Вечером того же дня Меттерних давал бал в своём большом доме в центре Вены. И вдруг сногсшибательная новость в мгновение ока облетела гостей, заставив их забыть и о представлении, и об ужине, и даже о блистательных дамах.
Наполеон сбежал с Эльбы! Наполеон во Франции! испуганно запричитали сиятельные гости.
И только лицо русского царя озарилось улыбкой. Он подошёл торжествующей походкой к потерявшему дар речи Талейрану и сказал:
Я же говорил вам, что это долго не продлится.
Теперь его жизнь снова обретала смысл. Какое это всё-таки наслаждениеиметь достойного противника!
Царь отослал приказ в армию: немедленно выдвинуться в поход на Францию. И всё же судьба на сей раз благоволила другим. Русские войска не успели к победному триумфу при Ватерлоо. Теперь уже британцы решали судьбу несносного корсиканца. В отличие от русского царя они не были столь снисходительны к поверженному императору и сослали его на богом забытый остров Святой Елены в южной части Атлантического океана.
Но Наполеон всё-таки умудрился за сто дней пребывания у власти помочь своему другу Александру заполучить вожделенную Польшу. Прибыв в Париж, опальный император обнаружил у себя на рабочем столе в Тюильри любопытный документ. Это был секретный договор, подписанный Меттернихом, Талейраном и английским лордом Каслри относительно Польши. Бывшие союзники были готовы повернуть оружие против России, если те не откажутся от территориальных притязаний на польские земли. Талейран отослал свой экземпляр королю Людовику, а тот испугался узурпатора и снова сбежал из Парижа. Наполеон же с лёгкостью отправил сей документ в Вену Александру I в надежде посеять раскол в рядах противостоящей ему коалиции.
Царь пригласил представителей союзников в свою резиденцию и продемонстрировал им документальное свидетельство предательства.
Я ещё раз повторяю вам, господа, что герцогство Варшавское есть моё завоевание у империи Наполеона. Справедливость требует, чтобы мои подданные были вознаграждены за многие страдания, и чтобы граница навсегда защитила их от бедствий нового нашествия. Польша принадлежит нам! Я от неё никогда не откажусь. Я займу её. И пусть меня попробуют оттуда выгнать!
Мариинская тайга. Март года
Рассвело. Фёдор Кузьмич уже давно был на ногах. Подкинул в печку дрова, вскипятил воду, собрал на стол нехитрую снедь. Себя он так никогда не баловал, но сейчас у него был гость. Закончив домашние дела, старец встал на колени перед иконой Николая-чудотворца и погрузился в молитву.
Со скамьи послышалось шевеление. Фёдор Кузьмич тут же прервал своё общение со святым и поднялся. Он не любил, когда кто-нибудь наблюдал за его молитвой. Это дело личное, и чужой глаз здесь совсем ни к чему.
Просыпайся, вояка. Пойдём чай пить. А то совсем ослабеешь.
Вас придушить силы останутся, огрызнулся Батеньков, не поднимая головы.
Старец вздохнул тяжело и молвил:
Что ж ты такой неуёмный, Гавриил Степанович. Столько лет прошло, а злоба из тебя так и брызжет.
Прощения не дождётесь!
Опять ты за своё, подполковник. Давай хоть час поговорим спокойно. Ты вчера мне так сердце разбередил, что я ночью глаз не сомкнул. С Таганрога бессонница меня не мучила. А тут воротилась проклятая. Чувствую, что есть в твоих словах правда. А вот какаяпонять не могу. Расскажи мне, Гавриил, про восстание 14 декабря всё, что тебе известно. Ты же, вроде, не простым участником там был. Мне сказывали, что Трубецкой тебя даже в члены Временного правительства прочил. А докажешь мне свою правоту, сам тебе голову для отмщения подставлю. Коль захочешь. Иначе так и будем воду в ступе толочь и поговорить не успеем.
Декабрист согласно кивнул.
На улице снова была весна. Несмотря на ранний час, уже было видно, что день выдастся погожий. Выпавший за ночь снег растаял. С хмурого, затянутого мохнатыми тучами неба накрапывал дождь.
Батеньков выбежал из дома босой, в одних портах, и стал обтирать грудь и спину мокрым снегом. Процедура доставляла ему явное удовольствие. Завершив обтирание, старый декабрист упал грудью в снежную слякоть и стал отжиматься на руках.
Фёдор Кузьмич вышел из избушки и с одобрением посмотрел на гимнаста. Худощавое спортивное тело с невероятной лёгкостью взлетало над землей, словно было невесомым. Только вздувающиеся жилы на руках и шее говорили о напряжении.
Батеньков закончил отжиматься и, ловко подкинув ноги вверх, встал на руки вниз головой. В таком положении, быстро переставляя руки, он стал кружить по поляне.
Когда гость остановился и вновь вернулся в привычное для человека положение, хозяин не удержался и похвалил его:
Молодец! Где ты этому научился?
В тюрьме.
Старец помолчал немного, но затем сказал:
Изнеженное тело быстро стареет. И наоборот, человек, познавший лишения, не потакающий своей слабости, а превозмогающий её, так закаляет свой дух, что и плоть его становится как сталь. Это только глупые и ленивые люди считают, что старостьне радость. Правда же, Гавриил? Старостьэто венец жизни, и от человека зависит, каким он подойдёт к этой черте: либо больной развалиной, либо умудрённым аскетом. Ещё древние греки говорили: предающийся излишествам не может обладать мудростью.
Раскрасневшийся от зарядки и обтирания бунтовщик согласно кивнул и добавил:
Только я б всё равно не возражал скинуть годков так двадцать.
Старики переглянулись. Они поняли друг друга. В этот момент даже декабрист не испытывал ненависти к бывшему царю.
Я скоромного в доме не держу. Суп с грибами будешь? спросил гостя старец.
А я вообще мяса никакого не ем.
Епитимью на себя наложил?
Да ни в жизнь! Я ещё до такого истязательства себя, как вы, не дошёл. Само собой вышло. В молодости увидел, как рубили голову петуху. Он, уже безголовый, с плахи спрыгнул и понёсся по двору, а из него кровь фонтаном брызжет и обагряет белый снег. А он, бедняга, всё носится, как угорелый, и не знает, что уже мёртв. Вот с той поры птицы и мяса не ем. Кусок в горло не лезет.
Поев с аппетитом грибного супа с сухарями и запив душистым чаем с разными таёжными травами, политический ссыльный совсем разомлел и проникся к хозяину даже некоторой симпатией. Убивать его больше не хотелось, но и расшаркиваться перед бывшим величеством Батеньков тоже не собирался.
Вы спрашивали меня о 14 декабря? Так и быть, расскажу, что мне известно. Только от моих оценок тех событий вам легче не станет. Наоборот, я очень хочу, чтобы вы осознали, какую глупость тогда совершили.
А, может, мне только это и надо. Ты об этом не думаешь?
Батеньков пожал плечами и начал свой рассказ:
Когда в конце ноября 1825 года в Петербург пришли вести о вашей скоропостижной кончине в Таганроге, в большой церкви Зимнего дворца ещё служили молебен за ваше здравие. Церковь сразу опустела. Придворные, как тараканы, попрятались по щелям, испугавшись грядущих перемен. А ваш братец Николай, которого вы избрали в свои преемники, даже со страху опрометчиво принёс присягу другому вашему придурковатому братуКонстантину. Бедняга, он каждый день посылал письма с курьерами в Варшаву, умоляя Константина Павловича приехать в Петербург, но тот лишь ограничивался отписками, что не собирается вступать на престол, а если к нему и дальше будут приставать с подобными предложениями, то он вообще уедет куда-нибудь ещё дальше. Не к вам ли на встречу собирался великий князь?
Такое препирательство между Петербургом и Варшавой продолжалось две недели. Ваши братья не могли определиться, кому надевать корону. Ну и родня же у вас! А вы ещё о каком-то священном праве своей семьи на самодержавную власть говорите. Победа над Наполеоном была последним достижением вашей династии. Дальшесплошное безумие и медленная агония. Романовы изжили себя. И им надо было просто мирно уйти. Жаль, что поняли это только вы!
Хотя Николай Павлович явно лукавил. Ему очень хотелось стать самодержцем всероссийским, но его авторитет в столице был ниже некуда. Измордованная каждодневной муштрой гвардия ненавидела своего бригадного генерала. Константина ей тоже не за что было любить, но он был далеко, в Варшаве, а если и успел насолить, то только полякам. А этот же солдафон в столице опротивел очень многим. Представляете, когда на Государственном совете зашла речь о манифесте престолонаследия, который вы оставили, члены Государственного совета даже не хотели вскрывать этот пакет. Мол, у мёртвых нет воли.
Но бригадный генерал Николай Романов не удержался от соблазна. Поздно вечером 13 декабря он зачитал на заседании Государственного совета манифест о своём восшествии на престол.
Ну и кашу же вы заварили с этим престолонаследием! Лучшего повода для смещения вашей прогнившей династии и не придумаешь. Грех было им не воспользоваться. Ведь только солдатам сказали, что Николай устроил заговор и украл корону у законного наследника Константина, их было уже не удержать. Московский полк в полном составе вышел на Сенатскую площадь, чтобы поднять на штыки самозванца.
Этот клоун, новоиспечённый император, даже пытался сам остановить идущий к Сенату лейб-гренадерский полк. А солдаты, добрые ребята, только гаркнули ему в ответ: «Мы за Константина!». И прошли мимо Николая.
На Сенатской площади солдаты стали стрелять по нему, но пули просвистели у него над головой. Рабочие с Исаакиевского собора стали бросать в Николая поленья, и он ретировался.
Для него самого было удивительно, почему его не убили в тот день. Он уже представлял себя окровавленным и бесчувственным, как кончил свои дни наш отецимператор Павел. В этом мне признался брат сам, когда мы встретились через десять лет. Если бы вам удалось тогда лишить Николая жизни, то восстание наверняка бы удалось. Почему вы этого не сделали, Гавриил Степанович? прервал монолог декабриста старец.
Простой вопрос очень взволновал Батенькова. Он вскочил из-за стола и стал нервно ходить по келье из угла в угол.
Да потому, что во главе стояли чистоплюи, вроде Трубецкого! Вы представьте: этот будущий диктатор даже не вышел на площадь! Полки ждали приказа на штурм Сената и Зимнего дворца, но его всё не было. После полудня на площади собралась и толпа штатских. Петербургская беднота была готова нас поддержать. Но это испугало Трубецкого. Он боялся бунта черни больше, чем вас, Романовых.
Николай был нерешительным, но наши вожакиещё более.
Царь не выдержал первым и послал конницу. Но лошади скользили на обледеневшей брусчатке, и атака не удалась. Тогда Романов распорядился применить картечь.
У него было всего четыре орудия. Три на углу бульвара, где стоял сам Николай, и одновозле канала, там командовал Михаил.
Палили с близкого расстояния, почти в упор. Первый выстрел угодил в карниз Сената, второй ударил в спину нашего каре. Началась паника и бегство. На площади осталось много убитых и раненых. Артиллеристы дали ещё один залп по толпе, когда солдаты и штатские бежали по Исаакиевскому мосту. Верные царю войска вступили на площадь.
Рассказчик осёкся, заметив на лице старца странную ухмылку. Он уже изготовился в очередной раз наброситься на него с кулаками и произнёс с угрозой:
Чему возрадовались? Что кровь народная пролилась?
Поняв, каким будет продолжение, Фёдор Кузьмич поспешил успокоить гостя:
Ты меня неправильно понял, Гавриил. Не над гибелью соплеменников я смеюсь, а над тем, как просто устроен наш мир. Однажды в Тильзите один энергичный новоявленный император мне рассказывал, как ещё во времена Французской революции он спас Директорию и усмирил бунт черни. Способ один и тот жекартечью по толпе. А ты говоришь «республика, конституция, парламент!» Если бы вы первыми додумались до картечи и победили, то стали бы тиранами ещё хуже нас. За нами была двухсот летняя история правления и хоть какое-то осознание ответственности за судьбу империи. Вы же, перешагнув через кровь, освободились бы от всяких обязательств. Тогда бы вас заботило только одно: как самим удержать власть, которую вы захватили.
Неправда! воскликнул декабрист. Мы бы навели порядок в стране! Народ уже давно не нуждается в помазаннике божьем, в горностаевой мантии, ему нужен всего лишь выборный староста, который будет за жалованье служить ему верой и правдой.
А не будет?
Тогда изберём другого!
Старец улыбнулся, явно сомневаясь.
Батеньков вновь занервничал.
Себя вспомните! Когда взошли на престол, сколько у вас было планов, стремлений! А в кого превратились после победы над Наполеоном? В самодура, душителя свободы, своей набожностью прикрывающего самые чёрные дела. Вы просто выдохлись! Никакой владыка не сможет править с полной отдачей четверть века! А будь эта должность выборная, правителем избрали бы другого, достойного человека.
И ты думаешь, диктатор уйдёт просто так? Даже Наполеон понял несбыточность этой конституционной сказки и стал императором.
А до чего ваша династия довела Россию, Александр Павлович? Вор на воре сидит и вором погоняет! в сердцах воскликнул декабрист.
Не называй меня так! строго поправил его старец. Тот человек давно умер. А меня зовут Фёдором Кузьмичом. Я всего лишь бродяга, не помнящий родства.
Называйтесь, как хотите, буркнул Батеньков. Только жизнь вокруг от этого не изменится. Даже в Сибири, где никогда не было крепостного права, и то насадили свои воровские порядки. Каждое утро к дому губернатора стекаются купцы, чиновники, исправники, чтобы вручить его жене подарки. А потом эти подарки продаются в специальной лавке. Задобрив губернатора, подносители разоряют поборами ремесленников, крестьян и туземцев. А попробуйте пожаловаться, избы спалят, запрягут жалобщиков в сани и сгонят с местав таёжную глушь. Так было и при вашем царствовании, так и сейчас. Ничего не изменилось. Для вас, Романовых, законытолько красивая вывеска, чтобы прикрыть свои безобразия. Выглавный тормоз в развитии России. Вы же ничего не делаете, а только упиваетесь властью, якобы данной вам Богом. Вы не лечите болезнь, а загоняете её вовнутрь. Но тем страшнее и ужаснее будет взрыв народного гнева, который сметёт вас с карты истории!
Фёдор Кузьмич собрался идти по воду. Он вылил оставшуюся в бадейке воду в кадушку и принёс из сеней коромысло и ещё одну бадью.
Откуда воду-то носите? спросил его гость.
С реки. Есть тут неподалёку хороший родник. Но по снегу к нему не подберёшься.
Так и река-то не близко. Подниматься с поклажей по косогору в ваших летах, чай, нелегко. Давайте подсоблю.
Что ж не подсобить, коль от доброго сердца, согласился старец и передал гостю бадейку.
Хозяин избушки досконально изучил все подходы к реке, и до Чулыма они добрались быстро, ни разу не застряв в рыхлом подтаявшем снегу.
Постой тут, велел декабристу Фёдор Кузьмич, передал ему коромысло, а сам направился к полынье.
То ли лёд так сильно подтаял за оттепель, то ли старец, увлёкшись умными беседами, потерял бдительность, только проломился под ним лёд, и он в мгновение ока ушёл с головой под воду.
Из полыньи вынырнула седая голова. Кузьмич барахтался среди льдин и безуспешно пытался ухватиться за края. Лёд крошился под его пальцами и обламывался.
Батеньков интуитивно подался вперёд на помощь.
Не подходи! прокричал старец. Здесь лёд хрупкий. Провалишься! Кинь коромысло.
Но гость не послушался и подошёл ещё ближе, чтобы за коромысло самому вытащить утопающего.
Раздался треск, и он провалился в ледяную воду.
Их спасло коромысло. Ссыльному удалось закрепить его на краях полыньи, и на нём он подтянулся, как на перекладине. Выбравшись на лёд, он перекинул деревянную дугу товарищу по несчастью и вытащил старца.
Париж. Июль 1815 года
В самый разгар жары австрийский министр иностранных дел Меттерних (ведь вновь делили наследство Наполеона) получил от русского царя довольно-таки странное приглашение на обед. Удивил адрес. Вместо Елисейского дворца, где по традиции поселился российский император, было указано ничего не говорящее канцлеру предместье. Но придворный вельможа привык уже к чудачествам монархов, поэтому прибыл точно по назначению и в указанный срок.
Особняк, куда его пригласили, располагался не так далеко, как показалось гостю вначале. От сада Елисейского дворца его отделяла стена, но и в ней была устроена калитка. И царю, чтобы попасть сюда, достаточно было прогуляться по благоухающему саду.
Российский государь уже поджидал гостя на скамейке во дворе особняка. Рядом с ним сидела худая невзрачная пожилая женщина с накладными волосами, одетая в очень простое платье.
Я рад вас видеть, князь. Хочу представить вам баронессу де Крюденер, мою новую духовную наставницу и хозяйку этого дома.