Не надо ничего говорить, повторила Сепфора мягче.
Почему? осторожно спросила Сефоба.
Наш отец захочет наказать сыновей Уссенека, а это ни к чему.
Орма расхохоталась:
Надеюсь, что он накажет их кнутом и палкой! И оставит на солнце без глотка воды!
Их, несомненно, следует проучить, поддержала сестру Сефоба.
Их уже проучили, настаивала Сепфора. Старший брат, может быть, уже умер. Они хотели показать свою силу, но нашелся человек сильнее, чем они. Зачем доводить их до бешенства, они только отравят пастбища своими криками о мщении
Ну вот, Сепфора опять воображает себя нашим отцом! усмехнулась Орма.
Она откинула шаль на плечо и, покачивая бедрами, пошла вперед:
Мне все равно, что будет с Уссенеком и его сыновьями. Я думаю о Египтянине. Я расскажу отцу о нем, как только мы придем домой!
Как же ты глупа!
Голос Сепфоры прозвучал в горячем воздухе, как удар кнута, и в мгновение ока она оказалась перед Ормой:
Пришелец сказал «нет»! Разве ты не слышала? Его слова ничего не значат для тебя? Ты не хочешь проявить уважение к его желанию?
Орма ждала помощи от Сефобы, это было видно по взгляду, который она обратила к сестре:
К его желанию? Что ты знаешь о его желаниях? Он просто смутился. И он плохо говорит на нашем языке.
Он говорит достаточно хорошо, чтобы сказать «да» или «нет», и понимает разницу между этими словами.
Ну и что? Это нехорошо. Из-за тебя мы ему обязаны
Я прекрасно знаю, чем я ему обязана. Не забывай, что сын Уссенека набросился на меня.
Наш отец должен его поблагодарить.
Он это сделает, когда будет нужно. Обещаю тебе.
Он Ну, Сефоба, скажи же что-нибудь!
Что сказать? вздохнула Сефоба. Сепфора права: он сказал «нет»!
Но его глаза мне клялись совсем в другом. Я лучше вас умею читать в глазах мужчин.
Орма, послушай меня
Незачем. Я уже все слышала, и я тебе отвечаю, что я все расскажу отцу и никто, даже ты, не сможет мне помешать.
Сепфора с силой схватила Орму за руки, заставляя повернуться к себе.
Этот человек спас меня от бесчестья. А может быть, от смерти. Я знаю не хуже тебя, чем я ему обязана. Но я знаю, что он не хочет, чтобы его рассматривали, ему не нужны ни нежность, ни воркование. Он плохо говорит на нашем языке, он боится слов, которые он произносит. Он ищет укрытия. Разве ты не заметила, как он исчез только что? Есть только один способ поблагодарить его за помощь оставить его в покое. Неужели ты не способна понять это?
Каждый раз, когда Сепфора поддавалась гневу, ее слова звучали так, словно говорил сам Иофар. Орма поджала губы и опустила голову.
Дай ему время решить самому, продолжала Сепфора спокойно, словно говорила с упрямым ребенком. Орма, пожалуйста, дай ему время! Он не забудет твоей красоты. Да и какой мужчина забудет ее?
Лесть понравилась Орме:
Откуда ты знаешь? Ты всегда думаешь, что ты все знаешь!
Сефоба приблизилась к ним и обняла сестру за плечи:
Давай не будем ссориться! Твой принц никуда не денется. Доживем до завтра.
Орма оттолкнула руку сестры:
У тебя Сепфора всегда права.
Но Сефоба не сдалась и сказала с беззлобной насмешкой:
И потом, что ты будешь делать сегодня с пришельцем? Ведь ты будешь очень занята. Не забывай про Реба.
Ах! Опять этот
«Ах! Опять этот»! Вот именно, он пересек пустыню, чтобы полюбоваться твоей красотой.
Мне уже заранее скучно.
Посмотрим.
Золотые браслеты
Владение Иофара было похоже на небольшую укрепленную крепость. Около двадцати домов из глазурованного кирпича с плоскими крышами стояли по кругу, образуя глухую стену длиной в тысячу локтей. В стене были одни тяжелые ворота из дерева акации с бронзовой отделкой. Ворота открывались на рассвете, что позволяло издалека видеть приближающихся путников.
Окна домов, раскрашенные в голубой, желтый и красный цвет, выходили на большой утрамбованный двор. Во дворе возились слуги, приставленные ухаживать за верблюдами, мулами и ослами, на которых приезжали гости великого жреца, по животным можно было судить о богатстве и ранге приехавшего. Самые знатные и именитые приезжали даже из самых отдаленных областей всех пяти царств Мадиана, чтобы просить у Иофара совета или обратиться к нему за правосудием. Иофар принимал их в глубине двора на небольшом возвышении, устроенном прямо перед его комнатой, под широким навесом из балок смоковницы, обвитых виноградом.
Сегодня возвышение было в честь Ребы застлано драгоценными пурпурными коврами, привезенными за большие деньги из страны Ханаанской. Вокруг огромных подносов, выточенных из оливкового дерева и покрытых медью, были разбросаны вышитые золотом подушки. На подносах лежали жареные ягнята, начиненные баклажанами, кабачками, молодым луком-пореем и украшенные цветами теребинтового дерева. Кувшины были наполнены вином и пивом, вокруг инкрустированных лазуритом бронзовых кубков лежали горы фруктов.
Музыканты и танцовщицы, одетые в разноцветные туники, в нетерпении ожидали на соседнем возвышении, специально устроенном для сегодняшнего приема. Звуки цимбал и звон колокольчиков усиливали царящее в доме ожидание.
Все происходило так, как предвидела Сефоба, но Сепфора оставалась настороже. Орма была способна проболтаться в любую минуту, но, к счастью, она была слишком заворожена блеском и пышностью, которыми окружил ее сын царя Шеба.
Реба прибыл на белой верблюдице в сопровождении целой когорты слуг, расстеливших посреди двора изумительный дамасский ковер, купленный у аккадских караванщиков. Ребу усадили перед Иофаром. После приличествующих приветствий и благодарностей, вознесенных Хоребу за благополучное путешествие, Реба преподнес старому мудрецу клетки с голубями и горлицами, а перед Ормой поставил ларь из кедрового дерева, украшенный инкрустациями из бронзы и слоновой кости, в котором лежала дивной красоты ткань. Кончиками пальцев служанки развернули ткань, и она словно дымка развевалась в воздухе, переливаясь всеми красками вселенной. Невесомая ткань переходила из рук в руки, и, когда пришла очередь Сепфоры коснуться ткани, Орма спросила, не из Египта ли эта ткань.
У Сепфоры перехватило горло, но Реба, гордый впечатлением, которое произвел его подарок, выпил глоток прохладного вина и ответил, что нет, это чудо было соткано на далеком Востоке. Мужчинами, добавил он, а не женщинами.
Больше никто не упоминал о Египте, и Сепфора с облегчением перевела дух.
Подарок, преподнесенный Ребой, был так ослепителен и дорогза него, должно быть, было отдано целое стадо прекрасных белых верблюдиц, что, разложенный у ног Ормы, он, казалось, наконец поколебал ее неприступность, потому что Орма, как того долго ждали ее отец и сестры, опустилась на ковер рядом с Ребой.
Сложив руки на своей прекрасной трепещущей груди, Орма склонила голову и прошептала:
Добро пожаловать в дом моего отца, Реба. Я рада твоему приезду. Ты мужчина моего сердца. Да благословит Хореб твою судьбу и не обрушит на тебя своего гнева.
Лицо Ребы сияло. Иофар, что с ним случалось редко, зарделся от избытка чувств. Сепфора перехватила взгляд Сефобы, которая многозначительно подмигнула ей. Будет ли благословен сегодняшний вечер? Может быть, завтра Реба, не боясь насмешек, решится наконец попросить руки самой прекрасной из дочерей Иофара?
Однако когда начался пир, Реба, к великому беспокойству хозяев дома, обращался к Орме с рассеянным и даже несколько отчужденным вниманием. Казалось, что он больше всего наслаждался музыкой и беседой с Иофаром. Но, может быть, это была лишь игра или последняя предосторожность?
Постепенно пустели кувшины с вином и пивом, праздник становился все шумнее и веселее. Масляные факелы уже начинали потрескивать. Сефоба вышла танцевать в кругу женщин, не скоро еще ожидавших возвращения своих мужей. Орма кликнула молодых служанок и велела им танцевать перед Ребой. Иофар ограничился улыбкой и прекратил беседу.
После того как танцовщицам удалось привлечь внимание Ребы, появилась Орма, и все увидели в свете факелов, что на ней не было туники. Вместо туники ее облегала подаренная Ребой ткань, оставляя обнаженными плечи и руки. Легкая ткань, придерживаемая брошью и застежками, словно аура, развевалась и колыхалась вокруг ее стройного тела. Ожерелье и браслеты тонко подтренькивали в такт чарующим движениям танца.
Иофар поднял было руку, словно желая либо упрекнуть дочь, либо дать ей знак удалиться, но рука его быстро опустилась на колено, и старый мудрец с несколько преувеличенной непринужденностью отвел в сторону глаза, в которых засветилось лукавство, когда он, как и все присутствовавшие, заметил, что Реба застыл с открытым ртом от такого зрелища.
Сепфора с нетерпением ждала этого момента. Не привлекая ничьего внимания, она тенью выскользнула из круга танцующих и пробралась в пристройку, служившую кухней. В кухне не было никого, кроме двух девчушек, задремавших у корзины с фигами. Все остальные были на празднике. Сепфора достала большой вьюк из плотного неотбеленного полотна, в которых обычно перевозили груз на мулах и ослах. В темноте, которую едва освещали уголья, пылавшие в очаге, она быстро наполнила вьюк кусками отварного мяса, ячменным хлебом, положила арбузы, фиги, финики, миндаль и плоды мушмулы. В общем, все, что поместилось в мешки, и все, что могли поднять ее плечи.
Сгибаясь под тяжестью ноши, она вышла из кухни и спрятала вьюк возле ворот, которые тщательно запирались на ночь.
Сидя на корточках, Сепфора отдышалась, прислушиваясь к раздававшимся во дворе трелям флейты, барабанной дроби и треньканью колокольчиков на щиколотках танцовщиц. Время от времени оттуда раздавались раскаты смеха. Она не сомневалась, что никто не заметил ее отсутствия. Под прикрытием темноты Сепфора скользнула в погреб Иофара, бесшумно вытянула тяжелую перекладину, запиравшую дверь, ощупью нашла кувшин с пивом и спрятала его рядом с вьюком.
Когда Сепфора вернулась к пирующим, Орма уже не танцевала. Она возлежала на подушках напротив Ребы и слушала нашептывания Шебского принца. Чуть поодаль две старые кормилицы прикорнули, прижавшись друг к другу, очевидно, забыв о своей обязанности следить за влюбленным принцем.
Сефобы нигде не было видно. К радости свиты Ребы, самые молодые служанки продолжали танцевать, пользуясь остатками пира и мужеством музыкантов. Благородная голова Иофара покачивалась на груди, очевидно, под действием выпитого вина. Сепфора осторожно подхватила отца под руки, поцеловала его в щеку, чтобы разбудить, и помогла ему подняться.
Тебе пора спать, отец. Обопрись на меня.
Девочка моя! с благодарностью пробормотал Иофар, позволив Сепфоре довести себя до своего ложа.
Это не вино, сказал он, схватив Сепфору за руку, когда она укрывала его одеялом.
Не вино? повторила Сепфора, не понимая.
Нет, нет
Может быть, это все-таки вино, возразила Сепфора, и даже очень много вина.
Да нет же!
Иофар помахал рукой, состроил гримасу и спросил:
Они все еще разговаривают?
На этот раз Сепфора без труда поняла вопрос.
Реба похож на бездонный болтливый колодец! И похоже, что Орме это нравится. Иофар прикрыл глаза и тихонько засмеялся. Его старое лицо было безмятежным, как лицо младенца.
Столько усилий для того, чтобы глупая красивая девчонка согласилась выйти замуж за богатого и могущественного принца!
Сепфора тоже рассмеялась:
Но он не глуп! Эта восточная ткань оказалась как нельзя более кстати. В этот раз сестричка не сможет устоять. Да и как тут устоять? Такого великолепия мы еще не видели!
Иофар что-то невнятно пробормотал, ища руку Сепфоры.
Да услышит тебя Хореб, дочь моя.
Сепфора наклонилась и поцеловала его в лоб.
Вдруг Иофар резко сел:
Сепфора
Да, отец?
Пришел час, когда и ты узнаешь свою судьбу! Я это знаю! Я знаю! Знаю сердцем и головой. Ты будешь счастлива, моя девочка, обещаю тебе.
Губы Сепфоры задрожали. Иофар упал на подушки и тут же заснул. Сепфора погладила его лоб.
Может быть, прошептала она.
Пока она шла через двор, мысли и образы плясали в ее голове с неистовством молодых служанок. Ей оставалось только вынести муку ожидания.
Опасаясь возвращения Ормы и ее неизбежного утомительного пересказа того, что Реба шептал ей на пиру, Сепфора не рискнула пойти в общую комнату и, захватив с собой одеяло, улеглась на соломе в амбаре.
Назойливая музыка, казалось, никогда не кончится. Звезды обжигали ей веки. Лежа с открытыми глазами, Сепфора вообразила себя слепой, пытаясь прорваться в кромешную тьму, где, по поверью, таились глаза Хореба.
***
Она встала еще до того, как небо начало светлеть. В темноте, отмеривая свои жесты и шаги, Сепфора вывела из загона одного мула.
Молодые слуги Иофара и Ребы, устроившись на подушках рядом с животными, крепко спали после вчерашнего пиршества и мирно похрапывали. Даже ворчание мула, на которого Сепфора нагрузила вьюки, не смогло их разбудить. Сепфора привязала к седлу кувшин с пивом, осторожно закрыла за собой дверь и решительно пошла по дороге, ведущей в сторону моря.
Когда возле колодца Ирмны Моисей указал в сторону берега, сказав, что он не нуждался в шатре, Сепфора поняла, где он мог найти пристанище. Ветер, время и, может быть, люди выдолбили множество пещер в береговых утесах, нависавших над пляжем. Иногда в ожидании прилива там отдыхали рыбаки. Сама Сепфора однажды в детстве спряталась там после того, как Иофар отчитал ее. Она не сомневалась, что именно там найдет пришельца.
Однако, добравшись до крутого склона на берегу моря, она поняла, что найти его будет не так просто, как ей показалось вначале. Утес простирался настолько далеко, насколько мог увидеть человеческий глаз. С высоты, где она стояла, ей не всегда были видны пещеры, но она не решалась гнать мула по узким тропинкам, спускавшимся по склону к морю.
Привязав мула к кустам, она быстро пошла вниз по первой попавшейся тропе. Потом попробовала другую тропу, постепенно убеждаясь в том, что выполнить задуманное будет трудно, если вообще это окажется возможным.
Солнце быстро поднималось. Тени укорачивались. Сепфора начала сомневаться. Она подумала об отце и об Орме. Ведь она надеялась вернуться обратно еще до полудня. После вчерашнего праздника все встанут позднее обычного и, возможно, не заметят ее отсутствия. Время шло быстро. А может быть, ей следует вернуться?
Она знала, что ей следует вернуться. Но прийти сюда и уйти ни с чем!
Внезапно Сепфора вспомнила еще об одной дороге, более широкой, но и более длинной, по которой рыбаки стаскивали к берегу бревна для лодок. Мул сможет там пройти, и, достигнув берега, она сможет увидеть вход почти в каждый грот. Может быть, и Моисей ее увидит
Так она называла его сейчас: Моисей!
С тех пор, как Сепфора покинула двор отца, она не думала о нем как о пришельце. Теперь это был Моисей.
А она, что она делает? Это безумие, глупая сумасбродная выходка. Она никогда не делала ничего подобного, она не узнавала себя. Но кто толкал ее вперед, если не она сама!
Сепфора ускорила шаги, нервно хлестнула мула плеткой. И вдруг резко остановилась.
Внизу, примерно в десятке локтей от берега, по пояс в воде неподвижно стоял человек. Она видела только его силуэт. Она стояла слишком далеко, чтобы различить его лицо, но заметила светлый отблеск его волос.
После долгого ожидания человек забросил в воду небольшую сеть. По движению его плеч и рук Сепфора признала в ловившем рыбу Моисея. Он потянул бечевку сети, аккуратно натянул ее на руку и вновь замер. Через некоторое время широким быстрым жестом снова потянул сеть, и по серебристому блеску в ее темных петлях Сепфора поняла, что в сети попалась рыба. Моисей вышел на берег и бросил свою добычу на гальку, подальше от воды. В этом месте пляж переходил в узкую полоску, покрытую розово-желтой галькой, которая, словно драгоценный камень, врезалась в ослепительную синеву моря.
Становилось все жарче. Сепфоре стало трудно дышать. Она снова вспомнила свой сон, вспомнила, как лодка удалялась от берега, как брызги освежали ей лицо и лоб.
Глядя, как Моисей искал в воде, куда бы забросить сеть, она подумала, что самым большим счастьем было бы сейчас оказаться там, на берегу, рядом с Моисеем.
Очевидно, Моисей сам находил себе пропитание, и еда, которую она принесла, уже не казалась ей такой необходимой, как раньше.
Не посмеется ли он над ней?
Ночью Сепфора обдумала все, что она ему скажет, но сейчас ей не хотелось ничего говорить.
Ей следует перенести еду в грот, который он выбрал себе, и уйти, прежде чем он вернется туда со своим уловом. Он догадается. Скорее всего он подумает, что это принесла Орма. Жаль!