Слушай приказ начальника штаба. Сворачиваем на террасу. Ехать по одной колее, след в след. Морды лошадям стянуть, чтоб не ржали, не курить, не разговаривать!
Когда с тракта съехала в лес последняя подвода, ротмистр с Шалым, пятясь, присыпали следы от колес трухой из листьев и травы. Проделали они это столь искусно и тщательно, что уже и самим не разобрать было, где же проехали телеги.
Сгрудившись за каменным развалом, отряд томительно ожидалчто дальше? Пальба прекратилась и установилась такая тишина, что было слышно позвякивание конской сбруи и чмокание жеребенка, припавшего к вымени матери.
Тут уже сам Лосев, собравшийся перед опасностью словно тугая пружина, встал на передок повозки и оглядел всех цепким ястребиным взглядом. Обветренное, безукоризненно выбритое лицо подполковника, со сталистыми, слегка навыкате глазами, высоким лбом, острым с горбинкой носом и тонкими губами, опаленное десятками сражений; напряженная осанка, скупые и точные, несмотря на болезнь, движения выдавали в офицере твердого и бесстрашного воина. На нем была подбитая беличьим мехом и крытая тонким сукном защитного цвета бекеша с серым каракулевым воротником. На ногах хромовые сапоги.
Слегка приглушив голос, он распорядился выставить дозоры, а самых опытных следопытов, Дубова и Шалого, отправил в разведку.
Потянулись бесконечно длинные минуты томительного ожидания. Всякий раз, когда от порывов ветра начинала перепуганно лепетать листва, люди настораживались и до звона в ушах вслушивались в доносившиеся звуки.
Ку-ку, ку-ку, ку-ку (не стреляй, свои), подала наконец парольный голос «кукушка».
Ку-ку, ку (понял, проходи), ответила другая.
Из густого ельника вышло пять человек. Впереди казаки, за нимитрое офицеров. Старший по званию, штабс-капитан Тиньков Николай Игнатьевич, загорелый, довольно высокий, с гвардейской выправкой, в кителе с изрядно потускневшими золотыми погонами, со скрученной бледно-серой шинелью через плечо, подойдя к Лосеву, резко вскинул руку к козырьку:
Здравия желаю, господин подполковник! Разрешите доложить, густым рокочущим басом обратился он.
Докладывайте, только потише.
При подходе к Караульному камню попали в засаду. Красные фланговым огнем из пулеметов всех положили на поляне. Я, мичман и юнкер успели укрыться за буреломом. Поднимаясь в горы, встретились с разведчиками.
Как, много красных?
Точно сказать затрудняюсь. Судя по плотности огня, человек сорок.
Так, нас восемнадцать Маловато Что с полковником Степановым? Убит?
Убит. По нему первому и били.
Жаль Лосев снял фуражку, стиснул кулак так, что пальцы побелели.
Простите, господин подполковник, забыл доложить. Казак Дубов видел среди красных Хохловаденщика полковника.
Лосев нахмурился:
Вот паскуда! А врал, будто занедужил. Теперь ясно, почему поджидали и постреляли, как щенят слепых Сие в корне меняет дело Хохлов ведь знает, что следом идет обоз с провиантом и боеприпасамисам подводы собирал Ситуация непростая, а действовать надо быстро. Вижу два варианта. Первыйвозвращаемся в Охотск, а там по обстановке. Второйспускаемся по ключу к речке Юдома и по ней сплавляемся до Аянского тракта. Там ожидаем группировку генерала Пепеляева. А у вас, штабс-капитан, какие соображения?
Возвращатьсяпозорно. Полагаю, вариант с Юдомой оптимальный.
Я тоже склоняюсь к немуЮдома рядом. Если поднажать, на Аянский тракт дней за пятнадцать выберемся. Но уйти, не отомстив за товарищей, постыдно для офицера.
Оно, конечно, так, однако ж силенок у нас маловато
Согласен, с людьми не густо. Надо прибегнуть к военной хитрости. Подполковник, преодолевая озноб, поежился и поплотнее запахнул бекешу. Переведя взгляд на Пастухова, сказал:Господин ротмистр, подойдите, давайте вместе обсудим Что мы имеем? В двух-трех верстах от нас отряд красных, минимум в два раза превосходящий по численности. Вопроскак малым числом совершить акт возмездия?
Ротмистр снял фуражку и, по привычке протер лысину.
Красные нас наверняка поджидают. Скорей всего, на том же месте. Сейчас, должно быть, с поляны убитых убирают, чтоб нас не спугнуть. Думаю, до вечера подождут, а с утра сами начнут разыскиватьосновнойто груз у нас. Так давайте поможем им. Вернемся назад, к ущелью, что Щеками зовется, оставим повозки на виду, а сами сверху в скалах заляжем. Лошадей выпряжем и в лес уведем. Как только красные зайдут в теснину, так огнем из пулеметов покосим. Один поставим на входе, другой на выходе. Надо только создать видимость, будто обоз разграблен, чтобы безбоязненно подошли. Набьем несколько казачьих форм травой и раскидаем «куклы» вокруг телегбудто убитые лежат. Пару подвод распотрошим, крышки с ящиков сорвем. Одну лошадку, для убедительности, придется пристрелить. На такую заманку, думаю, клюнут!
Подполковник слушал, одобрительно кивая головой:
А что, Щекизападня надежная, ни один не уйдет. Сколько до ущелья отсюда?
Верст семь, не боле.
Всего-то два часа ходу! В предвкушении мести Лосев даже звонко щелкнул пальцами и, повернувшись к штабс-капитану, приказал:
Отправьте казаков обследовать дорогу в обе стороны. Да потщательней!
* * *
Перед злополучной поляной разведчики увидели поваленную поперек тракта здоровенную сухую ель с торчащими во все стороны острыми сучьями.
Неспроста она тут! прошептал Федот.
Бесшумной звериной поступью зашли в лес. И верновон трое затаились в кустах, о чем-то шепотком переговариваются.
Вернувшись к своим, казаки доложили о заломе и дозоре красных подполковнику.
Ель с расчетом повалили. Подойдет обоз, возницы слезут, начнут ругаться, убиратьникак не прозеваешь, догадался Лосев. Тоже хитрят. Ну что ж, теперь можно смело ехать к Щекам и готовиться к встрече.
* * *
В ожидании скорого боя люди были возбуждены. Все горели желанием отомстить за убитых товарищей. Шалый, с любовью поглаживая смазанный и начищенный пулемет, балагурил. Дубов слушал с улыбкой и заправлял патронами одну ленту за другой. Всего их возле него лежало уже пять
Вот, наконец, на стальных гранях штыков блеснуло выглянувшее в разрыв черногрудых туч солнце, и на дороге показались первые верховые отряда красных. Разговоры в засаде прекратились сами собой. Лица стали серьезны, сосредоточенны, в глазахтвердая решимость. Тихо, только ветерок слегка шелестит в ветвях кедров и негромко токают-переговариваются сидящие на березах тетерева.
Увидев стоящие в беспорядке подводы и лежащих в траве убитых казаков, красноармейцы остановили лошадей, сдернули с плеч винтовки. Боязливо поглядывая на нависшие скалы, двое направились к обозу. Оставшиеся с напряжением наблюдали. Вот красноармеец подъехал к «телу» казака и слегка свесился с лошади. В этот момент Лосев рявкнул: «Огонь!» Скалы ответили на команду звонким треском пулеметов и сухими щелчками винтовок. Стреляли почти без промаха, по заранее выбранным целям. Тиньков поймал в прицел ручного пулемета Шоша обезображенное страхом лицо Хохлова. От выпущенной очереди голову предателя буквально разнесло на части.
Собаке собачья смерть! Подыхай, сука! мстительно орал, разинув оправленный узкими усиками и аккуратной бородкой рот, разлютовавшийся штабс-капитан Тиньков и поймал в прицел кожанку, метнувшуюся к повозке.
Подсохшая земля от пуль покрылась ватными клубками пыли. Красноармейцы попытались развернуть пулеметы вверх, но один за другим, взмахивая руками, валились на землю. Некоторые успели укрыться от смертоносных струй за камни и стали метко отстреливаться. Вот затих, даже не вскрикнув, казак рядом с Лосевым. Помянул недобрым словом матушку раненный в плечо Шалый. Пули все чаще цвинькали по камням.
Гранаты! Кидайте гранаты! скомандовал подполковник и, сняв чеку, метнул свою. Прогремели один за другим взрывы, и в ущелье установилась нереальная после пальбы и оглушительного грохота тишина, которую неожиданно нарушил вопль ротмистра Пастухова, взобравшегося на камень и размахивающего наганом:
Крамола кругом!
К нему подошел штабс-капитан и, осторожно вынимая из руки оружие, сказал, показывая на убитых красноармейцев:
Успокойтесь. Зачинщики уничтожены.
Из донесения, найденного в документах одного из убитых, по всей видимости командира, узнали потрясшую всех новостьповстанческая армия корнета Коробейникова разгромлена. Из Якутска в Охотск направлены два красных эскадрона и начальнику Аллах-Юньской заставы Ивару Райнису приказано в кратчайшие сроки очистить закрепленный за ним участок тракта от остатков белых.
* * *
Лосеву, лично руководившему боем и пролежавшему на холодных камнях не меньше часа, на следующий день стало совсем худо. Ротмистр убедил его забраться в крытую подводу и заботливо укутал полушубками. Но подполковника знобило даже под овчиной. Когда приступ лихорадки ослабевал, Лосев в мыслях возвращался к неожиданному известию о разгроме трехтысячной армии корнета Коробейникова.
Как могло такое случиться? В Охотске отважный корнет успел стать кумиром горожан. Еще бысумел собрать такое крупное соединение и освободить от красных почти всю Якутию! Рассказывали, что поначалу у него был небольшой отряд, состоявший из одних кадетов и юнкеров. Разбив летом 1921 года красных на Мае, они захватили сорок тысяч пудов провианта и боеприпасов. Это позволило принять новых добровольцев и в короткий срок стать значительной военной силой. За несколько месяцев вся область перешла под контроль их армии. Красные удержались только в областном центреЯкутске.
Весной 1922 года в Охотск пришла радиограмма от Коробейникова: «Уничтожен арьергард красного экспедиционного корпуса зпт идущий из Иркутска на подмогу большевикам тчк Для их окончательного разгрома просим помощи кому дорога судьба России тчк».
Полковник Степанов, царствие ему небесное, и онЛосев, откликнулись первыми: честь офицера не позволила им сидеть сложа руки. Собрав добровольцев, они спешно вышли в Якутск, и на тебе: отряд уничтожен, а сама повстанческая армия уже не существует. Научились красные воевать Ничего, Пепеляев скоро задаст им перца! Умный командир. И пуля его не беретговорят, заговоренный. Не проиграл ни одного боя, а сколько блистательных побед! Вон как Пермь в 1918 году с ним взялипочти без потерь! Тогда для армии Колчака открылась дорога на Москву. К сожалению, в это время по всей Сибири усилились бунты крестьян, рушился, пораженный мздоимством интендантов и зверствами разномастных банд, тыл. Учитывая эти обстоятельства, адмирал так и не решился пойти на первопрестольную
Оживление в голове колонны отвлекло Лосева от воспоминаний: обоз вышел к реке Юдома. Два дня ушло на то, чтобы напилить сухостоин, связать из них плоты. Низкое, серое небо, видимо, жалея путников, так и не распахнуло свои затворы для дождя. Даже, напротив, снопы солнечных лучей временами пробивались в узкие разрывы туч и подбадривали радостным светом.
До Усть-Юдомы, откуда начинался сухопутный переход на Аянский тракт, сплавились без происшествий с единственной потерейна мощном прижиме один из плотов вздыбило и в воду сорвались два ящика с патронами.
Вскоре после того как отряд Лосева добрался до села Усть-Миле, стоящего прямо на тракте, из Ляна прискакали братья Сивцовыхозяева самых крупных табунов в округе. Они были в приподнятом настроении: дружина Пепеляева уже десантировалась с двух пароходов и готовилась выступить на Якутск. Им помогают обиженные купцы, кулаки, тойоны, возмущенные принудительной кооперацией оленеводы и почуявшие возможность прийти к власти эсеры.
Перед братьями была поставлена задача: до подхода пепеляевцев собрать в Усть-Миле табун из двухсот верховых лошадей с упряжью для кавалерийских эскадронов (транспортных оленей в дружине достаточнотунгусы дали) и еще успеть развезти по трактовым станциям фураж, попутно скупая зимнюю одежду: полушубки, малицы, унтытеплые сапоги из оленьего меха.
«И в самом деле, все устраивается, воспрял духом подполковник. Хозяйка в тесто кладет немного дрожжей, а оно вздымается. Так и дружина генерала по дороге еще обрастет сторонниками и, как уже на Руси не раз бывало, превратится в непобедимое народное ополчение. С Пепеляевым мы всех одолеем!..»
У ЭВЕНКОВ
У Корнея с Дарьей подрастало двое справных, работящих сыновей: Изосим и Паша. Старшему, Изосиму, шел четырнадцатый год, а младшему минуло восемь.
Когда дед Елисей с бабкой Ольгой ударялись в воспоминания о жизни в стойбище, в котором она выросла, а чуть живой от обморожения дед, тогда молодой парень, впервые увидел ее, Изосим преображался: слушал затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово. Он давно грезил попасть в те места и увидеть своими глазами кочевой быт оленных эвенков. Его волновало все новое. Таким уж уродился по божьему замыслу. (Паша же был равнодушен к таким рассказам).
Изосим исподволь стал подговаривать родителя сходить проведать кочевую родню. Корней, и сам истосковавшийся по простодушным, гостеприимным родственникам, обещал, но всякий раз возникали неожиданные препятствия: то ветром у кого крышу завалит, то кому баню надо помочь обновить, то дрова заготовить. Да мало ли в хозяйстве дел.
Разрешилось все зимой и самым неожиданным образом.
В скиту, буквально потонувшем после многодневной вьюги в снегу, пушистая заметь доходила до самого верха заплота, вовсю праздновали святки. Парни и девушки после обеда собирались на берегу Глухоманки на игрища, на которых молодняк украдкой присматривал себе пару для помолвки. Здесь они прогуливались, барахтались в сугробах, катались с ледяных покатушек. При этом ребята нарочно опрокидывали санки на спуске и как бы нечаянно прижимались к приглянувшейся девице.
А вечерами на утоптанной полянке у ворот, под приглядом старших, водили хороводы, сопровождавшиеся кружковыми песнями. Большинство из них имело поцелуйную концовку. По кругу двигались неторопливо, чтоб не нарушать запрет на плясания.
В эту самую пору к скиту подъезжал дядя КорнеяБюэн, крепкий, несмотря на то что ему минуло шестьдесят лет, эвенк со смуглым, прокаленным морозом лицом. На нем чем-то инородным смотрелись опушенные белым инеем густые брови и ресницы. За спиной болталась старенькая берданка 28-го калибра. Сильно поношенная меховая парка и потертые штаны из сыромятной кожи говорили не о бедности, а о том, что этот человек просто мало придает значения своей одежде, все время и все силы отдавая работе.
Приехал Бюэн на четырех упитанных, привязанных друг к другу ременными поводками быках, три из которых были безрогимиуже сбросили до весны. На первомсам, второй с вьюками: палатка, меховой спальный мешок, продукты, котелок, чайник. И два оленя с тяжелыми сумами.
Молодежь как ветром сдуло: умчались в скит известить о чужаке. Бюэн, не обращая внимания на яростный лай собак, спешился, потянулся, разминая суставы, и стал устанавливать прямо у ворот свою походную палатку. Калитка отворилась, и к нему вышли бородатые мужики.
Дорова, Елисей! Узнавал? Это я, Бюэн. Ты не ехал, сам ехал. Гостинцы привез, соль привез. Бери, видишьмного готовил, с трудом двигая замерзшими губами, проговорил эвенк, указывая на груз.
Елисей, признав шуряка, с радостными возгласами обнял его. Отправив Корнея за матерью, сам побежал к наставнику испросить дозволения принять гостя. Григорий посопел, но не отказал. Когда вернулся, счастливая Ольга висела на шее брата:
Как там наши? спросила она.
Хорошо, много хорошо.
Корней уже освободил уставших животных от вьюков и увел их на малоснежную сторону заплота в ельник. Проголодавшиеся олени сразу обступили деревья и стали жадно отрывать сильными губами свисающие с них космы лишайника.
Кочевника провели в дом, усадили за стол. Изосим, слышавший много рассказов о бабанином брате, с интересом разглядывал его. Темные, как безлунная ночь, волосы, побеленные изморозью седины, спадали на широкие плечи, отчего голова издали походила на чум.
Хотя Бюэн не очень хорошо изъяснялся на русскомподзабыл, с помощью Ольги узнали, что эвенкийской родне срочно требуется помощь: оленей в их стаде косила таинственная болезнькаждый день умирало два-три орона.