Вот же въедлив, нечистая сила! А ну марш, отсюда, пока я тебя мокрой тряпкой не уважила. Я б твоему Митру не токмо хлеба или салаконских яблок не положила в торбупусть бы ел в степи катран да купыри , с них не побежал бы в Моздок к своим чертовым мадамам. Ну, пошли в кухню, чего своими нерусскими буркалами лупаешь?
Глава вторая
Сона собиралась идти на дежурство в лазарет, в котором работала вот уже третий год сестрой милосердия, когда в калитку вскочила запыхавшаяся и раскрасневшаяся Ксения Драк.
Ой, Сонечка!крикнула нежданная гостья, подбегая к веранде и чмокая в щеку спускающуюся по ступеням порожка молодую женщину.
Что случилось?опросила Сона, не очень удивившись возбужденному состоянию своей взбалмошной приятельницы, знакомство с которой завязалось с того памятного званого вечера у купца Неведова.
Как, ты ничего не знаешь?переводя дух зачастила пришедшая,И вы не знаете?перевела она взгляд широко распахнутых глаз на хозяина дома, сидящего на веранде с дырявым чувяком в руке.
Должно, бабка Макариха двойню родила?ухмыльнулся Егор Завалихин, с озорной веселостью глядя на расфранченную«драчиху», как он ее называл за глаза.Или на Тереке знов голую бабу видели?
Ксения досадливо поморщилась, протестующе, махнула в его сторону рукой, обтянутой перчаткой:
Да ну вас, право, Егор Дмитрич, вы только про гадости... Революция произошла в Петрограде, вот что!
Завалихин очумело похлопал круглыми глазами, а Сона порывисто ухватил а Ксению за руки:
Откуда узнала? Кто тебе сказал?
Ей вдруг сделалось жарко, несмотря на свежий мартовский ветерок, долетающий сюда изза рощи с Терека.
Весь Моздок уже знает об этом. Ты куда собралась, в лазарет? Ну тогда пошли быстрей. Там возле казачьей конюшни митинг собирается. Все туда идут,и Ксения, подхватив Сона под руку, потащила ее к незакрытой калитке.
А на улице и вправду сегодня творится чтото необычное. Куда ни гляньвсюду толпятся люди, возбужденно крича и размахивая руками. Даже старухи, забыв на время свои насиженные завалинки, выбрались поближе к проезжей части. Опершись на костыли и палки, пережевывают беззубыми ртами небывалую новость: «Осподи! Пресвятая богородица! Царя с престолу скинули! Как же жить без царя?»
Но больше всего собралось люду в конце Успенской площади возле казачьей конюшни. Окружив сломанную, без одного колеса тачанку, которую, по-видимому, выволокли изпод конюшенного навеса, горожане самозабвенно слушают взобравшегося на нее оратора, подогревая его и без того горячую речь восторженными возгласами.
Граждане!донесся с тачанки к остановившейся в толпе обывателей Сона звонкий голос худощавого с маленькими усиками на бледном лице мужчины, и она без труда узнала в нем чиновника из Казначейства Игната Дубовских, одного из тех молодых людей, что довольно часто встречались с ее мужем в то время, когда он был еще на свободе. При воспоминании о муже у Сона болезненно отозвалось в груди.
Кончился многовековой царский деспотизм,продолжал свою речь Дубовских.Отныне мы свободные граждане свободной России. Да здравствует буржуазно-демократическая революция! Да здравствует Временное правительство!
От рева и аплодисментов толпы взвились над крышей конюшни голуби.
Какое у него одухотворенное лицо! Ты посмотри, Сонечка, как он прекрасен, этот молодой казначей!вскричала Ксения, аплодируя вместе со всеми побледневшему от волнения оратору.
А на тачанку уже вскарабкался поддерживаемый под локти своими приближенными городской голова Ганжумов. Сняв шляпу, он неуклюже поднял перед собой толстую черноволосую руку.
Господа! Дорогие граждане!воскликнул он с заметным армянским акцентом.Революция произошлаэто хорошо: да здравствует революция! Но зачем нарушать порядок в общественных местах? Зачем ругаться матом и бить стекла в подвалах? Я как глава городской управы призываю вас соблюдать порядок и впредь до установления новой власти в городе выполнять распоряжения управы и Казачьего отдела.
Окружившая тачанку толпа глухо загудела. Послышались угрожающие выкрики:
К черту управу! Долой царских атаманов!
Ганжумов хотел еще чтото сказать, но поперхнулся и, втянув голову в плечи, поспешно сполз с тачанки. А вместо него вспрыгнул на продавленное сиденье Аршак Ионисьян, старший сын известного в городе фотографа.
Товарищи!крикнул он, окидывая участников стихийно возникшего митинга восторженным взглядом, темно-карих глаз.Местные власти и печать всячески старались скрыть известие о восстании питерских рабочих и свержении царского правительства. Лишь третьего марта газета «Терские ведомости» вынуждена была сообщить, что де «в Петрограде произошли события, вызвавшие перемену высших правительственных лиц». Какую перемену, каких лицоставалось только догадываться. И лишь сегодня, восьмого марта, мы наконец узнали: в России совершилась революция! Однако она совершилась не для того, чтобы мы по-прежнему выполняли распоряжения царских чиновников и генералов. Только что получено сообщение из Владикавказа: арестован начальник Терской области генерал Флейшер и вся власть в области передана Гражданскому исполнительному комитету.
Ура!всколыхнулась толпа в новом порыве всеобщего ликования.
Ктото сорвал висевший над входом в казачью казарму, расположенную по соседству с конюшней, царский трехцветный флаг. Обломав древко и перевернув полотнище оранжевой полосой кверху распустил его по ветру над головами митингующих.
Да здравствует революция!
Долой атамана!
Айда в Отдел!
Толпа всколыхнулась, и потекла бурлящей рекой по Алексеевскому проспекту, пополняясь на каждом перекрестке ручьями новых и новых демонстрантов.
Смело, товарищи, в ногу,
запел ктото в первых рядах образующейся на ходу колонны, и влекомая ее безудержной силой Сона подхватила вместе со всеми волнующий мотив:
Духом окрепнем в борьбе!
«Где сейчас Степан? Как он ждал этого дня...».
Ксеня,сжала она локоть подруги.А Степана отпустят теперь домой?
Конечно, милочка,прижалась Ксения на ходу к щеке подруги своей разгоряченной щекой.
А почему же его нет до сих пор?
Мало ли что... Может, дела какие, а может, далеко ехать. Да ты не волнуйся. Вернется твой Степан, еще надоест... Не понимаю я такого постоянства. Взять хотя бы Дмитрия Елизаровича. Так любит тебя. Ну ладно, ладно... знаю, что недотрога. Пошутила... Твойто скоро придет, а мой когда вернетсяодин бог знает,вздохнула Ксения.
Разве твоего мужа нет дома?удивилась Сона.Он уехал куданибудь?
Ксения от души рассмеялась, благо, вокруг стоит несмолкаемый гул от множества поющих и кричащих голосов и никто на ее смех не обращает внимания.
Я разве о муже говорю? Я, Сонечка, говорю о Темболате.
Ты... ты любишь Темболата?удивилась Сона.
А ты и не знала?снова усмехнулась Ксения и зачастила своей обычной скороговоркой:Представляешь, какой кошмар! Мой Драк недавно перехватил через этого орангутанга Сусмановича Темболатово письмо, а в нем: «Дорогая Ксюша...», и тому подобное. Какую великолепную сцену ревности устроил мне супруг. Кричит: «Твой учительбольшевик! Как ты могла влюбиться во врага отечества?» А мне он будь хоть Али-баба с сорока разбойникамилюблю и все. Ты знаешь, где он сейчас?
Сона покачала головой.
В Пскове, в «дикой дивизии». Сотник.
И давно ты...Сона опустила ресницы,любишь его?
Давно. С тех пор, как и тебя полюбила.
В это время впереди крикнули: «Стойте!», и Сона ткнулась носом в чьюто спину. Поднявшись на носочки, она заглянула через плечо впереди стоящего мужчины и увидела преградившую путь демонстрантам рослую женщину в кожаной куртке.
Товарищи!крикнула женщина властно и весело.Что же вы делаете?
Колонна, сбившись с ритма, затопталась на месте.
А что мы делаем? Идем, не видишь?ответили из колонны.
Да как же вам не стыдно: революция, а выс царским флагом.
Фу, черт!выругались в колонне.А мы думаем, чего это она. Флагто у нас вверх ногами: вроде как красный.
А ну дай сюда,женщина в куртке решительно направилась к знаменосцу и выхватила у него сломанное древко. Надкусив зубами полотнище, она с треском оторвала от него белую с синей полосы, а оставшуюся оранжевую протянула назад заулыбавшемуся такой находчивости знаменосцу.Вот теперь он действительно красный.
Приумолкнувшая было колонна вновь забурлила весенним потоком:
Ну и баба! Не баба, а конь... с копытами.
Такой попадисьсамого раздерет пополам, как тую тряпку.
Главную улицу, вновь огласила песня:
И водрузим над землею
Красное знамя труда.
И словно подтверждая, что именно так и будет, струилась над головами поющих в солнечных лучах оранжевая лента импровизированного пролетарского стяга.
Кто эта смелая женщина?спросила Сона у Ксении.
Клавка Дмыховская. Секретарша из «Товарищеского общества», Моздокская Жанна дАрк.
Сона не знала, кто такая Жанна дАрк, но спросить постеснялась, решила, что спросит на дежурстве у главного врача Вольдемара Андрияновичатот все знает.
Между тем людской поток, прокатившись по Алексеевскому проспекту, свернул на Ольгинскую улицу и вскоре под хлынул к парадному входу Казачьего отдела или, как его еще называли, Атаманского дворца. В дубовую дверь забухали тяжелые рабочие кулаки:
Открывай! Чего заперся?
Хватит, поатаманили!
В дверях показался казак в звании подъесаула. Спросил, в чем дело.
Атамана давай! Народ говорить с ним хочет.
Сейчас доложу его высокоблагородию,пообещал подъесаул, скрываясь за дверью.
Вскоре на крыльцо вышел сам атаман Отдела полковник Александров:
Я вас слушаю, господа,сказал он, с трудом удерживая на лице спокойное выражение.
Ему навстречу выступил Ионисьян.
Гражданин полковник,сказал он, выговаривая каждое слово с торжественной расстановкой.Мы требуем немедленной передачи Отдела представителям народа.
У полковника от возмущения встопорщились седые усы.
Да как вы смеете!повысил он голос, закладывая руку за борт черкески.Кто вас уполномочил производить такого рода узурпации?
Революция, гражданин бывший атаман,все так же чеканя каждое слово, ответил Ионисьян.Или вы не в курсе событий?
Да что с ним долго разговаривать!подскочил к атаману киномеханик Кокошвили и сунул ему под нос револьвер:Именем революции вы арестованы! Прошу сдать оружие.
Тотчас к атаману подошли еще несколько человек в рабочей одежде, среди которых Сона узнала слесаря с завода Загребального Терентия Клыпу. Последний под свист и улюлюканье толпы сорвал с плеч атамана погоны и бросил под ноги в непросохшую лужу.
У атамана страдальческой гримасой перекосилось лицо. В одно мгновение он как бы слинял, утратил офицерскую выправку и начальственную спесь.
Господа...сложил он умоляюще руки на газырях черкески,пожалейте мою седую бороду, повремените до получения указаний из Владикавказа.
Но ему никто не посочувствовал. Лишь Сона вздохнула украдкой.
Куда его, Аршак, в камеру?ткнул Кокошвили револьвером в сторону невидимой отсюда тюрьмы.
Ну что ты, Саша,по лобастому лицу Ионисьяна скользнула улыбка.Отведите атамана домой и посадите под домашний арест.
Атаман, поникнув головой, молча подчинился красноречивому жесту вооруженного киномеханика. Толпа, не утолившая до конца своего любопытства и жажды действия в связи с такими важными переменами, устремилась вслед за необычным конвоем. Но тут путь ей преградили вылетевшиеиначе не скажешьиз ближайшего переулка всадники. Впередиофицер без папахи и в распахнутой черкеске. В руке у него хищно сверкала шашка.
Кто вам дал право, сволочи, изгаляться над казачьим атаманом?!крикнул он сдавленным голосом.И вы, братцы!обвел он острием шашки ряды демонстрантов, среди которых находились и казаки,позволяете арестовывать свою власть. Да как же вам не стыдно, мать вашу перетак!
Толпа на этот его не совсем приличный монолог ответила не более учтивыми выражениями:.
Метись, Пятирублев, отседа к такойто матери! Ишь, глазья выпучил, холуй царский. Сдернуть его, суку, с седла, чтоб не лаялся.
Зарублю-ю!Пятирублев задрал над головой шашку, пришпорил коня, направляя его в человеческую гущу. Следовавшие за ним рядовые казаки вскинули перед собой карабины, лязгнули затворами.
Грохнул выстрел. Это Кокошвили взмахнул револьвером перед мордой казачьего коня. Тот, заржав, взвился на дыбы.
Господи Исусе!вздохнули рядом с Сона.Вот тебе и революция! Беги, Нюрка, а то убьют...
Толпа плеснулась во все стороны, словно лужа, в которую бросили булыжник. Раздалось еще несколько выстрелов. Ктото пронзительно закричал не то от боли, не то от страха. У Сона от этого крика похолодело под ложечкой, и она, охваченная паническим страхом, побежала прочь, позабыв про Ксению, лазарет и про все на свете.
Хватайте его!кричал ктото за спиной, и ей казалось, что хватать должны ее.
Опамятовалась возле паперти Духосошественского собора, что возле базарной площади. С трудом перевела дух, подоткнула растрепавшиеся волосы.
Софья Даниловна, что с вами?
Сона повернулась на голос: к ней подходил со стороны полицейского участка сам пристав, безукоризненно одетый, выхоленный, по-прежнему похожий как две капли воды на царя Александра.
Ой, господин пристав!вымученно улыбнулась Сона и прерывающимся от волнения голосом рассказала о событиях, происшедших у Казачьего отдела.
O fallacem hominum spem,сокрушенно покивал головой пристав.
Что вы сказали?не поняла Сона.
Пристав снисходительно усмехнулся:
Я говорю об обманчивости человеческих надежд. Жалкие люди. Они думают, что, совершив революцию, стали свободными. Какое наивное заблуждение.
Но почему же?удивилась Сона, окончательно приходя в себя после перенесенного волнения, и повернулась, чтобы идти к лазарету. Пристав пошел рядом.
Да потому, что свободных людей не может быть ни при какой власти, будь то Николай Романов, князь Львовили Емеля Пугачев. Любая власть есть насилие, или вы этого не знаете? Примером может служить сегодняшний случай. Новая власть еще не сформировалась толком, а уже производит аресты.
Но ведь атаман мо... монархист,запнулась Сона на непривычном, услышанном на митинге слове.
Всегда одно и то же,вновь усмехнулся пристав.Нынче берут монархистов, а завтра, глядишь, опять за большевиков примутся. Вы, случайно, не большевичка? Уж васто, видит бог, я взял бы с удовольствием. Хе-хе...
Хватит того, что вы взяли моего мужа,нахмурилась Сона.
Пристав деланно рассмеялся.
Но ведь я человек службы,возразил он.Приказано было брать большевиковя брал. Впрочем, дело прошлое, но в аресте вашего мужа не сколько повинен я, сколько... Хотя вы мне все равно не поверите.
Сона остановилась, взмахнула перед выпуклыми глазами спутника мохнатыми ресницами:
Кто этот человек? Ну, пожалуйста.
Пристав достал из кармана портсигар, закурил папиросу.
Я вас очень прошу, господин пристав,Сона продолжала глядеть в глаза своего провожатого.
Ну зачем же так официально?поморщился пристав от попавшего в глаза дыма и решительно махнул рукой:В конечном счете rahi sua quemque vobuptas . Помните знаменитого разбойника Зелимхана?
Сона с готовностью кивнула головой.
Он был убит в 1913 году зимой. Тогда же были схвачены и посажены во владикавказскую тюрьму его приспешники. Всех их ожидала виселица... Однако пойдемте, а то здесь много народу,сказал пристав, взглянув на витрину магазина Марджанова, у входа в который они остановились.
Да-да,согласилась Сона,пойдемте скорей, я опаздываю на дежурство.
И вот однажды приходит на мое имя пакет из жандармского управления области,продолжил рассказ начальник полиции,в нем мне предписывалось взять на поруки из тюрьмы некоего Хестанова, бывшего писаря станицы...
Микала?поднесла конец платка к губам побледневшая Сона.
Даже так?удивился рассказчик.Вы его знаете?
Сона покивала головой.
Он с нашего хутора, бывший жених мой,сказала со вздохом.