без последствий, это дерзкая речь государя. Были на собрании Шаховского. Напрасно были. Все глупо, и очевидно, что организация только парализует силы частных людей»

Лев Толстой отказался написать протест

За связь со студенческим движением Павел Николаевич был уволен из Московского университета, выехал за границу и почти 10 лет читал лекции в Софийском и Чикагском университетах. После 1905 г. вернулся в Россию. С 1907 г.  председатель ЦК конституционнодемократической партии (кадетской, или народной свободы).

В. Д. Набоков оценивал Милюкова как «крупнейшую умственную силу и единственного человека, который мог бы вести внешнюю политику и которого знала Европа».

В самом первом составе Временного правительства Павел Николаевичминистр иностранных дел.

Лопухин воссоздает примечательную картину в своих воспоминаниях «Люди и политика».

«4 марта (1917 г.  Ю. В.) смотритель зданий министерства иностранных дел, демобилизованный вследствие ранения штабс-капитан гвардейского гренадерского полка Пащенко уведомил меня по телефону, что Павел Николаевич Милюков желает вступить в управление ведомством. Для этого он просит товарищей министра, директоров департаментов и начальников политических отделов собраться в министерстве назавтра к 12 час. Новый министр предусмотрел и форму одежды. Никакой официальности. Явиться в пиджаках. Редко приходится наблюдать такое ликующее настроение, какое переживал в эти дни Павел Николаевич. Осуществилась давнишняя его мечта. Он, облеченный доверием народа, авторитетнейший в глазах народа, каким мнил себя в ту пору Милюков, руководитель внешней политики России. От неисчислимого количества речей, произнесенных в Таврическом дворце непрерывно стекавшимся депутациям, Павел Николаевич охрип. До потери голоса непревзойденного пропойцы или больного горловою чахоткою в последней стадии. Искрящиеся восторгом глаза. Не сходящая с уст радостная улыбка. Сипота заглушает речь. Уловимы лишь отдельные отрывистые возгласы: «Бескровный переворот (речь о Февральской революции.  Ю. В.). Бурный поток стихийного народного подъема входит в спокойное русло. Лишь не стать ему поперек течения. Держаться берегов. Направлять. Не давать вылиться из русла. Перспективы самые радостные!..»

Но я не разделяю оптимизма Милюкова. Я бы еще поверил в его «спокойное русло», если бы новым правительством был провозглашен лозунг окончания войны, выхода из нее России. Ведь главным образом именно этой цели добивался народ

Милюков намечал конституционную монархию с сохранением династии Романовых Недалеко, впрочем, ушел от Милюкова по части оптимизма и не очень мудрый председатель Совета Министров князь Дьвов. Близкий к нему Григорий Трубецкой (посланник в Белграде.  Ю. В.) рассказывал, что Львов впал в эти дни в совершенно экстатическое (восторженное, исступленное.  Ю. В.) состояние. Вперив взор в потолок, он проникновенно шептал: Боже, как все хорошо складывается!.. Великая, бескровная (революция.  Ю. В.)»

2 мая 1917 г. Милюков вышел в отставку: непримиримо выступал против Ленина.

Перо Троцкого не обошло и Милюкова:

«Просвещенная ограниченность и обывательское лукавство, поднявшееся на высоты политической «мудрости»,  эти черты как нельзя более к лицу лидеру кадетской партии»1вот оценка Льва Давидовича.

В политике Павел Николаевичхитрый лис, меняющий оценки едва ли не на противоположные. Он основательно забрызган кровью царского семейства. Именно он занимался телеграммой английского короля Георга Пятого своему кузену Николаю Второму. Английский король откликнулся на отречение двоюродного брата предложением выехать Романовым в Англию.

Павел Николаевич так занимался телеграммойанглийский монарх не то чтобы отказался от своего предложения, но повел себя так, словно предложения вовсе и не поступало. Зато никаких осложнений в печати, никаких неприятностей с выездом бывшего императора из России. Такая бы свистопляска! А тут для правительства все сложилось чрезвычайно удобно

Зато в 1920-м сам Павел Николаевич эмигрировал, и именно в Лондон, а уж с 1921 г. обитал в Париже. Это, заслонив его на митинге в Берлине, 28 марта 1922 г. пал от пули террориста Владимир Дмитриевич Набоковвидный деятель кадетской партии, бывший управляющий делами Временного правительства и родитель знаменитого писателя.

В те годы Милюковым проповедовался лозунг «Советы без большевиков»зело опасный лозунг, большевики аж зубами скрипят. Кстати, Кронштадт восстал против советской власти именно под указанным лозунгом.

С первых дней второй мировой войны Павел Николаевич отказался сотрудничать с гитлеровцами. Скончался 31 марта 1943 г. на 85-м году.

А в тот день, когда Алексеев сочинял письмо, Павлу Николаевичу перевалило за пятьдесят девятьпоследний день рождения справил в Петрограде

Судя по позднейшим свидетельствам, должность начальника штаба главковерха Алексеев принял с единственной цельюспасти Корнилова, Деникина и других арестованных от скорого суда и казни. И он добился от Керенского назначения обыкновенного следствия и суда, которые, впрочем, так и не имели места из-за стремительности событий. Скоро самому Керенскому придется удариться в бега

А пока Александр Федорович в качестве нового Верховного главнокомандующего является в могилевскую ставку. Сколько же этих Верховных перевидела бывшая ставка государя императора!

Обстановка в Могилеве корежит министра-председателя. Он во всем зависит от генералов, даже в самых простейших военных решениях. И еще этот скрытый культ Корнилова! И эти корниловские полки!

Всякий раз, возвращаясь с учений, там, в Быхове, корниловский ударный полк рявкает «ура» своему арестованному шефув самые окна монастыря, и текинцы салютуют своими клычами.

Охрану по-прежнему несут текинцы и георгиевцы, тут министр-председатель ничего поделать не может да и он почти молниеносно возвращается в Петроград. Очень беспокоят Ленин, Троцкий и вообще вся эта ленинская компания. Унять бы их

Дни и ночи ломает голову министр-председатель, как же это устроить. Вроде силы под рукойвся Россия, а только не поддается она, ровно деревянная к его слову

Слишком самоуверен был для столь ответственной роли Александр Федорович. Никого и ничего не видел, кроме себя Ни с кем не намерен делить власть: Россия указала перстом на него. Он ее избранники он это докажет.

Власть, власть

Разве она не выше любых денег, родственных уз и чувств к женщине? Да что вообще сравнимо с хмельным, ни на что не похожим ощущением возвышения над людьми, податливости твоей власти любого человека?..

«Корниловская авантюра, роль в которой Керенского и Савинкова так и не была выяснена до конца,  писал историк Н. А. Рожков спустя год после генеральского мятежа,  больнее всего ударила по кадетской партии, по новому правительству и сильнейшим образом поколебала популярность министра-председателя, проявившего самовластные замашки и не очистившегося от подозрительных связей и сношений с Корниловым. Последовавшие затем попытки правительства подыскать себе костыль то в виде Демократического совещания, то в виде Совета Республики, то, наконец, посредством «обновления» своего состава путем союза с крупным капиталом и кадетами, выразившегося в приглашении в министерство Коновалова, Третьякова, Кишкина, явились лишь признаками слабости и подлили масла в огонь поднимавшегося настроения масс, на этот раз не только рабочих и матросских, но уже и солдатских.

Известно, какую видную роль сыграли солдатские массы в Февральскую революцию: в сущности, эта роль была решающей»

Война: кровь, увечья, смерть, вши, полуголодделала свое

У Ленина все то же, единственное оружие: продолжать агитацию и пропаганду, углублять разложение армии, размывая опору буржуазии (Ленин смещал ударение в этом слове на «а»), обострять кризис, поворачивать народ к большевизму и новому взрыву.

Весь вопрос в том, кто скорее сорганизуемся: генералы или Ленин с социалистической революцией.

У Ленина были: финансовый «костыль» из Берлина, всех и все бередящее слово, ненависть и безмерная усталость народа от войны и великолепно вышколенная партия, а самое важноезнание цели и путей подхода к ней.

За генералами бушевала разваливающаяся армия, ненавидящая их, из-под обломков которой выкарабкивались офицерыкостяк будущей белой армии, призванной возродить Россию и вытравить из ее жизни ленинизм.

Еще у Ленина был Петросоветвторое и главное правительство России, окончательно подпавшее под контроль большевиков в сентябре 1917 г. Вся Россия внимает голосу Совета, а это голос Троцкого.

Петросовет держал Временное правительство под контролем, не позволяя без своего ведома и одобрения принимать ни одно решение (знаменитое «двоевластие»).

У генералов отсутствовало все: люди, организацияничего в готовом виде. Все рассеяно по России, всеодни рассуждения. А действовать предстояло среди нарастающей враждебности, при удручающем отсутствии тылавезде в них видели врагов. От слов Ленина штормило людскую стихию России. Офицеров и буржуйского вида людей линчуют на улицах больших городов. Их убивают, избивают, увечат (по воспоминаниям Шостаковского, это происходило очень часто, появились даже термины для обозначения подобной расправы). Этопрямое следствие ленинской агитации и пропаганды. Война сверхстремительно увеличивала шансы Ленина.

Именно к той поре относятся полные желчи стихи Шполянского:

Придумав гениальный клич,

Наш могучий Владимир Ильич

Говорит толпе исполинской

С балкона балерины Кшесинской:

 Разверзнись, как бездна, как хлябь!

Что касается награбленногограбь!

Грабь в качестве основного закона! 

И потом слезает с балкона

«Новым в Петрограде, каким я его увидел в июле семнадцатого года,  пишет Шостаковский,  было невероятное количество солдат, свободно разгуливающих по улицам города, а также запустение, которое бросалось в глаза на улицах, вокзалах, в театрах, банках

Отсутствие после февраля твердой власти породило самосуд. На фронте, в деревне, в городах. Появилось даже специальное слово«растрепать»»

Война, с ее бедствиями и кровью, давала Ленину своего рода единственный шанс для захвата власти, доводя социальный кризис до неведомой, ураганной силы. Ленин сознавал: уже никогда не сложатся, не сплетутся и не затянутся в такой узел условия, столь выгодные для революционного переворота,  и ярил Россию.

Кризис принимал совершенно неуправляемый для правительства характер. Ленин и стремился довести общее недовольство властью и озлобление до степени, когда правительство окажется вообще бессильным влиять на события. В этот час и должна будет прозвучать его, Ленина, команда к штурмуновой революции, уже во имя угнетенного народа. «Вся власть Советам!» Бедные и угнетенные должны вырвать власть у паразитов и угнетателей!

А первые генералы («закоперщики») пока в кутузке, в Быхове, ждут суда. Армии уже нет, почти нет солдат в окопах, голая Россия по линии фронта

Шостаковский передает свой разговор с адвокатом Пальчевским (своим свекром) о Керенском (ведь он тоже адвокат, и поэтому Пальчевский знал его достаточно) и будущем России.

« Мы, адвокаты, иначе его (Керенского.  Ю. В.) себе не представляем, как собирающим с шапкой в руках деньги на помощь политическим ссыльным. Сколько я его знаю, это была наиболее характерная для него поза. Он умел вызывать в людях симпатию и собирал большие суммы

 И полиция это допускала?

 Видишь ли, думаю, что полиция не принимала его всерьез, как не принимают всерьез Керенского-министра и сейчас его товарищи по кабинету. Он идет на поводу у событий, и не он ими, а они им управляют Не сомневаюсь, события сметут его так же неожиданно и просто, как до сих пор возвышали. Наверняка большевики возьмут в конце концов власть. Потом они поймут, что теорияодно, а жизньдругое, и заведут порядок, как его заводили до сих пор все западные социалисты добиравшиеся до власти»

Все это и случилось именно так. Только большевики кое-что о своей теории и ленинизме начали догадываться через семьдесять лет разрушения Российского государства. Разрушали бы и дальше (в этом у ленинизма исключительный запас прочности и неизменности), да обломки начали падать и на их головы

Павел Петрович Шостаковский обнародовал свои воспоминания «Путь к правде» в Минске в 1960 г.

Надо признать, что величайшая удача и, пожалуй, счастьетакой партнер, как министр-председатель Керенский.

Кстати, логике учил в той гимназии, которую закончил Ленин, сам директор господин Керенскийродитель будущего главы Временного правительства. Так что искрометный Александр Федорович знал Владимира Ильича несколько ближе и больше, нежели по газетным статьям.

Мал Симбирск, а, поди, сразу двоих «спасителей» и «благодетелей» народа напустил на Россию. Приглядеться бы к этому городку Ба, да и последний министр внутренних дел Российской империи, претендующей на лавры Распутина при царском семействе, сам господин Протопопов, тоже из Симбирска!

Александр Федорович ненавидел большевикови был бессилен им помешать. Он предельно нуждался в верных частях и генералахи объявлял изменниками и мятежниками самых влиятельных и заслуженных из них, выводя таким образом из игры, а себя оставляя без поддержки офицерства.

Это был сказочный в своей ограниченности, напыщенности и беспомощности партнер по игре в революцию. Он все норовил усесться не между двумя стульями, а вообще обойтись без них. И в то же времявсе же усесться, сидеть.

Такого партнера искать, перевернуть Россиюи не найти, а тут, поди объявился, и все из того же Симбирска: ну просто магия какая-то.

Этот партнер постоянно сам для себя суживал пространство, ограничивая опору, пока не остался вообще один. И поэтому Александр Федорович Керенский был огромным выигрышем Ленина, то есть большевизмасамой первой и плодоносной ветви от древа марксизма (после взойдут самостоятельные побеги этого самого марксизмав Китае от Мао Цзэдуна, в Камбодже от Пол Пота).

Власть Временного правительства не только расползалась, как перепревшая ткань, но еще и чрезвычайно усердно отравляла самое себя по ряду субъективных обстоятельств, порожденных именно искрометной личностью Александра Федоровича.

Очень жива характеристика Локкарта:

«Керенский крупными энергичными шагами приближается ко мне. Лицо его мертвенно-бледно, даже желтовато. Узкие монгольские глаза усталы. С виду кажется, что ему физически больно, но решительно сжатые губы и коротко подстриженные под бобрик волосы создают общее впечатление энергичности. Он говорит короткими отрывистыми фразами, делая легкие, четкие движения головой».

Из дневника графа Луи де Робьенаатташе посольства Франции в Петрограде:

«Вторник, 9 октября (1917 г.  Ю. В.)

По указанию своих правительств посольства союзных держав предприняли демарш перед правительством Керенского. Они официально предупредили его о своем беспокойстве в связи с обстановкой внутри страны и на фронте Керенский принял «гостей» вместе с Терещенко в Зимнем дворце. Дуайен дипломатического корпуса (посол или посланник, старший по сроку пребывания в стране.  Ю. В.) Джордж Бьюкенен вручил им коллективную ноту. Хотя она была составлена в очень сдержанных тонахдаже очень сдержанных, с моей точки зрения,  нота сильно задела тщеславие главы Временного правительства, который, выходя, сказал: «Вы забываете, что Россияэто великая держава!»»

Развязка не заставила себя ждать.

Ленин произнес слово-заклинание.

Назад Дальше