В Старый парк, сказала я, пряча улыбку за ладонью, что явно показалось Тропинину подозрительным. Не была там тысячу лет
Парк родовой усадьбы князей Болховицких, который в народе давным-давно прозвали Старым парком, находился в соседнем районе, окруженный с трех сторон, как стражами, высотками, торговыми и бизнес-центрами, а с четвертой рекой, на высоком берегу которой, собственно, и находился. Это был этакий уединенный уголок тишины в большом городе, где на кованых лавочках отдыхали те, кто устал от городского бешеного ритма, индустриальных однообразных пейзажей, рокота машин и запахов фастфуда и кофе.
Едва мы вылезли из машины, нас встретила залитая солнцем усадьба Болховицких, некогда полуразрушенная, обиженная на весь свет за то, что ее, памятник архитектурного наследия, незаслуженно забыли, но сейчас отреставрированная. Силами меценатов, состоящих из местных бизнесменов, также были восстановлены флигеля, склеп, постройки для прислуги и прочие составляющие дворянских усадеб. Да и сам парк был приведен в порядок.
Кстати говоря, в этом мероприятии принял участие и дядя Витя, отец Нинки. Он тоже пожертвовал на восстановление некоторую сумму денег, правда, как человек сугубо материальных ценностей, долго переживал по сему поводу. Я сама слышала, когда была в гостях у Журавлей, как дядя Витя ходил по коридору и бурчал:
И зачем я этих чертей послушал? Лучше бы в дело вложился. Бабки на ветер. Знаю я этих прохиндеев из министерства культуры с их откатами
Помнится, тогда Софья Павловна долго его успокаивала, говоря, что он отдал деньги на благое дело, а дядя Витя весь изворчался и в искусство больше не вкладывался, зато поучаствовал в акции благотворительности, связанной с детским домом, директор которого проворовался. Тут надо сказать, хоть Нинкин папа и был человеком, сверх меры ценящим деньги, но посещение приюта вместе с местными журналистами и несколькими бизнесменами, нацеленное на этакую пиар-кампанию последних, его тронуло, и потом он вновь полвечера ругался мол, зачем ему испортили настроение, заставив участвовать в подобном.
Ненавижу жалость! А ничего не могу поделать! разорялся он на весь дом. Мне их всех жалко, черт возьми!
Софье Павловне вновь пришлось успокаивать супруга, а Нинке, Ирке и Сереже дядя Витя все время потом напоминал, как они должны быть благодарны своим родителям, в особенности ему, за более чем безбедное существование.
Пойдем, протянул мне руку Антон, и я вложила в его ладонь свои пальцы.
Мы неспешно двинулись по ведущей к Старому парку широкой дороге, по обеим сторонам которой словно пирамиды стояли невысокие разлапистые голубые ели. За кованым изящным забором виднелся сам усадебный дом нежного бело-лавандового цвета; вокруг зеленели газоны и росли в клумбах яркие красные цветы, между которыми притаились кажущиеся на солнце ослепительно белыми мраморные скульптуры. Несколько из них удалось восстановить, но большинство было сотворено нашими современниками. Папины друзья тоже принимали в этом участие.
Последний раз я была в этих местах давным-давно, в раннем подростковом возрасте, и потому все изменения видела только в новостях да на фото, а теперь вот выпал случай воочию посмотреть на отреставрированные исторические красоты.
Мы с Антоном, держась за руки, прошли через ворота и оказались напротив усадьбы, обращенной к живописному старинному парку, который начинался дальше.
И как в ней только жили Болховицкие? зачарованно поглядела я на величественное трехэтажное здание, главный фасад которого был украшен высоким шестиколонным портиком и это навевало легкие ассоциации с эллинскими храмами. Как настоящий дворец
Значит, они жили, как настоящие короли, отвечал мне Антон, решительно ведя вперед.
Мы побродили немного по тропинкам, ветвящимся между ухоженными газонами и клумбами, и неспешно пошли по мощеной дороге, мимо кованых кокетливых фонарей и чугунных скамеек с прямыми, как у аристократов, спинками, к самому парку.
Старый парк был похож на сказочный дивный лес и так и манил к себе, обещая укрыть под густой кроной от лучей солнца и подарить немного прохлады и спокойствия.
Негромко пели птицы. Шелестели гривами высокие деревья ветер, дуновение за дуновением, постепенно, почти незаметно, усиливался. И мне казалось, что я слышу неторопливый речной гул.
Воздух казался свежим; к тому же в нем витали, причудливо смешиваясь, едва уловимый цветочный аромат и неповторимый запах истории: когда-то давно в этом месте прогуливались барышни в платьях с кринолином, а их сопровождали учтивые кавалеры непременно во фраках, со шляпами и белоснежными перчатками; или же неспешно бродил по тропинкам почтенный хозяин дома с семейством и многочисленной прислугой. Романтика!
Романтика если ты не был бесправным крестьянином.
Кстати, о королях и прочих аристократах, усмехнулся вдруг Кей. По словам Келлы, его прапрабабка была одной из Болховицких и жила в этой усадьбе до замужества.
Я рассмеялась. Подумать только!
Представляешь, если бы мы сейчас оказались в начале двадцатого века, Келла был бы князем!
Графом, с иронией в голосе поправил меня Кей. Видимо, со своей родословной друг достал и его.
Кутил бы, пускал деньги на ветер, устраивал дуэли, размечталась я. Проигрывал бы в карты целые состояния! А потом отец заставил бы его выгодно жениться, по расчету.
И ему предложили бы твою подружку? включился в игру Антон. Кажется, в тишине парка, под защитой густых крон, он смог расслабиться до этого был напряжен наверное, сказывалась бессонная ночь.
А что? Она наверняка была бы дочерью знатного купца, улыбнулась я, почему-то не в силах представить Нинку в изысканном пышном платье пошива столетней давности, с корсетом, турнюром и воланами. Она отчего-то упорно представлялась мне этакой традиционной купеческой дочерью в кокошнике, аляповатом сарафане, с длинной светло-русой косой, перекинутой через плечо, и алыми от свеклы щеками. Рядом с графом Ефимом, этаким денди, щеголяющим в вычурном двубортном сюртуке, с тросточкой и цилиндром, она выглядела комично, но грозно.
А кем была бы ты?
Мы больше не шли за руку. Кей осторожно обнял меня за плечи почти невесомо, и я несмело положила руку ему на пояс. На моем лице сама собой появилась легкая беспечная улыбка.
Я была бы романтичной барышней, внучкой помещика из провинции, сказала я, чуть подумав. Ну, знаешь, которая читает романы на французском и мечтает о настоящей любви.
А потом влюбляется в первого встречного, пишет ему письмо, получает отказ, выходит за другого и остается верна мужу, когда ее любовь возвращается? вспомнил Антон известный роман в стихах, принадлежащий перу Александра Пушкина.
Татьяна Ларина мне нравилась еще с тех пор, как я впервые познакомилась с «Евгением Онегиным», а произошло это тогда, когда мы с Эдом посещали младшую школу. Помнится, в гостях у нас подзадержался актер драматического театра, который играл роль Ленского, и он репетировал прямо в нашей квартире, заставляя меня и брата выступать в качестве зрителей. Мы были настолько юны, что не могли по достоинству оценить ни гениальность произведения, ни игру, а потому были отлучены от импровизированной сцены.
Как знать, как знать А ты кем бы был? лукаво взглянула я на молодого человека. Тот пожал плечами.
Без понятия. Как думаешь, кем? с любопытством спросил Антон.
Ты пел бы в опере, в Большом театре! Был ведущим тенором и все такое, заиграла моя фантазия на полную катушку. А я бы приезжала в столицу, чтобы попасть на твои выступления. И пел бы ты таким драматическим тембром, добавила я, с невероятными верхними нотами.
Темный тембр? Мне нравится, усмехнулся парень. Пусть будет так.
Мы перешли небольшой пешеходный ажурный мостик, под которым, весело журча, текла то ли крохотная речка, то ли широкий ручей. Людей в эти часы в парке фактически не было, и казалось, что мы действительно где-то за городом, одни на лоне природы.
Мы долго бродили по тропинкам, то разговаривая ни о чем, то просто молчали, изредка обмениваясь взглядами; сейчас нам хватало прикосновений и тишины она помогает лучше слушать друг друга. А после мы очутились в беседке-ротонде, расположенной в живописном местечке на высоком берегу с видом на реку. От воды немного дуло, но Антон, обняв меня, закрыл собой от ветра. Я положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Было спокойно, уютно телу и нежно душе.
Не знаю, сколько мы так стояли.
Времени не существовало, пространства тоже. И даже эмоций
Казалось, мы полностью растворились друг в друге, не видя ничего и не слыша.
Наверное, тогда я стала понимать, что такое счастье. Счастье это не когда все идеально, а когда не замечаешь несовершенства реальности.
Легкий, как перо ангела, миг, который незримо коснулся щек, скользнул по рукам и растворился в пальцах.
Заполненная пустота.
Счастье в простом?
Наверное, так.
Смешно сказать, но нам помешали вороны оказывается, в Старом парке их была целая стая. Они вдруг всей своей небольшой дружной компанией пронеслись над нами и закаркали возмущенно, словно мы с Антоном им совершенно не нравились.
Тогда мы отстранились друг от друга, как-то совсем по-старомодному держась за руки. Всему виной, должно быть, стал незримый исторический дух благопристойности. Может быть, сто лет назад в этой беседке так же смотрели в глаза друг другу влюбленные те самые галантные кавалеры и прехорошенькие дамы. А мы лишь повторение, новый виток
Мимо нас прошагал убеленный сединами пожилой мужчина в костюме, заложивший руки за спину, первый человек, которого мы встретили в Старом парке. Он с одобрением посмотрел на нас, вздохнул чему-то своему и пошел дальше, любуясь окрестными видами.
Через какое-то время и мы с Антоном пошли вдоль высокого берега.
Тебе тут спокойно? вдруг очень тихо спросил он, словно боясь спугнуть тишину.
Мне спокойно рядом с тобой, положила я голову ему на плечо, и Антон только крепче прижал меня к себе.
Гуляли мы долго, а солнце поднялось высоко-высоко и палило совсем беспощадно. Хорошо, что нас защищала густая крона старых, много всего видевших на своем веку деревьев.
Около реки я заметила свое счастье, а среди деревьев смогла коснуться его крыла.
Неподалеку от второго выхода из парка я приметила симпатичный дом из бруса с огромной двухэтажной летней террасой, на которой стояло множество столиков, пара из которых на первом этаже была занята. В больших окнах с деревенскими занавесками также были видны силуэты людей. Судя по вывеске над входом, это было кафе. И называлось оно незамысловато: «Старый парк».
Зайдем? моментально поймал мой взгляд Антон.
Не знаю, задумалась я. С одной стороны, хотелось пить и устали ноги, а с другой, как-то непривычно было ходить с Тропининым по людным местам. Пиццерия с тем, кого я считала скромным, влюбленным в мою подругу одногруппником, не в счет!
Катя, если ты чего-то хочешь пожалуйста, говори, я не всегда экстрасенс, проговорил несколько раздраженно Антон.
Алина-то всегда говорила, что хотела. У нее эти хотелки из всех щелей перли!
Идем, улыбнулась я ему, и мы направились к деревянному дому.
Я хотел сводить тебя в другое место там отлично готовят, но если ты хочешь сюда, мы пойдем сюда.
Нас встретила приветливая администратор симпатичная шатенка средних лет с широкой улыбкой, которая мне сразу понравилась.
Где бы вы хотели сесть? поздоровавшись, спросила она.
Антон посмотрел на меня, явно желая, чтобы выбирала я.
Если у вас есть кондиционер внутри, можно было бы там, вернула я улыбку женщине.
Конечно, есть. Пожалуйста, идите за мной. И она повела нас к уютному столику с плетеными креслами, который был отгорожен от других легкими полупрозрачными шторками. Как и во многих подобных заведениях, народ тут появлялся ближе к вечеру. Поэтому посетителей и внутри оказалось не слишком много, хотя в углу я приметила того самого пожилого мужчину, попивающего чай и читающего ежедневную газету. Кроме него сидела на другом конце зала девушка с длинными, ниже талии, прямыми темно-русыми волосами, уставившись в планшет, чинные супруги с ребенком и три подружки лет восемнадцати, которые болтали о чем-то и негромко смеялись.
В кафе было не только прохладно, но и очень светло, а на стенах висели картины: к моему почти восторгу пейзажи акварелью. Очень нежные, интеллигентные, какие-то невесомые и безумно красивые. Они дарили помещению воздушность и легкую изысканность.
На картинах было много неба, света, воздуха, легкости и невесомой хрупкости, почти даже хрустальности. И хотя я не сильна была в живописи, но на правах дочки художника решила, что эти работы невероятные. Ощущение пространства от этих работ было таким сильным, что меня затопил восторг. Я даже вперед подалась, пытаясь рассмотреть их.
Катя? позвал меня мой спутник, который сидел к этой красоте спиной, но лицом к окну, за которым возвышались деревья. Он, наконец, снял очки, положив их около своего мобильника на столе.
Антош, какие картины, перевела я завороженный взгляд на него. Тебе нравится?
Он обернулся и посмотрел на стену.
Нет, был немногословным его ответ.
А, ну да, ты же поклонник творчества Томаса, даже немного обиделась я за неизвестного художника.
В первую очередь, я твой поклонник, сказал Тропинин лениво. Все остальное волнует меня гораздо меньше.
Да? улыбнулась я ему. Тогда скажи, почему ты вчера согласился играть для господина Бартолини?
Катя, мягко произнес Антон. У меня вопрос встречный. Почему ты все-таки считаешь меня идиотом?
Я в некотором замешательстве посмотрела на него и, протянув через столик руку, ласково коснулась его щеки.
Он молчал, а я продолжила:
Ты же всегда себя так ведешь дерзко, резко. И не поймешь, что у тебя на уме. Как будто бы тебя действительно почти ничего и не волнует. Только не подумай, что я критикую, просто Было так странно, мягко добавила я.
Странно? Пожалуй, он поставил оба локтя на стол, положив подбородок на сцепленные пальцы. Катя, ты знаешь, зачем этот итальянец приехал к вам?
В гости к Томасу? наивно предположила я, вдруг поняв, что я упустила что-то важное.
Опять известный детектив Катрина Холмс упустила что-то важное! Уму непостижимо!
Отчасти. Антон смотрел мне прямо в глаза. Он меценат. Спонсор. Большой босс, который решает, кому давать бабки, а кому нет, неизящно выразился о деньгах Кейтон. Пока я сидел с ними, узнал этот Бартолини хочет провести персональную выставку Томаса в Риме. Как думаешь, если бы я его послал ко всем итальянским чертям, каков бы был шанс, что он не оскорбился и не кинул твоего отца? Тех, кто мнит себя художниками, сейчас гораздо больше, чем тех, кто просто умеет рисовать, вдруг с непонятной горечью добавил он, чуть отвернувшись в сторону и сердито глядя в пол.
Только еще несколько минут назад он был спокойным, как море в штиль, а теперь я чувствовала, как в нем бушует настоящий шторм, которому он, однако, не дает выхода. А что мне делать, если вдруг этот шторм все же вырвется наружу? Как его успокаивать?
А Антон продолжал:
И, поверь, малыш, они куда более ловкие, чем Томас Радов со своей наивностью. Я понял, в кого ты пошла, он со странной улыбкой вдруг провел большим пальцем по моим губам. В своего отца. Я боюсь отдавать тебя реальности. Она тебя съест.
А тебя пожалеет? почувствовала я, как вспыхнули щеки. Кажется, Тропинин задел какие-то мои внутренние душевные струны.
Мы с ней в конфронтации, сообщил Тропинин. Кажется, все-таки он успокоился. И моя борьба с ней вполне успешна.
Я тяжело вздохнула.
Вы что-нибудь выбрали? вовремя вклинилась в наш разговор подошедшая официантка.
Антон, мельком глянув в раскрытое перед ним меню, заказал мясо с овощами с каким-то чудным соусом и холодный кофе.
Катя? посмотрел он на меня.
Я лихорадочно принялась переворачивать страницы, выбрав, в конце концов, какой-то салат и клубничный лимонад.
И мы вновь остались вдвоем.
Катя, я понимаю, что времени прошло совсем мало, и ты еще не могла Антон на несколько секунд замолчал, то ли подбирая верные слова, то ли задумавшись над чем-то. Хорошо узнать меня.
То есть ты считаешь, я тебя плохо знаю? со вздохом спросила я.
Он кивнул.
Честно говоря, я считала, что довольно-таки хорошо изучила Тропинина, особенно после того, как он открылся мне, рассказав обо всем, что было с ним, его братом, матерью Но, наверное, не стоит принимать доверие человека за понимание его души. Понимание дарит не только откровенность, но и время. А знакомы мы с этим человеком не так уж и давно.