И вот, как видно, эта партия уже создана. Причем, как свидетельствует дата на протоколе, произошло это вчера. Вопрос лишь в том, кто ее создал.
Начав читать бумагу, Бицо заставил себя идти по правильному пути, мыслить в строгом соответствии с линией партии.
Некоторое время в кабинете стояла тишина. В окно влетела ранняя лимонно-желтая бабочка. Она перезимовала куколкой, а теперь необычная для весны жара, видимо, пробудила ее к жизни.
Порхнув раз-другой, бабочка пролетела через всю комнату, словно для того, чтобы сделать несколько кругов почета, а затем оп! вылетела в окно.
Ну, теперь вам стало понятнее? спросила посетительница, когда Бицо закончил читать и положил бумагу перед собой.
Еще бы! ответил Бицо, хитро посмотрев на нее, чтобы она не поняла, что он хочет сказать этими словами.
Итак?
Итак Вообще-то давайте подождем. Сначала один вопрос.
Ну что ж!
Вот этот Хоремпе, которого вы предлагаете сделать членом национального комитета, это что, тот самый Хоремпе с улицы Киш?
Конечно!
Тогда я вас не понимаю.
Чего вы не понимаете? вспыхнула дама. Это крестьянин, у него образцовое хозяйство на сорока хольдах, его выбирали сельским старостой, он был постоянным членом сельского выборного совета
Да, а кроме того, он был руководителем предвыборной кампании господина каноника, который знаком вам, благородная дама Словом, он состоит в христианской партии.
Бицо сглотнул слюну и вытер лоб. Он смущен, даже вспотел, потому что вместо «знаком» чуть было не сказал «любовник».
Но женщину его слова нисколько не тронули.
Ну и что же? спросила она, подняв брови. Он может изменить не только свою партийность, но и веру. Кому какое дело до того, что Хоремпе вступил теперь в партию мелких сельских хозяев? Нам это подходит, а подходит ли вам это неважно.
Верится с трудом, проворчал Бицо, едва открывая рот. Если бы это было так неважно, как вы говорите, теперь он уже резко, задевая ее самолюбие, с издевкой бросал слова, то зачем же вы сюда пришли? Зачем вы пичкаете меня своим протоколом?
О
Вот и все, что он услышал в ответ.
Дама закусила губу, опустила глаза и начала возиться с замком на сумке. На лице ее кроткая, покорная улыбка.
Бицо, которому кровь ударила в голову от успеха, от легкой победы над дамой попался-таки на ее крючок.
Личность господина Хоремпе, воскликнул он, размахивая протоколом, это еще беда невелика! Есть личности и поважнее, например Денеш Сабари, которого вы настоятельно рекомендуете нам в заместители начальника полиции. Как вы это себе представляете? Он же был поручиком, военным комендантом на вашей фабрике, к тому же На языке у него уже вертелось слово «хахаль», но он отказался от этого выражения как великодушный противник и рыцарь. Нет! О нем и речи быть не может! сказал он. И хватит о Сабари. Лучше бы вам вычеркнуть даже имя его из протокола.
Почему? женщина сделала большие глаза. Он же участвовал в Сопротивлении!
Кто? Сабари? Этот собутыльник эсэсовцев?
Да, он. Имеются свидетели, серьезные компетентные люди: это я уговаривала его пить и гулять с ними, чтобы воспрепятствовать эвакуации жителей села.
Это еще что за новости?
Могу повторить: чтобы воспрепятствовать эвакуации жителей села. Группенфюрер Нойман и три его помощника, размещавшиеся в моем доме, получили приказ о полной эвакуации села. Если бы не Сабари, если бы не его истинно венгерское радушное гостеприимство, которое свалило их с ног, эти звери всех бы тут растерзали, они сровняли бы село с землей Что вы смеетесь? Может, вы мне не верите?
Да, не верю! ответил Бицо, вытирая выступившие от хохота слезы. Ни слова правды в ваших словах нет, благородная дама. И ваш центр, то есть центральный комитет партии мелких сельских хозяев, не может быть настолько наивен, чтобы принять это за чистую монету.
Он смял копию протокола в кулаке, сделав из него шуршащий бумажный шар, и уже был готов бросить в угол, но тут дама подскочила, будто на пружинах, и схватила его за руку.
Как вы смеете? Ногтями она впилась Бицо в запястье, дернула бумагу к себе. Одно мгновение и добыча оказалась в ее руках. Вы, вы наивный человек! прошипела она, расправляя помятую бумагу. Писака, лунатик вот кто из вас может получиться, но только не политик! Здесь, в правом углу, стоит имя, почему вы его не прочитали? Доктор Пал Яцко! Знаете ли вы, кто это? Губернатор области! Он состоит в партии мелких сельских хозяев, вчера приехал сюда, переночевал в моей квартире. Господин губернатор друг моего сына. Вот кто был инициатором создания партийной организации! И он одобрил не только это! И требования наши, и кандидатуры тоже! Вы же вы личинка большевистская! Думаете, мы вас испугаемся? Да мы и вашего эмиссара, этого Кесеи нисколько не боимся! За кем пойдет большинство жителей села, кого оно поддерживает? Нас, мой милый, нас! Защитников религии, отечества и частной собственности
Ложь!
Да? А эти списки что-нибудь да значат! продолжала она, роясь в сумке своими дрожащими, скрюченными, как когти птицы, пальцами. И эти подписи! Не бойтесь, Гашпар Хоремпе свое дело знает. Он собрал для нас вчера вечером больше трехсот избирателей. А вы и ваша партия? Что она собой представляет? Какую-то карликовую партию! Сколько вас тут шатается? Кто вас сюда назначил на ведущие посты? Ну ладно, оставим это! Я спрашиваю вас в последний раз: передадите ли вы наши требования по назначению?
Бицо встал. Он побледнел как полотно. Пальцы рук как-то сами сжались в кулак. На висках билась надувшаяся, наполненная кровью вена.
Нет! воскликнул он и, сжав зубы, ударил кулаком по столу. Даже если вы соберете целый воз подписей!
Дама вздрогнула, отступила на несколько шагов и, схватившись за дверную ручку, с презрением бросила ему через плечо:
Варвар!.. А я-то думала
Что она думала, она так и не успела сказать, потому что в соседней комнате послышался шум и дверь с треском и стоном распахнулась.
Виновником столь бурного вторжения оказался дядюшка Гач с сахарного завода. Он был взбешен. Его морщинистое, словно разрисованное углем лицо, все в складках сафьяновой кожи, горело жарким пламенем.
Что это вы надумали? На что это вы надеялись, вы подстилка поповская! налетел он на перепуганную Паштине. Варвар? Наивненький? Личинка большевистская? Хотите, чтобы Андраш стал куклой в ваших руках, чтобы вашу телегу толкал? Это почему же? Потому что он грамотный? Нет, не дождетесь вы этого
Я вас попрошу
А вы не просите! Радуйтесь, что на свободе гулять можете. А требования свои посолите и замаринуйте. Так они лучше сохранятся. Мы позволим вмешиваться и высказываться по делам села только людям демократических взглядов Ну, чего вы тут стоите, чего еще ждете? Вон нам дверь! Как выйдете, не забудьте закрыть ее за собой. Честь имею И старый Гач, отвернувшись, уставился а окно.
А Паштине, поняв, что бить ее здесь все же не будут, что в прямом смысле слова и с лестницы не спустят, что она уйдет отсюда так же, как пришла, самоуверенно и даже с угрозой произнесла:
Хороша же у вас демократия! Террор и деспотизм! Но губернатор Яцко примет меры. Союзная контрольная комиссия прибыла уже в Сомбатхей и начала действовать
И она удалилась. Каблуки ее стучали, бедра плавно покачивались, голова была гордо поднята кверху. Уходя, она демонстративно не стала хлопать дверью.
Дядюшка Янош первым нарушил тишину Бицо, когда дама уже выходила из ворот. Он был рад, что по-своему, скорее по велению инстинкта, чем разума, смог выстоять, но недоволен, что самым убедительным его аргументом все же был кулак и что дядюшка Гач помог ему выбраться из трудного положения, высказав ей в глаза все, что должен был сказать он сам.
Ничего, сынок, ничего, откликнулся старый Гач, понимая Андраша без слов. Отец твой меня послал, предусмотрительный он А у нас в национальном комитете этот самый Хоремпе скандалил. Так, мол, и так, говорит, лучшие граждане, цвет села, более трехсот человек подписались за их партию, говорит, большинство решать будет, а потому отец твой должен встать с кресла и передать свое место ему, Хоремпе
А потом что?
Что же еще? В шею его выгнали.
А что мой отец сказал насчет Яцко, губернатора?
Две, говорит, есть возможности. Или слепой он, пыли ему в глаза напустили, или просто гад. Если он слеп, мы ему глаза еще раскроем, объясним, чтобы поосторожнее был, потому что в плевела попал. А если гад, то мы от своего ни за что не отступим; если же они до крайности дойдут, то у нас центральный комитет есть, там по справедливости разберутся Слушай, сынок, ведь эта хитрющая баба и ее горе-помощники они же не об интересах села заботятся, а только о своих. Ищут, как и раньше, выгоды и наживы. Хоремпе-то этот, ведь его всего два раза сельским старостой избирали, а чего он этим добился? Обо всем говорить не стану, скажу только одно: за сено, скошенное по берегам ручья, он себе дом отремонтировал. Отдавал покос в аренду задарма, по дешевке, торги объявлял только для виду, доходы села от покоса в десять раз уменьшил, а денежки иудины себе в карман положил, мерзавец. Вырубка деревьев, откорм скота, мощение дорог, запись коров в племенную книгу все было ему на руку, со всего он свою пошлину собирал, а теперь у него хватает еще нахальства лезть своей жирной задницей в председательское кресло твоего отца. Только мы ему этого не позволим. Мы все помним, мы не забыли еще его гнусностей.
Но, к сожалению, другие, больше трехсот человек, видимо, забыли.
Да, сынок, видать, забыли, тихо согласился старый Гач. И это не пустые люди, я весь список перекопал. Большинство из них хорошие, порядочные, много перестрадавшие крестьяне. Он умеет, этот наш господин Хоремпе, подмасливать, недаром в предвыборных кампаниях верховодил: повязал их по рукам, по ногам, а потом выканючил подписи И если мы еще что-то можем сделать, раз уж товарищ Кутрович позволил себя обогнать, так это вот что: всех подписавшихся надо повернуть против Хоремпе и Мари Цирок. Пусть люди сами их сбросят, изгонят, а тогда, пожалуйста, место свободно, направляйте своего делегата в национальный комитет
Дело это нелегкое, задумался Бицо, взвешивая возможности.
Нелегкое, сынок, а что делать? До сих пор у нас какой лозунг был? «Давай все силы вложим, чтобы работа пошла». А теперь нам надо бы задуматься: кому на пользу работать? Видишь, Паштине уже руку тянет: мол, для меня, только мне на пользу! А буржуи покрупнее, у которых зубы да когти покрепче?! Сначала они думали, что придут русские и никого из них не помилуют, всех подряд расстреляют или в Сибирь сошлют, а теперь они начали жить-процветать, как только увидели, что и мы, коммунисты, не так с ними обращаемся, как они того заслужили, так они уже думают, что и для них рассвет пришел. Вот взять, к примеру, этого Фридьеша Вюншера.
Кто это такой?
Вюншер, который в центральном правлении кооператива «Хандья» был почти что богом Да ну, неужели ты о нем ничего не знаешь?
Нет. Откровенно говоря, я это имя в первый раз слышу.
Зверь он крупный, мерзавец тоже немаленький Он еще должен ответить за то, что Будапешт стал столицей голода. От него все снабжение зависело. Да ведь он разыграл игру так, чтобы все склады, мука, мороженое мясо, консервы попали в руки нилашистов Ну кто бы мог подумать, что он здесь сидит, что он тут перезимовал и направлял на Грац и Феринг составы со всяким добром. А ведь это чистейшая правда! И он бы смылся в Будапешт, а оттуда за границу, если бы товарищ Томбор не был бы таким зорким. Но уж он-то оказался на высоте. Сам господь бог создал его для места начальника полиции.
Поймал?
Да. Сегодня. Было начало девятого, когда Вюншер к Томбору заявился.
Как это? Сам пришел? Без повестки?
Точно Пришел и попросил выдать ему удостоверение: мол, для поездки нужно. Его, мол, ждут, он должен провести переговоры с уполномоченными западных держав в Будапеште. И припугнул, что если он опоздает, то за это к ответу привлекут Томбора и всю местную полицию.
А Томбор что ему сказал?
Он много не говорил. «Хорошо, господин, ответил он, я, как приватное лицо, верю, что вам нужно уехать, но, как лицо должностное, не очень-то могу поверить этому без доказательств». Тут Вюншер лезет в карман, достает бумажник, вынимает оттуда целую пачку бумаг, бросает на стол и смеется. «Вот вам мои доказательства, пожалуйста, говорит, только переводчика я к ним, к сожалению, приложить не имею возможности». Он-то, конечно, думал, что какой-то там Томбор, рабочий, невесть откуда появившийся, дурак и болван, откуда ему иностранный язык знать А теперь они там вместе диктанты пишут.
Это как понимать?
Как я сказал, так и понимай. Вюншер диктует, показания дает, а Томбор записывает. Ну конечно, довольно усмехнулся старый Гач, господин директор сразу спекся, будто по башке его трахнули, аж закачался, когда Томбор прочел его бумаги, а потом начал задавать ему вопросы сначала по-немецки, а потом по-французски. Вюншер хотел было взять бумаги обратно, попытался отговориться: это, мол, фатальная ошибка, будем считать, господин капитан, что ничего такого не было, да Томбор уже из тех бумаг вычитал, кто перед ним стоит, так что он уже крепко держал лису за хвост.
Вот это да! Вот это случайность! обрадовался Бицо успеху новоиспеченного начальника полиции.
Да, сынок, признал старик Гач, но не думай, что это слепой случай! Господа буржуи ошибаются и спотыкаются на том, что они не привыкли принимать нашего брата за человека. Работать, вкалывать вот, думают они, только это мы и умеем. Но чтобы еще что-то?! Ну ладно, я пошел, отец твой меня небось уже поминает крепким словом. Командировка у нас.
Куда? Повозка не нужна?
Нет. Мы, сынок, за железную дорогу поплетемся, на мельницу «Тромбиташ». Дельце у нас тут есть одно к мельнику, знаешь его? Такой великан, расплывшийся, центнера два потянет. Говорит, ограбили его, всю ременную передачу на подметки разрезали, а теперь он мельницу из-за этого пустить не может. А это совсем не так. Тут парень этот, племянник твоей матери, принес сведения. Ремни-то, оказывается, целы, поискать их только надо на чердаке да в хлеву: туда их мельник запрятал.
А на что ему это? Осторожничает?
Что ты, какая там осторожность! Там же пост выставили, по полицейскому к каждой мельнице. А он просто саботирует. Господину хозяину не по вкусу, что ему наличными платить будут. Чего, говорит, эти деньги сейчас стоят, я их только вместо туалетной бумаги смогу использовать. Будь спокоен, мы его на ум наставим.
Успеха вам!
Это будет Ну, дай тебе бог, сынок. Сабадшаг!
Старый инструментальщик протянул свою тяжелую, всю в пятнах и рубцах, руку, пожал руку Андрашу и направился размеренной, по-утиному покачивающейся походкой к двери
Он совсем исхудал, постоянная беготня последних дней съела последнее мясо с его костей. Шагает он так, будто не ноги, а ботинки несут его. Некогда купоросно-синий, а теперь поблекший сатиновый костюм болтается на нем, смявшись гармошкой. И все-таки вид старого Гача и то, как он в своих башмаках-лодках перебирается на другой край площади, пробуждает в Бицо чувство большого уважения. «Пока существуют такие люди, нам ничего не страшно», думает он. Ему вспомнились слова Кесеи о том, что в Андраше Бицо он хотел бы видеть борца, а не конторщика
Когда это было сказано, Андраш принял сначала эти слова за умничанье. Слово «борец» просто на нервы ему действовало. Однако, нравится это или нет, другого теперь не дано: с сегодняшнего дня просто работа кончается. Начинается упорная, сложная, требующая постоянной бдительности борьба, за которую он хотя и инстинктивно, не задумываясь, но уже взялся, сказав «нет» Паштине
Справится ли он в дальнейшем? Если получит помощь, то да! Если же он в одиночку ввяжется в нее, не имея достаточной практики и подходящего оружия, то неизбежно проиграет нанесет ущерб и партии, и селу.
Что за изощренная персона эта Паштине, пробы на ней ставить негде! «Кто меня тронет, тот всю партию мелких сельских хозяев тронет!» Этими словами она как бы объявила себя защитницей веры, родины и частной собственности. Она выставляет себя этаким представителем партии, показывая, что ее собственные дела и погоня за властью это не только дело партии мелких сельских хозяев, но и важный международный вопрос, решать который будет сама Союзная контрольная комиссия