Каков есть мужчина - Дэвид Солой 5 стр.


Бернар, кажется, впервые демонстрирует некоторое смущение.

 Ну, я уже оплатил, понимаете? Путешествие. Такие дела.

Новая волна возмущения, еще сильнее прежней, окатывает Кловиса.

 Что ж, это было довольно глупо.

 В общем, мне нужно ехать,  объясняет Бернар.

 И когда этот твой отпуск?

 Через неделю.

 Через неделю?  произносит Кловис с театральным возмущением.

 Ага.

 Но ты должен был сообщить об этом как минимум за месяц.

 Правда? Вы этого мне не говорили.

 Это написано в твоем трудовом договоре.

 Ну Я не знал.

 Ты должен читать документы,  говорит Кловис,  прежде чем подписывать.

 Я не думал, что вы этим воспользуетесь

 Это я, значит, пользуюсь?

 Слушайте,  говорит Бернар,  я уже оплатил поездку.

Кловис молчит.

 Вы же не собираетесь всерьез меня останавливать?  спрашивает Бернар.

 Меня тревожит твое отношение, Бернар.

Они приехали на улицу родителей Бернара, безликую улицу, застроенную рядом узких кирпичных домов.

«БМВ» останавливается у одного из них, и сначала выходит Бернар, а затем неспешно появляется Кловис.

Против обыкновения он тоже заходит в дом.

Они застают обоих родители Бернара. Его отец, в рабочем жилете, пьет пиво. Он только недавно пришел. Коренастый, светловолосый, усатый  прямо вылитый Астерикс. Он сидит за столом посреди комнаты с одним окном, куда входят непосредственно с улицы, и в тусклом свете читает газету. Мама Бернара в том же помещении у дальней стены, где располагается кухня, моет посуду.

Увидев Бернара, никто не отрывается от своего занятия.

 Салют,  говорит он.

Они что-то бормочут в ответ. Отец отхлебывает пиво из коричневой бутылки.

 Андре,  приветствует его Кловис.

Андре поднимает глаза от газеты. Матильда тоже смотрит на него через пространство кухни, залитое неоновым светом, и улыбается. Она рада видеть брата.

Андре не улыбается.

Если счастье в том, чтобы иметь на один евро больше, чем твой зять, то Кловис счастливее, чем Андре, в миллион раз.

А Андре  в жопе.

Кловис входит в комнату.

 Чем обязаны такой чести?  спрашивает Андре.

Матильда интересуется, не хочет ли он чего-нибудь.

 Нет, спасибо,  отказывается Кловис.

Она подходит к нему, щурясь после яркого света кухни, и целует.

 Я оказался в затруднительном положении,  говорит Кловис.

Сестра предлагает ему сесть, но он опять отказывается.

 Я хотел помочь,  говорит он,  я пытался помочь. Но Бернар дал ясно понять, что не нуждается в той помощи, которую я в состоянии оказать ему.

Услышав свое имя, Бернар, который изучал содержимое холодильника, переводит взгляд на дядю.

 Боюсь, это так,  говорит печально Кловис.

 В чем дело?  спрашивает Андре.

Кловис, глядя на него, отвечает:

 Я увольняю вашего сына.  Чуть повернув голову в сторону кухни, он добавляет:  Да, Бернар, все верно  теперь ты можешь отправляться на все четыре стороны.

Бернар, все так же освещаемый лампочкой открытого холодильника, продолжает смотреть на дядю.

Матильда сразу обращает на Кловиса свои просящие глаза, но тот непреклонен.

 Нет, нет,  говорит он.  Я уже принял решение.

 Я так и знал,  бормочет Андре сурово.

 Что?  обращается к нему Кловис.  Что ты знал?

Через своего знакомого в Торгово-промышленной палате он подыскал для Андре несколько лет назад работу машиниста в «Евростар»  собеседование было чистой формальностью. Но Андре чем-то не устроил график, и он отклонил предложение, чтобы и дальше продолжать валандаться день за днем на линиях между Лиллем и Дюнкерком, Лиллем и Амьеном. Со всеми остановками. По местным веткам. Даже не заезжая в Париж.

 Что ты знал?  спрашивает его Кловис, нависая над столом, где Андре сидит с газетой.

Тот отвечает, прикладываясь к пиву:

 Ты не очень-то хотел помочь, скажешь  нет?

 О, я хотел,  говорит Кловис.  Еще как хотел. Но ваш сын  лентяй.  Он поворачивает голову в сторону кухни и произносит, чуть повысив голос:  Да, Бернар, мне жаль говорить это, но ты лентяй. Ты лишен амбиций. У тебя нет желания совершенствоваться, продвигаться в этом мире

 Прошу тебя, Кловис, прошу,  продолжает говорить Матильда.

Он кладет руку ей на плечо, призывая к спокойствию:

 Мне жаль, мне правда жаль. Несмотря на то, что говорит твой муж, я действительно хотел помочь. И я пытался. Я делал все, что мог. И я заплачу ему,  эти слова звучат как жест монаршей милости,  за месяц, вместо уведомления.

 Кловис

 Это все, что я могу сделать,  говорит он.  Что еще я могу? Что вы от меня хотите?

 Дай ему еще один шанс.

 Если бы я думал, что это будет на пользу ему, я бы дал.

Андре что-то бормочет.

 Что?

 Херня,  повторяет Андре отчетливо.

 Нет. Нет, Андре, не херня,  говорит Кловис тихо, и его голос дрожит от гнева.  Какая мне-то была выгода от того, что я принял Бернара? Скажи, какая мне в том выгода?

Повисает напряженное молчание.

Затем Кловис говорит с печалью в голосе:

 Мне жаль, Бернар.

Бернар ест йогурт и просто кивает. Он далеко не так расстроен, как его родители.

Вообще-то он ничуть не расстроен. Все, что он понимает, это: 1) ему больше не нужно выходить завтра на работу или вообще когда-либо; 2) он получит тысячу евро ни за что.

А слезы его матери, вот-вот готовые пролиться, и затаенный гнев отца  это давно знакомые ему приметы семейного быта.

Он знает, что между его отцом и дядей существует какое-то ужасное противоречие, какая-то глубинная вражда, однако природа этой вражды за пределами его понимания. Ему кажется, так было всегда. Это просто часть жизни.

Как вечные споры его родителей.

Как раз сейчас начинается такой спор.

Он слышит из своей комнаты под крышей, как они спорят внизу.

Для споров у них есть две темы: деньги (это постоянная проблема) и Бернар.

Они беспокоятся за него, это он понимает. И сейчас они спорят, доходя до криков, из-за этого беспокойства.

Он о себе не беспокоится. Однако их беспокойство о нем вызывает у него смутное раздражение; вроде пронзительного воя сирены где-нибудь на улице, прорезающего ночную тишину. Вот так же примерно сейчас слышатся их голоса через два этажа. Они спорят о нем, о том, что он теперь «будет делать в своей жизни».

Для него этот вопрос  полная абстракция.

Он включает видеоигру  стрелялку от первого лица, и косит без числа вражеских монстров.

Через час-полтора ему это надоедает, и он решает пойти к Бодуэну.

Бодуэн также играет в стрелялку от первого лица, только экран у него гораздо больше и дороже, здоровый экран в оправе мощнецких колонок. Его отец, тоже по имени Бодуэн, работает дантистом, а Бодуэн-младший учится на дантиста в университете. Он единственный друг Бернара из университета, с кем он еще поддерживает связь.

Как у всякого зачетного мажора, у него всегда есть нычка первосортной травки  прямо из Голландии,  и Бернар, знающий, где взять, скручивает косяк, пока Бодуэн завершает уровень.

Он говорит:

 Меня уволили.

Бодуэн, будущий дантист, изничтожает полдюжины зомби.

 Я думал, ты работаешь на дядю,  говорит он.

 Ага. Он и уволил меня.

 Вот мудила.

 Мудила.

Бодуэн, не отворачиваясь от экрана, протягивает свою белую руку, чтобы Бернар дал ему косяк. Бернар повинуется.

 А мне насрать,  говорит он на случай, если друг думал, что ему не насрать.

Бодуэн делает затяжку и мычит.

 Я получу за месяц,  говорит Бернар не без гордости.  Выходное пособие или что там

Бодуэна это не впечатляет.

 Да?  произносит он.

 И теперь я точно полечу на Кипр.

Бодуэн передает ему косяк и, не глядя, говорит:

 Я должен тебе сказать насчет этой поездки.

 Что?

 Я не полечу.

 Как это?

 Я не сдал биохимию-два,  говорит Бодуэн.  Нужно пересдать.

 Когда экзамен?  спрашивает Бернар.

 Через две недели.

 Так почему ты не можешь лететь?

 Отец не разрешит.

 Ну и хрен с ним.

Бодуэн смеется, словно одобряя. А затем говорит:

 Нет. Он говорит, это важно  чтобы я не провалил опять.

Бернар, сидящий позади него на одном из татами, разбросанных по всему полу, затягивается косяком. Он чувствует, что его подвели.

 Ты что, серьезно не летишь?  спрашивает он, и голос выдает его обиду.

И что самое паршивое  эту поездку затеял Бодуэн.

Это он нашел где-то в Сети нереально экономный горящий тур с перелетом из аэропорта Шарлеруа на семь ночей в отеле «Посейдон» в поселке Протарас. И это он убедил Бернара (правда, ему не пришлось прикладывать много усилий), что Протарас  это рай для гедониста, что погода на Кипре будет для мая великолепной и что это отличное время для отпуска. Он подпитывал энтузиазм Бернара, пока мечта об этом приключении не сделалась единственной мыслью, помогавшей ему скрасить нескончаемые серые будни в промышленном комплексе.

А теперь он заявляет, глядя на экран перед собой:

 Нет. Серьезно. Я не могу.

И снова его протянутая рука, ждущая косяка.

Бернар молча передает косяк.

 Ну и что мне теперь делать?  спрашивает он через какое-то время.

 Лети один!  говорит Бодуэн, перекрывая грохот динамиков.  Однозначно лети! Почему нет? Я бы полетел.

 Один?

 Почему нет?

 Только чудилы едут в отпуск в одиночку,  говорит Бернар.

 Не глупи

 Это правда.

 Неправда.

Косяк  точнее, уже едкий окурок  снова переходит к Бернару.

 Очень даже правда,  говорит он.  Я буду чувствовать себя лохом.

 Не глупи,  произносит Бодуэн, заканчивая уровень и сохраняясь.  Он поворачивается к Бернару:  Думай как Стив Маккуин.

Бодуэн  фанат Маккуина, на стене у него висит постер с ним: американский актер сидит на винтажном мотоцикле, широко расставив ноги и глядя в камеру с прищуром.

 Или как Бельмондо,  добавляет он.

 Без разницы.

 Думаешь, я рад, что не лечу?  спрашивает Бодуэн.

Экран заполняет непривычно огромная и неподвижная эмблема «Уиндоуз».

 Без разницы,  повторяет Бернар.

Пока он с унылым видом сворачивает новый косяк, разминая табак из «Мальборо лайтс» друга, Бодуэн включает фильм «Железный человек  3», хотя это кино еще только ожидается в кинотеатрах Лилля.

 Видел?  спрашивает он, отпив хороший глоток из бутылки «Эвиан».

 Что это?

 «Железный человек  3».

 Нет.

 Там Гвинет Пэлтроу играет,  говорит Бодуэн.

 Да, я в курсе.

Они смотрят фильм на английском, поскольку знают его вполне сносно, чтобы понимать большинство диалогов.

Каждый раз, когда на экране появляется Гвинет Пэлтроу, Бодуэн перестает болтать и пускает в вожделении слюни. У него на нее «пунктик», как они говорят. Этого «пунктика» его друг не разделяет  никакого такого бурления гормонов и учащенного дыхания.

 Она ничего,  говорит Бернар.

 Ты, мой друг, человек из рабочего класса.

 У нее же сисек нет,  замечает Бернар.

 То, что ты это говоришь,  смеется Бодуэн,  только подкрепляет мой аргумент.  А затем он добавляет менторским тоном:  Во «Влюбленном Шекспире» видны ее сиськи. И они не такие уж маленькие, как ты, наверное, думаешь.

Бернар мысленно отмечает, что надо бы, придя домой, скачать и посмотреть этот фильм.

Что он и делает, и признает, что друг говорил дело: там действительно просматривается нечто достойное. Он ставит фильм на паузу и, расстегнув ширинку, оценивает это по достоинству.

Глава 2

В четыре утра в понедельник, в автобусе, идущем в аэропорт Шарлеруа, ему грустно, паршиво, очень одиноко. Он встречает рассвет на пустынном шоссе. Солнце бьет по его глазам. Кругом пролегают тени. Он смотрит, щурясь, на проплывающий мимо пейзаж, на игру света и тени. Постепенно в нем нарастает чувство свободы, но когда он видит самолет, висящий низко в небе, уязвленное эго опять возвращает его к мысли о том, что впереди его ждет отпуск в одиночестве.

Глава 3

Из аэропорта Ларнаки  он новее и чище, чем Шарлеруа  Бернара и еще дюжину человек забирает микроавтобус, присланный турфирмой, и везет их в Протарас. Пыльный, малоприятный пейзаж. Ни признака моря. В автобусе с кондиционером и синими занавесочками, за которыми можно спрятаться от полуденного солнца, он  единственный, кто отдыхает без компании.

Пассажиры понемногу высаживаются и расходятся по отелям.

Он остается в автобусе последним.

Большинство вышли вблизи моря, до которого они доезжают в итоге, перед новенькими белыми отелями, выглядящими как верхняя часть океанских лайнеров.

Но когда Бернар остается один, автобус поворачивает от моря и углубляется в запруженные пешеходами улочки, по сторонам которых выстроились жуткого вида питейные заведения, а затем, миновав внушительный супермаркет «Лидл», выезжает из этого подобия города и едет по засушливому недостроенному захолустью почти без признаков жизни, где и стоит отель «Посейдон».

Отель «Посейдон».

Три этажа побеленного бетона, утыканные одинаковыми маленькими балкончиками. Побитые бетонные ступени, ведущие к коричневой стеклянной двери.

Сейчас самое пекло, на улицах вблизи отеля ни души, солнце бьет отвесно, не оставляя теней. В холле воздух горячий и влажный. Сначала Бернару кажется, что тут никого нет. Затем он замечает двух женщин, притаившихся в теплой полутьме за стойкой.

Он объясняет на английском, кто он такой.

На них это не производит впечатления.

Затем одна женщина берет у него паспорт и ведет его по темным лестницам на следующий этаж, до узкой комнаты с одним окном и двумя кроватями, для которых только и хватает места.

Указав на зловещего вида дверь, проводница произносит:

 Ванная.

И оставляет его одного.

Он слышит неясные голоса из-за стен с разных сторон. Шаги над головой. Потом кто-то чихает.

Он подходит к окну: пустошь, поросшая редкими деревцами и кустарником, стены соседних построек.

И вдали, на самом горизонте, виднеется синяя полоска моря.

Он стоит, испытывая острое чувство жалости к себе, когда раздается стук в дверь.

На пороге он видит коротышку в пиджаке не по размеру. Но в отличие от женщин в холле тот улыбается:

 Привет, сэр.

 Привет,  говорит Бернар.

 Я надеюсь, вы наслаждаетесь своим пребыванием здесь,  произносит человечек.  Я только хотел сказать вам насчет душа.

 Да?

 Пожалуйста, не пользуйтесь душем.

После короткой паузы Бернар говорит:

 Хорошо.  Но затем смутное любопытство заставляет спросить его:  Почему?

Человечек, продолжая улыбаться, поясняет:

 Он течет, понимаете? Он течет прямо в холл. Поэтому, пожалуйста, не пользуйтесь. Я надеюсь на понимание.

Бернар кивает и говорит:

 Конечно. Хорошо.

 Спасибо, сэр.  И человечек уходит.

Оставшись один, Бернар заглядывает в ванную. Это бетонный ящик с унитазом, раковиной, краником в стене над унитазом и трубой с лейкой вдоль стены и затычкой в полу, что являет собой, вероятно, душ. Там же висят таблички с надписями на греческом и, вероятно, русском. Единственное, что Бернару понятно,  это многочисленные восклицательные знаки. Он выключает свет.

Сидя на кровати, он думает, что это все же никуда не годится  жить без душа, и решает поговорить об этом с кем-нибудь.

В холле никого, так что, прождав десять минут, он выходит из отеля и направляется, как ему кажется, в сторону моря.

Помимо душа, еще кое-что вызывает у него беспокойство: он был уверен, что в отеле имеется бассейн. Бодуэн не раз говорил, как они будут «балдеть у бассейна» по вечерам, и даже скинул ему ссылку на фото, на котором было нечто вроде аквапарка  несколько бассейнов с горками и с улыбающимися людьми. И все это, судя по фото, совсем близко к морю.

И здесь опять была загвоздка.

В рекламе отеля указывалось, что он находится в пяти минутах ходьбы от моря, а Бернар шагает уже минут десять по пыльным дорогам  и дошел только до супермаркета.

На деле путь до моря отнял у него полчаса.

Выйдя на берег, он стоит какое-то время, оглядывая коричневый пляж, заставленный зонтиками от солнца, и волны прибоя, лениво лижущие песок.

Он заходит в паб с британским флагом на вывеске и рекламой английских футбольных матчей, выпивает пинту пива и медленно идет назад в отель. Супермаркет он находит без труда  по всему городку имеются указатели. А дальше ему приходится поплутать по извилистым улочкам, прежде чем он выходит к отелю «Посейдон».

Назад Дальше