***
Таща на плече кувшин с пивом, Сепфора нашла его грот где-то в середине утеса, там, где тропа расширялась и переходила в довольно обширную террасу, над которой нависал каменный свод. В глубине террасы зиял темный вход в пещеру. Внутри, возле стенки, был сооружен каменный очаг. У другой стены лежал большой бело-синий мешок, туника с обтрепанными краями прикрывала старую циновку, очевидно, служившую постелью. Это было отлично выбранное место, защищенное от солнца, от песчаного ветра и от пыли, которую приносило с гор.
Сепфора подошла к очагу. Под большим плоским камнем лежали побелевшие угли, источавшие острый запах теребинта.
Моисей умел не только ловить рыбу, но и разводить огонь. И он нашел пещеру, в которой можно было жить.
Она представила себе, как он ест и спит на этом убогом ложе. Он, принц, привыкший к роскоши, окружающей могущественных царей! Здесь он уже был не принцем, он был просто человеком, который искал укрытия. Об этом свидетельствовало его убогое ложе, если ей еще нужны были доказательства.
Но что заставляет его скрываться? Что такого мог совершить этот благородный Египтянин, чтобы ему пришлось жить в таком убогом жилище?
Сепфора собиралась оставить кувшин на террасе, потом решила, что лучше поставить его в прохладный грот. Она перешагнула через порог грота. Он был темный и узкий. Весь вытянутый в длину. Палка с бронзовым наконечником, которой Моисей сразил пастухов, была прислонена к стене. Тут же лежала и его большая фляга, рядом с которой Сепфора поставила кувшин с пивом.
Моисей продолжал ловить рыбу размеренными медленными движениями, ни разу не взглянув вверх, в сторону обрыва. Сепфора опять вскарабкалась по тропе под жгучим солнцем.
Когда Сепфора, согнувшись под своей ношей, стала спускаться второй раз, она увидела, что Моисей чистил свой улов на гальке, время от времени промывая рыбу в воде. Тяжело дыша, покрытая потом от тяжкого усилия, Сепфора торопливо спускалась к гроту.
Дойдя до грота, она не удержалась и вновь взглянула в сторону пляжа. В этот момент сильный блеск всколыхнул море. Порыв света вихрем покрыл берег. В этот момент ей показалось, что Моисей повис между небом и землей. Пляж, вода и воздух исчезли. Только воздух струился вокруг его ног и рук, вокруг его груди и бедер.
Сепфора остановилась, завороженная и охваченная ужасом перед этим видением, забыв о своей тяжелой ноше. Неведомое ранее ощущение объяло ее всю целиком, не щадя ни одной мысли, ни одного чувства, заставляя содрогаться каждый мускул, каждую частицу ее тела.
Видение пропало так же внезапно.
Море опять стало прозрачным, нежно-голубым, на нем то и дело вспыхивали яркие блики. Моисей собрал очищенную рыбу и насадил ее на стебель тростника.
Сепфора опустила вьюк на землю. Она не понимала, что же она видела. Может быть, все это была лишь игра солнцаили ее ослепила тяжесть ноши?
Но она знала, что это не так. У нее все еще подрагивала кожа, во рту была страшная сухость.
Она следила, как Моисей положил свой улов в углубление между скалами, куда не достигала вода, прикрыл сверху несколькими камнями и вернулся в море. Он легко отплыл подальше от берега, нырял, снова выплывал.
С высоты птичьего полета Сепфора видела его тело в прозрачной воде, которая скользила по его спине, по белизне ягодиц и бедер, защищенных от солнца передником.
У Сепфоры закружилась голова. Живот и грудь ее напряглись, плечи и спина отяжелели. Колени ее подкосились, и ей пришлось обхватить себя руками, чтобы не упасть. Лучше бы она отвернулась, достаточно было сделать несколько шагов назад. Или опустить глаза.
Она знала, что голова у нее закружилась не от страха перед пропастью.
Она еще никогда не смотрела на мужчину так, как она смотрела на Моисея. И не только из-за его наготы.
Вот, голова Моисея показалась над водой. Он откинул назад волосы, провел рукой по лицу, перевернулся на спину и медленно поплыл к берегу, вздымая вокруг себя сверкающие брызги.
Сепфора мысленно представляла себе все то, чего она не могла видеть, его глаза, рот, струи воды, стекавшие по лицу. Ее охватило жгучее желание войти в воду, поплыть к нему, увидеть морщинки вокруг глаз, дотронуться до его плеча. Тело ее налилось болью, кожа горела, словно обожженная крапивой. Сепфоре стало страшно.
Вздрогнув, словно очнувшись от гипноза, она отвернулась.
Еще несколько секунд она стояла согнувшись, словно подкошенная. Широко открыв рот, зажмурившись, она наконец глубоко вздохнула. Сердце ее оглушающе билось.
Проклиная себя за собственное безумие, Сепфора резко выпрямилась.
Подхватив обеими руками мешки с едой, она дотащила их до входа в грот. Она хотела положить их в тени и бежать не оглядываясь.
Мысль о том, что она может столкнуться с Моисеем, ужаснула ее. Он сам увидит и кувшин, и вьюк с едой. Он догадается. Он поймет. Он подумает о девушках у колодца. Может быть, он подумает и о ней, чернокожей. О той, над которой пастухи хотели надругаться. О той, которую он защитил.
Может быть, он ничего этого и не подумает.
Она не должна быть нетерпеливой, как Орма. Принц Египта будет еще долго скрываться здесь. В этот она не сомневалась.
Сепфора перетащила вьюк в темноту грота и остановилась, ослепленная темнотой. Свежесть, царящая внутри, охладила ей лоб и шею. Ударившись плечом о стенку, она застонала от боли и едва удержалась на ногах. Пятка Сепфоры наткнулась на что-то твердое, и она услышала звук удара о камень: что-то упало.
Она присела, пошарила вокруг себя кончиками пальцев. Сердце ее забилось сильнее. От дурного привкуса вины высохло горло.
Хореб! О, Хореб! Не покидай меня, прошептала Сепфора.
Она нащупала шероховатый предмет, наощупь узнав дерево, и подтянула к себе длинный узкий ларь. В свете, проникавшем через вход, Сепфора разглядела голубую и желтую краску на стенках ларя. На крышке были вырезаны фигурки птиц и растений. Даже простые линии были выполнены с большим мастерством.
Египетские письмена!
Иофар как-то чертил на песке некоторые фигуры, а однажды, пользуясь сепией, нарисовал их на бамбуковой бумаге. Рисунки Иофара ей показались довольно неуклюжими, зато эти рисунки были легкими, чистыми, отличались абсолютной простотой.
Сепфора вспомнила о металлическом звуке, раздавшемся при падении ларя. В нем что-то было. Она вновь со страхом подумала о возвращении Моисея, прислушалась, готовая бежать, но до нее донеслись только звуки прибоя. Она еще успеет положить все на место.
Лихорадочно ползая на коленях, царапаясь о неровный скалистый пол, она заметила что-то блестящее. Какой-то длинный предмет цилиндрической формы! Вот еще один такой же, тяжелый Это У Сепфоры вырвался крик изумления, она вскочила, подошла к свету, чтобы лучше разглядеть предмет, и не поверила глазам.
Золото. Два золотых браслета.
Два браслета размером примерно в ее предплечье! На каждом браслете была изображена змея, обвившая полированную золотую пластинку. Меж колец змеи были выбиты какие-то знаки, странные кресты, миниатюрные силуэты полулюдей, полузверей.
Она услышала звук камня, ударившегося о скалу.
Моисей поднимается.
Сепфора подумала о браслетах на руках человека, который обнял ее на дне моря в том сне.
Она торопливо положила украшения на место и с пылающей головой бросилась вон из грота.
На пляже, как и на море, никого не было. Моисей стоял шагах в пятнадцати от нее. Его добыча покачивалась на тростнике, небрежно перекинутом через плечо. Он остановился в изумлении, а может быть, в страхе.
Сепфора колебалась. Он был еще далеко, она могла броситься бежать и успеть добежать до верха утеса. Она еще раз подумала, что он увидит еду и все поймет. Моисей поднял руку, чтобы защитить глаза от солнца и лучше разглядеть ее.
Ей стало стыдно своей попытки убежать. Разве не говорила она своим сестрам о том, что нужно уметь смело встречать свою судьбу? Но на самом деле у нее не было выхода. Ноги отказались ей повиноваться.
Моисей улыбнулся. Сделал ей приветственный жест и подошел.
***
Долго и часточерез недели, через годыСепфора будет вспоминать это мгновение, которое не было ни таким коротким, ни таким сверхъестественным, как ей показалось в ту минуту.
Моисей стоял перед ней, умиравшей от страха при мысли о том, что, как накануне, она опять не сможет произнести ни одного слова. Она стояла перед Моисеем и смотрела на его губы, словно собираясь вырвать у него свои собственные слова. Сепфора думала о том, что там, у колодца Ирмны, она не заметила ни рисунка его рта, скрытого редкой бородкой, ни форму ушей, ни того, что у него были разные веки, одно выше другого. Она помнила его нос, его высокие скулыи продолжала молчать.
Моисей смотрел на Сепфору. Оправившись от удивления, слегка приподняв брови, он ждал от нее объяснения ее присутствия.
Сепфора забыла про ларь и золотые браслеты, но воспоминание о головокружении, которое она испытала, увидев, как Моисей плавал в море, вновь, словно угроза, сдавило ей грудь. Не может быть, чтобы ее волнение не отразилось на ее лице.
Она не сомневалась, что Моисей все понял, и эта мысль была ей неприятна. Вид женщины, ослепленной присутствием мужчины, его телом. Должно быть, ему это было знакомо и не может особенно волновать его. Сколько уже женщин стояло перед ним в таком ошеломлении? Прекрасные египтянки, царицы, служанки Она была в яростиона злилась на себя саму.
Но как бы ей этого ни хотелось, она ничего не могла с собой поделать.
Моисей, казалось, одобрял ее молчание. Он слегка кивнул головой, положил рыбу возле очага, затем убрал прикрывавший очаг камень, снял рыбу с тростниковой палочки, разделил на длинные ровные куски и положил на камень поперек кострища. Потом разворошил тлеющие угли, которые медленно задымили.
Сепфора почувствовала облегчение, хотя мысль о том, что он занимается своей рыбой, когда она стоит рядом, оскорбила ее. Но тут Моисей поднялся и улыбнулся.
Рыба жарится очень медленно, но потом я могу ее долго хранить.
Моисей говорил о рыбе, но смотрел на Сепфору, и глаза его трепетали, как арфа, струны которой вот вот лопнут.
Сепфора выпрямилась, стараясь высоко держать голову, затем медленно, чтобы Моисей понял то, что она собиралась сказать, произнесла:
Я пришла, потому что боялась, что у тебя нет еды. У тебя нет скота. У тебя нет никого Но если ты умеешь ловить рыбу Я не подумала о твоей постели По правде говоря, я пришла не только для того, чтобы принести тебе еду. Я хотела поблагодарить тебя За то, что ты сделал вчера Я тебе обязана
Сепфора замолчала. Она искала слов, чтобы выразить то, чем она ему обязана.
Моисей следил за каждым ее жестом и за кольцами ее волос, которые рассыпались по ее плечам, словно черные перья. Он взглянул на вьюк и на кувшин и быстро перевел взгляд на губы Сепфоры, стараясь понять то, что она говорила.
Моисей ждал, пока она закончит фразу, но Сепфора молчала.
Они молча слушали шум прибоя и вдыхали аромат горящих теребинтовых веток, к которому примешивался запах рыбы. Естественным движением Моисей приблизился к Сепфоре, стоявшей между солнцем и тенью, на расстоянии двух локтей от обрыва.
Сепфора вдохнула воздух и почувствовала запах Моисея. От него пахло соленой морской водой. Он скрестил руки на груди, как это часто делал Иофар. Она опять вспомнила золотые браслеты и свой сон.
Я рад. Я слышу твой голос, сказал Моисей медленно, с акцентом, нерешительно, кивая головой при каждом слове. Вчера ты ничего не сказала. Ни слова. Я думал, что случилось? Она не умеет говорить? Она чужестранка?
Ты так подумал из-за моей черной кожи?
Она спросила это со смехом, очень быстро, словно этот вопрос давно рвался из ее горла.
Нет. Просто потому, что ты ничего не говорила.
Она поверила ему.
Ты ничего не сказала. Но ты слушала. Ты поняла, где меня найти. Здесь много пещер. Ты видела, как я ловил рыбу. Иначе
«Иначе я бы до ночи ходила по берегу, чтобы найти тебя,»подумала Сепфора, но ничего не сказала.
Ты должна знать, продолжал Моисей. Я не Египтянин. Я похож на Египтянина, но я не Египтянин. Я Иудей.
Иудей?
Да. Сын Авраама и Иосифа.
И она снова вспомнила о ларе и о браслетах: «Он их украл. Вот почему он скрывается. Он вор!» Кровь стучала у нее в висках, и она почти машинально ответила:
Мой отец Иофар, мудрец царей Мадиана, тоже сын Авраама.
Даже если он и подумал о том, как у сына Авраама может быть чернокожая дочь, он этого не показал.
В Египте иудеи не цари и не мудрецы царей. Они рабы.
Ты не похож на раба.
Он нерешительно отвел глаза и произнес странную фразу:
И я уже не из Египта.
Оба молчали. В словах Моисея было так много смысла, так много они допускали предположений, что ей никак не удавалось привести в порядок свои мысли. Может быть, Моисей ничего не украл? Может быть, он не принц? Может быть, он просто человек из ее сна?
Эта мысль ужаснула Сепфору. Она отступила от Моисея, продолжавшего наблюдать за ней.
Я должна вернуться.
Он покачал головой, указал на грот, поблагодарил ее.
В доме моего отца тебя всегда примут с радостью, сказала Сепфора, пытаясь понять выражение его лица. Мой отец будет рад видеть тебя.
Она повернулась к нему спиной и вышла к обрыву.
Подожди, окликнул ее Моисей, ты не можешь так уйти. Выпей воды.
Не дожидаясь ответа, он вынес флягу из грота, вытащил из горлышка деревянную пробку и протянул Сепфоре:
Вода еще холодная.
Сепфора замечательно умела пить из горлышка фляги, но сейчас даже не могла поднести ее ко рту. Моисей поднес флягу к ее губам. Вода полилась, обрызгивая ей подбородок и щеки. Сепфора засмеялась, за ней засмеялся Моисей и опустил флягу.
Сепфора не умела соблазнять мужчин, хоть и видела, как это делает Орма. Она не знала, что такое любовь, хоть и наблюдала за Сефобой. Но сейчас она чувствовала, как в ней поднималась любовь и желание понравиться ему. Она хотела запретить себе и то, и другое.
Я растрачиваю твою воду, сказала она.
Моисей поднял правую руку, коснулся щеки Сепфоры и осторожно вытер каплю прохладной воды с темной кожи. Его пальцы скользнули ниже, коснулись ее губ. Сепфора схватила его за запястье.
Сколько времени они так стоят?
Не дольше, чем продолжается полет ласточки над их головами и достаточно для того, чтобы Сепфора успела всем телом ощутить нежность Моисея. Ей казалось, что он обнял ее и прижал к себе, как тот мужчина в ее сне. Она уже не отличала то, что происходило на самом деле, от сна.
Она открыла глаза и увидела по его лицу, что он тоже желал ее. Она поняла, что он будет делать дальше, подумала о ложе, которое было так близко от них. У нее достало силы улыбнуться, выпустить руку Моисея и выбежать под палящее солнце.
***
Солнце уже давно стояло в зените, когда Сепфора вернулась в дом своего отца. Во дворе царила тишина, которую невозможно было объяснить только послеполуденной жарой. Исчезли шатры, верблюды И вся свита Ребы.
Сепфора завела мула в загон. Мужчины старались не смотреть на нее, служанки бросали на нее встревоженные взгляды и перебегали в спасительную тень домов. По всей видимости, ее отсутствие не прошло незамеченным.
Сепфора мечтала о прохладе комнаты и о кувшине воды, чтобы омыть свое тело и сменить свою липкую от пота тунику. Боясь столкнуться с Ормой в своей комнате, она направилась в большую общую комнату женщин, откуда слышались веселые крики играющих детей. Она уже почти дошла до комнаты, когда услышала свое имя. Сефоба с изменившимся от тревоги лицом бросилась ей на шею и, дрожа от пережитого волнения, пробормотала:
Где ты была? Где ты была?
Сепфора не успела ответить. Не переводя дыхания, Сефоба, рассказала, что все перепугались за нее, вообразив, на какие ужасы могут быть способны эти дикари, сыновья Уссенека, чтобы отомстить за то наказание, которому накануне подверг их пришелец. Да смягчит Хореб свой гнев!
О, моя Сепфора! Если бы ты только знала! Я вообразила, что они похитили тебя, чтобы довершить то, чего не смогли сделать вчера, я ничего не могла с собой поделать!
Сепфора улыбнулась, погладила сестру по голове, поцеловала в мокрые от слез щеки и, не желая лгать, ответила, что с ней ничего дурного не случилось, что не стоило так волноваться.
Сефоба не успела задать ни одного вопроса, как за ее спиной раздались насмешливые слова:
Конечно, ничего не случилось! Не беспокойся, Сепфора, никто, кроме Сефобы, не вообразил ничего подобного.