А сколько у него золота и драгоценных камней,продолжала напевать в ухо старая сирена.3а такое богатство можно купить в жены царскую дочку. Но он знай твердит: «Люблю ее больше всего на свете». Я старая, и то за такие слова на край света убежала бы за любимым мужчиной.
Грех это, нана,прошептала Млау.Бог накажет.
Гм, брезгливо скривила губы сводница.Он тебя и так уже наказал сопливым мужем. Не упускай своего счастья, доченька. Как ночь настанет, надень что потемней и иди к нему.
Куда?едва шевельнула пересохшими губами Млау.
В степь, куда ж еще к Святому кургану,поспешила добавить колдунья и поднялась с нар.Просо потолчешь завтра, провеешь и занесешь мне вместе с индюком. А сыр давай сюда, я его сама отнесу.
Сейчас,Млау захлопотала вокруг уходящей гостьи. «В голове мозги должны быть, а круглой и тыква бывает»,самодовольно усмехнулась старая ведьма, прикидывая на ходу, какую еще выгоду можно извлечь из этой любовной истории. Не зайти ли по пути к Андиевым?
* * *
Хороша моздокская степь майским днем, когда она, молодая и цветущая, улыбается сияющему в миллиард свечей солнцу, вслушиваясь в поднебесные трели жаворонков. Но хороша она и майской ночью, осиянная лунным светом и погруженная в дрему монотонным турчанием сверчков и кузнечиков. Таинственная даль, растворяющаяся в голубом сумраке! Благоухающий воздух, впитавший в себя за день запахи цветов и трав! Чудный свет, льющийся на землю сквозь звездное решето неба и превращающий буераки в сказочных драконов, а кусты татарникав колдунов.
«О ангел мужчин! не дай меня в обиду злым духам»,шептала Млау, путаясь чувяками в траве и стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не увидеть когонибудь страшного. Хотя самое страшноетам, впереди, возле Святого кургана, лежащего посреди степи огромным уалибахом. Тамчужой мужчина, к которому она бежит в ночи, как самая последняя потаскушка. Боже великий! Сделай так, чтобы его там не оказалось.
Чем ближе к кургану, тем тяжелее становятся ноги. Нет, нельзя ей туда, ведь она замужняя женщина. Разве она совсем потеряла стыд? Разве она хочет опозорить своего мужа? И как ее до сих пор не поразил голубой стрелой святой Уацилла? «Прости меня, господи!»Млау остановилась, с мольбой взглянула на сияющее светило, затем, словно спохватившись, побежала назад, к хутору. Слава богу, никого не видно на его улицах. Беглянка вскочила в свой хадзар и, упав лицом на нары, затряслась в беззвучных рыданиях.
Выплакавшись, поднялась, вышла в сенцы, чтобы запереть на засов дверь, и отшатнулась в страхе: на пороге в свете луны стоял Микал, высокий, широкоплечий, в серой черкеске, подпоясанной наборным поясом с большим чеченским кинжалом в серебряных ножнах.
Родинка моя !шепнул он, протягивая к ней руки.
Млау задрожала всем телом, поднесла ко рту ладони, чтобы не вскрикнуть.
Ты сейчас, мой бог, смилуйся же надо мной!прошептала она ответно сквозь пальцы и уронила голову на блестящие газыри. Микал обнял любимую, отыскал губами под трепетными пальцами ее горячие губы. Потом подхватил ее на руки и понес в хадзар. «Усы у него пахнут табаком и руки такие горячие!»улыбнулась она в темноте, обнимая упругую шею.
Где ты так долго был, наш мужчина?спросила она, когда первые восторги любви поутихли и Микал наконец выпустил ее из объятий.
Где он был? Микал, положив под голову руки, уставился на заглядывающую в окошко луну: вот она, должно быть, видела, по каким дорогам носила его судьба, когда после разгрома бичераховской армии красными пробивался он в волчью стаю генерала Шкуро, чтобы бить «краснопузую сволочь» сперва на Кубани, потом на Дону и Украине, идя «славным путем к сердцу России», как писалось тогда в сводках Освага, и получил под Орлом такую головомойку, от которой многие из его соратников не досчитались и самих голов. «Наступали на танкахудирали на санках»,горько острили добровольцыденикинцы в свой адрес, отступая в панике под ударами Красной Армии к побережью Черного моря
Многое бы мог вспомнить Микал, но он лишь сказал своей возлюбленной, что очень тосковал все эти годы по родному хутору и больше всегопо ней, Млау. Недаром сказано, девичьи губыпетля и пуговка.
А как же ты будешь жить в хуторе?спросила Млау, перебирая пальцами жесткие Микаловы волосы.Нельзя же всю жизнь просидеть в сакле. Может быть, мне съездить в Моздок к зятю Степану, попросить
Как ужаленный отпрянул от любимой Микал.
Никогда не упоминай при мне это ненавистное имя!едва не закричал он, сверкая глазами, как тогда, когда целился из нагана в ее отца. Но тут же опомнился, снова прильнул к Млау и заговорил срывающимся от волнения голосом:Наши долги с ним еще не сочтены, и не тебе быть посредницей при наших счетах. Клянусь луной, я еще попробую его крови
Какие страшные слова ты говоришь,нахмурилась Млау.Ведь он муж моей сестры. Лучше бы вам помириться
Нет!снова повысил голос Микал.
Послушай, светоч души моей,умоляюще сложила на груди руки Млау.Он начальник ГПУ. Узнает, что ты здесь, и посадит тебя в тюрьму. Разве ты хочешь этого?
Ха!усмехнулся Микал.Для Дзылла долю Дзылла, для Млитыдолю Млиты. Думай о сегодняшнем дне, что будет завтра и нарт Сырдон не знал. Слушай меня, женщина: в ночь после Рекома мы с тобой уедем из хутора.
Куда?
Куданибудь подальше отсюда. Может быть, в Ардон, а может быть, в Дигору. А хочешь, уедем в Грузию? Как говорится, кривому ножу кривые ножны.
Что ты такое говоришь?вздохнула Млау.Как можно уехать из дома? Бросить родных
Мужа стало жалко?
Да сгори он в очаге Барастыра!воскликнула Млау, раздувая ноздри.Мне мать жалко, отца жалко, всех родственников и друзей жалко.
Мне тоже жалко своих родителей. Но ведь я хочу быть с тобой. А как можно быть с тобой, живя здесь?и Микал нежно обнял за плечи любимую.
* * *
День на Реком выдался на редкость солнечный и безветренный. Над хутором струились в небо, словно струны на фандыре, дымки. Вокруг хутора насколько хватал глаз зеленела цветущая пшеница, от нее шел тонкий, удивительно приятный аромат. А в cамом хуторе пестрели праздничными одеждами хуторяне и слышались их возбужденные голоса. Сегодня Реком! Большой осетинский праздник, совпадающий с русским праздником Троицей. Сегодня нужно есть, пить, веселиться и тем самым славить бога, чтобы не оставлял своей милостью всех живущих под его могущественной дланью.
Вот толпа почетных стариков, сопровождаемая босоногой детворой, приближается к сакле Якова Хабалонова. Навстречу гостям выходит из ворот хозяин, нарядный, важный, знающий толк в старинных обрядах. Обменявшись с пришедшими приветствием, ведет их в уазагдон, где уже накрыт праздничный стол.
Пусть бог даст нам в этом году много хлеба, чтобы его хватило на жертвы для всевышнего и на угощение гостей,поднимает наполненный аракой рог один из стариков Дзабо Баскаев, отец сопливого Бето.
Оммен!степенно кивают головами остальные гости. И лишь Тимош Чайгозты криво усмехается.
Богто даст, а вот твой родственник Данел придет и отнимет,говорит он, не глядя на Дзабо.
После родственника чтонибудь да останется, а вот если сосед в закрома доберется, то и мышиного помета не оставит, как в прошлом году у вдовы Караевой,отпарировал реплику хуторского богача середняк Дзабо и победоносно огладил сивую бороденку.
Это ты про кого?вывернул глаза Тимош.
Про того, кто в Гизели побывал .
Уж не тебя ли там видели снимающем с мертвого осла подковы?
Нет, я отрезал у него уши.
У Тимоша задрожали губы от бешенства, слишком прозрачным был намек на его оттопыренные уши.
Клянусь богом, я обрежу твой гадючий язык!крикнул он, хватаясь за кинжал и бросаясь к обидчику. Но его схватили за руки, стали наперебой уговаривать:
Постыдись, Тимош, ведь на Реком нельзя поднимать руку ни на что живое.
С трудом погасив вспыхнувшую ссору бутылью араки, почетные гости отправились к следующему дому. Мужчины помоложе шли следом за стариками, неся в мешках праздничные дары, предназначавшиеся для завершающего кувда на хуторском кургане. Их в свою очередь экскортировали мальчишки, вертясь под ногами и безуспешно выпрашивая кусок пирога. Изза плетней с интересом глазело на шумную процессию женское население хутора: мужчинампраздник, а женщинамхоть поглядеть на их веселье.
Но вот все дворы обойдены, теперь пора приняться за веселье понастоящему. Мужчины согласно ритуалу заняли свои места на нихасе, и праздничный пир начался.
В Ардоне, говорят, колхоз создали, «Хох» называется,проскрипел колодезным журавлем нелюдим Бехо Алкацев после третьего пропущенного вокруг стола рога. Он и сам, как журавль, длинный, тощий, сутулый.Весь год работают вместе, а осенью урожай делят между собой.
Дурачье,презрительно сплевывает Тимош Чайгозты,один работает, другой бездельничает, а зерно, выходит, всем поровну?
Это что,вступает в разговор Чора.Вы бы посмотрели что делается в Дортуевском колхозе.
Что же там делается?вытянули шеи остальные сотрапезники.
Вначале деньги далиссуда называется. Стройте, мол, конюшню для лошадей. А когда конюшня была готова, приехали из города начальники и коновала с собой привезли.
Зачем?насторожились слушатели.
Чтобы мужчин выхолостить и в конюшню вместо лошадей поставить. Теперь сено жрут и землю пашут.
Клянусь Барастыром, такого я еще не слышал,покрутил головой Тимош.Неужели всех мужчин без разбора?
Чора сощурил и без того узкие глаза:
Зачем всех? Не всех, а только богатых. Они толстые и сильные, хорошо их в плуг запрягать.
Все так и покатились от хохота. А Тимош обиженно отвернулся от насмешника.
Чора, а ты пойдешь в колхоз, когда Данел организует его в Джикаеве?обратился к старому бобылю Коста Татаров, черкеска на котором попрежнему пестрит бесчисленными заплатами.
Пойду,не моргнув глазом, ответил Чора.Я ведь не богач и у меня нет красивой жены.
А при чем тут красивая жена?навострил уши сидящий в сторонке сопливый Вето.
Да видишь ли, в колхозе красивых жен отбирают у некрасивых мужей и отдают их стройным и сильным мужчинам.
А куда же некрасивых мужей?
На конюшню.
Снова над нихасом взорвался смех.
Хахаха! Клянусь небом, Дзабо Баскаев теперь не дождется внуков,затрясся от хохота Тимош и одним духом опорожнил чашу с пивом.
Это почему же?насупился Дзабо.
Да потому что твою невестку отдадут Асланбеку Караеву или Дудару Плиевуони самые красивые джигиты в хуторе.
Старый Дзабо не успел раскрыть рта, чтобы возразить Тимошу.
Я вашему Асланбеку кишки выпущу!вскочил на ноги сопливый Бето. Ноздри его широкого приплюснутого носа раздулись, как у раздразненного быка, черные пиявки бровей сошлись на узком лбу так, что залезли одна на другую, плечи перекосились, словно весы, на чашку которых положили не соответствующий гирьке груз.
Мне мои кишки не выпустили на войне немцы,поднялся с места в свою очередь Асланбек и показал Бето литой кулак,И не тебе, сопливый щенок, угрожать мне.
Над нихасом заклубились тучи раздора.
И тогда поднялся старший стола Михел Габуев.
Братья!протянул он руку над галдящим нихасом,в кумганах наших иссякло питье, а в мисках не осталось больше мяса и фасоли. Я предлагаю провести суд над провинившимися в этом году. У Дзабо Баскаева корова принесла двойню, с него причитается бутыль араки и баранья лопатка.
Так это же бык провинился,стал оправдываться «подсудимый».
Значит, добавишь еще к бараньей лопатке жареную курицуза быка,ухмыльнулся судья и жестом руки направил Асланбека к баскаевскому подворью. А нихас удовлетворенно зарокотал, радуясь находчивости судьи.
Тимош Хестанов,продолжал выносить приговоры судья,перекладывает в своем доме печь. Он должен уплатить суду штраф: вареного индюка и бочонок пива.
Да ведь печь еще не переложена, у нее одна лишь труба разобрана,возразил Тимош. Но его слова заглушил смех.
Молодец судья! Его устами говорит сам бог,послышались выкрики. А к дому Тимоша уже спешил с мешком в руке сопливый Бето. «Проклятый судья,думал он дорогой,словно в насмешку послал Асланбека к Млау, а меняк этому лопоухому борову, оскорбившему всю нашу семью. За что он нас не любит? За то, что мы породнились с его кровником Данелом Андиевым, который, говорят, выстрелил из ружья в трубу на крыше Хестановых? Но ведь и мы с отцом тоже не любим Данела. Все в хуторе смеются: председатель у зятя во время хлебозаготовки зерно забрал».
Бето толкнул калитку, зашел на хестановский двор. В нем пусто и тихо, только куры лениво переговариваются, копаясь в мусоре, да на базу за загородкой помыкивают телята. Привязанный на цепь кобель молчит, он знает Бето с щенячьего возраста.
Вето подошел к окну хадзара, приложив ладонь к бровям, заглянул в него.
Эй, хозяйка!крикнул он, ударив пальцами в стекло. Тотчас перед глазами задернулась занавеска, но Бето успел заметить сидящих за столом двух женщин и мужчину. Женщиныэто хозяйка дома Срафин и хуторская знахарка Мишурат Бабаева, а вот мужчину он не успел как следует разглядеть. Должно быть, родственник из Пиева приехал в гости. Но почему он не пошел с Тимошем на хуторской кувд? И тут догадка озарила Бето: да это же хозяйский сын Микал прячется в отцовском доме! Надо сегодня же спросить у бабки Бабаевой. За таск кукурузы или кружок масла старая ведьма родного отца выдаст, не пожалеет.
Бето еле дождался конца кувда в тот вечер. Как на иголках сидел он среди мужчин, слушая их бесконечные разговорытак ему не терпелось убедиться в своей догадке. И когда наконец старший стола предложил поднять рог за святого Уастырджи, Бето одним из первых воспользовался возможностью покинуть затянувшуюся пирушку.
Над хутором уже светился месяц. А в самом хуторе, возле сакли бабки Бабаевой светились дветри горящие лучины и слышались удары в бубен, сопровождаемые взвизгиванием гармоники. Там, собравшись в круг, плясала молодежь.
Ассай!вырывался из этого круга задорный юношеский голос.
Обойдя пляшущих, Бето приблизился к сакле знахарки.
Да будет всегда в этом доме праздник,сказал он стоящей у порога и глядящей на веселящуюся молодежь хозяйке.
И в твоем доме пускай будут всегда веселье и достаток,в тон позднему гостю ответила Мишурат, а глаза ее настороженно сверкнули отблеском горящей лучины в руке обслуживающего танцы подростка.Уж не пришел ли ты пригласить меня сплясать лезгинку?
Я не люблю плясать,сказал Бето, не поняв шутки.Я пришел спросить у тебя, нана, с кем это ты сидела за фынгом в доме Чайгозты?
Мишурат изогнула гусеницей мохнатую бровь.
Ма хадзар!всплеснула она тяжелыми руками.Ты, наверно, мой муж, если задаешь мне такие вопросы. Зачем тебе знать, с кем я сидела за столом у Хестановых?
Я видел в окно мужчину. Кто это был?
Мишурат еще круче изогнула широкую бровь.
Печник из Пиева,ответила она, усмехаясь одними глазами.Он перекладывает в доме Хестановых печь.
Зачем обманываешь?насупился Бето.Кто же на Реком работает да еще в чужом доме? Это был Микал, да?не унимался любопытный гость, приблизив свой широкий, как у селезня, нос к самым глазам знахарки.
Пусть узлом завяжут мой язык, если я вру,подкатила под лоб глаза старая колдунья,но я в доме Хестановых, кроме Срафин, никого не видела.
А вот это поможет развязать его?Вето вынул из кармана бешмета серебряный рубль.
Мишурат презрительно поджала толстые губы:
Как говорил мой покойный родитель, да будет он вечно жить в раю: «Даешьдай щедро».
После праздника принесу, в твой дом таск кукурузы.
Думала рыбка: «Сказала бы чтонибудь, да воды полон рот»,усмехнулась Мишурат.
Горшочек масла и пряжи моток
Старуха призадумалась, но не надолго.
Ладно,согласилась она,только поклянись, что не обманешь старую женщину.
Клянусь моими покойниками,поспешно проговорил Бето и вытянул шею, отчего перекошенные его плечи еще больше перекосились.
Ты прав, сынок, это был Микал,прошептала старуха своему собеседнику, хотя гул праздничного игрища надежно оберегал их разговор от чужого любопытства.Но ты бы не пожалел дать мне в три раза больше, если бы знал, зачем он приехал в Джикаев.
Зачем?вытаращился Бето.
Прежде ты принесешь мне красненькую и приведешь в мой хлев самого жирного барашка из своего хлева,поставила условие хитрая старуха и, подмигнув обескураженному гостю, ушла в саклю.
* * *
Начальник районного ОГПУ Степан Журко, занявший эту должность после изгнания деникинской армии из Моздока в 1920 году, спал у себя дома в бывшей квартире пристава и даже снов никаких не виделтак умаялся днем, преследуя с группой чекистов банду Котова по терским зарослям. Неуловим белогвардейский хорунжий: сегодня в Павлодольской учинил разбой, а завтра, глядишь, он уже в Стодеревской пакостит Советской власти. Ктото крепко поддерживает бандита, всякий раз вовремя предупреждает его о появлении сотрудников ОГПУ.