Я прослежу, чтобы она никому ничего не сболтнула, пообещала я, зная, как инкогнито важно для группы, и напомнила:
Нам пора идти к гостю. Ты решил, что будешь делать? спросила я.
Все просто. Он хочет вольной песни пусть сам исполняет ее. Я, так и быть, буду аккомпанировать.
Глаза у меня расширились. Лицо же Антона, напротив, светилось самодовольством. О, Господи, что за характер! Он везде сам себе придумывает сложности!
Кей, по старой привычке назвала я его сценическим псевдонимом. Он сказал, чтобы ты спел.
Людям свойственно ошибаться. Пойдем, схватил он меня за руку.
Наше появление итальянца весьма обрадовало, впрочем, как и Томаса, и лишь переводчик был недоволен, а, может быть, его лицо всегда казалось постным.
Господин Бартолини, произнес Тропинин официально. Холодные серые глаза столкнулись с обжигающе-карими. Я познакомился с песней, о которой вы говорили. С удовольствием сыграю ее. А петь предлагаю вам.
Вы знаете, господа, это не совсем то, что подходит господину Бартолини, заявил тотчас переводчик.
Переводите, стоял на своем Тропинин.
Сынок, ты уверен? забеспокоился отчего-то и Томас. Антон кивнул.
Переводчик посмотрел на него, как на сумасшедшего, одернул руку, которая, видимо, тянулась к виску, чтобы покрутить около него, но послушно сказал что-то итальянцу. Тот удивленно вскинул угольные брови.
Я? ткнул он себе в грудь указательным пальцем, при этом смешно оттопырив мизинец. В лучах электрического света засияли бриллианты его перстней. Я должен петь? и он гомерически расхохотался. Уголок губ переводчика тоже дернулся в усмешечке. Мол, давай, дурень, зли господина Бартолини, посмотрим, что из этого выйдет.
Не хочу портить великий итальянский язык своим произношением, не смутился Тропинин. Он железный человек, что ли? Или титановый? Ничем не пробить.
Но я хотел послушать вас, синьор музыкант, с огромным любопытством посмотрел на Кея господин Бартолини. Как пою я, мне известно. А как вы совсем нет.
Могу включить вам свою любую песню, парировал тот. Не сочтите за дерзость. Но мы можем поэкспериментировать. Я буду играть вам эту песню столько, сколько вы захотите, пока на пальцах не появится кровь, несколько пафосно, что, впрочем, Кею было свойственно, заявил фронтмен знаменитой группы, усаживаясь на угол кресла, которое в обители Томаса больше напоминало алое бесформенное нечто со спинкой и подлокотниками.
Переводчик почти предвкушал, как господин Бартолини разразится гневными высказываниями, но этого, к счастью (или, к сожалению) не случилось.
Спою! махнул рукой миллионер, поразив и меня, и переводчика, и только Томас и Кей, казалось, ждали этих слов. Давайте же, играйте мне на своей гитаре! Но, рагаццо, вам придется долго играть пока не устану, и тут он вновь разразился смехом. Происходящее его крайне забавляло. А если будете играть плохо Тут он многозначительно замолчал, поцокав языком и качнув указательным пальцем, словно в предостережение.
Господин Бартолини очень любит петь, поделился своими наблюдениями злорадный переводчик. Вам придется долго аккомпанировать ему.
Антон равнодушно пожал плечами. Ему было все равно.
Я пою ты играешь, повторил гость. Ему было крайне любопытно. И, похоже, ничего особенного от «сынка» маститого художника он не ждал. Больше хотел развлечься.
Я играю вы поете, согласился молодой человек.
На гитаре он аккомпанировал весьма неплохо, но делал это как-то аккуратно, отстранившись, словно стараясь заглушить самого себя, не дать своему внутреннему «я» влиять на звучание, и сохраняя лишь техничность. Итальянец же пел звучно, громко, крайне эмоционально, не всегда попадая в ноты и нещадно фальшивя. Томаса, впрочем, это не смущало, и он даже попытался что-то подпевать, вернее, мычать, улыбаясь и махая руками. На удивление кислый переводчик тоже включился в сие действо возможно, считал это частью своей работы: он стал притоптывать то одной ногой, то другой и тоненьким голоском подвывать в припевах, вторя господину Бартолини. Выглядело все это дико потешно, и как Тропинину удавалось сохранить спокойное выражение лица, а не засмеяться в голос, я ума приложить не могла.
В импровизированном дуэте за технику отвечал Антон, а за передачу чувств господин Бартолини. Я представила этих двоих стоящими спина к спине на какой-нибудь залитой солнцем площади в Риме или в Неаполе, с лежащей неподалеку от них шапкой, в которую прохожие кидали монетки, и мне стало смешно.
Я всегда говорил, что искусство объединяет! вскричал Томас. Локтем он задел стеллаж и оттуда посыпались, как горох, банки с красками и мастихины. Пришлось собирать их и ставить на место. При этом мне на голову едва не упал этюдник.
Спасибо, Катенька, как маленькую, пощипал меня Томас за щеку вымазанными маслянистой синей краской пальцами.
Ты что делаешь! возмутилась я, касаясь щеки так и есть, испачкал. А масляная краска оттирается просто ужасно это я отлично знала с детства. Именно поэтому вся наша семья и не любила, чтобы Томас писал дома всюду тотчас появлялась краска, и ее приходилось оттирать ацетоном или керосином.
О, я случайно, радостно улыбнулся мне отец и попытался оттереть пятно какой-то подозрительно пахнущей тряпкой, но я вовремя отшатнулась. Лучше подсолнечным маслом ототру.
Вид при этом у Томаса был такой извиняющийся, что я в очередной раз поняла, что просто не могу злиться на него. И я примирительно улыбнулась в ответ.
Мне показалось, что на меня смотрят, но когда я оглянулась на гостей, ничего подозрительного не заметила.
Другое! махнул рукой итальянский миллиардер. Рагаццо неплохо играет, должен признать! Хочу Франко Боттиато!
Франко Боттиато Антон, видимо, в отличие от меня, знал хорошо. Когда я вернулась из ванной комнаты, где приводила себя в порядок, то господин Бартолини уже во все горло исполнял известнейшую песню Адриано Челентано, делая это громко и с чувством. Глаза его блестели то ли от задора, то ли от алкоголя. Жесты были по-итальянски широки и эмоциональны. У Тропинина же выражение лица не поменялось он почти равнодушно играл, не глядя ни на людей, ни на музыкальный инструмент. Так играют музыканты в ресторанах отстраненно и холодно.
Я села рядом. Антон повернул голову в мою сторону и чуть улыбнулся, а я отчего-то засмотрелась на его ловкие пальцы, без особого труда извлекающие из оставленной кем-то гитары звуки.
Сеньор Караоке! Молодец! Ха-ха-ха! А давай-ка, рагацци, перешел на «ты» миллиардер, еще раз «Мою свободную песню»! Повтори!
У сеньора Караоке чуть дернулся уголок губ, но он сдержался, вновь удивляя меня выдержкой.
Что тут происходит? заглянула с интересом в комнату и Нелли. До этого она крутилась около Леши. У вас караоке-бар? Я тоже хочу петь! Ой, увидев Антона, почему-то смутилась сестра, поняв, что он и есть караоке. А после поздоровалась на английском. Гости никогда ее не смущали Нелли выросла в обстановке постоянного потока знакомых и незнакомых людей в доме.
Пожилой миллиардер помахал Нелли, и та, не стесняясь, помахала ему в ответ, а после подскочила к Томасу и принялась усердно ему что-то втолковывать. Кажется, Нелли хотела, чтобы папа отпустил ее на аниме-фестиваль в соседний город вместе с подружками. Тот, естественно, согласился, словно забыв, сколько сестре лет, и я покрутила пальцем у виска и замотала головой, а после пробралась к ним, боясь помешать музицированию, и принялась втолковывать Томасу, что Нелли отпускать одну опасно.
Господин Бартолини вдруг глянул на нас странным внимательным взглядом, в котором была отстраненная теплота, но я так и не поняла, почему он так на нас смотрит.
А Антон, как оказалось, понял.
И дальше случилось нечто странное.
Другое, повелительно махнул рукой итальянец, отчего-то расхотев петь свою любимую песню, и назвал что-то очередное типично итальянское, популярное и зажигательное.
Но то ли итальянцу не стоило быть столь небрежным по отношению к Антону, то ли таков был первоначальный план моего музыканта, но переходить к новому заказу сеньор Караоке не стал. Гость закончил петь, а Антон все играл и играл «Мою свободную песню».
Зависли? осведомился порядком взмокший от странных танцев переводчик.
Пойте, на английском с улыбкой сказал Антон, глядя на итальянца. Тот скептически посмотрел на него.
Пойте. Я ведь играю.
Угомонись, рагаццо, раздраженно сказал итальянец, пригрозив пальцем, и в очередной раз засияли бриллианты.
Вы поете я играю, я играю вы поете, еще шире улыбнулся Тропинин.
Антон, шепнула я, подходя к нему, чего ты хочешь добиться?
Все в порядке, ответил он мне.
Гость резко поднял руку открытой ладонью вверх и раздраженно помахал.
Господин Бартолини просит вас поторопиться, въедливым голосом сообщил переводчик. Одновременно с ним завопила в углу Нелли Томас все-таки, несмотря на мои протесты, дал ей согласие на поездку.
Что вы делаете? зашипел переводчик. Не действуйте господину Бартолини на нервы!
Итальянец хлопнул ладонью по колену, вскочил и направился к двери. Его помощник, кинув на Кея злобный взгляд, бросился следом, явно намереваясь успеть открыть перед боссом дверь, однако вдруг мужчина остановился. Обернулся резко, прищурившись, глядя на Тропинина, и разразился бранной (наверное) речью понять, что он там говорил, мы не могли, ибо переводчик молчал.
А музыка все равно не смолкала.
И итальянец вдруг замолчал, усмехнулся горько, слушая гитару, и стал подпевать. И он пел, и пел, и пел, и уже мы вчетвером с сестрой, отцом и переводчиком смотрели на него удивленно во все глаза, не понимая, что вообще происходит. И даже соседи уже заподозрили неладное и стучали по батареям, но для славного дуэта господин Бартолини Антон никого словно и не существовало.
Когда на глазах папиного гостя появились, заблестели, как эти самые бриллианты, слезы, музыкант словно преобразился. Антон словно ожил, нырнул в музыку, как в любимую воду, и даже стал насвистывать мелодию это у него получалось здорово. Голос мужчины срывался, но петь он не переставал, кажется, стал еще громче. И странно было видеть на лице такого вот человека почти небожителя! слезы! А Кей не останавливался и играл, играл, играл. А тот, кто заказывал музыку плакал.
Сколько же можно! вскричал Томас. Ему явно было жаль своего дорогого гостя. Ему вообще постоянно всех было жалко. Кроме дочери родной! Джуно, успокойтесь!
Увы, увещевания на того не подействовали, да и робкие попытки переводчика успокоить господина Бартолини кончились провалом.
Атмосфера накалялась. Пение больше походило на хрипы и стоны, а Антон все играл и играл, словно происходящее его совсем не трогало. Он жил лишь этой музыкой, и ничего больше не имело значения.
Да хватит уже! прикрикнула я. Итальянца было ужасно жаль. Сейчас важный миллионер напоминал плачущего ребенка. И все мы, честно говоря, откровенно растерялись. Антон, хватит, попросила я его тихо, подходя.
Тропинин лишь улыбнулся мне. В его улыбке не было злорадства или издевательства, отнюдь, было в ней нечто теплое и отчего-то грустное.
Пожалуйста, хватит, мягко повторила я, положив свою ладонь на пальцы руки, зажимающие струны.
Я не думала, что это возымеет эффект, и готовилась к тому, что Антон меня оттолкнет, но он все же прекратил играть.
Господин Бартолини тоже внезапно замолчал. Темные глаза его влажно блестели, и я, сбегав за салфетками, вернулась и протянула их итальянцу. Тот с благодарностью принял их, отчего-то совершенно не стесняясь своих эмоций. Как ни странно, но на Кея он не сердился.
Ох, моя дорогая, благодарно сжал он мне руку. Спасибо. Вы все-таки так напоминаете мою несчастную Доминику.
Кто такая Доминика? громким шепотом, словно забыв, что гость не понимает по-русски, спросил Томас у переводчика.
Единственная дочь господина Бартолини от любимой женщины, скорбно поведал тот. Ушла на небеса молодой и прекрасной. У господина Бартолини остались лишь сыновья. От нелюбимой женщины, зачем-то уточнил мужчина. Наверное, счел это важным.
Прошу простить мою несдержанность! вскричал гость. Но эту песню мы так часто пели с Доминикой! Моя Доминика была музыкантом. Она играла на гитаре и так красиво пела как ангел! И тут нахлынули воспоминания, а рагаццо все играл, и играл, и играл. И во мне что-то бурлило, варилось и кипело! Сначала я злился что за глупость, какое неуважение, а потом вспомнил, как моя Доминика играла для меня, и я пел. И последнюю песню, которую я слышал от нее была именно «Моя свободная песня». Ах, что за совпадения А я и забыл. Совсем забыл!
Он вдруг заключил Антона в тесные объятия с истинно итальянской страстью, а после, крепко схватив за плечи, заговорил что-то быстро, глядя прямо в глаза.
Господин Бартолини говорит, что вы смогли его удивить, тут же подключился переводчик, который уже пришел в себя после увиденного. Он не думал, что вы вызовете в нем эмоции. Господин Бартолини благодарит вас за удовольствие в последнее время ему слишком много приходилось сдерживаться.
Итальянец еще долго что-то говорил Антону, хлопал по плечам, а после сделала повелительный жест переводчику, и тот спешно достал визитку черную, с золотым тиснением, и вручил ее Тропинину.
Просто удивительно.
Я их на кухне жду, как поваренок. А они тут гала-концерт устроили, поцокал языком дядя, засунувший голову в комнату. А я вообще-то должен быть на тусовке. На модном показе. А вместо этого слушал вас и стук по трубам. Удивительно, но соседи сегодня не пришли в гости.
Наверное, охраны господина Бартолини испугались, хмыкнула я, вспомнив здоровенных мужиков.
Томас, гости и Алексей прошли на кухню, а я задержалась и взяла за руку Антона чтобы остановить.
Что такое? с рассеянной улыбкой спросил он.
Как ты это сделал? прямо спросила я, убедившись, что все ушли и не слышат нас.
Что «это»?
Заставил этого человека плакать, посмотрела я ему в лицо. Я вообще не поняла, что произошло. Откуда ты знал про его дочь?
Он говорил, что ты похожа на его дочь Доминику, отвечал Тропинин. А я просто погуглил этого славного господина. Он публичная личность. Его дочь была музыкантом и погибла много лет назад.
Печально. Но откуда ты знал, что именно эту песню господин Бартолини с ней пел?
Откуда я мог знать? пожал плечами Антон, порядком, кажется, утомленный. Просто Мне показалось, что между этой песней и его дочерью есть связь. В самом начале подумалось если его дочь музыкант, значит, у него есть песни, которые он ассоциирует с ней. Но когда звучала эта «Свободная песня», он изредка смотрел на тебя, Катя. Ты как раз мило общалась с отцом. Когда он вновь заказал ее, тут Тропинин усмехнулся наверняка караоке забыть не может, пришла твоя сестра, и он тоскливо смотрел на нее и Томаса.
И ты только поэтому понял, что нужно играть эту песню без перерыва? подняла я на него изумленный взгляд.
У него выражение лица переменилось, и он резко попросил прекратить играть. Как будто ему мучительно было, задумчиво потер указательным пальцем подбородок Антон. А там, где тонко, нужно рвать, верно?
Ты то ли тонкий психолог, то ли тонкий тролль, ткнула я ему кулаком в солнечное сплетение, а он поймал мою руку и поцеловал в запястье вышло это очень изысканно, так, будто мы с ним оказались в высшем обществе какой-нибудь Викторианской эпохи.
Никак не могу понять, что за духи, вдруг сказал Тропинин.
Какие духи?
Твои.
Сейчас на мне нет духов, сообщила я.
А чем пахнет запястье? сощурился он не верит, что ли?
Я высвободила руку и поднесла к носу. Никаких духов, естественно, не почуяла.
Ты подозрительный, сообщила я ему.
Я потрясающий, парировал Кейтон, приобнял меня и повел на кухню, где было весьма оживленно. Господин Бартолини успокоился и, казалось, вновь стал хозяином положения он сидел во главе стола, взирая на блюда рук Алексея. По одну сторону от него сидел Томас, по другую помощник, который, судя по всему, был голоден. Напротив господина Бартолини расположилась Нелька, держа в руках свою огромную любимую розовую кружку. Два стула были пустыми видимо, предполагалось, что за стол сядем и мы.
А вот и последняя партия. Садитесь жрать, пожалуйста, весело отрапортовал дядя и поклонился. Томас, пока гости не видели, показал ему кулак. Тот состроил невинную рожу и сделал вид, что сплюнул.