К утру определите точную причину и время смерти, дьер Дорэ? поинтересовался невидимый ведьмочке ГорГон.
Узнаю все, что сможет рассказать мне его тело, уклончиво ответил гробовщик, промолчав о том, что при желании может допросить и душу, если она еще не отправлена одним из жнецов за белый полог Саймы.
Осторожно закрыв дверь, ведьмочка поспешила обратно на кухню. Любопытство это хорошо, вкусный супи вовсе замечательно, но попадаться на подслушивании в первый же день работы явно не стоило! Нужно было немного подождать, придумать повод поправдоподобней и навестить хозяина вместе с его новым трупом в отсутствии ГорГон.
Спустя полчаса, пронаблюдав в окно кухни, как облаченные в черную форму люди покидают двор, Джемма зачерпнула в половник наваристый суп и принялась медленно спускаться с ним в подвал, чтоб предложить дьеру Дорэ снять пробу с его позднего ужина. А спустя еще пять минут половник с мерзким звоном ударился о каменный пол, расплескав ароматное содержимое. На столе гробовщика лежал тот самый рыжеволосый юноша, который улыбался ей днем на улице.
Тоже узнала? криво улыбнулся ей хозяин и, получив в ответ нервный кивок, вздохнул:неси тряпку, убирай с пола суп. А после мне понадобится твоя консультация, лиловая ведьма. Ведь конкретно этот рыжий мертв уже как минимум сутки. И, если у него нет брата близнеца, сегодня на рынке тебе "мило" скалился коллега по цеху.
Глава 3
Квартал Поющих Фонтанов мирно мерцал в ночи лентами уличных фонарей. Час был уже довольно поздний, а устраивать среди недели приемы считалось признаком дурного тона, которого за благопристойными обитателями этой части Готрэйма не водилось. Лишь одно окно нарушало общую картину.
В угловой комнате на втором этаже не спал человек. На голой, лишенной даже матраса кровати, понуро опустив голову, сидел мужчина в полурастегнутой мятой рубашке. Напротив, как свидетельство его недавней ярости, валялся разломанный стул. Дьер Аттамс окинул комнату тяжелым взглядом и стиснул зубы. Повод для злости был и еще какой! Пока он заливал горе алкоголем, эта старая ведьма (нехорошо так о собственной матери, но против правды не попрешь) похозяйничала в комнате Майлы. И ладно бы просто выбросила, раздала, продала вещи приемной внучкинашел бы, вернул, выкупил. Эта молодящаяся помесь змеи и пираньи, знающая все лучше всех, их сожгла! Мутные из-за не до конца выветрившегося хмеля глаза ненавидяще уставились на опустевший туалетный столик у окна. Еще вчера на нем красовались резные флакончики и незакрытая шкатулка в виде черепа, светлел островок рассыпанной пудры, и валялась кверху зубьями щетка для волособычный девичий беспорядок. Казалось, что хозяйка вышла на минутку и вот-вот вернется. А теперь о владелице спальни напоминали только кремовые обои с изящным сиреневым орнаментом и мебель. Ни одежды, ни книг, ни милых тряпичных мышек с растопыренными крыльями, что висели на занавесках Да что там мышки! Эта старая карга даже сами шторы уничтожила! Хоть бы подумала, как он этот опустевший интерьер малышкам объяснять будет, когда тетя Линна привезет их из своего загородного поместья. Уехала старшая сестренка учиться, попрощаться не успелаэто одно. А исчезла вместе со всеми вещамисовсем другое. Они ведь не маленькие уже, в шесть лет дети многое понимают. Всплывшие в памяти образы дочерей чуть притупили завладевшую мужчиной злость. Но взгляд на заметно обедневшую комнату, из которой он был готов сделать музей своей умершей падчерицы, вернул былое раздражение. А все эта и слова-то не подберешь! Когда уже она перестанет вмешиваться в его жизнь? На том свете? Может устроить? Да нет-нет, мать же все-таки.
Этьен Аттамс поднялся на ноги и, чуть покачнувшись, подошел к плотно закрытому окну. Темные стекла витража отразили его осунувшееся лицо с впалыми щеками, "украшенными" трехдневной щетиной. Или уже не трех, а недельной? Ведь он не брился с того злополучного вечера, как узнал о болезни Джимджеммайлы. А потом начался самый страшный кошмар в его жизни. Он как живое видел бледное личико обессилившей девушки с расцветающими на нем уродливыми язвами, ее слабые улыбки и подернутые мутной пеленой глаза. Обычно ярко-зеленые, а тогда будто выцветшие, белесые. Он готов был заплатить любые деньги, купить любые лекарства, лишь бы она выжила. Его не пугали раны на девичьей коже его ничто не пугало, кроме ее смерти. А она не заставила себя долго ждать. Незримый жнец явился за той, кто был ему дороже всех. Заключение о кончине ведьмочки подписал один из самых уважаемых лекарей Готрэйма. После получения той проклятой бумажки, обычно спокойный и собранный Этьен ушел в свой первый в жизни запой.
В этом неопрятном типе сейчас было трудно узнать всегда подтянутого и энергичного дьера, владельца сети оружейных лавок и мастерских под вывеской "Аттамс". Он был человек-кременьнесгибаемый, целеустремленный, жесткий. Пронзительного взгляда его очень светлых серых глаз опасались даже самые смелые, словно он видел их насквозь. Всегда идеально одетый, причесанный и гладко выбритыйэтот мужчина умел произвести впечатление как на клиентов, служащих, так и на женщин. Заходившие к падчерице подружки вздыхали украдкой по его высокой фигуре и располагающей улыбке. Дьер Аттамс был способен расположить к себе, очаровать всех, кого хотел, кроме той, кто был ему действительно нужен. Идиот! Следовало отступиться, заплатить за Майлу откупные храму и не трепать ей нервы, быть может, тогда она не заболела бы так неожиданно и не умерла. Колючий ком из чувства вины и боли разрывал ему сердце. В глазах защипало и, на мгновение зажмурившись, Этьен часто заморгал, а потом нахмурился, со всей силы впечатав кулак в стену у окна. Разбитые костяшки пальцев заныл, отрезвляя разум. Для дочерей он был лучшим в мире папой, для материвеликовозрастным упрямым болваном, нуждающимся в ее "чутком руководстве", для Джимджеммайлы покровителем и другом, готовым поддержать в любой ситуации. Лучше б так все и оставалось. Но прошлого не изменить. Кем дьер Аттамс не был ни для кого и никогда, так это жалким подобием человека, на которое он больше всего походил сейчас. Хватит пить! Пора брать себя в руки. И в первую очередь поставить на место многоуважаемую дьеру Ганн.
Откинув со лба длинную прядь серых, как свежий пепел, волос, мужчина резко развернулся и решительно направился к двери, но на пороге зачем-то оглянулся. Взгляд невольно привлек комок, темнеющий под кроватью. Вернувшись, он подобрал его да так и замер посреди комнаты, держа в руках находку. Чулок. Простой полосатый чулок. Всего один, но такойбесценный.
Спрятав последнее, что осталось у него от падчерицы в нагрудный карман, поближе к сердцу, Этьен вышел из комнаты ведьмы. Пройдя по широкому коридору, зачем-то заглянул в детскую, потом спустился на кухню, где очень удачно обнаружились свежий хлеб и кусок холодного мяса, и, наскоро сделав себе пару больших бутербродов, отправился в кабинет. К накопившимся пустым бутылкам и стопкам бумаг, первые из которых следовало выкинуть, вторыеразобрать. Дверь тихонько скрипнула, пропуская хозяина. Очутившись в полумраке хорошо знакомого помещения, он, не зажигая общий свет, прошел к удобному кожаному креслу и опустился в него. Достал из ящика массивного стола коробку с желтой свелью, и сыпанул горсть пыльцы в прозрачный плафон настольной лампы. Вспыхнувший ночник, озарил рабочее место дьера, а заодно и добавил четкости интерьеру. В углу за диваном мужчине померещилась метнувшаяся к окну тень. Чуть колыхнулась портьера, демонстрируя приоткрытую створку.
"Сквозняк! " решил Этьен, застегивая верхние пуговицы рубашки. Светло-серой, как и его заметно прояснившиеся глаза. Серой, как и большая часть вещей в гардеробе одного из самых искусных магов металла в Готрэйме. Хозяин дома сгреб в принесенный с кухни мешок пустые бутылки, сложил в аккуратную стопку неряшливо раскиданные по столу листы и замер. Серебряное ожерелье с заключенными в оправу кусочками зеркал, которое он сделал своими руками и подарил Джимджеммайле на выпускной в школе ведьм, пропало. Последние дни он сидел тут, пил и бессмысленно крутил его в руках, думая о ней. Потом оставил среди бумажного хлама и ушел в ее комнату. И теперь на месте исчезнувшего украшения красовалась лужица пролитого вина, а рядом с ней отчетливо виднелись следы похитителя.
Дьер Аттамс прищурился, побарабанил пальцами по столу и вместо запланированной работы с документами отправился бриться.
Три часа спустя в другой части города
В кладовке оказалась целая куча полезного хлама. Благодаря прежним хозяевам похоронного бюро к ночи комнатка под крышей приобрела странноватый, изрядно потрепанный, но вполне жилой вид. В углу, за выдвинутым в качестве ширмы стеллажом разместился старенький матрас в компании с пестрым лоскутным одеялом и валиком с дивана. Окошко обзавелось "веселенькой" занавеской из погрызенного мышами черного бархата, столскрипучим стулом с подозрительной дырой в высокой спинке, прозрачным фужером, заменяющим лампу, благодаря крупицам "свели", сияющим внутри, а, главное, симпатичным зеркалом на кованой ножке. Для лиловых магов зеркала имели особое значение, служа им талисманом удачи. Да и для работы эти отражающие поверхности были им просто необходимы, ведь на ощупь сам себе новое лицо не сделаешь. Перед этим закованным в серебряную раму другом (а порой и злейшим врагом каждой девушки в зависимости от того, как она выглядит) Джемма и сидела уже часа два, примеряя маски одну за другой. После разговора с дьером гробовщиком на предмет лежащего в подвале покойника, ведьмочка никак не могла уснуть, хоть измученное работой тело и ныло от усталости. А, может, она просто выспалась впрок в гробу под действием запрещенного зелья, которое сумела раздобыть ее всемогущая бабушка, желая то ли помочь внучке избавиться от ухаживаний своего сына, то ли сынувыкинуть из головы неперспективную падчерицу. Или эта бессонницарезультат нервного перенапряжения? Точного ответа о своем состоянии девушка не знала. Да и не очень-то он волновал ее. Думать об отчиме Джемма себе запрещала, потому что от этих воспоминаний сердце начинало болезненно сжиматься, и вовсе не от ненависти. Мысли же о Грэнне Ганн по цепочке съезжали на тему откупных храму богини сестры, и от этого тоже ныло в груди, правда, теперь причиной тому были ожидание и страх. Хоть пожилая дьера и не нарушала никогда данное ею слово, кто знает ведь все случается впервые. А в послушницы к Сайме ведьма не хотела. Ведь это означало полный крах ее мечтаний. Каждый год в храм забирали несколько, выбирая их по жребию из общего списка колдуний в возрасте от восемнадцати до двадцати двух, населяющих Готрэйм и близлежащие деревни. Эти несчастные проходили обряд посвящения, который лишал их магического дара в пользу "прожорливого" до чужих чар алтаря смерти, а заодно лишал и памяти, превращая в послушных кукол, призванных ближайшие десять лет служить верой и правдой богине. По окончанию этого срока женщинам давали выбор: вернуться в мир или остаться и дальше в рядах храмовников. Первым возвращали память, но не дар. Да только куда с этой памятью, потерянной молодостью и без специальности можно было пойти? Разве что к родственникам на шею или учиться какому-нибудь ремеслу вот только удовольствия от подобных перспектив было не много. Джемме нравилось колдовать, она обожала свой лиловый дар, полностью раскрывшийся лишь недавно, после совершеннолетия, и мечтала довести его до совершенства, чтобы уметь "рисовать" не только кратковременные "лики", но и постоянныете, которые срастаются с телом, изменяя его, и становятся настоящей внешностью, а не "маской".
А если так? пробормотала сидящая у зеркала ведьмочка.
Тонкий пальчик прочертил дугу, почти касаясь лица. Бровь, под воздействием исходящей от него лиловой дымки послушно изогнулась, принимая заданную форму. Палец выписывал линии, круги и восьмерки, переплавляя исходные черты. Уголок глаза опустился, веко потяжелело, ресницы поредели, на щеке образовалась ямочка, нижняя губа надулась, став заметно толще верхней. Джемма с интересом следила за метаморфозами, которые отражало зеркало с треснувшим верхним уголком, но вот результаты опять были не те. Оставшаяся неизменной правая половина лица все равно выглядела куда живее и симпатичнее искусственной.
Дар лилового мага требовал практики и исключительного чувства меры. Вот стихийники, к примеру, ценились в зависимости от силы, ведь чем больше ее, тем мощнее воздействие, а, значит, и заряженного лаурила маг может произвести много за сутки. Для иллюзий же гораздо важнее была точность. Неловкое движение и вместо миндалевидного разреза глаз на лице клиента нарисуется косоглазие, лишняя капля магиии брови уползут к вискам, а ресницы вымахают так, что и веки не поднимешь. А если еще и с вложенной силой переусердствовать, на что, впрочем, были способны далеко не все лиловые чародеи, то прежнюю внешность и вовсе не вернешь. Впрочем, некоторым такие длительные "маски" плавно переходящие в постоянные, очень даже требовались. Они ведь не только меняли облик, но и убирали морщины, надолго сохраняя молодость. И хотя годы брали свое даже при наличии стойкой иллюзии, процесс старения заметно замедлялся. Но природа не терпела вмешательств, а потому мстила людям, которые подвергли себя подобным метаморфозам тем, что лишала детей возможности повторить их черты. Ни прежние, ни нынешние. Маска она и есть маска по наследству не передается.
Проще всего было копировать. Именно так девушка и поступила днем, воскресив в памяти образ знакомой ведьмочки, год назад переехавшей с семьей на материк, и до мельчайших деталей повторив ее внешность. Куда сложнее было "нарисовать" абсолютно новое лицо, а еще сложнеелицо, которое будет выглядеть настоящим. Для этого кроме магии нужен был еще и талант. Вот и у Джеммы "маски" получались какие-то неестественные. Слишком красивые, слишком идеальные. Все-таки сказывался недостаток практики.
В устах лекторадьеры Крювсе звучало так просто.
"Помните, девочки! постоянно повторяла она:Люди не совершенны! Один глаз чуть-чуть больше другого, слегка кривоватые зубы, след от прыщика на щекеи ваша маска будет живее всех живых!".
Угу, легко сказать А на деле получаются или куклы, или монстры! Придется пока позаимствованную бледную физиономию "поносить". И тренироваться, тренироваться Джемма печально вздохнула, затем вытащила спрятанную под столом остроконечную шляпу с лиловой лентой, которую так и не отважилась выбросить, несмотря на сказанные Эдгарду слова, надела ее на голову, полюбовалась и вернув своему лицу исходный вид, начала создавать новую иллюзию. Практиковаться она надеялась на покойниках в похоронном бюро дьера Дорэ, но, судя по всему, придется делать это на себе, ибо гробовщика куда больше интересует развитие ее кулинарных способностей и физические упражнения со шваброй наперевес.
* * *
В тишине чердачной комнаты раздался противный скрежещущий звук. Джемма замерла, прислушиваясь. Ей даже стало как-то не по себе. Что это? Нечисть какая? А может противный рыжий почтовик?
"Пш-ш-ш!" за скрежетом последовало шипение.
Ведьма встала из-за стола и огляделась: занавеска, диван, стеллаж, матрас, камин, а в камине
Аа-а-а! Змея! заорала девушка, запрыгивая на стол. В глубине почерневшего от сажи очага действительно шевелилось что-то узкое и длинное. Это что-то мерно раскачивалось, спускаясь из дымохода. Точно змея! Здоровая! Полосатая! Э Полосатая?
"Змея" плавно опустилась на дно пустого камина, а вслед за ней из трубы вывалился чихающий черный комок.
Ви?! недоверчиво воскликнула Джемма и, спрыгнув на пол, рванула к очагу. Ви! Моя милая, хорошая, маленькая Ви! счастливо приговаривала она, тиская чумазую кошку, сжимавшую в зубах чулок хозяйки. Вишенка! Нашла, моя хорошая! Не оставила
Дверь хлопнула, открываясь с ноги.
Что здесь происходит? грозно вопросил с порога дьер гробовщик, поудобней перехватив свою трость. Грабители? Храмовники? Род он запнулся, уставившись на одну единственную, сильно чумазую ведьму, стоящую напротив камина с черным комком в руках.
Мяу! раздалось в повисшей тишине.
Ну конечно! хмыкнул мужчина, расслабляясь. Ведьма есть, колпак есть, только черного блохастого комка шерсти и не хватало!
Джемма хотела было тоже жалобно мяукнуть, но промолчала, только стянула с головы шляпу и спрятала ее за спиной. Эдгард перевел взгляд с вырывающегося зверька на искаженную чарами половину лица девушки и задумчиво прищурился.