Оказавшись в жарком холле, Бернар подходит к конторке, за которой теперь кто-то есть, собираясь высказаться насчет неисправного душа и бассейна, которого нет.
Из-за конторки его приветствует улыбчивый человечек:
Добрый день, сэр. Для вас записка.
Для меня?
Для вас, сэр.
Человечек средних лет, с аккуратным загорелым лицом, передвигает по стойке листок бумаги Бернару.
На нем написано от руки:
Заходил вас не было. Я буду в «Волнах» с 5 часов, если хотите пообщаться и решить дела.
Лейф.
Бернар переводит взгляд на улыбающегося человечка с добродушным лицом.
Вы уверены, что это мне? спрашивает он.
Продолжая улыбаться, человечек кивает.
Просмотрев записку еще раз, он спрашивает человечка, не знает ли он, где эти «Волны»?
Это рядом с морем, говорит человечек, и объясняет, как добраться.
Это популярное место у молодежи, добавляет он.
Бернар благодарит его. Уже пять часов, и он собирается идти, но вспоминает про душ и снова поворачивается к человечку. Он не знает, как лучше сказать, как выразить неудовольствие. И он говорит, помявшись:
Это Душ
Едва услышав слово «душ», человечек говорит:
Проблема будет улажена завтра.
И он при этом впервые не улыбается. Он выглядит очень серьезным. Его глаза полны сожаления.
Мне очень жаль, сэр.
Хорошо, говорит Бернар. Спасибо.
Мне жаль, сэр, повторяет человечек, на этот раз с извиняющейся улыбкой.
И еще кое-что, говорит Бернар, осмелев.
Да, сэр?
Есть у вас бассейн?
Лицо человечка становится печальным, почти скорбным.
В данный момент нет, сэр.
И он пускается в объяснения что-то связанное с юридическими разногласиями с соседями, пока Бернар не прерывает его вежливо и говорит, что он заплатил за отель с бассейном, а раз бассейна нет, это неправильно.
Улыбающийся человечек говорит:
У нас договоренность с отелем «Вангелис», сэр.
Во влажной жаре повисает секундная пауза.
Договоренность?
Да, сэр.
Что за договоренность?
Договоренность заключается в том, что за десять евро в день постояльцы отеля «Посейдон» могут пользоваться бассейном отеля «Вангелис» со всеми удобствами. Человечек протягивает буклет с фотографией аквапарка, и Бернар узнает изображение с веб-сайта отеля «Посейдон».
Бернар почему-то только теперь замечает у человечка усы.
Хорошо, спасибо, говорит он. Во сколько ужин?
В семь часов, сэр.
А где?
В столовой.
Человечек показывает на стеклянную дверь в обрамлении грязно-желтых занавесок в другом конце холла. Рядом стоит пустой пюпитр. В столовой сейчас темно.
Хочешь потусоваться, а? спрашивает Лейф, лениво улыбаясь, когда Бернар усаживается перед ним с бутылкой местного легкого пива «Кео».
Бернар кивает и говорит вполне серьезно:
Конечно.
Лейф, высокий загорелый исландец, всего на несколько лет старше Бернара, оказывается представителем турфирмы.
Он рассказывает Бернару о ночной жизни Протараса. Сообщает о каком-то ночном клубе под названием «Джестерс» и о тамошнем «счастливом часе».
И потом еще три коктейля по цене двух с семи до восьми, говорит он. Пользуйся. Как я уже сказал остальным, это одно из лучших предложений на курорте.
Хорошо, говорит Бернар.
Лейф пьет большущий фруктовый коктейль. Он то и дело упоминает «остальных», так что Бернар начинает думать, что пропустил какую-то общую встречу, о которой ему не сообщили.
Кто эти «остальные»?
Кебабы, говорит Лейф так, словно озвучивает заголовок статьи. Лучшее место «Поркиз». Понял? Это вон там.
Он распрямляет руку, которой только что поглаживал бритый затылок, и показывает пальцем вверх по улице. Бернар смотрит туда и видит оранжевую вывеску «Поркиз».
Ясно, говорит он.
Они сидят на террасе паба «Волны», он и Лейф. Внутри бухает музыка. Хотя сейчас только шесть вечера, вокруг уже немало подвыпивших. Где-то неподалеку проходит пивной марафон, слышны возгласы поддержки.
Там открыто круглосуточно, говорит Лейф о «Поркиз».
Ясно.
И будь осторожен острый соус действительно острый.
Он произносит это так серьезно, что Бернар принимает за шутку и смеется.
Но Лейф добавляет так же серьезно:
Это в натуре охрененно острый соус.
А затем допивает свой коктейль.
В том, как он говорит с Бернаром, ощущается легкое пренебрежение. Его внимание все время направлено на что-то другое он то и дело поворачивает голову, оглядывая улицу, на которой как раз начинается вечерняя толчея, хотя солнце еще светит, прокладывая длинные тени.
Словом, вот так, говорит он.
Он производит впечатление человека, легко и часто получающего секс. В самом деле, то, как расслабленно и вальяжно он держится, заставляет подумать об этом. И это как-то подавляет Бернара. Он слушает его, кивает и потягивает пиво.
Ты здесь с приятелями? спрашивает Лейф.
Нет, э
Сам по себе?
Бернар пытается объяснить:
Я собирался поехать с другом Почувствовав, что Лейфу это безразлично, он замолкает.
Хорошо, говорит Лейф, глядя в сторону «Поркиз», как будто надеясь увидеть кого-то. Затем поворачивается к Бернару: На этом я тебя оставлю. Будут какие-то вопросы, дай мне знать, ага?
И он встает.
Хорошо, говорит Бернар. Спасибо.
Увидимся, бросает он и уходит.
Ага, увидимся, отвечает Бернар, но Лейф его уже не слышит.
Когда он выходит на улицу, заходящее солнце подсвечивает золотистую поросль на его руках и ногах.
Бернар быстро допивает пиво и покидает «Волны», где музыка уже долбит на полную мощность, в ночном режиме. Он идет назад, в отель «Посейдон».
После встречи с Лейфом он чувствует, что ему стало хуже более одиноко. Когда только присел за столик к Лейфу, он почему-то надеялся, что его ожидает вечер гедонизма или что Лейф хотя бы как-то приобщит его к местной сладкой жизни. То, что Лейф этого не сделал, оставив его на террасе паба допивать пиво в одиночестве, заставляет Бернара почувствовать, что он провалил какой-то тест, возможно, глобального значения.
Это ощущение разрастается во что-то вроде депрессии, пока он шагает по безлюдным улочкам к своему отелю.
Он приходит в «Посейдон» в начале восьмого. В холле душно и темно. Зато дверь в столовую светится как отделение реанимации в больнице. Кажется, окон там нет. Стены обклеены замусоленными обоями. Он садится за столик. Большинство столиков уже заняты люди низко склонились над тарелками с сероватым супом, слышится только звяканье ложек. Кто-то говорит по-русски. И еще странное гудение, длящееся с полминуты, затем стихающее и снова начинающееся. Официант ставит перед ним тарелку супа. Бернар берет ложку и замечает: на ней что-то налипло. Взяв салфетку также не первой свежести, он пытается соскрести с ложки все лишнее. Монотонно звучит русская речь. Отчистив ложку, Бернар переводит взгляд на суп. Жижа серого цвета не вызывает аппетита, и к тому же она холодная. Он осматривается, словно надеясь увидеть чье-то недовольное лицо. Такого не находит. Но он замечает микроволновку в другом конце помещения, а перед ней очередь людей с тарелками супа. Оттуда-то как раз и раздается гудение. Он берет свою тарелку и встает в очередь.
Перед ним женщина сорока с чем-то лет, низкорослая и очень толстая. У нее светлые волосы и оранжевое лицо с красными отметинами под глазами и на носу. Когда он идет обратно к своему столику, то замечает, что она сидит рядом женщину таких объемов сложно не заметить. Но еще сложнее не заметить ее спутницу моложе и даже толще. Эта вторая толстуха возможно, ее дочь фантастически необъятна. Бернар с трудом отводит от нее взгляд.
В очереди к микроволновке, после нескольких минут черепашьих шажков под монотонное гудение, старшая толстуха обращается к нему по-английски:
Это возмутительно, скажете нет?
М только и отвечает Бернар, удивленный ее вниманием к нему.
Женщина сильно потеет в столовой очень жарко.
Каждый вечер одно и то же, говорит она.
Правда?
Правда, говорит она и ставит тарелку в микроволновку.
Глава 4
Ивета. Ах, Ивета.
Первый раз он видит ее следующим утром в «Поркиз».
Ночью он совсем не спал и ощущает вялость. Это была, можно сказать, nuit blanche. В отель он вернулся не очень поздно, но дело было не в этом он выпил несколько коктейлей в одиночестве на облупленной террасе, безуспешно пытаясь завязать разговор с кем-нибудь, потом его обсчитали в баре, и он пошел назад в отель «Посейдон», испытывая унижение и обиду. Вернувшись в свой номер, он попытался заснуть. Но не тут-то было. Хотя отель, казалось, стоял на отшибе, рядом с ним было какое-то заведение, где до самого рассвета грохотала музыка. В самом же отеле всю ночь хлопали дверьми, пели, кричали и шумно сношались со всех сторон.
Только когда сквозь тонкие занавески забрезжил рассвет, наконец установилась тишина.
Бернар, сидя на кровати, взглянул на часы почти пять, а он совсем не спал.
И тут кто-то стал заводить машины под окном, хотя там не было стоянки.
Должно быть, он заснул примерно в это время, под рокот двигателей и пиликанье сигнализаций, когда он снова просыпается, на часах десять минут десятого.
Значит, он пропустил завтрак.
Поэтому он вышел на улицу, где уже припекало, отправился на поиски какого-нибудь подходящего места и в итоге оказался в «Поркиз».
В «Поркиз» даже в десять тридцать утра жизнь кипит. Многие из тех, кто ждет в очереди за кебабами, вероятно, только завершают свою ночную программу. Они хрипло переговариваются или, еще потные после танцев под музыку диско, осоловело смотрят на полоску света нового дня на асфальте перед магазином, у входа в который шумно работает аппарат по выжиманию свежего сока.
Бернар присаживается со своим тяжелым кебабом в самом конце стойки, на последний свободный стул.
Рядом с ним, лицом к коричневому зеркальному кафелю в тусовочных нарядах, чересчур оголяющих тело, разместилась группка девушек они громко смеются за своими кебабами и говорят на непонятном ему языке.
Он пытается обратиться к той, что сидит рядом с ним, просит ее передать пакет с соусом, а потом спрашивает:
Приятная была ночь?
А затем:
Откуда вы?
Неизбежный для Протараса вопрос.
Она из Латвии, как и ее подруги. Бернар не уверен, где находится Латвия. И решает, что это одна из мутных стран где-то в Восточной Европе.
Он говорит ей, что он француз.
Она миниатюрная девушка, с довольно большим лбом и копной светлых волос дешевая имитация блондинки у корней волосы темнее. И все же она ему нравится. Ему нравятся ее маленькие руки и плечи, ее почти детские пальцы, держащие кебаб. Капельки пота на кончике носа.
Он представляется:
Бернар.
Ее зовут Ивета, как она ему сообщает.
Мне нравится это имя, говорит он и улыбается.
Она тоже улыбается, и он замечает ее ровные белые зубки.
У вас очень красивые зубы, говорит он.
И сразу узнает, что ее отец дантист.
Не без бахвальства он говорит:
Я знаю парня, чей отец дантист.
Она, похоже, проявляет интерес:
Да?
Все происходит совершенно непринужденно, когда они сидят там и едят кебабы. Непринужденно, почти невольно, он отделил ее от подруг. Она отвернулась от них, обратившись к нему.
Вам нравится Кипр? спрашивает он.
Она жует кебаб и кивает.
Он узнает, что она второй раз в Протарасе.
Может, вы покажете мне, что тут и как? говорит он легко. Я ничего здесь не знаю. Я тут впервые.
И она отвечает ему с такой простотой, что он проникается уверенностью: его ждет нечто особенное:
Хорошо.
Где вы живете? спрашивает он.
Она называет какую-то молодежную турбазу, и его наполняет гордость уже от того, что он здесь в нормальном отеле, это придает ему уверенности, и он задает новый вопрос:
Чем занимаетесь сегодня?
Ее подруги собираются уходить.
Спим!
Сказав это, она смеется, и это обескураживает его, словно смех намекает на то, что все их общение было для нее не всерьез что-то незначительное, ни к чему не ведущее. И он хочет ее. Он хочет ее. На ней джинсовые шортики в обтяжку, отмечает он. И сандалии на низком ходу.
Как насчет потом? спрашивает он, стараясь не выдать отчаяния.
Вся непринужденность словно испарилась. Испарилась в тот самый момент, когда она собралась уходить, даже не задумавшись о том, что они могут больше не увидеться.
Теперь же она колеблется.
Ее подруги уже уходят, но она еще здесь, колеблется.
Вы хотите встретиться позже? спрашивает она серьезно.
Я хочу увидеть тебя снова.
Она внимательно смотрит на него.
Мы будем вечером в «Джестерс», говорит она. Вы знаете «Джестерс»?
Я слышал об этом месте, говорит он. Но еще не был там.
Хорошо, говорит она, продолжая серьезно смотреть на него.
И объясняет ему с ненужными подробностями, как туда дойти, желая убедиться, что он все понял.
Ясно, говорит он и снова легко улыбается. Увидимся там. Хорошо?
Она кивает и спешит к подругам, ждущим у двери.
Он смотрит, как они уходят, затем выдавливает побольше соуса на кебаб и доедает его, не спеша.
Все теперь видится ему в совершенно ином свете. Теперь он, хрен бы его побрал, просто обожает Протарас. Он шагает по солнечной улице, и все кажется ему другим, все радует глаз. Он думает, уж не влюбился ли он, и заглядывает в аптеку рядом с «Макдоналдсом», чтобы купить пачку презервативов десять штук.
Привет, друг мой, говорит он улыбчивому человечку за стойкой в душном холле «Посейдона».
Доброе утро, сэр. Спали хорошо, сэр?
Очень хорошо, отвечает Бернар, даже не задумавшись. Вчера вы говорили что-то о другом отеле, о бассейне?..
Отель «Вангелис», да, сэр.
Где это?
Бернар находит отель «Вангелис», сообщает, что он из отеля «Посейдон», платит десять евро, ему шлепают на руку смазанную печать и показывают, как пройти к бассейну. Он идет по коридору, улавливая запах бассейна, заходит в раздевалку и внезапно попадает в шумный и яркий мир аквапарка.
Он плавает в лягушатнике. Кожа у него молочно-белая после французской зимы. Переходит во взрослый бассейн и проплывает в размеренном темпе несколько метров, а затем встает в очередь за детишками, чтобы скатиться с горки. После этого направляется в волновую секцию, где качается на волнах вверх-вниз, в окружении бликов, еще одна мокрая голова среди многих, и все это время думает об Ивете.
И когда, выйдя из бассейна, он обсыхает, лежа на шезлонге, он продолжает думать об Ивете. Глаза его закрыты. А влажные волосы отливают в рыжину. На его плоской белой груди топорщится кустик рыжеватых волос. Ноги и руки у него длинные и гладкие. Мокрые плавки облепляют его чресла.
Солнце медленно плывет по небу.
В одном из бассейнов, на мелководье, имеется бар с полукруглой соломенной крышей, стулья лишь немного возвышаются над водой. У края бассейна сделаны воротца, через которые бармен может выходить на сухую поверхность, где в холодильнике из нержавеющей стали хранятся напитки.
После полудня Бернар плещется в лягушатнике, думая об Ивете, когда вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, он подплывает к бару и садится на один из табуретов. Его ноги в воде кажутся белыми как мрамор. Он заказывает пиво «Кео». И с нетерпением ждет вечера, ждет Ивету. Ему уже не терпится.
Он сидит под соломенным навесом, держа в руке пластиковый стаканчик с пивом, и смотрит на свои ступни с голубыми венами, когда слышит рядом женский голос:
Здрасьте снова.
Он поднимает глаза.
Это та самая толстуха из столовой, с которой он общался прошлым вечером в очереди к микроволновке. Она вместе со своей еще более объемной дочерью плывет по бирюзовому мелководью в его направлении и что странно, обе они в платьях, простых платьях на бретельках, влажно льнущих к их пышным формам и колышущихся на воде.
Здрасьте снова, повторяет мать, подплывая к табурету рядом с Бернаром.
Ее лицо, плечи и необъятная грудь загорели, тонкое мокрое платье облепляет колоссальную фигуру.