Отдохните, сказал он, успеем еще наговориться вдоволь на сей счет.
Обещайте сделать, что я просила, дон Франсиско, пробормотала больная, простирая руку, словно желала взять с него обет. Ради господа бога
Но, сеньора Вы ведь знаете Как же вы хотите, чтоб я
Неужто я, ваш истинный друг, могу обмануть нас? сказала вдова Хауреги, будто чудом обретая вновь привычную бойкость речи. Посоветую ли я вам во вред, особенно теперь, когда врата вечности отверсты предо мной когда в моей бедной душе истина, да, истина, сеньор дон Франсиско Ведь святой дух снизошел на меня Если память мне не изменяет, я причастилась вчера утром
Нет, сеньора, сегодня ровно в десять, ответил Торквемада, довольный, что поймал ее на хронологической ошибке.
Тем лучше. Мне ли, причастившейся господа нашего, пускаться на обман? Внемлите святому слову другаоно вещает вам уже из иного мира, из обители, где где
Она запнулась, тщетно стараясь придать фразе поэтический оборот.
Еще добавлю: все, что я предрекаю, на пользу и душе вашей и телу: и дельце, глядишь, выгодное и милосердное деяние в, полном смысле слова Не верите?
Ох, да я ж не говорю
Нет, вы мне не верите А когда-нибудь будете локти кусать, что не сделали, по-моему Экая досадапомереть, не успевши обсудить все перипетии! Застряли на целый век у себя в Кадальсо-де-лос-Видриос, а я валялась тут как пригвожденная и сгорала от нетерпения, поджидая вас.
Да знай, я, что вам так плохо, я бы раньше приехал.
А теперь я умру, не убедив вас!.. Дон Франсиско, пораскиньте умом, послушайтесь меня: разве я когда вам худое советовала? Знайте: на смертном одре каждыйпророк, и я, умирая, говорю вам: сеньор дон Пако, не сомневайтесь ни минуты, зажмурьте глаза и
Новый приступ вынудил больную умолкнуть. Пришел врач, прописал какой-то новый отвар и, выйдя в коридор, дал понять безнадёжность положения, вытягивая губы и качая головой. Снова осмотр, бесполезные растирания Дон Франсиско, ослабев от усталости, прошел в столовую и там, в обществе племянника больной, Николаса Рубина, подкрепился яичницей с луком, которую служанка подала им в мгновение ока.
В полдень донья Лупе, неподвижно лежавшая с открытыми глазами, отчетливо произнесла несколько фраз; но они были бессвязны и отрывистыодни без начала, другие без конца, словно в мозгу у нее разодрали на тысячу клочков рукопись старинного трактата: разделили на записочки, сложили в шапку и, перемешав, стали вынимать по одной, как при игре в фанты. С глубокой скорбью слушал Торквемада, как из головы, еще недавно столь здравой, разлетались во все стороны мысли, точно голуби из разоренной голубятни.
Добрые деласолидный капитал; как умрешь, его только и примут на текущий счет там, на небе В дверях чистилища каждой душе дают по жетону, потом настает день, хор поет: «Номер такой-то!»и выходи, душа, одна за другой по очереди Уж больно жизнь коротка. Думаешь, ты только на свет появилась, а глядишьпомирать пора. Они должны бы дать всякому время раскаяться Вот ведь жестокость! В полденькусок хлеба, в шестьвино, откуда же благочестию взяться? Рабочий люд и рад быть добродетельным, да не дают ему. А повелит святой Петр благословенный запирать кабаки в девять вечерамы тогда и посмотрим По мне смертьблаго: если бы все жили вечно, без отпеваний и похорон, чем бы кормились священники?.. Как ни верти, чтоб двадцать восемь и восемь было сорок, а все выходит только тридцать шесть. Почему? Да от сотворения мира бедная арифметика мыкается в руках школьных учителей и репетиторов-голодранцев! У нищих, ясно, малые числа в почете, а большие большие прозябают
В минуту просветления донья Лупе взглянула на скрягу, который молча, стоял у постели, всем своим видом выражая сочувствие, и с прежней настойчивостью заладила:
Знаете, я все больше убеждаюсь, что вы так и сделаете Нет, не качайте головой
Но, дорогая моя сеньора донья Лупе, если я и качаю головой, то лишь в знак согласия.
Ах, какая радость! Что вы сказали?
Торквемада дал ей слово, не посовестившись лгать у одра умирающей. Легко утешать милосердной ложью того, кто не сможет вернуться и спросить с нас за неисполненное обещание.
Да, да, сеньора, добавил он, помирайте себе спокойно То есть нет, не надо умирать будь оно неладно! Я хочу сказать, спите себе и да будет сон ваш мирен, как вечерний благовест.
Донья Лупе сомкнула веки, но ненадолго; вдруг глаза ее озарились новой идеей, последней, обретенной в прощальной спешке; так уже собравшийся в дорогу путник обнаруживает вдруг забытый в углу узелок.
Неужто я ничего не смыслю и зря призываю вас породниться с этой семьей? По совести, вы должны это сделать, а если увильнете, то из одного лишь эгоизма. А знаете, что может случиться?
И столько лихорадочного возбуждения было в ее вопросе, в руках, простертых к самому носу перепуганного процентщика, что Торквемада бросился поддерживать ее, предвидя новый приступ горячечного бреда.
Ах, продолжала она, устремляя на Торквемаду матерински нежный взор, я ясно вижу будущее Господь вразумил меня. Я предсказываю: с вашей помощью мои друзья выиграют тяжбу По всей справедливости они и должны ее выиграть. Несчастная семья!.. Но дон Франсиско принесет им удачу Взаимная поддержкаи дело выиграно Противную сторону с грязью смешаем А уж вам числа не будет вашим миллионам Черт меня побери, если вы их не заслужили с вашим-то упорством да стараньем А выиграть процесслегче легкого! Знайте (тут она понизила голос до таинственного, заговорщического шепота), знайте, дон Франсиско: как отсудятвсе будет у них: сады Валенсии, рудники Бильбао, пол-Мадрида и десятки домов в Гаване. Кроме того, имение в двадцать с лишним лиг в Кольменар-де-Ореха, а уж акций Испанского банкабольше, чем дней в году! Да еще семь больших пароходов, большущих! И, почитай, половина всех фабрик в Каталонии Мало того, контора дилижансов, что ходят из Молины-де-Арагон в Сигуенсу, великолепная усыпальница в Кабре и тридцать, а то и тридцать пять отменнейших сахарных заводов на Кубе Прибавьте к этому половину денег, что привозят американские галионы, и весь табак провинций Вуэльта-Абахо, Вуэльта-Арриба, Вуэльта-Гранде-дель-Ретиро
Она умолкла, а может быть, просто дон Франсиско не разбирал больше ее бессвязных речей, поминутно прерываемых вздохами. Пока донья Лупе боролась со смертью, он вышел в соседнюю комнату. Голова его кружилась от всех этих сахарных заводов на Кубе и американских галионов; несчастная сеньора совсем огорошила его своим предсмертным бредом.
До трех часов утра тянулась агония доньи Лупе. Дон Франсиско беседовал в гостиной с соседкой, когда на пороге появился с присущим ему видом ученого мужа священник Николас Рубин и мрачно провозгласил: «Transit!»Ах, отходит, бедняжка! промолвил Торквемада, словно поздравляя умирающую с окончанием столь долгих мучений. Нельзя сказать, чтоб он остался бесчувственным к смерти своего друга: услышав скорбное «Transit», он ощутил, будто в жизни его образовался какой-то провал, пустота. Нет сомнения, ему будет очень не хватать доньи Лупе: не на каждом шагу попадается дельный советчик, столь разумно и бескорыстно помогавший ему во всех махинациях. Удрученный и подавленный, мысленно озирая безмерное одиночество, в которое он отныне погрузился, скряга обошел весь дом, отдавая необходимые приказания. Тем временем набилось полно родственников, кумушек и соседок, которые от души и со всей любовью, как того и заслуживала умершая, пришли отдать ей последний долг, прочесть молитвы в меру своего разумения и помочь обрядить донью Лупе в платье кармелитки. Посовещавшись со священником Николасом Рубином, дон Франсиско распорядился насчет погребения. В конце концов, убедившись, что все налажено в соответствии с волей усопшей, достоинством ее имени и его собственнымв качестве старинного и ближайшего друга он причислял себя к семье покойной, Торквемада, вздыхая, спустился по лестнице и побрел домой.
Уже светало. Над темными улицами еще разносился дребезжащий свист надтреснутых свистулек, слышались тяжелые шаги полуночников и легкая поступь тех, кто встал на заре. Молча и нигде не останавливаясь, добрался дон Франсиско до своего дома на углу улиц Сан Блас и Молочной.
Глава 2
Позволив себе соснуть часов пять на складной кровати, ростовщик позавтракал, почистил черный сюртук, облачился в него, надел новые башмакина все это ушло еще часа полтораи, уделив минутку внимания делам, вернулся в дом покойницы. Он подозревал, что там давно уже нуждаются в его присутствии и авторитете: подружки усопшей, должно быть, все перепутали, а ее племянник-священник был человеком нерешительным. К счастью, все шло своим чередом. Донья Лупе спала первым сном вечности в зале, окруженная сдержанной, словно официальной, скорбью. Родственники отнеслись к событию спокойно, служанка и привратница также почти утешились, что стало особенно заметно при выносе тела. Николас Рубин с сосредоточенным видом перелистывал свой требник, отрываясь от святого занятия лишь затем, чтобы сбегать на кухню закусить: при его хилом сложении и усталости от ночного дежурства это было далеко не лишним.
Среди находившихся в доме людей лишь одна особа выражала сердечное, неподдельное горе. Моложавое лицо этой сеньоры не вязалось с преждевременной сединой, скорее украшавшей, чем старившей ее. Черное платье дамы было сшито со вкусом, а шляпка показалась дону Франсиско верхом изящества. Врожденное благородство манер, перчатки, хорошенькие туфельки на маленьких ногах, опрятность и простота одеждыот всего ее облика веяло тем, что Торквемада называл «аристократическим душком».
Помолившись у гроба, незнакомка перешла в кабинет; скряга последовал туда же, стремясь завязать с ней беседу и тем показать, что умеет распознать и оценить истинное благородство среди множества заурядных посетителей. Дама опустилась на диван и отерла, казалось, искренние слезы. Увидев подле себя какое-то чучело со шляпой в руке, она приняла его за распорядителя на похоронах из числа родственников усопшей.
Благодарю вас, сказала она, мне здесь удобно Ах, какого друга мы потеряли!
И снова слезы выступили у нее на глазах; ответом на них был глубокий вздох, который процентщику не так уж трудно было исторгнуть из своей жирной груди.
Да, да, сеньора, какого друга! Что за личность! Какие способности в коммерции и при этомбезупречная честность Да все прочие ей и в подметки не годятся! Вечно в хлопотах, в заботах Для меня это такая утрата
А для меня? горестно подхватила дама. Среди стольких терзаний, когда тучи со всех сторон сгустились над нами, одна лишь донья Лупе утешала нас; это она приоткрыла щелочку, откуда забрезжил слабый луч надежды. Четыре дня тому назад, когда мы еще верили, что грозная болезнь будет побеждена, донья Лупе оказала нам благодеяние, за которое нам вовек ей не отплатить
Слова «вовек не отплатить» не понравились Торквемаде. Неужто благодеяние, о котором толковала аристократка, всего-навсего ссуда?
Четыре дня тому назад я был в своем имении Кадальсо-де-лос-Видриос, сказал он, складывая в кружок два пальца правой руки. Я и не подозревал, что она так плоха. Когда ее племянник написал мне об этом, я примчался сломя голову. Бедняжка!.. В ночь на тринадцатое в мозгу у нее все перемешалось, а ведь, бывало, голова как часы работала! То сыплет мудрыми изречениями, почем зря, а то примется нести такую околесицусам черт не разберет. А четырнадцатого с утра как заладила одно и то же, я бы совсем одурел, не будь у вашего покорного слуги котелок потверже наковальни. И какой только вздор она перед смертью не молола! Совсем обезумела женщина! Вдобавок еще и меня втравила в свои глупости: поручила мне каких-то приятельниц, которым она дала ссуду, и все настаивала
Чтобы вы увеличили ссуду, снизив проценты?
Нет, не то. То есть и это, конечно, но не только Затея показалась бы мне забавной, имей я охоту шутить. Словом, подружки покойницы, некие Агила, особы благородных правил, судя по слухам а, по-моему, просто нищие попрошайки Представьте, она задумала женить меня на одной из них, уж и не знаю на которой, и пока не отдала богу душу, все терзала меня этими бреднями, словно муками ада.
Бредни, разумеется, бредни, сказала дама серьезно, но в них видно благородство намерений. Бедная донья Лупе! Не таите против нее злобу за этот бред. Она так нас любила! Так заботилась о нас!
Оторопев, не находя слов, смотрел пораженный дон Франсиско на сеньору.
Да, продолжала дама мягко, помогая ему исправить оплошность, эти Агиламы: я и моя сестра» Я старшая, Крус дель Агила Не смущайтесь, я знаю, своим упоминанием о предполагавшемся браке вы не хотели оскорбить нас Я не обижаюсь, что вы назвали нас нищими попрошайками
Сеньора, я не знал простите
Конечно, вы со мной никогда не встречались. Я также не имела удовольствия знать вас до этой минуты. Судя по всему, я говорю с доном Франсиско Торквемадой?
К вашим услугам пролепетал процентщик, который с радостью отвесил бы сам себе оплеуху в наказание за промах. Итак, вы Дорогая сеньора, считайте, что я ничего не сказал насчет нищих
Почему же, правда не может оскорбить. Ну, а «попрошаек» я вам прощаю: даже у самых учтивых людей иной раз срываются подобные легкомысленные слова, когда они говорят о том, чего не знают
Ну, да
А брак примем его за шутку или, лучше сказать, за бред умирающей. Мысль о нем кажется нам такой же дикой, как и вам.
Да, но ведь то была единственная мысль, которая занимала несчастную! Она вбила ее себе в голову, да так, что нелепая выдумка заполонила ей все мозги А уж как душевно донья. Лупе об этом говорилане советовала, а прямо молила, точно бога-заступника. Ну, надо ж было дать ей умереть спокойноя и пообещал Видите, какое безумие То есть оно безумие, потому что А в остальномкакая честь для меня, черт побери! Подумать только Чтобы ее успокоить, я мог бы поклясться взять за себя не только сеньор дель Агила, младших и старших, но и всех орлов и стервятников неба и земли Еще бы: посмотреть только, как она задыхалась, так и не на это согласишься, но в душе-то я знал, что пойду на попятный, черт побери! Не в деньгах тут дело Для меня большая честь но ведь есть и другие причины, относящиеся до меня лично: возраст, обстоятельства
Понимаю. Если бы донья Лупе заговорила об этом с нами, мы бы тоже сказали «да», чтобы ее утешить, а в глубине души О! Выйти за Тут не презрение, нет, но при всем моем уважении к вам и к ней нельзя этим шутить, подобные шутки недопустимы А теперь, сеньор дон Франсиско
Дама встала, протянула тонкую руку в надушенной перчатке, которую скряга принял с величайшим уважением и держал, молча, не зная, что ему с ней делать.
Крус дель Агила Улица Костанилья де Капучинос, вход рядом с булочной, третий этаж Вы всегда будете у нас желанным гостем. Мы живем одни: я, моя сестра и наш брат Рафаэль, слепой.
На веки вечные То есть не то: я не знал, что братец ваш слепой. Простите За честь почту.
Всего хорошего.
Мое почтение всему семейству.
Благодарствуйте.
И то есть будьте здоровы.
Торквемада проводил сеньору до дверей, бормоча вежливые фразы, ноувы! ни одна из них не получилась правильной и изящной: смущение, казалось, окончательно парализовало его речь, которая и обычно-то текла не слишком плавно.
Ну и глупость же я ляпнул, прорычал он в гневе на самого себя, сдвинув на затылок шапку и подтягивая обеими руками штаны. Машинально вернулся он в залу, где, окруженная сиянием свечей, лежала усопшая; при виде ее он опомнился и мысленно спросил: «Но вы черт побери что ж вы-то меня не предупредили?»
Глава 3
Весь тот день скряга находился в прескверном расположении духа: мысль о ребяческом смущении перед дамой, покорявшей своим изысканным аристократическим обликом, не шла у него из ума. Дон Франсиско был приверженцем тонкого обращения и искренне восхищался качествами, которыми сам не обладал: с должной скромностью чтил он в первую очередь непринужденность в обхождении и светское искусство говорить комплименты. Эта донья Крус, верно, от души смеялась, спускаясь по лестнице! Торквемада представил себе, как она рассказывает происшествие сестре и как обе заливаются смехом, называя его неотесанным чурбаном и бог знает кем еще. Сказать по совести, он не лишен был самолюбия, амбиции и прочих притязаний человека, заслужившего почетное место в обществе. С этаким капитальцем (да еще нажитым собственным горбом) невместно ему стоять болваном и разыгрывать шута перед кем бы то ни было Черт побери! Правда, во вчерашнем происшествии он сам виноват: вольно ему было смеяться над сеньорами дель Агила, называть их «нищими попрошайками» прямо в лицо старшей сестре, разодетой и благовоспитанной, как живое воплощение хорошего тона Ах! При воспоминании об этом кровь бросалась в лицо ростовщику и кулаки его сжимались. В самом деле, мог же он догадаться, кто она такая, эта особа. Да кроме того, ни один мало-мальски смыслящий человек ни о ком не станет отзываться пренебрежительно в присутствии посторонних: дьявол их разберет, кто они, когда меньше всего ожидаешь, тут-то и попадешь впросак Не распускай зря язык, вот тогда и не оплошаешь в обществе благовоспитанных людей. «У меня, заключил он свои размышления, ибо настал час выноса тела, сметки хватает, предостаточно сметки, соображаю-то я очень хорошо. Бог не создал меня ни дураком, ни олухом, черт возьми! Я разбираюсь в житейской кутерьме. Но чего нет, того нет; учтивому обхождению я не обучен: стоишь перед важной персоной болван болваном и не знаешь ни что сказать, ни как ступить. Пора всему этому научиться чтоб его! Самым трудным вещам можно выучиться, если хватает разума и упорства Смелей, Франсиско, взялся за гужне говори, что не дюж; богачу не пристало быть посмешищем. Хорош бы был мир, если бы люди денежные, с домами да имениями, служили предметом глупых шуток Нет, нет и нет!»