Прежде чем пойти спать, Галлони принял последние две меры предосторожности. Он поставил двух часовых у дома княгини Сариа и, зайдя в почтамт, предупредил дежурного чиновника, чтобы перехвачены были все письма, адресованные на имя этой аристократки и посылаемые ею.
Каково же было его разочарование, когда на следующее утро он увидел, что белошвейки покинули свое жилище, и узнал, что княгиня Сариа вместе с ними выехала рано утром на почтовых по дороге в Комо; хотя один из его сбиров поскакал за ними, чтобы не выпускать из вида, но этого было недостаточно, и Галлони отправился в дом губернатора, так как он был вполне убежден, что беглянки увезли с собой драгоценные бумаги.
Было восемь часов утра, и лакей губернатора отказался разбудить его.
Галлони рассердился и предъявил свой бланк агента тайной полиции.
Ступай к начальнику полиции, это дело его, а не губернатора.
Я желаю видеть губернатора по важному государственному делу, и никто кроме него не может принять необходимых мер в этом случае.
После долгих переговоров лакей смилостивился и доложил губернатору о приходе Галлони, но только в 9 часов он добился аудиенции, так долго вставал и одевался губернатор.
Когда сыщик подробно рассказал о всем случившемся накануне и в это утро, то губернатор промолвил с улыбкой:
Не может быть, чтобы такая блестящая аристократка, как княгиня Сариа, имеющая важные связи в Вене, приняла участие в заговоре с двумя белошвейками и мелким адвокатом.
Если ваше превосходительство мне не верит, то не угодно ли вам допросить графа Бальди, который присутствовал при обыске магазина «Золотые ножницы».
Вместе с тем сыщик настоятельно требовал, чтобы ему был выдан тотчас приказ о принятии необходимых мер против княгини Сариа и ее двух сообщниц, обвиняемых в укрывательстве важных государственных бумаг, и чтобы его лично тотчас отправили в погоню за ними. Губернатор тем скорее на это согласился, что ему необходимо было переслать в Вену секретные письма не по государственному делу, а по любовной интрижке, и они достигли бы вернее своего назначения в кармане Галлони, чем по почте. К приказу о преследовании и аресте подозрительных дам губернатор прибавил рекомендательное письмо к начальнику венской полиции Зедельницкому.
Ваше превосходительство, конечно, уведомите об этом министра, сказал Галлони, выходя из кабинета, так как ваше донесение очистит мне почву для действий в Вене.
Вернувшись к своему туалету, губернатор промолвил вполголоса:
Конечно, княгиня докажет всю глупость взведенного на нее обвинения, и тем дело кончится.
Между тем Галлони не терял времени, но он не бросился в погоню за экипажем княгини Сариа, который спокойно катился по дороге в Комо, а отправился в Вену по более прямой дороге через Бресчию, Верону и Удине.
«Я прибуду в Вену раньше нее, думал он, и если мне там окажут содействие, то я легко накрою княгиню, которая будет считаться вполне безопасной и не примет мер, чтобы скрыть драгоценные документы».
Все случилось, как предвидел ловкий сыщик. Жандарм догнал княгиню Сариа на швейцарской границе, и хотя там подвергли строгому досмотру трех женщин, но они оказались в порядке, и пришлось их пропустить, а однажды очнувшись в Швейцарии, они уже были вне когтей австрийской полиции.
Что касается Галлони, то он не спеша достиг Вены иной дорогой и явился туда ровно вовремя.
IIОтель «Лебедь»
Первым делом Галлони по прибытии в Вену было доставить секретные письма миланского губернатора, а затем он отправился к начальнику полиции и выправил себе разрешение содействовать столичной полиции в розыске заговорщиков, по делу вручения герцогу Рейхштадтскому важных документов.
Наконец он поместился в маленькой гостинице у городских ворот, выходивших на дорогу, которая вела из Тироля и Швейцарии.
На третий день он с удовольствием увидел дорожный экипаж, в котором спокойно сидели его беглянки. Он последовал за ними и убедился, что они поселились на некоторое время в отеле «Лебедь» на Карентийской улице.
Вечером в тот же день граф Зедельницкий в сопровождении Галлони, который доложил ему подробно обо всем, посетил отель «Лебедь» и даже номер, занятый княгиней Сариа, пока ее не было дома. Испуганный хозяин отеля подробно отвечал на все вопросы графа.
Давно ли живет здесь княгиня?
С сегодняшнего утра. Может быть, ваше превосходительство, мне не следовало принимать ее? Если вы прикажете, то я тотчас ей откажу.
Нет, отвечал граф, пожимая плечами, княгиня почтенная дама и имеет большие связи при дворе.
Я так и думал; это очень приличная особа. Ее сопровождают две женщины, которые значатся по паспорту белошвейками. Они заняли скромную комнату под номером княгини.
Вы их знаете, они когда-нибудь останавливались в отеле?
Нет. Прикажете их удалить?
Ни их и никого.
Есть у вас новые путешественники?
Только один журналист из Парижа, которому тайный советник Фридрих Генц только что прислал кучу карточек для осмотра венских музеев.
Что же, княгини целый день не было дома?
Она уезжала во дворец, как мне сказал кучер, затем она вернулась и обедала одна в час. В три часа она поехала к эрцгерцогине Софии, как мне сообщил швейцар; теперь ее ждут с минуты на минуту, а вечером она собирается опять выехать.
Поздравляю вас, вы все знаете о своих жильцах, значит, ваш отель прекрасно организован. Прошу вас передавать моему уполномоченному все письма и пакеты, которые будут получаться или отправляться вашими жильцами. Вы поняли меня?
Понял, ваше превосходительство, ваше приказание относится и к княгине Сариа?
Да, лучше не делать исключений ни для кого. Если же княгиня узнает, что мы были в ее комнатах, то скажите, что мы путешественники и желаем занять ее номер, когда она его очистит.
С этими словами граф отпустил трактирщика и, оставшись наедине с Галлони, спросил его:
Вы осмотрели местность?
Конечно. Вот здесь рядом спальня; она выходит в гардеробную, которая соединяется с задней лестницей, а в гостиную прямо входят с парадной лестницы. Вот и все.
Так не угодно ли вам покуда только следить за всеми шагами этих лиц. Хотя ваши первые действия в этом деле были неудачными, но вы потом доказали свою ловкость, отыскав здесь ваших беглянок, но помните, что Вена не Милан и венцы не миланцы. Хотя вы не принадлежите к здешней полиции, но я дозволяю вам окончить это дело. Только смотрите, оправдайте рекомендацию миланского губернатора, главное, будьте осторожны и не торопитесь.
Да мне теперь, делать нечего, ваше превосходительство, документы должны еще находиться в кармане у княгини, и я подожду, пока она опорожнит свои карманы.
И пока я вам разрешу действовать, прибавил граф.
Галлони кивнул головой, но этот безмолвный знак мог означать одинаково и «слушаюсь» и «как бы не так».
Княгиня Сариа вернулась, и если ваше превосходительство желаете, то можете с ней познакомиться, произнес хозяин отеля, приотворяя дверь.
Я нисколько этого не желаю, отвечал граф Зедельницкий.
А я тем более, так как она меня знает, прибавил Галлони.
Идите навстречу вашей жиличке, а мы удалимся задним ходом. Вот глупая история! Но, Галлони, воспользуйтесь этим, чтобы осмотреть все входы и выходы.
В ту самую минуту, как они исчезли по задней лестнице, парадная дверь отворилась, и Полина вошла в номер в сопровождении горничной.
Извините, ваше сиятельство, что я позволил войти в ваши апартаменты, сказал хозяин отеля, низко кланяясь, но я хотел убедиться, все ли в порядке, и к тому же я должен был показать их двум путешественникам, которые хотят снять их, когда вы покинете отель, что, я надеюсь, будет не скоро.
Слушая его, Полина поправляла себе прическу у зеркала, но случайно она взглянула в окно и вздрогнула. По улице быстро шли два человека, и один из них украдкой смотрел на ее окно. В его бледном, решительном и вселяющем отвращение лице она узнала миланского сыщика.
Это ваши новые жильцы? указала она на быстро удалявшиеся фигуры. Нечего сказать, хорошие у вас клиенты.
Я, право, не вижу так далеко, сказал хозяин отеля в большом смущении.
Я надеюсь, что вы дали им обо мне все сведения, какие они желали. Я нимало не хочу ссорить вас с полицией.
Что же делать, несчастные хозяева отелей подвергнуты постоянному полицейскому надзору.
Пожалуйста, не делайте исключения для меня. Докладывайте полиции о всех лицах, которые будут меня посещать, даже показывайте мои письма.
Как, ваше сиятельство, вы позволяете? воскликнул с удивлением хозяин.
Да, конечно, в наше время надо подчиняться подобным неприятностям, в особенности, когда нечего бояться. Ну, до свидания, прошу вас, прикажите сказать, чтобы девицы Лолив зашли ко мне, когда окончат свою работу.
Оставшись одна, Полина стала серьезно обдумывать свое положение. Очевидно, Галлони не считал себя побежденным, проследив за ними до Вены, уведомил полицию об их прибытии и окружил хитрой сетью бедных женщин, которые надеялись, что избегли его когтей. Но неужели Меттерних вел двойную игру и, с одной стороны, принимал ее любезно, а с другойподвергал унизительному полицейскому надзору. Что ей делать? Она хотела повести снова веселую светскую жизнь, а обстоятельства ее наталкивали на участие в политическом заговоре. Конечно, в пользу такого интересного и симпатичного юноши, каким ей показался неожиданно герцог Рейхштадтский, можно было действовать с удовольствием. Но что она могла сделать? Она была вполне беспомощна и поэтому решила остаться в стороне, не обращая внимания на полицейские неприятности, тем более что ей никто не поручал исправлять ошибки истории.
А жаль, промолвила она мысленно, вспомнив о красивой фигуре молодого человека, о его благородной выходке относительно Мармона и в особенности о нежном, сочувственном взгляде, брошенном на нее.
IIIПлан действия
Княгиня, должно быть, получила дурные известия, сказала Шарлотта своей тетке, входя в гостиную. Посмотрите, как она грустна.
Не бойтесь, не случилось никакого несчастия, отвечала Полина, услыхав слова молодой девушки, хотя они и были сказаны вполголоса, напротив, я нашла старых и новых друзей, так что стоит нам только сказать слово, и наше дело в шляпе.
Неужели? воскликнула Шарлотта, просияв.
Но я еще не упоминала о нашем деле никому. Оказывается, что наши миланские друзья прекрасно выбрали минуту для действия, хотя сами этого не подозревали. Парижская революция дает все шансы на успех сыну Наполеона.
Бедный юноша!
Я видела его, воскликнула Полина, обрадовавшись случаю поговорить о молодом человеке, который произвел на нее глубокое впечатление, как он переменился! Три года тому назад он был бледным, грустным ребенком, сгорбленным под бременем несчастья, а теперь он стал прекрасным, благородным, смелым, мыслящим юношей. А глаза у него светлые, открытые, добрые.
Помните, тетя, и Фабио говорил то же.
Люди, окружающие его, начинают понимать принца, продолжала Полина, они боятся его. Я пристально смотрела на Меттерниха, пока герцог Рейхштадтский говорил, и ясно было, что он в молодом австрийском офицере видел неожиданно воскресший образ его великого отца. Хитрый дипломат словно слышал голос умершего колосса, и как будто перед ним воскресли кровавые годы его борьбы с императором. Это была поразительная, чудная сцена.
Я понимаю, почему вы не могли сказать и слова о миланском деле, заметила Шарлотта.
Я не говорила о нем, но оно известно Меттерниху. Он знает, что мы приехали, и, быть может, подозревает, что в наших руках драгоценные документы. Но не беспокойтесь, все уладится.
Простите, княгиня, произнесла тетка молодой девушки, не лучше ли нам уничтожить эти бумаги?
Шарлотта всплеснула руками от удивления и гнева.
Зачем их уничтожать? спросила Полина.
Мы хотим просить помилования человека, который должен был привезти эти бумаги сюда, а сами хотим обмануть лиц, у которых просим милости. Это нехорошо.
Нет, тетя. Мы не имеем права уничтожить бумаги, которые нам поручил Фабио. Он слишком дорого платит за их сохранение.
Вы правы, дитя мое, заметила Полина.
Однако надо выбрать одно из двух: или освободить из тюрьмы твоего жениха и сжечь бумаги, или сохранить бумаги и не просить о помиловании Фабио.
Вы хотите, чтобы ваша племянница обесчестила своего жениха и добилась его освобождения ценой предательства.
Нет, но я боюсь, что мы можем поступить неблагородно, если не уничтожим бумаги. Простите, княгиня; я знаю, с каким мужеством и добротой вы оказали нам помощь в этом несчастном деле. Я вам за это очень благодарна, тем более что вы компрометировали себя без всякой причины. Но я не хочу, чтобы вы ради нас совершили неблагородный поступок.
Подумаем хорошенько и решим, что мы должны сделать по совести, отвечала с улыбкой Полина и протянула руку доброй старухе.
Я полагаю, воскликнула Шарлотта, что прежде, чем решать судьбу пакета с бумагами, надо посмотреть, что в них находится.
Вы совершенно правы, Шарлотта, и если эти бумаги окажутся пустыми, то мы их тотчас уничтожим, не правда ли, наша ходячая совесть? прибавила княгиня, обращаясь к тетке молодой девушки.
Я не вижу, к чему поведет это пустое любопытство, отвечала старуха. А если бумаги окажутся важными, то что мы сделаем?
Увидим, а что я не любопытна, то сейчас вам докажу, тетя. Вы обе откроете пакет, а я выйду в соседнюю комнату и буду караулить, чтобы нас никто не подсмотрел.
Хорошо, Шарлотта.
Молодая девушка быстро выбежала из двери и старательно закрыла ее за собой.
Я распечатываю конверт, сказала Полина, вынимая его из своего кармана и показывая, что сургуч остался неприкосновенным, мы прочитаем бумаги, а затем вы сами, г-жа Лолив, решите, что с ними делать.
В пакете оказалось восемь свернутых бумаг, Полина прежде всего развернула четыре письма.
Все они адресованы, сказала Полина, «его императорскому высочеству принцу Наполеону Франциску Бонапарту, герцогу Рейхштадтскому», а подписано одно «Иосиф», другое«Иероним», третье«Ашиль Мюрат», а четвертое«Луи Наполеон Бонапарт».
Ватага нищих! промолвила старуха с инстинктивной ненавистью парижской буржуазии к семье императора.
Вы правы, за исключением первого, который очень богат.
Пятый и шестой лист подлинники и копии списка постов, устроенных на дороге из Вены в Страсбург. Это самый далекий путь во Францию, а потому наименее подозрительный. В этой бумаге встречаются имена почтовых смотрителей, помещиков и даже простых поселян, которые обязались приготовить лошадей. И как основательно, с какой любовью составлен этот список. В нем помечены не только все повороты дорог и тропинок, но даже указаны города, которых надо избегать. Сколько преданности и терпения заключается в этой сухой номенклатуре. Просто удивительно.
Это правда, печально промолвила старая дева.
Вот еще список лиц, живущих в Вене и ее окрестностях, на помощь которых можно рассчитывать: Жозеф Мунц, управляющий барона Абенауса в Гитцинге, близ Шенбрунна Карло Грепи, стекольщик, близ Бельведера ботаник Велэ и еще десять других. Вот и последняя бумага, прочтите ее сами.
Г-жа Лолив взяла бумагу из рук княгини и прочла инструкцию, данную Фабио тайным обществом, к которому он принадлежал:
«Брат, выбранный для совершения этого подвига, передаст бумаги Францу Шуллеру, садовнику Шенбруннского парка. Он поступит так, чтобы никто не видел его свидания с этим человеком. Франц Шуллер, если и знает об этом предприятии, то не поощряет его. Он любит сына своего старого вождя, но никогда не составлял заговора для его освобождения. Однако мы знаем, что он охотно пожертвует своей жизнью для спасения герцога Рейхштадтского из рук его палачей, чему посвятила все свои усилия группа преданных молодых людей. О вы, в чьих руках находятся эти документы, помните, что вы клялись их сохранить какой бы то ни было ценой, ваши жизнь, свобода, безопасностьничто. Жертвуйте всем для святого дела освобождения народов. Повинуйтесь».
Наступило молчание, которое было нарушено спустя несколько минут Полиной.