Она посещала и приглашала кого хотела и отворачивалась от глупых, скучных людей, а вместе с тем светские сплетни не могли набросить на нее ни малейшей тени какой-нибудь скандальной истории. Поддерживая постоянную переписку с князем Меттернихом и эрцгерцогиней Софией, она в то же время выражалась об официальных венских сферах так смело и независимо, что ее подозревали в двойной игре. Но она не обращала внимания на все толки и как только появлялась в светских гостиных, то все прикусывали языки перед ее привлекательной красотой, любезным обращением и остроумной речью. Ее черные глаза так ярко сверкали, что, по словам графа Бальди, безуспешно ухаживавшего за ней три года, его уродство стушевывалось под ее лучезарными взорами.
Неудивительно, что известие об отъезде княгини Сариа всполошило сливки миланского общества.
Уверяют, что с нее сняли опалу, говорила одна из посетительниц магазина «Золотые ножницы».
А разве она была в опале? спрашивала другая.
Я ничего не понимаю в ее истории, отвечала третья.
Говорят, что она выходит замуж, заметила четвертая.
И за князя Меттерниха, воскликнула пятая, он, к ее счастью, овдовел.
Я не люблю таких гордячек, произнесла гнусливым голосом графиня Скатти, разговаривая с вами, она словно дарит вас милостью.
Поэтому-то она так часто и говорит с графом Бальди, иронически заметила маркиза Руга.
Это клевета, неожиданно раздался мужской голос, и все с удивлением взглянули на говорившего.
Это был молодой, скромный юноша, который до тех пор почти скрывался за пышными юбками пожилой аристократки, вокруг которой он вертелся.
Асканио! произнесла она строгим тоном, но, по-видимому, мнение юноши разделялось и другими.
Княгиня Сариа слишком умная и благородная женщина, чтоб терять время на светские интрига, сказал Луиджи Порта. Если она действительно возвращается в Вену, то вы увидите, что весь мир заговорит о ней.
Как вы восторгаетесь ею! промолвила маркиза Герарда тоном выговора. Мне пора ехать, а вы, вероятно, Луиджио, будете ждать княгиню Сариа.
Нисколько. Я провожу вас, если позволите.
И маркиза удалилась со своим кавалером.
Мало-помалу магазин начал пустеть, и вскоре остались только две или три клиентки. Но зато явился новый посетительпатер.
IIПаспорт
Аббат Галотти был типичным патером: здоровый, полный, обходительный, он ничем не напоминал, кроме одежды, своего сана. После окончательного падения Французской империи и возвращения австрийцев в Милан многие из духовных лиц сделались активными агентами австрийского правительства. В их числе находился Галотти. Он не питал глубокой ненависти к тем или другим чужестранцам, но находил, что лучше служить австрийцам и пользоваться их милостями, чем компрометировать себя дружбой с французами. Он добился официальной должности, хотя не очень важной, а именно, секретаря провинциального совета, он умел оказывать услуги и в этом скромном звании. Он бывал всюду и знал всех. Ловкий, вкрадчивый, он доставлял необходимые сведения сильным мира сего и производил поборы со слабых; но все это делал мягко, нежно, не возбуждая неприятностей.
Он вошел в магазин «Золотые ножницы», когда все посетительницы покидали его, и, обратившись к Шарлотте, задал ей целый ряд вопросов:
Вы просили в канцелярии паспорт? Вы отправляетесь в Австрию по делам торговли или по семейным обстоятельствам? Вы едете одна или вдвоем? Надолго ли вы отправляетесь? Какой вы поедете дорогой? В каких городах вы остановитесь?
Молодая девушка сначала смутилась, но потом воскликнула со смехом:
Неужели надо отвечать на все ваши вопросы? Еще неизвестно, когда я поеду. Я заранее попросила паспорт, чтоб он был готов на всякий случай.
Аббат был удивлен, даже опечален этим ответом.
Я очень сожалею, произнес он, но вы, кажется, не знаете, что императорское правительство не может выдавать условных паспортов. Конечно, такие паспорта были бы удобны, но в последнее время много паспортов затерялось, и потом они очутились в чужих руках. На этом основании его высочество вице-король приказал не выдавать иначе паспорта, как лицам известным и на известную надобность.
Шарлотта снова смутилась.
Однако, ответила она, я не понимаю, как паспорт, выданный на имя белошвейки г-жи Лолив, может нарушить общественный порядок.
Все возможно. Во всяком случае вы получите паспорт только при условии, что вы определите время, когда им воспользуетесь.
Молодая девушка прикусила себе губу и после минутного размышления сказала:
Хорошо, я постараюсь выехать в семидневный срок, так как, по-видимому, не паспорта выдаются для путешественников, а путешественники созданы для паспортов.
Я понимаю, что эти порядки удивляют чужестранцев, заметил с улыбкой патер. Вы, кажется, француженка?
Парижанка.
Прекрасно. Нам известно, что ваша семья уже давно содействует водворению в Ломбардии вкуса к парижской моде. Но что вы намерены делать в Вене? Основать отделение вашего магазина?
Может быть. Но прежде постараюсь найти новых заказчиц, а потом увижу.
Значит, ваше путешествие деловое, а поедете вы одна?
Нет, я возьму с собой одну из продавщиц.
А долго ли продлится ваше отсутствие?
Месяц или шесть недель.
Хорошо. Теперь не угодно ли вам зайти в канцелярию, указать ваши приметы и уплатить деньги, а затем, вероятно, вам выдадут паспорт. Ах, да, я забыл, вы не берете с собой ни родственника, ни слуги, одним словом, никакого мужчины?
Конечно нет, но зачем вы это спрашиваете?
Зачем? Зачем? Это уж касается политики.
Как политики?
Да. Проклятые заговорщики постоянно нарушают порядок в наших прекрасных итальянских провинциях. Либералы, бонапартисты, карбонарии, все эти негодяи думают только об устройстве мятежей, и губернатор решил, чтоб помешать их бегству Впрочем, я заболтался, а время идет. Мне остается только отвесить вам, сударыня, низкий поклон.
Шарлотта поняла, что если ей нужен был паспорт, а в нем была крайняя необходимость и как можно скорее, то ей следовало решиться на смелый шаг. Недолго думая она громко сказала, обратясь к одной из продавщиц:
Элиза, заверните и пошлите по адресу патера дюжину отборных воротничков, какие делают для монсеньора Дель-Сонцо.
Говоря это, она покраснела, но аббат не изменился в лице и хотя промолвил: «Нет, не надо», но таким тоном, который ясно выражал согласие принять взятку.
Оставьте, оставьте, произнесла молодая девушка, вы увидите, что после нашей работы вы не захотите носить других воротничков, а мне очень приятно доказать вам мою благодарность за вашу любезность.
Ну, хорошо, отвечал патер, а я и забыл, что у меня в кармане всегда есть готовые паспортные бланки. Губернатор мне так доверяет, что дозволяет выдавать их лицам, мне хорошо известным. Дайте мне перо, и я впишу необходимые сведения.
Он вынул из кармана паспортный бланк, сел к столу, вписал в бумагу все, что было необходимо, и, подавая Шарлотте, сказал:
Вот и готово. Пожалуйте три дуката.
Получив деньги, он взял завернутые для него воротнички и сказал:
Не беспокойтесь посылать, я и сам снесу.
Потом, любезно поклонившись, он вышел из магазина со спокойной совестью. Недаром он был патером и секретарем провинциального совета.
IIIТетка
Не успел исчезнуть за дверью патер, как тетка Шарлотты вышла из-за своей конторки. Это была маленькая, толстенькая, седенькая старушка, в сером шелковом платье и старомодном чепце с длинными завязками. Ее золотые очки, такая же золотая цепочка с ключами и ажурные чулки, обрисовавшие маленькие ножки в миниатюрных туфлях, доказывали, что она принадлежала к достаточной, буржуазной среде и еще не отказывалась от желания нравиться.
Что за бумаги принес тебе, Шарлотта, этот негодяй патер? спросила она.
Паспорт.
Для тебя?
Да.
Ты уезжаешь? Куда? Отчего ты раньше мне об этом не сказала?
В тоне старухи слышались удивление, недовольство и печаль, в особенности последняя. Ее оскорбляла мысль, что племянница не доверяет ей.
Я хочу распространить наше дело и придумала эту поездку совершенно неожиданно. К тому же еще ничего не решено.
Хорошо. Но знаешь, Шарлотта, я вижу с сожалением, что ты хочешь вмешаться в чужие дела. Иностранцы не должны принимать участия в политических делах той страны, которая оказывает им гостеприимство. Мне очень понравился твой жених; он серьезный и основательный молодой человек. Но меня пугает то, что он развивает опасные идеи. Он просто заговорщик и принимает участие в тайных обществах. Несмотря на всю его доброту и честность, он в состоянии забыть жену и детей для исполнения того, что считает своим долгом. Одним словом, он намерен поднять Милан и всю Италию против Австрии. А ты хочешь ему в этом помочь потому, что ты его любишь и восторгаешься им, а этот паспорт ты взяла для него, на случай его бегства.
Если б такова была моя цель, отвечала Шарлотта, то плохо же я достигла ее. Ведь паспорт-то женский.
Не издевайся, Шарлотта, над своей старой теткой. Разве женский паспорт не может служить мужчине? Нет, право, послушай меня. Не подобает француженкам вмешиваться в дела карбонариев и жандармов. Если же Фабио ценит свободу своей родины выше спокойствия жены, то не выходи за него замуж. Вот и все.
А если дело идет не об Италии, воскликнула Шарлотта, если люди, о которых вы такого дурного мнения, хотят спасти французанесчастного французского принца, и возвратить его
О ком же ты говоришь? Не о сыне ли Наполеона? Не о герцоге ли Рейхштадтском?
Именно о нем.
Он, должно быть, теперь большой. Ему лет двадцать. Я еще вижу праздник в Париже по случаю его крещения. А какую ему колыбель подарил город Париж! Так вот о ком идет речь. Но я, право, не понимаю, зачем жертвовать своей жизнью, чтоб вернуть в Париж Римского короля. Да и нам с тобой лучше продавать шарфы, чем заниматься политикой.
Да будем продавать шарфы, воскликнула Шарлотта, и отвернемся от молодых людей, которые посвятили свою жизнь геройскому делу.
Бедное дитя мое, отвечала тетка, смотря пристально на племянницу и теперь неожиданно понимая, какая нравственная перемена произошла в сердце и мыслях молодой девушки. Значит, ты вполне отдалась этому делу. Но что же будет с нами? Ты знаешь австрийскую полицию. Она все знает, а чего не знает, то сочиняет; в конце концов, у нее есть Шпильберг, крепость в Моравии. Туда сажают всех недовольных, а там очень, очень худо. Пощади себя и меня, дитя мое. Положим, что благородно посвятить себя освобождению бедного юного узника. Я уважаю от всего сердца Фабио, но мы не можем ничего сделать. Твои родственники перебрались сюда из Парижа именно чтоб избавиться от превратностей политики, а ты хочешь вовлечь нас снова в политический водоворот. Одумайся, пока еще не поздно.
В эту минуту извне послышался шум. Он быстро приближался, и с каждой минутой становилось яснее, что невдалеке происходили уличные беспорядки.
Неожиданно наружная дверь магазина с треском отворилась, и вбежала продавщица Элиза с криком:
Весь город восстал. Улица полна солдатами. Вокруг театра «Ла Скала» произведены аресты. Все магазины запираются. Соседи советуют и нам сделать то же.
Не успела она произнести этих слов, как дверь снова отворилась, и на этот раз осторожно, тихо прокрался в нее Фабио.
Но он теперь не походил на того серьезного, мирного, буржуазного юношу, которого любила Шарлотта. Одежда его была в беспорядке, черные волосы всклочены, и все в его фигуре свидетельствовало, что он спасся от большой опасности.
Простите меня, что вошел к вам, сказал он, обращаясь к испуганным женщинам, но за мной гнались полицейские агенты.
Вы хорошо сделали, что избрали своим убежищем наш дом, отвечала тетка, выходя вперед и отстраняя Шарлотту, но мы две беззащитные женщины. Какую же помощь мы можем вам оказать?
Позвольте мне только пройти через вашу квартиру и спастись в другую дверь, выходящую в переулок.
Старуха побежала вперед, чтоб указать дорогу юноше, но он удержал ее.
Нет, воскликнул он, не показывайтесь вместе со мной, это может скомпрометировать вас. Благодарю вас. Прощайте.
И, поцеловав руку Шарлотты, следовавшей за ним, Фабио исчез за дверью.
Берегите себя и помните, что у вас здесь остался друг, крикнула Шарлотта.
Два друга, прибавила тетка.
Не успели обе женщины вернуться в магазин, как на улице послышался стук экипажа.
Спустя минуту в дверь вошла княгиня Сариа в сопровождении графа Бальди.
Я думала, что никогда не доберусь сюда, сказала она. Ну, здравствуйте!
IVКнягиня Сариа
Они совершенно забыли об ожидаемом посещении знатной клиентки и теперь принялись ухаживать за ней с тяжелым сердцем. Они должны были говорить о тряпках, а сами думали о той ужасной драме, которая, может быть, разыгралась в двух шагах от их дома.
Благодарю вас, граф, говорила между тем княгиня совершенно спокойно, без вас я не проникла бы сюда через всю эту массу полицейских. А мне необходимо посоветоваться с г-жой Лолив насчет кружев и перьев. Ведь я завтра еду в Вену.
Так это правда, княгиня, вы уезжаете? спросил печально Бальди.
Конечно, правда, но, пожалуйста, не вешайте нос. Вы очень милый человек, и я вам очень благодарна за то, что вы и еще несколько других кавалеров сделали для меня жизнь в Милане приятной. Но нельзя слушать всегда изящные рассуждения об искусстве или любви, и вдова, не очень старая, не очень уродливая и не очень глупая, естественно желает себя показать и людей посмотреть, как только ей дали свободу.
Граф Бальди вместо ответа только покачал головой. Он принадлежал к числу светских итальянских франтов, для которых вся жизнь заключалась в том, чтоб ухаживать за женщинами, декламировать знаменитые сонеты и распознавать с первого взгляда картины Леонарди или Больтрафио. Ему льстило, что княгиня Сариа, самая гордая и недоступная красавица Милана, являлась всюду, опираясь на его руку, и ее отъезд потому его так печалил, что нарушал приятно сложившуюся для него жизнь.
Я должна отдать вам справедливость, продолжала княгиня, что вы менее эгоист, чем другие. Вы очень преданно ухаживаете за женщиной, которая вам нравится, обходитесь с ней очень почтительно, чрезвычайно услужливы и мало требовательны. Вот видите, я просто слагаю о вас мадригал. Но довольно, до свидания. Я высоко вас ценю, как cavalier servante, но вы не годитесь в камеристки, а мне надо здесь примерять туалеты.
Бальди протестовал и заявил, что он не оставит княгиню и проводит ее домой, так как в городе не спокойно.
Да, скажите, что происходит? воскликнула княгиня. Я очень интересуюсь этими миниатюрными революциями, которые от времени до времени переворачивают вверх дном наш бедный Милан. Зачем делаются обыски и аресты?
Пока Бальди объяснял вполголоса княгине, что совершалось в городе, где произвели обыски, кого арестовали и какие меры принимались, чтоб успокоить волновавшуюся молодежь, тетка и племянница с ужасом прислушивались к шуму, который теперь раздавался не только на улице, но и в переулке. Спустя несколько минут Фабио снова появился в магазине.
Дом окружен со всех сторон, сказал он, подходя к Шарлотте.
Значит, нет спасения? спросила молодая девушка.
Нет; в конце переулка стоят солдаты, а в домах все двери и окна закрыты. Я не боюсь ареста, но на мне бумаги, которые могут компрометировать многих друзей. Пусть меня посадят в Шпильберг, но только бы эти бумаги не попали в руки полиции. Можете вы их спрятать, Шарлотта?
Молодая девушка еще более побледнела, но она отвечала твердым голосом и с лихорадочно сверкающими глазами:
Мы не одни. И она указала незаметным движением головы на княгиню Сариа и графа Бальди, которые продолжали разговаривать вполголоса.
Я боюсь, что в нашем доме сейчас сделают обыск, как в соседних, продолжала Шарлотта, но я вас люблю, Фабио, и согласилась стать вашей женой, значит, я вас не покину в опасности. Я открою сейчас картонку, а вы бросите туда ваши бумаги. Я отвечаю за все остальное.
Она подошла к столу, на котором стояли три картонки, приготовленные для княгини, приподняла крышку одной из них, а Фабио спрятал под кружевной шарф маленький плоский четырехугольный конверт, запечатанный сургучом.