Гибель адмирала - Власов Юрий Петрович 3 стр.


Штабс-капитан нетвердо шагает к двери. Качает, ноги отлежалвроде и не свои. Смотрит на доски: новые и одна к одной. И все под коричневой краской. Он поворачивается. На него поглядывают с нар, а те, что за столом, при деле: по новой раздают карты. Штабс-капитан отпахивает шинель и вытаскивает из-за пояса револьвер. Привычно покручивает барабан: все патроны на месте. Те, что за столом, разом смолкают и смотрят на него. Толстый, что сидит ближе, вдруг бледнеет.

Всем-всем кланяться?!.. Штабс-капитан взводит курок и всовывает ствол в рот, под верхнее нёбо и давит на спуск

Чехи обматерили труп, распахнули дверь и столкнули в снежные вихри. Ни имени, ни фамилии не стали искать в документах. Настудил теплушкуи чехи еще раз обматерили русского. Особенно долго материл дневальный: ему замывать кровь

Александр Васильевич вспоминает придворный бал незадолго до войны с японцами. Он получил приглашение совершенно неожиданно, скорее всего в связи с полярной экспедицией барона Толля. О ней писали, и он, Колчак, стал в некотором роде знаменитостью. Обычно же приглашенияпривилегия знатных дворянских родов и первых сановников.

Взял на себя обязанность опекать его морской офицер из гвардейского экипажасвой в свете и при всем том надежный товарищ. В 1894 г. они вместе окончили Морской корпус и не порывали дружеских связей. Александр Васильевич ценил в нем штурманские способности и завидную манеру все принимать шуткой, даже немалые скорби. Сам Александр Васильевич достаточно терпел из-за чрезмерного преувеличения мнений людей, неумения быть выше этих мнений. С годами это, правда, изрядно попригладилось.

В сознание Александра Васильевича въезжает вся громада необъятного зала Зимнего дворца с торжественным сиянием люстр и увешанными звездами и лентами чиновниками, гвардейцами в тугих нарядных мундирах, дамами в прихотливых праздничных туалетах Александр Васильевич даже здесь, в камере, зажмуривается: поток аксельбантов, крестов, эполет, драгоценностей, золота во всех видахи одно имя громче другого

Государь император танцевал с Александрой Федоровной и оказывал ей всяческое внимание; чувствовалосьон обожает ее и старается доставить приятное. Меж танцами, а они много пропускали, их общество чаще разделял великий князь Николай Николаевич. Он выделялся ростом и властным полусердитым взглядом. Кто в Петербурге не знал сего удлиненного, типично романовского типа лица, скошенных к краям лица бровей; закрученных, что называется, стремительных усов и седоватого, несколько игривого кока. Все в великом князе было от конногвардейских традиций. Как говорил куда как позже, аж через 14 лет, другой бравый кавалерист о буден-новцах Первой Конной:

 Да, конники подходящие, нашей выучки, ну, а уж эти «пролетарии на конях»настоящая мразь. Я их всегда расстреливаю, этих конников. Настоящего кавалериста не расстрелял бы, будь трижды красный

А когда Александр Васильевич оборвал его и посулил трибунал за самовольную расправу, тот отчеканил:

 Ваше высокопревосходительство, можете сразу расстреливать, другим не стану. Гражданская война: сегодня они нас, завтрая Нет, пощады не попрошу, а уж попадусьэто как пить дать. Бои-то какиевсе вперемешку. Не сегодня так завтра потащат к стенке, да разденут, изувечат, как ротмистра Зайцева, царство ему небесное

Рыжеватый сиплоголосый полковник провонял своим и конским потом, водкой и табаком. Он прибыл тылами красных вместе с генералом Сахаровымпосланцем Антона Ивановича Деникина. Там, на Южном фронте, у Деникина, полковник и встречался с кавалеристами Первой Конной.

Вскоре после боев на Тоболе полковника подняли на штыки свои же солдаты, когда надумали податься к красным,  его и еще троих офицеров, остальные сумели отбиться

Гречанинов, вспомнил фамилию полковника Александр Васильевич. Доносили, что его пороли штыками, а он матерился

Были части, которые, перебежав, через две-три недели возвращалисьи опять в полном составе: большевики тоже заставляли воевать, да еще не харчевали толком и драли по любому поводу семь шкур. Сибирских бородачей это очень отрезвляло.

А таких посланцев, как генерал Сахаров, от Деникина пожаловало несколько. Первым преодолел тылы красных генерал Флугэтот доложил о ближайших задачах, которые решал Деникин. Добровольческая Армия только набирала силу Флуг показал себя с самой выгодной стороны еще в русско-японскую войну

После тылы красных к Деникину и обратно прорезал генерал Гришин-Алмазов Почти прорезал, поскольку красные все же нащупали его, и он, обложенный ими, покончил с собой. Алмазовэто подпольная кличка бывшего полковника Гришина

Погодя пробрался генерал Сахаров, а за ним от атамана Войска Донскогогенерал Сычев, тот, что пять недель назад позорно сбежал из Иркутска, не исполнив своего долга командующего войсками округа. Его малодушие и сообщило размах путчу эсерови на тебе, вылупился Политцентр

«Этот народ могуч с могучими вождямиэто из психологии России, ее истории,  так рассуждает Денике.  Без вождей народ хил, бесформен и беспомощендобыча в руках темных сил. Люди способны на чудеса с энергичными умными вождями. Этот народ велик и несгибаем с могучими вождями. Это не плач по крутой личности, кнуту или хозяинупо мне, так чтоб их и не было. Это факт народной истории»

Товарищ Денике вычисляет свое место на сейчас и на будущее.

Тому, кто понимает народ, трудно ошибиться в направлении своего поведения. Народ понесет его в своем бурном потоке. А русло потоку выбьют вождь с помощниками. Вот это«помощники»день и ночь занимает возбужденное воображение товарища Денике. Чует он: время такое, зацепитьсяи отменный кусок хлеба на всю жизнь. Должность, деньги, власть! Пока в новой жизни пустота. Мест сколько душе угодно. Важно успеть занять свое, не ошибиться

Дни и ночи вглядывается товарищ Денике в пустоту перед собой. Один раз такое, не пропустить бы свой «поезд»

«Какое-то безумие,  раздумывает адмирал, в очередной раз присев на краешек лежанки,  русские истребляют русских! Да что ж это?! За всю историю русской земли не было такого, не считая усобицы феодальной поры. Будет ли конец этому помешательству? Что с русскими?!»

В памяти адмирала ожили сотни боев, тысячи и тысячи мертвецоврастерзанные, изуродованные, без голов, рук, ног, а часто просто ошметья мяса

Очевидцем конца Гришина-Алмазова оказался будущий советский адмирал флота Басистый. В годы Великой Отечественной войны Николай Ефремович Басистый в чине капитана первого ранга командовал крейсером, бригадой крейсеров. Не раз водил корабли на прорыв в осажденный Севастополь. В его воспоминаниях «Море и берег» читаем:

«Здесь (в Астрахани.  Ю. В.) 100-мм орудия с баржи были сняты и установлены на сухогрузное морское судно «Коломна», вскоре переименованное в крейсер «Красное знамя». Меня зачислили в состав его экипажа в должности сигнальщика и дальномерщика.

В апреле (1919-го.  Ю. В.) крейсер «Красное знамя» и другие корабли, появившись внезапно у форта Александровский на восточном берегу Каспия, высадили десант, который захватил форт, а в нем мощную радиостанцию.

Противник, не зная о нашем десанте, продолжал слать радиограммы. Их расшифровывали специалисты флотилии. В одной из переданных штабом белых радиограмм говорилось, что из Петров-ска в Гурьев направляется пароход «Лейла» со специальной делегацией от Деникина к Колчаку. «Встретить!»приказал С. М. Киров, находившийся на флагманском корабле.

На перехват «Лейлы» вышел эсминец «Карл Либкнехт», а крейсер «Красное знамя» обеспечивал эту операцию

В котельном отделении плененной «Лейлы» наши моряки обнаружили труп белогвардейского генерала Гришина-Алмазова. Увидев корабли под красными флагами, он пытался сжечь документы. Но не успел и застрелился.

А документы, находившиеся при нем, были особой важности. Они раскрывали планы дальнейших действий Колчака и Деникина. Надо ли говорить, какую ценность представляли эти бумаги для нашего командования».

И снова вспоминается достопамятный бал. Да, забыть такое трудно там, в прошлом, Александр Васильевич приглядывается к императорской фамилиивеликим князьям Сергею Александровичу, Александру Михайловичу и чрезвычайно деятельному Борису Владимировичу. По их лицам, жестам несложно догадаться: великий князь Борис Владимирович навеселе и забавляет всех. Борис Владимирович был по-настоящему красив и статен, пожалуй, только бледноват: гвардейский мундир в рюмочку, а на погонах николаевские вензеля, темные усы в кончиках подкручены и несколько вздеты, на губахусмешка. Великий князь Борис слыл первым бабником среди Романовых, весьма гораздых по данной части. И природа не обидела, одарила соответствующей внешностью. Все в нем претило государю императору.

В памяти постепенно обозначился Безобразов. Александр Васильевич видит эти распушенные книзу усы, длинныениже подбородка. И больше ничего в лицену обычнейшее, даже скорее скучное. Только все это обман. За ним такие дела числились! Отставной ротмистр кавалергардского полка без чинов и знатности сразу скакнул в статс-секретари, это вровень генерал-адъютанту. Его имя называли только с именами Алексеева, Абазы и Плеве. Впрочем, Безобразов и Абазадвоюродные братья.

Обострение на Дальнем Востоке явилось итогом их действий. По представлениям Безобразова, без ведома военного министра совершались перемещения войск в Маньчжурии. Говорили, это тоже дело его рукутверждение наместничества на Дальнем Востоке с внебрачным сыном Александра Второго генерал-адмиралом Алексеевым во главе. И ввел в круг государя императора этого Безобразова, а за ним и Абазу великий князь Александр Михайловичсколько пересудов!

Еще бы, весь разворот событийк войне! Сколько тогда писали и рассуждали о «Желтороссии»освоении Маньчжурии и восточных земель.

Великий князь Александр Михайловичвнук Николая Первого и муж старшей сестры Николая ВторогоКсении Александровны. Он, кстати, был организатором первых летных школ в России.

Александр Васильевич не увлекался сплетнями, а равно и слухами, но о великом князе Александре Михайловиче кое-что знализ-за причастности к флотским делам. Великий князь настоял на выделении отдела торгового мореплавания из министерства финансов в главное управление, а это уже новое, самостоятельное министерство.

Великий князь и возглавил его. Вещь нехитрая, коли женат на сестре государя императора.

И Александр Васильевич опять пристально вглядывается в государя императораот него зависит судьба России, стало быть, его судьба.

Тот образ государя императора, так сказать бальный, слился с более поздними образамиот личных представлений ему.

Там, на балу, государь император был в парадном мундире полковника-преображенцапоследнего своего звания перед кончиной отца, Александра Третьего. Будущий государь император командовал в ту пору батальоном Преображенского полка, а полкомего дядюшка, великий князь Сергей Александрович,  зануда и самодур. И по странной прихотимуж кротчайшей и неземной чистоты женщины родной сестры императрицы Александры Федоровны.

Государь император после коронации наотрез отказывался принимать повышения в чине. Так и проносил полковничий мундир до Февраля семнадцатого. А после от всего отлучили и отрешили

Что ни говори, а государь император проигрывал рядом с великими князьями, ростом и лицом повторив мать. Александр Третий до самой кончины корил жену-датчанку за то, что «испортила породу»: не рост у сыновей, а срам А выражался этот последний Александрдаже сбивались с дыхания гребцы: любил государь император морские прогулки. Матерый был мужик, основательный, но язык При Марии Федоровне (его супруге), склонной к любовным интрижкам, придворные дамы стали многое позволять. Александр обзывал их б и прочими «терминами», не стесняясь прислуги и адъютантов. И пил, здорово пил, никто не выдерживал с ним на рав-йых, даже адмирал Черевин

Молодой Боткин вылечил Александра Третьего от запоев, это сделало его авторитет медика непререкаемым.

У Николая Александровича был средний братвеликий князь Георгий Александрович. Он походил на старшего брата, окружающим бросалась в глаза его замкнутость, несвойственная Романовым. Уже взрослым Георгий Александрович скончался от туберкулеза в Абас-Тумане на Кавказе. Это было источником неутешной скорби вдовствующей императрицы Марии Федоровны.

Александр Васильевич вглядывается в то, спокойное лицо Николая Второго. Оно всегда поражало Александра Васильевича. Лицо без всяких следов властности и напряжения. Никакой потуги на значительность, никакой игры Чуть набухший сбор кожи под глазами. Сколько видел и слышал Александр Васильевич, государь император всегда был немногословен, предпочитая слушать,  черта достойная. Взглядвнимательный, пытливый. Он всегда был несуетлив, очень естествен, без какой-либо вздернутости. Погладит усы и бородку, но жест неприметный

И тут же рядом в сознании лепится образ Александры Федоровны: длинноносое лицо с маленьким, слабым подбородком, всегда бледное и капризное. Локоны с висков напущены на лоб. Уже тогда у нее были четыре дочери и была беременна Алексеем

Еще много видел Александр Васильевич в том зрелище бала, каким вдруг одарила память. И князя Владимира Петровича Мещерскогоседого тучного старика. Морской гвардеец рассказывал о влиянии князя на молодого государя императора. Князь подбирает не только членов Государственного совета, но и министров, а самвсего лишь издатель газеты «Гражданин». И поныне Александра Васильевича смущает тот давящий взгляд из-за приопущенных век.

Не уступал князю Мещерскому во влиянии на государя императора и великий князь Сергей Александрович.

«Государю императору тридцать шесть, а на него все влияют и влияют,  думал тогда Александр Васильевич,  то сама Александра Федоровна, то замухрыжный странник Антоний, то шарлатаны Папюс и Филипп, а теперь вот и этот фруктБезобразов. Что ж в государе императоре своего?..»

Впрочем, это не так, это совсем не так. Все эти люди выражали то, что искал в них Николай. А по своему коренному характеру Николай был упорен и настойчив, но все этопод покровом вежливости

Помнится, морской гвардеец обратил внимание на отсутствие брата государя императора, Михаила. Царь недолюбливал брататот позволял насмешки над ним. Коробила Николая и женитьба брата на Шереметевскойразведенной жены офицера.

Там, на балу, Александр Васильевич в первый и последний раз увидел министра внутренних дел и шефа корпуса жандармов фон Плеве. Он вышел в министры после убийства Сипягина, о котором все говорили не только как о выразителе интересов дворянства и любимом министре государя императора, но и как о его постоянном спутнике на охотах. Государь император глубоко скорбел

 Да, Саша,  говорил морской гвардеец,  правительство и правители там, наверху, мельчают и мельчают Водевильчик смотрим

«И досмотрелись»подумал Алексадр Васильевич, взглядывая на муть в окошечке.

Давал знать о себе день.

«Плеве не был православным,  перебирает в памяти прошлое Александр Васильевич,  но не похоже, чтобы это мешало его карьере. А ведь в условиях приема на жандармскую службу православие значилось обязательным. Выходит, на министров эта обязательность не распространялась. Любопытно, Бенкендорф тоже был православным?.. Верно, Бенкендорф был православным. Он изменил православию незадолго до смерти Или я ошибаюсь?..»

И снова в памяти Зимний, ласковая музыка, поклоны, французская и английская речь, вальсирующие пары и то волшебное, хмельное чувство молодости, вера в судьбу, сознание силы и способности творить жизнь

 А сей господин  морской гвардеец кивает на грузного генерала,  один из четырех сыновей генерал-адъютанта Трепова того самого

«Того самого» означает выстрел Веры Засулич в петербуржского градоначальника 24 января 1878 г. Она стреляла и ранила генерал-адъютанта в наказание за жестокость с политическими заключенными, и надо же, суд ее оправдал!

Даже пятилетним ребенком он, тогда еще Сашенька Колчак, запомнил тот скандал: в Петербурге только о том и вели речь. Сколько же споров, взаимных упрековтоже из того размежевания, которое ляжет между людьми в Гражданскую войну, только не бродил еще тот смертоносный яд большевизма

Александр Второй нарушил решение суда и распорядился арестовать девицу Засулич, но та скрылась.

Почти все женщины, проходившие по наиболее громким политическим процессам,  из семей статских или военных генералов: Софья Лешерн, Софья Перовская, Вера Фигнер, Вера Засулич В сумятице и вседозволенности семнадцатого года Александру Васильевичу попалась брошюрка о политических процессах в России. Александр Васильевич и не подозревал, что сподобился читать ее в одно время с будущим председателем иркутской губчека товарищем Семеном.

До 1905 г. 29 женщин оказались отмеченными смертным приговором. Из них восемьзакончили путь на эшафоте. А сейчас валят и женщин и детейи никто не считает, а что считать, коли счет на десятки и сотни тысяч.

Назад Дальше