А Вийон не просто изобразил в своих стихах ужас перед смертью, он пошёл дальшеименно потому его баллада так брала за душу. Главным в ней были не боль и не страх, а человеческое тепло, жажда жизни, просьба проявить высшую мудрость, доступную человеку, мудрость милосердия. Не осуждать тех, кто жил дурно, грешил и был за это наказан, не проклинать тех, чьи тела не отдали земле, а оставили разлагаться на виселице в назидание другим до тех пор, пока они не начнут рассыпаться в прах Эта баллада начиналась словом «», «братья»так повешенные обращались к живым. Братьязначит христиане, значит равные, потому что перед смертью и Богом все равны. Вийон писал мастерски, но эту балладу создал не столько Вийон-поэт, сколько Вийон-человек, она просила не судить, не осуждать, а молиться за несчастных.
Человечность была самым удивительным в поэзии Вийона, и цену этой человечности Жан-Мишель по-настоящему понял только сейчас, воочию видя перед собою смерть и позор. Люди, на чьи тела он смотрел, скорее всего, при жизни были последними негодяямиворами, убийцами, насильниками Но всё равно после баллады Вийона их хотелось пожалеть. Жестокость была повсюду в мире: повешенные при жизни были жестоки, жестоки те, кто приговорил их к смерти и казнил, жестока сама смерть, жестока эта виселица: ведь, пока тела висят на ней, души казнённых не могут обрести покоя
Se, pas
,
Par justice;
pas bonrassis.
Вийон был прав: единственной надеждой этих безвестных и безымянных повешенных оставалась милость Бога, а на землемолитвы милосердных людей. Но много ли найдётся таких, кто не позлорадствует, бросив взгляд на виселицу, не пожелает негодяям вечно гореть в аду, не порадуется, что сам он, хвала Небесам, честный человек, не какой-нибудь проходимец, а посочувствует своим несчастным заблудшим братьям и всей душой помолится за них Создателю? «!»
Жан-Мишель ещё раз посмотрел на виселицу и пошёл искать постоялый двор. Он не хотел возвращаться в предместье Сен-Мартен и направился к соседнему предместью . Когда он проходил мимо , ветер донёс до него запах виселицы. Жан-Мишель с трудом сдержал тошноту и поспешил уйти прочь. Где сейчас Вийон, написавший балладу от имени повешенных? Может, он давно разделил их судьбу и его тело тоже стало добычей ворон и ветра? А может, его сгубила нужда или болезни В тот вечер Жан-Мишель совсем не верил, что Вийон ещё жив. На этой холодной, неприветливой земле поэтам не было места.
* * *
Постоялый двор оказался местечком не из приятных, но у Жана-Мишеля не было выбора: уже почти стемнело, и он замёрз. Над входом торчал шест с видавшим виды венком из виноградной лозызнак, что здесь продаётся вино. Понадеявшись, что буйных пьяных не будет, Жан-Мишель отворил дверь и оказался в сумрачном, грязном зале с несвежей соломой на полу. Под потолком стоял густой чад, пахло дымом, вином и жареным мясом. Народ здесь собрался шумный и, судя по шуточкам и клятвам, не особенно отягощённый моралью. Всё ещё дрожа от холода, Жан-Мишель уселся за свободный стол. Подошёл чернобородый хозяин в засаленном переднике и, даже не спрашивая, что угодно новому посетителю, угрюмо сообщил, что на ужин есть только мясо и вино, коли у гостя имеются деньгиденьги вперёд! а ночевать придётся на полу, на соломе. Ежели гость недоволен, то может смело катиться ко всем чертям, он, хозяин, проходимцами сыт по горло и никого силком не держит.
Жан-Мишель молча достал деньги. Хозяин попробовал каждую монету на зуб, что-то пробурчал себе под нос и не спеша удалился. Жан-Мишель с облегчением почувствовал, как тепло возвращается к рукам и ногам, и стал разглядывать других посетителей, размышляя, бывал ли Вийон в этой дыре. Судя по стихам, Вийон много путешествовалзначит, запросто мог однажды заглянуть и сюда. Жану-Мишелю хотелось послушать здешние разговоры: он почти не бывал в таких местах. Но разобрать мало что удалосьвсё перекрывал громкий пьяный смех, выкрики, восклицания, брань
Клянусь зубами святой , девчонка оказалась ничего! Попробуй, только не забудь: её зовут Элеонора! Не перепутай, там работает ещё , вот это подарок, ха-ха-ха! Лучше уж хворь святого Мавра, поверь мне на слово, я тебе добра желаю!
Никто не стеснялся в выражениях, ругань и богохульства так и сыпались со всех сторон, причём люди, которые произносили эти ужасные слова, выглядели вполне благополучно: не разбойники, не бандитыобычные парижане или жители пригородов
Да кого тут стыдиться, а?! вдруг взревел рослый торговец Пьер и ударил кулаком по столу так, что кружки зазвенели. Я не какой-нибудь , я честный человек! Я не обсчитываю своих покупателей больше, чем на треть цены товара! и обвёл присутствующих свирепым взглядом, словно желал самолично убедиться, что никто не сомневается в его кристальной честности.
Жан-Мишель с трудом сдержал улыбку, которая могла не на шутку разозлить этого месье, и посмотрел на своих ближайших соседей.
Прекрасная Жанна, моя невинная роза! восклицал подвыпивший тип, лапая грязнуюбез переднего зуба. Ты лучший цветок в моём саду! Ты моя Изольда, а я твой рыцарь Тристан! добавил он и попытался покрыть поцелуями её пышную грудь, но получил крепкую пощёчину.
Сначала заплати, олух! свирепо сказала Жанна и состроила глазки Жану-Мишелю. Он отрицательно покачал головой, отвернулся и покраснелвпрочем, в дымном сумраке его смущения никто не заметил.
Я бывал на многих ярмарках, но такой, что устроили прошлым летом в Лионе, Парижу не видать! раздался высокий голос, принадлежавший рыхлому человеку неопределённого возраста, в одежде, протёртой до дыр на локтях и коленях. Такая ярмарка Парижу не снилась! Да что такое Париж? Чего все так ломятся туда? Тьфу, пустое место этот твой Париж, вот что я тебе скажу! Народ здесь испорченный, как гнилые яблоки! И сам город такой же Попомни моё слово, ничего хорошего здесь не будет! Ничего! Вот то ли дело у нас
Жан-Мишель так и не узнал, где именно «у нас», отвлёкся на ужин, который принёс ему хозяин. Пережаренное мясо было куда проще отодрать от костей руками, чем зубами. Хлеб оказался чёрствым, а вино сильно напоминало уксус. Жан-Мишель героически сражался с ужином, не стоившим даже трети тех денег, какие взял за него хозяин, и в конце концов победил. Но вымыть руки после еды, как он привык, здесь было негдев зале отсутствовал умывальник, а уж о чаше для ополаскивания пальцев и мечтать было нечего.
Жан-Мишель думал, что сейчас все наедятся и лягут спать, но ошибся: из дальнего конца зала раздались звуки расстроенной лютни. Музыканта немедленно пересадили на середину и подбодрили аплодисментами и выкриками. После сравнительно безобиднойвсего-то несколько бранных словпесенки про двух бойких толстушек прозвучала песня про охотника, который вернулся домой после удачной охоты на оленя и обнаружил, что жена наставила ему огромные рога. А потом песни пошли такие, что Жан-Мишель не знал, куда деться, подобнойон ещё не слышал. Кто-то даже сказал музыканту:
Получше-то ничего не знаешь?
Очень даже знаю! с вызовом ответил тот и объявил:Баллада знаменитого поэта Франсуа Вийона!
Он запел. Жан-Мишель вслушался в текстсудя по всему, это была «», изменённая почти до неузнаваемости. В оригинале Вийона упоминались женщины разных стран и краёв, но самыми острыми на язык неизменно оказывались парижанки. А эта песенка, видимо, принадлежала какому-то парижскому музыканту, завсегдатаю злачных мест, который переделал её избалладыв ней перечислялись женщины из разных частей Франции, и утверждение об острых язычках парижанок не оставалось бездоказательным: малопристойные примеры звучали в каждом припеве. У Вийона никакого припева, разумеется, не было, только рефрен в конце каждой строфы.
Жан-Мишель слушал, удручённый и озадаченный, а когда песня закончилась, не удержался и пробормотал:
Это стихи не Вийона
Жан-Мишель говорил тихо, но музыкант услышал его и выпятил грудь, как петух перед боем.
Что ты сказал, школяр?! А ну, повтори!
Жан-Мишель с тоской подумал, что Анри далеко, а кинжал на поясе не поможетс ним ведь надо ещё уметь обращаться. Но деваться было некуда.
Это не стихи Франсуа Вийона, повторил Жан-Мишель погромче. Разношёрстные гости постоялого двора все как по команде замолчали и уставились на него. Настоящая баллада Вийона звучит совсем не так! Я студент, я читал я изучаю его творчество! Я знаю! прибавил он со звоном в голосе.
Это заявление всех позабавило. Раздражительный торговец Пьер хрипло сказал своему другу:
Слышь, Оливье, куда мы катимся, Вийона теперь изучают в университетах! И повернулся к Жану-Мишелю:А вы, должно быть, уже профессор? Каких наук, позвольте вас спросить?
Ну, Пьер, не задирай парня, ответил Оливье. Может, он и не врёт. Как тебя звать, школяр?
Жан-Мишель.
Раз ты говоришь, Жан-Мишель, что это неправильная баллада, прочитай-ка нам настоящего Вийона! А коли брешешь, так лучше быстренько возьми свои слова назад, а то
«», начал Жан-Мишель, не заставляя просить себя дважды. «, »
Жан-Мишель без запинки, с расстановкой дочитал балладу до конца. Его даже наградили аплодисментами и одобрительными кивками. Правда, многие слушали озадаченно: стихи Вийона оказались посложнее той песенки. Жанна заметила:
А мне песня больше нравится.
Мне тоже, кивнул Пьер. Тут что-то слишком уж мудрёно.
Про Жана-Мишеля немедленно забыли и до конца вечера оставили его в покое. Он стал думать, как повёл бы себя на его месте Франсуа Вийон. Наверно, высмеял бы этого музыканта так, что все попадали бы от хохота, и прочитал свои стихи сама потом вспомнил здешних постояльцев в какой-нибудь балладе
Наконец все встали из-за стола и начали устраиваться на ночлег. Жан-Мишель сгрёб солому, стараясь устроиться поближе к огню. Некоторые гости, особенно те, кто много выпил, уже развалились и захрапели. Пылкий любовник, именовавший себя Тристаном, без устали приставал к Жанне.
Ты не имеешь права отвергать меня, я же тебе заплатил!
Заплатил?! Это, по-твоему, деньги?!
Но у меня больше нет! Я люблю тебя, моя Изольда, иди ко мне! призывал он заплетающимся языком.
Жан-Мишель вышел во двор по малой нужде. Было ясно и морозно, в небе блестели колючие звёзды. Вдалеке, едва различимый во тьме, чернел , а в противоположной стороне возвышались неприступные ворота . В домах предместья уже погасили огни, и только постоялый двор никак не мог успокоиться. Из-за дверей доносилась чья-то брань, призывы влюблённого Тристана и ругань Жанны. «Отвали, , а то пожалеешь!»крикнула она и тоже вышла во двор. В сердцах сплюнула через дырку на месте переднего зуба и спросила Жана-Мишеля:
А ещё стишки знаешь?
Знаю.
Почитай что-нибудь, а? Я тебя очень прошу! Мне ещё никогда в жизни стишков не читали Я тебя отблагодарю, если хочешь меня, дорого не возьму!
Спасибо, не стоит, отозвался Жан-Мишель, посмотрел на тёмную дорогу, убегавшую от постоялого двора, и на звёзды в небе, а потом повернулся к Жанне. У Вийона есть баллада про таких, как ты.
Правда? Ну, валяй!
Жан-Мишель прочитал ей «Балладу Прекраснойдля молоденьких ».
Жанна одобрила.
Хороший мужик этот Вийон, всё правильно написал. Я бы с ним переспала бесплатно, пусть он и презирал .
И ты на него за это не обижаешься?
. За что нас любить-то? Хотя мужики всё врут. Все они хотят одного, а получат от ворот повороти сразу презирают всех баб направо и налево. Что ещё им остаётся-то? она засмеялась. Все они, кобели, одинаковые Но всё-таки Вийон лучше.
Почему? улыбнулся Жан-Мишель.
Потому что он про нас стихи написал. А другие только и думали, как бы переспать подешевле, отрезала она, крепко выругалась и вернулась на постоялый двор.
Ночью Жану-Мишелю приснился . Небо над ним казалось совсем светлым в лунном сиянии; огромная виселица не выглядела ни тяжёлой, ни мрачнойеё массивные каменные столбы и перекладины нежно серебрились в лучах луны. И казнённых, казалось, больше ничто не тяготилоодин за другим они выскальзывали из цепей, на которых были повешены, и плавно поднимались вверх, в необъятное, сияющее небо, пока виселица не опустела
Жана-Мишеля разбудил холод, собачий лай с улицы и хрюканье свиней за стеной. Он встал, отряхнул с себя солому и поёжился. По сравнению со вчерашним днём заметно похолодало, на стене у входа даже белел иней. Угрюмый, заспанный хозяин подбросил поленьев в огонь и принялся звать служанку, ругаясь на чём свет стоит. Некоторые посетители уже ушли, а некоторые ещё спали. Протрезвевший Тристан в укромном уголке тискал свою Изольду-Жанну, которая сейчас не имела ничего против.
Жан-Мишель решил не ждать завтрака и отправился в Париж.
* * *
Вийон повторял в своей балладе: «,». Жан-Мишель всю дорогу думал об этих словах. Чего стоили после них все поэтические каноны, все правила, порождающие ровные и правильные по форме, но пустые и безжизненные стихи? Спору нет, можно писать о чём угодно, писать так, чтобы читатели восхищались качеством стихотворения, как тонкостью ювелирных изделий. Можно сочинять стихи, которые питают ум и возвышают чувства, но не касаются души А стихи Вийона брали за душу.
Вийон не презирал жизнь, как многие поэты, полагающие, будто жизнь сама по себе низка, груба и не заслуживает стихов. Он не придумывал взамен обычной жизни другую, высокую, поэтическую, не старался писать только о благородном и красивом. При этом его язык был безупречен, и к форме его баллад не смог бы придраться даже самый дотошный знаток поэтических правил. Но предметом стихов Вийона всегда становилась обычная жизнь во всём её разнообразии. Это не укладывалось в голове у многих ценителей высокой поэзии, это заставляло сочинять о Вийоне легенды, даже воображать, будто он был из разбойничьей шайки Счесть Вийона вором и разбойником оказывалось куда проще, чем понять это.
Жан-Мишель вспомнил посвящения Вийона герцогу Шарлю Орлеанскому, знаменитому пленнику лондонского Тауэра, куда герцог попал после битвы прии где за двадцать пять лет заточения стал ещё и пленником английского языка, овладев им так же, как родным французским. Герцог Орлеанский не просто ценил искусство, поэзиюон сам был прекрасным поэтом. Вийон посвящал ему и его дочери Марии свои баллады. Казалось бы, что мешало Вийону снискать милость герцога умом и талантами, найти себе место при его дворе и навсегда забыть про бедность и про все невзгоды? Но Вийон не воспользовался этой возможностью Вероятно, потому, что при дворе требуются другие стихив меру глубокие и в меру беззаботные, сладкие, изящные и приятные, как разговоры придворных за обедом. А стихи про жизнь и про живые чувства там никому не нужны, потому что вместо удовольствия они доставляют читателям беспокойство. К тому же в стихах Вийон чаще обращался не к высоким особам, а к своим безвестным друзьям и знакомым, к судьям и солдатам и даже к проходимцам, пьяницам, нищим и проституткам
И кто мог в полной мере оценить талант Вийона? Знатные читатели кривились из-за того, что Вийон упоминал в своих балладах низменные, на их взгляд, предметы, рассказывал о черни и её пороках, но самое забавное, что эти пороки были и у богатых А завсегдатаи таверн, любители веселиться до утра, не могли оценить всей глубины стихов Вийона, доступной лишь благородным и образованным, не замечали тонкости, точности и музыкального благозвучия его языка, не видели его познаний, не понимали цитат, которые он приводил, они просто не читали произведений, откуда были взяты эти цитаты Вийон смеялся над невеждами, утверждая, что «Искусство грамматики», школьный учебник, слишком трудная книга для них