Эта брошюра называется «Почему компартия борется за независимую, свободную и демократическую Венгрию?». Если мы хотим хорошо работать, нам надо прежде всего уяснить себе это.
Он сделал небольшую паузу для того, чтобы сказанное им лучше дошло до слушателей, и в это время Кутрович выкрикнул:
Матерь божья! Так разве мы не берем власть в свои руки? Разве мы не устанавливаем диктатуру, товарищ Кесеи?
Нет! проговорил Кесеи. У нас в данный момент нет для этого ни сил, ни масс, то есть людей, которые хотели бы того же.
А русские? Разве они не затем пришли? удивился Кутрович. Только что тут через площадь прошла такая сила, что ой-ой-ой! Товарищу Сталину стоит только слово сказать да что там слово, только рукой махнуть и готово, вся власть в наших руках. Вся страна будет плясать под нашу дудку.
Только мы в дудки дудеть не собираемся! В стране разруха, посевные площади засеяны только наполовину, железные дороги бездействуют, нет ни угля, ни продовольствия для городских жителей, а ты здесь о дудках разговор заводишь Правда, не ты один. Книжица, что тут лежит, не без причины написана. А поскольку вопрос этот не так прост, особенно для вас, товарищи ветераны девятнадцатого года, то я предлагаю: сначала выслушайте меня до конца, а потом уж задавайте вопросы
Предложение это прошло, причем довольно гладко: все внимательно выслушали сообщение о том, что все демократические партии страны объединились в Венгерский национальный фронт независимости, сформировано коалиционное правительство, а сплочение всех сил нации в интересах восстановления страны стало решающей задачей.
Но когда Кесеи сообщил о назначении на министерский пост Габора Фараго, который, как всем было хорошо известно, был при Хорти жандармским генералом, разразилась буря.
Это ужас! негодовал Кутрович. Так мы, значит, должны целоваться с нашими убийцами? Я понимаю, что на свете и хитрость нужна, и уловки, но чтобы самим себе приставлять нож к горлу?!
Это уж нет! успокоил его Кесеи. Ведь назначение Фараго на пост еще не говорит о том, что ему все дозволено. Чтобы долго не распространяться, скажу лишь, что во главе полиции в таких крупных городах, как Мишкольц, Сегед, Печ, стоят наши люди, коммунисты. И здесь, в этом селе, начальником полиции тоже будет коммунист.
Вот это совсем другое дело, немного успокоился Кутрович. Ну а этого Фараго, или как там его зовут, мы со временем из министерского кресла высадим.
Точно, кивнул Кесеи. Вот, товарищ Бицо, он протянул старику Бицо брошюру, прочитай, изучи, а как закончишь, передай другим А теперь, тут он взял со стола записную книжку, от вопросов, касающихся всей страны, перейдем к нашим сельским делам. Товарищ Бицо! снова обернулся он к старику Бицо. Тебя как самого опытного и наиболее авторитетного коммуниста мы делегируем в национальный комитет. Ты станешь, так сказать, премьер-министром здешнего коалиционного правительства. А твоим заместителем будет товарищ Гач
Затем Кесеи, листая свою записную книжку, раскрыл все секреты, которые в ней хранились.
В профсоюзы назначается Иштван Немеш. Он побывал за границей, работу знает. Что же касается местных, сельских дел, пусть он опирается на опыт товарища Гача.
Общественным снабжением займется Ференц Такач. В селе имеется несколько военных складов, так вот в первую очередь он должен обратить внимание на них. До сих пор там хранятся и мука, и жир, и сахар, и яичный порошок. За помощью, если нужно будет, обращаться в политотдел к майору Горкунову.
Полицию возглавит Йожеф Томбор. Он старый член партии, имеет международный опыт. Участвовал в гражданской войне в Испании. За оружием и официальным мандатом пусть обратится в политотдел к тому же майору Горкунову.
Комендант, он же кладовщик, Дьюла Ходас. Раньше он работал на мостовых весах; по состоянию здоровья, к сожалению, может выполнять теперь только сидячую работу. Пока не будет создана народная полиция, он должен расположить склад общественного снабжения во флигеле, во дворе здания парткома, это для безопасности.
Всеми вопросами, связанными с сельскохозяйственными рабочими, бедняками и середняками, будет заниматься Кальман Кутрович. Он был мелким арендатором, теперь просит надел. Ему предстоит наладить контакт с партией мелких сельских хозяев и национальной крестьянской партией. Если последняя еще не создана, пусть поможет организовать ее. Вот и все.
Пока очередь не дошла до Кутровича, все молча соглашались выполнить возложенные на них задачи. Но темпераментный и вспыльчивый Кутрович заупрямился.
Нет! Не буду! выкрикнул он. Что я, сумасшедший, что ли, чтобы плевать себе в шапку?! Я коммунист, за принципы не пожалею и кровь пролить и вдруг, здрасьте, дают приказ с попами якшаться.
С какими еще попами? удивился Кесеи. Откуда ты это взял?
А все оттуда! не успокаивался Кутрович, который, будучи немного глуховатым, разговаривал громко, думая, что и другие тихого разговора не услышат. Оттуда, что есть всего одна личность, один-единственный гражданин, который охотно вошел бы в крестьянскую партию, только один! Единственный! И кто он, как вы думаете? Протестантский священник! Ну а уж если ему помощь понадобится, у него вон пономарь есть! Пусть он его к себе возьмет, с ним вместе и вербует новых членов в свою партию! Но это уж никак не мое дело!
Все громко, от всей души засмеялись, да и трудно было не засмеяться, потому что Кутрович так отдувался, так негодовал, так фыркал и откашливался, будто ему на голову вылили ведро воды.
Ну, из-за его преподобия не стоит, конечно, шум поднимать и так горячиться, проговорил старый Бицо, когда смех несколько утих. Андраш, мой сын, может сказать, что человек это не простой. У него в комнате от стены до стены одни книги. И народ, особенно крестьяне, считают его своим. А что он сделал зимой, когда фашисты пришли реквизировать продукты? Делая вид, что читает вслух библию, он учил крестьян не давать «этим фашистским свиньям ни кусочка хлеба, ни глотка молока». Призывал зарывать продукты в ямы, а не то снести запасы к нему на чердак церкви, если что-нибудь спасти надо Так что если уж говорить о его преподобии, то товарищ Кутрович, как командир батареи, плохую для себя цель выбрал. Я, например, лично попрошу его преподобие стать членом национального комитета. Что же касается другой стороны медали, того, что крестьянской партии у нас пока действительно нет, то тут я говорю: стоп, товарищи, телега в рытвине увязла.
А если попросту, по-венгерски: что ты этим хочешь сказать? спросил, подняв брови, Кесеи. Что ты конкретно хочешь этим сказать, товарищ Бицо?
А то, отвечал старый Бицо, жестами подтверждая свои слова, что социал-демократическая партия еще как-никак да организуется, найдется несколько желающих и в так называемую буржуазно-демократическую партию, если уж очень настаивать, но на этом-то конец больше нет никого, нет выбора А почему? выразительно задал он вопрос, показывая, что в нем проснулся оратор. Потому что все село, да и весь район, как избирательный округ были отданы на откуп попу приходскому католическому священнику, о котором тут уже говорили. Пока он жив, даже правительственная партия ничего не добилась бы, если бы выставила против него кандидата. Да и понятно: ведь тут много крупных поместий, народ бедный, к тому же верующий, тут скорее на колени встанут, чем в других местах. Политику тут до сих пор считают плутовством с господскими хитростями, а то, что они слышат с церковной кафедры, считается у них посланием самого господа бога да святой троицы, переданным им через священника. Есть, конечно, исключения, например протестантские, кальвинистские села, но в целом?.. Здесь нужна железная рука или же такая школа, товарищ Кесеи, которая научила бы народ думать своей головой, употреблять в дело собственный ум.
Будет такая школа, будет! сразу же откликнулся Кесеи. Этой школой станет для народа раздел господской земли! Пожалуйста, вот азбука этой школы! С этими словами он развернул один из хрустящих плакатов размером с простыню и показал его всем. На нем крупными буквами было написано: «ЗЕМЛЯ! ХЛЕБ! СВОБОДА!»
Эти слова были выведены жирными, черными как сажа буквами, а внизу было обозначено, кто его издал: «Коммунистическая партия Венгрии».
Собравшиеся еще не успели как следует рассмотреть плакат, разобраться в нем, как Кесеи преподнес им новый сюрприз.
Вот указ, он вынул из портфеля, из-под белья, брошюрку, отпечатанную на газетной бумаге. Указ Временного национального правительства «О ликвидации системы крупных поместий и наделении землей земледельческого населения». Ну, товарищ Кутрович, повернулся он к бывшему командиру батареи, понимаешь теперь, почему так важно взять в руки твоих коллег?
Нет, не очень, откровенно признался Кутрович. Глазами он уставился в плакат, трясущимися узловатыми пальцами он копался в футляре для очков и так волновался, что даже голос у него пополз куда-то кверху. Уже хотя бы потому, проскрипел он, что если у нас будет земля, если ее брать можно, то и уговаривать никого не придется люди сами ее хоть в носовых платках растащат.
Это ты так говоришь, возразил Кесеи, потому что по себе судишь о людях А факты говорят о другом Они говорят о том, о чем нам здесь только что напомнил Бицо. У народа здесь хребет сломан, или, если говорить его словами, быстро наш народ на колени привык становиться. И это не случайно: таковы были обстоятельства! Ведь даже ты сам, как ты вел себя при режиме Хорти, что делал, хоть и был когда-то красным солдатом, хоть и командовал батареей? Ты спрятался, старался, чтобы тебя не заметили А теперь сделаем так: ты пойдешь к народу здесь, на месте, а я пойду по району. И если встретишь такого честного батрака или крестьянина, который боится идти к нам, коммунистам, то направь его в Национальную крестьянскую партию. Это тебе такое партийное поручение, так что ты за все отвечаешь!
Ну уж ладно, так и быть, сдался Кутрович. Приказ есть приказ. Черт с ним, немного помогу его преподобию
Можно? попросил слова, подняв руку, старый Бицо. Если я правильно тебя понял, ты собираешься уйти отсюда, а нас тут оставить, товарищ Кесеи?
Да, откликнулся Кесеи, но только на время, пока не организую комитеты по разделу земли в четырех-пяти крупных селах. Так называют, так будут называть орган, который осуществляет раздел господской земли. Но вполглаза я буду и сюда посматривать, поскольку здесь, в этой комнате, разместится наш штаб, если так можно сказать Посмотрим, сколько хольдов разойдется? Что тут в справке написано? С этими словами он вытащил сложенную вчетверо бумагу, которую принес ему переводчик политотдела Душан Матич, и, дунув на нее, чтобы бумага развернулась, со смехом продолжал рассказывать: Характерна, так сказать, история рождения этой бумажки. Ваш сельский писарь плакался мне, что все земельные книги исчезли, мол, их нилашисты на телеге куда-то увезли. А для майора, для товарища Горкунова, он очень быстро приготовил все данные, которые требовались.
С перепугу-то чего не сделаешь? Пистолета боится, недовольно и со злорадством пробормотал Кутрович. Вот я и говорю: демократия вещь красивая, ну а винтовка все-таки действеннее.
Когда как, уклонился от спора с ним Кесеи, потому что глазами он уже пробежал по бумажке. Вот ведь черт! выругался он, позабыв о своей обычной сдержанности. Послушайте-ка, товарищи! «Посевная площадь в районе всего около 100 тысяч хольдов. Из этого числа крупные поместья имеют около 4050 тысяч хольдов. Поместий свыше тысячи хольдов 10. Поместий от 500 до 1000 хольдов 20. Поместий от 100 до 500 хольдов 50. В то же время население района насчитывает около 50 тысяч человек, а количество сел 41». Ну нет, такого даже я не думал, покачал он головой, прочитав справку. Я знал, что значительная часть земли находится в руках у помещиков, но чтобы половина им принадлежала?! И кому? Смотрите-ка, что за список! Владельцы самых крупных поместий: его высочество баварский герцог (о-о господин писарь, как ваша рука привыкла это выписывать!), барон Бальх, барон Арц, барон Ферстер, сомбатхейское епископство и возможно ли это? Да, возможно! Камель-паша. Все коренные венгры Все они получили землю в награду за то, что кровь проливали
Товарищ Кесеи! Ради бога! воскликнул Кутрович, вскакивая с места. Эта земля, о которой ты говоришь, эти пятьдесят тысяч хольдов, они что все будут розданы бедноте?
Все! крикнул Кесеи. До последней бороздки!
Господи Иисусе! Кутрович от неожиданности даже перекрестился. Тогда ведь на семью придется по пять, а то и по десять хольдов! В другое время вид крестящегося Кутровича, который не выносил даже запаха ладана, заставил бы всех засмеяться, захохотать, но сейчас никто даже не улыбнулся. И и когда это начнется? спросил Кутрович, крутя пуговицу на рубахе. Через сколько времени будут ее делить?
Сразу же, как только образуются комитеты по разделу земли. Самое позднее к первому мая, то есть недели через три.
И то есть делить кто будет, кто будет нарезать земельные наделы?
Мы сами!
Наступила такая тишина, что через распахнутое окно, через которое в комнату падали солнечные лучи, стал слышен шум с площади.
Мы вдевятером?
Это спросил, вернее, тихонько выдохнул Андраш Бицо. Его рука с карандашом застыла в воздухе на высоте плеча. Так выглядит копьеметатель в тот момент, когда он бросает свое копье. Ноги у него свело от напряжения, а под коленкой так стянуло мышцу, что она мелко-мелко задрожала.
Кесеи, прежде чем ответить, на мгновение задумался. В будущее смотрел он или в прошлое? Кто знает? Но его глаза, немного прищуренные, серые, со стальным отливом, улыбались, посмеивались, возможно и над Бицо, и он ответил вопросом:
Как ты думаешь, товарищ Бицо, сколько в нашей партии членов?
Не знаю, представления не имею.
Я так и думал Знай же, в марте, где-то в середине марта, было приблизительно тридцать тысяч Сейчас, наверное, тысяч пятьдесят, может восемьдесят. Никак не меньше. А население страны, даже если учесть потери в войне, около девяти миллионов. Как думаешь, может ли один, всего один человек выполнить работу за тысячу других? Ведь нет! А вопрос ты поставил именно так Ну хорошо, не буду с тобой спорить. Только скажу, что я подразумеваю, когда говорю «мы» О народе речь. О том, что народ сам еще не знает, что он сейчас является силой. Но мы, коммунисты, это знаем! Знаем, потому что мы верим в народ, доверяем народу и сделаем все, чтобы пробудить в нем силу, которая у народа есть, но пока что в нем дремлет! Более того, нужно разбудить эту силу для действия!
Все это прекрасно, сказал Бицо недоверчиво и скорчил кислую мину, услышав «громкие слова». Но что делать, когда мало, а то и вовсе нет агрономов и прочих специалистов?
Агрономов, может, и не будет, тихо проговорил Кесеи. Но и тут его голос зазвучал громче, стал резким, бичующим, землемеры найдутся, землемерная рейка тоже, а нет так шагами мерить будем, но к первому мая всю землю на наделы разрежем И не мы вдевятером. Безземельные, малоземельные все по указанию партии будут делить землю собственными силами
И только теперь, ослепленный, будто ударенный обухом но голове, Бицо остро почувствовал, как слово, просто понятие, может иногда воплощаться в формы, стать равным тому предмету, который оно обозначает
Он увидел колышек, который со свистом глубоко вонзается в жирную землю; он увидел оборванных, но сильных, энергичных мужчин, серовато-белую землемерную рейку, быстро, как бы сама собой, бегущую по скатерти полей; он увидел грубые, с прилипшей соломой солдатские башмаки, которые топают, вдавливаясь в землю, меряя пашню и оставляя за собой глубокую, тянущуюся до самого горизонта цепочку следов
И сам того не замечая, он громко, временами передыхая, начал читать стихи:
Не множество душа,
Народ свободный чудеса творит!
И он уже мысленно слышал объединенный хор всех школ городка, где он учился. Над басами учеников старших классов, как над волнующимся, грохочущим морем тусклым отсветом старого серебра сверкали сопрано учеников и учениц младших классов. И он видел маэстро Золтана Кодая, голубоглазого, бородатого волшебника звуков, дирижирующего своей неизменной костяной палочкой: «Теперь фортиссимо, а здесь надо выпеть всю душу оды, дорогие мои! Народ свободный чудеса творит»