Вот к внучке на свадьбу собирался. Учительствует.
Его стали отговаривать. Светло улыбаясь, старик ушел. Вернулся он не скоро, но зато принес козлятину, яйца, хлеб и пирог с голубикой.
Ешьте, детки, я уже поснедал. Это все только за одно колечко. Но нужно тикать отсюда, пока баба по всему селу не раззвонила. Я ей обсказал: приискатель, мол, в лесу вещички. Как бы не поинтересовались
Обошли деревню стороной. Лежали под обрывом, у ручья. Ели, тихонько переговариваясь, денег было много, но это были амурские боны, «мухинки», можно ли теперь на них что-нибудь купитьпродукты, одежонку? Подкрепившись, сразу же пошли, но не сделали и пяти верст, как их окликнули из густых зарослей сосняка. Алеша вскинул единственную на всех винтовку.
Лешка, черт, положи, а то уронишь!
Алеша узнал голос брата прежде, чем увидел его самого. Начались взаимные расспросы. Оказалось, что их тоже обстреляла канонерка. Пароход потопили, но и японцам не поздоровилось. Жаль, погибли и свои ребята. Евгений был такой же, как всегда: широколицый, с серыми пристальными глазами, но в его загорелом дочерна лице появилась непривычная озабоченность.
Жень, ты здесь один?
Нет, со мной ребята. Притомились. Легли.
Веди к своим.
Сами подойдут. Эй, братва!
Подошли Померанец и с ним еще двое. У матросов оказался размокший шоколад. Ужин получился знатный. Обхватив руками колени и глядя на язычки пламени догоравшего костра, Евгений рассмеялся:
Семейно воюете, Анатолий, а? Хошь кому бы такую жену!
Анатолий потрогал подвязанную руку. Сжал и распрямил пальцы.
Да и ты не в одиночку. Братишка вот. Он японцам дал-таки жару!
С ним особый разговор. Евгений прихмурил брови, посмотрел на Алешу. Отойдем-ка, Алексей. Братья стали в тени могучей сосны. Посмотрели друг другу в глаза. Они были почти одного роста, но Алеша был тоньше и оттого казался выше.
Мать на кого оставил? строго спросил Евгений. Мы с Федей, едва крылья отросли, вылетели. Теперь ты вслед за нами.
Время такое.
Это ты хорошо сказал. Только оно для каждого овоща свое бывает. Понял?
Я эту пословицу с детства знаю.
Тем лучше. Ты еще зелен-виноград. В гамовское по-мальчишеству побаловался и хватит. Тут другой разговор пойдет. Таежный. Суровый. Не для детей.
Не дитя и я.
Значит, должен понимать: мама с дитем на руках осталась. Кольку еще растить надо. Она всех нас одна поднимала. А теперь, выходит, одного кормить, по троим сердце на части рвать.
Выгоним японцеввернемся все трое.
А если ни один?
Я ему тоже говорила, неслышно подойдя к ним, вмешалась Евдокия. Не храбрись, Алеша! Думаешь, все из города ушли, бросили его за здорово живешь? Там большие дела будут! И мы бы остались, да уж больно Анатолий приметен, а я за ним, как нитка за иголкой Она сделала жест, будто шила. И Алеша вдруг отчетливо увидел мамины руки, хрупкие, как у подростка, и голос ее услышал: «Не уходи, сын! Пожалей, не себя, не меняла младшего брата». Он ушел крадучись, не взяв с собою ничего, и ему тогда не было ни больно, ни стыдно. Но сейчас Алеша резко повернулся и зашагал в сторону такого далекого теперь и уже утратившего знакомый облик города.
Маленький отряд мерил глухомань тринадцать суток. Похоже было, что заблудились; за все время пути не встретили ни одной деревушки, ни одной заимки. Питались, как шутила Евдокия, «изысканно»: дичью, грибами и ягодами. Голубица натощак пьянила: кружились головы, заплетались ноги. Как-то после ночевки не поднялся старик, надевший незадолго до этого на исхудалый палец Евдокии плоское золотое колечко. Подошли, стали будить, а он был мертв. Не выдержало старое сердце трудного перехода. Похоронили его на пригорке, неподалеку от ручья. Поставили крест и надписали имя. Имя у него было сказочное: Гвидон. Был он из поляков и профессии самой мирной: садовник. Евдокия положила на свежий бугорок пучок багряных веток. Спи, Гвидон, никто тебя не потревожит.
Целый день потом Евдокия была молчаливой и все озиралась, будто каждый куст таил опасность. Но постепенно отошла, стала опять ровной и веселой. Шутливо сожалела о том, что нет среди них умельца лапти плести: обувь у всех поизносилась, ноги распухли и кровоточили.
Когда неожиданно вышли к станции Гондатти, то было страшно показаться на люди, так все позаросли и отощали. Двадцатилетняя Евдокия высохла и почернела, как мумия, и все же ей безопаснее, чем другим, было идти в разведку.
В густом перелеске она повстречала местную фельдшерицу, собиравшую чагу, и рассказала ей, что скрывается от японцев. Добрая женщинау нее и фамилия была Добродушнаяразахалась, провела ее к себе, накормила и вымыла. Тогда Евдокия перестала перед нею таиться и поведала все как есть.
Трое суток прятались беглецы у фельдшерицы на сеновале. На станции стояли японцы. Добродушная перемыла всех в бане, снабдила обувью и одеждой, перестирала и перелатала белье. Выяснилось, что идти к партизанам, в тайгу, Евдокии нельзя. Нужно было остаться и ждать рождения ребенка. Евдокия разрыдалась, бросилась фельдшерице на грудь и сказала, что не мыслит и дня, прожитого без мужа. Тогда было решено, что Комаровы поедут в Хабаровск, где их никто не знает, а остальные уйдут в верховья Зеи, на партизанскую базу.
8
Утонув по плечи в сугробах, в тяжелых снеговых шапках, зимуют на полях суслоны хлеба. А ведь не было еще такого в этих краях, чтобы, сжав и повязав в снопы золотую пшеницу, позабыли ее обмолотить. Пусто на токах. Застыли на добротных клунях пугающих размеров замки
Громыхнет у колодца обледенелая бадья, промелькнет с коромыслом на плечах до бровей закутанная узорной шалью статная молодайкаи снова тихо на широкой улицени живой души; только дымки над опрятными, крытыми тесом и оцинкованными американским железом домами да прижатые изнутри к оконным стеклам носы изнывающих от скуки ребятишек.
Но вот посреди сельской улицы появилась группа странных, нездешнего вида людей, в теплых иманьих шубах, в мохнатых шапках, с суконными перевязями на бронзовых узкоглазых лицах. И будто отдунуло от окон ребятишек и забились тревожно сердца матерей и жарко шепчут побелевшие губы старух: «владычица, пронеси пречистая, спаси и помилуй»
Так заканчивался в Мазаново старый год и начинался новый, девятнадцатый, так шла его первая неделя.
А в конце недели в селе началось восстание. К мазановцам присоединились жители окрестных сел. Восставшими руководили товарищи, связанные с областным подпольным комитетом партии большевиков.
При первом же столкновении с восставшими японцы потеряли около ста человек убитыми. Остатки разгромленного отряда интервентов бежали в город Свободный. В Мазаново была восстановлена Советская власть. Но просуществовала она только два дня, а на третий в селе появился карательный отряд японцев. Повстанцы, их было около тысячи человек, отступили в село Сохатино. Ворвавшиеся в Мазаново каратели перебили стариков, женщин и детей из семей повстанцев и сожгли их дома.
В эти дни погибли председатель революционного штаба член ВЦИКа Кулинич и его секретарь Новиков.
Мазановское восстание было подавлено 9 января. А уже на следующий день в село Ильиновку съехались подпольные работники Зазейского района и приняли решение дать интервентам и белогвардейцам такой отпор, чтобы они почувствовали и мощь амурцев и волю их к победе. Партизанская война каждый из присутствовавших на съезде понимал, что в этой войне у них не будет тыла: фронт позади, фронт впереди и здесь же, на линии фронта, самое дорогое, неотрывное от сердцаматери и отцы, невесты и жены, подростки и крохотные дети
Вся власть Советам! Под этим лозунгом, ровно через неделю после Ильиновского съезда, партизаны столкнулись с интервентами у Черновского разъезда и приняли неравный бой. А 19 января на подпольном областном съезде амурских рабочих и крестьян, в селе Красный Яр, Федор Мухин сообщил, что благовещенские рабочие готовы к восстанию и твердо надеются на поддержку крестьян.
Съезд избрал областной военно-революционный штаб, в который вошли Безродных, Бородавкин, Патрушев, Пашкевич, Лавриненко и другие товарищи.
Вскоре партизаны вместе с делегатами съезда двинулись из Красного Яра на Борисоглебку, Лазаревку, Андреевку, ликвидируя на своем пути белую милицию и привлекая под повстанческие стяги крестьянскую молодежь.
В эти же дни партизанский отряд под командованием Ильи Безродных у деревни Кутилово вступил в бой с японским и белоказачьим отрядами. Потеряв несколько человек убитыми, партизаны отступили в Андреевку.
Вечером 3 февраля Мухин выехал из Андреевич в Благовещенск.
В ту же тихую звездную ночь по скованной крепким морозом дороге уходили из Андреевич первые партизанские роты. «Большинство партизан было вооружено самым разнокалиберным оружием, рассказывает об этом переходе Безродных. Здесь можно было найти вооружение всех наций и всех периодов, начиная от Крымской войны и до наших дней включительно: трехлинейки, берданы, игольчатки, штуцера, немецкие и австрийские винтовки, японские арисака обоих выпусков, винтерли, винчестеры, маузеры, и бесконечный ряд других каких угодно систем винтовок и револьверов до дробовых ружей, с приготовленными к ним свинцовыми орехами в сто граммов весом, включительно».
Скрипели полозья саней растянувшегося на несколько верст обоза. Заиндевелые лошаденки добросовестно вышагивали в подернутую морозной дымкой даль. Перебрасываясь шутками, бежала рядом с ними не нюхавшая пороху безусая молодежь. Сосредоточенно дымили цигарками бившие уже и немца и японца степенные бородачи.
Вот, наконец, и Виноградовские заимки, и пылающий в печах огонь, к которому можно протянуть иззябшие на тридцатиградусном морозе руки. Утомленные трудным переходом парни завалились на отдых. Люди бывалые тщательно осматривали и чинили снятую с натруженных ног обувь.
Розовато-синие отсветы восхода лежали на снежной равнине, когда черными точками замелькали на ней конные разведчики японцев. Боевая тревога разом нарушила мирное течение зарождающегося дня:
Стройся!
Быстро построились подразделения и, подчиняясь негромкой команде, залегли в укрытиях.
Со стороны Андреевки вылетел японский разъезд. Сдерживая резвых коней, интервенты внимательно просматривали местность. И тут случилось непонятное: со стороны Виноградовских заимок грянул одинокий выстрел. Разведчики повернули обратно. Несколько посланных вдогонку выстрелов окончательно демаскировали партизан. И тогда, из-за увала, на них двинулись японские цепи
По свидетельству одного из участников этого боя, «редкая повстанческая пуля проходила мимо цели». И думалось, что победителями выйдут из боя амурцы. Но ожидавшееся из Ивановки подкрепление запаздывало, и, расстреляв все патроны, партизаны были вынуждены отступить. Ночью, измученные до предела, они двинулись на Ивановку. Над Виноградовскими заимками взметнулось багровое пламя
Пылали амурские села и деревни. Переполненная до отказа благовещенская тюрьма уже не вмещала жертв произвола. Рос и ширился с каждым днем грозный вал народного гнева. Под боевые знамена повстанческой армии вставали сотни и тысячи новых бойцов. И тогда было принято мудрое решение: вступать в бой только с небольшими отрядами противника, чтобы постепенно обеспечить людей оружием и боеприпасами за счет врага, и, по возможности, обучить их боевым действиям.
Донесения о стихийно растущей народной армии тревожили интервентов. Они решили зажать ее в кольцо и уничтожить.
Из Благовещенска на Ивановку был двинут трехтысячный отряд японцев. Такой же мощный отряд шел из Завитой через Песчано-Озерское на Анновку. И наконец, третий японский отряд и обосновавшаяся в Александровке большая японо-казачья застава создали серьезную угрозу повстанцам. Штаб партизанский армии решил выходить из окружения через Андреевку, минуя вражеские заслоны. В пути к повстанцам примкнуло несколько разрозненных отрядов, имеющих пулеметы и небольшую пушку«траншейку». Армия держала путь на Малую Перу, Чудиновку и Нижне-Бузули, откуда можно было свободно двигаться в любом направлении.
В середине февраля в Малой Пере произошло слияние первого и второго партизанских районов под единое командование Генриха Дрогошевского. Впервые, расквартировавшись у крестьян, бойцы многотысячной армии получили возможность отдохнуть.
Но пристально следившие за продвижением повстанцев интервенты высадили на разъездах Черновском и Юхте несколько эшелонов своих войск, перебросив часть их на Чудиновку и тем самым закрыв для повстанцев единственный свободный выход. Узнав об этом маневре, восьмитысячная армия снова была на ногах и двинулась на Чудиновку.
Труден был ночной переход через речку Перу. У Перы причудливый нрав и извечные капризы. В ту трагедийную ночь она дала глубокую наледь, над которой густыми клубами поднимался туман. Обувь идущих вброд повстанцев быстро намокла, и многие из них получили здесь тяжкие, неизлечимые недуги. Но тогда не время было думать об этом, впереди предстоял бой, и они стремились к бою
Засевшие в сопках неподалеку от Чудиновки японцы встретили русских пулеметным огнем. Повстанцы оцепили сопки. Под завесой тумана, без единого выстрела, ориентируясь на беспорядочную трескотню вражеских винтовок, они поднимались вверх по заснеженным склонам. И только полностью окружив интервентов, открыли ураганный огонь. За три часа этого беспримерного боя повстанцы полностью уничтожили японский отряд в четыреста человек и захватили добрые трофеи: пулеметы, винтовки, ящики снарядов и патронов, теплое обмундирование и медикаменты.
Не успели остыть от боя и перевязать раненых, как разведка донесла, что на разъезде Юхта высадился новый полуторатысячный отряд японцев и они уже двинулись на Чудиновку. Повстанцы окружили и этот отряд, но силы их уже иссякали, после нескольких часов упорного боя японцы прорвались в деревню. Здесь они перебили размещенных в школе раненых и обмороженных партизан и завладели частью обоза.
Однако в это же самое время повстанцам удалось захватить японскую батарею и ее повернули в сторону Черновского разъезда, на который прибыл еще один крупный японский отряд. Вскоре загорелись расположенные справа и слева от разъезда деревянные мосты. Не ожидавшие такого приема интервенты приказали машинисту дать полный ход и направить состав через горящий мост. Но он выполнил только первую часть приказа: дав задний ход, машинист выпрыгнул из паровоза. Никем не управляемый состав, проскочив горящий мост, рухнул под откос
От боя к бою шла повстанческая армия, мужественно перенося голод, холод и бессонные ночи.
9
В Павловке выяснилось, что японцы стянули сюда крупные силы и повстанцы окружены. Положение было неблагоприятно для повстанцев: вокруг лежало открытое пространство, отступить незаметно некуда, от врага не уйти. Взвесив все, штаб принял решение дать бой. японцам.
Подойдя к небольшому холму, двигавшаяся со стороны Бочкарево головная колонна японцев развернулась и пошла в атаку. Подпустив врага на близкое расстояние, повстанцы ударили из шести пулеметов и одну за другой скосили четыре вражеские цепи; но из-за холма выдвигались новые колонны, и казалось, им не будет конца.
В самый разгар боя несколько снарядов попало в японский обоз; дико заржав, перепуганные кони бросились врассыпную, и три груженные снарядами подводы попали в руки повстанцев. Однако под натиском превосходящих сил противника правый фланг повстанцев уже начал отступать
Бой у Павловского кладбища, начавшийся ранним февральским утром, закончился только к ночи. В этом бою повстанцы понесли тяжелые потери: двести шестнадцать человек было убито и около трехсот ранено. Потери японцев исчислялись тысячами.
И как обычно, ворвавшиеся в Павловку интервенты добили расквартированных у крестьян раненых повстанцев.
Белый террор гуляет по области, белый террор захлестнул Благовещенск.
9 марта, после нелепой комедии суда, предательски был убит захваченный интервентами Федор Никанорович Мухин. 22-го запылала поилица и кормилица амурских партизан бесстрашная Ивановка.
Было по-весеннему солнечное утро. Безмятежно голубело небо. Деревня праздновала день сорока святых великомучеников.
Степенно шествовали в церковь старики и старухи, матери несли на руках младенцев. Бежали, дробно постукивая каблучками, принарядившиеся девчата, веселыми стайками озоровала звонкоголосая детвора.
Праздничная обедня близилась к концу, когда что- то со свистом пронеслось над церковью, тяжело грохнулось на ледяную гладь озера и разметало во все стороны острые осколки льда. В зияющей пробоине вспенилась темная вода.