Ты, Серёга, за месяц холодов заметил, что нигде нет Костомарова? уперев подбородок в кулак спросил он.
Почему я один? Все заметили. Он как в город свалил жену разыскивать, так и с концом. Тоже пропал, что ли? Чалый Серёга засмеялся. Его в городе Валечка Савостьянов видел. Когда ездил в сельхозуправление. Ты же и посылал с бумагой какой-то. Рядом с управлением есть кафе «Колос». На углу прямо. Ну, ты, Ильич, знаешь. Так Валечка пошел в кафе перекусить, а там видел Костомарова. Он сидел за столиком и ещё четверо. Валя их не видел раньше. Все были вмазанные по самое не хочу. Вообще не фурычили. Костомаров Валечку и не заметил.
ВотДанилкин, директор, закрыл глаза и лицо к потолку поднял. Вздохнул. Вишь, как садануло человека горе. Не нашел нигде жену, да и запил. Звонил мне пару раз в неделю. Отмечался, что живой, но пьёт сильно.
Отпуск без содержания просил дать. Я дал. Хрена тут было делать в тот колотун? Пусть, думал я, запьёт горесть свою. Вообще распался человек на кусочки рваные, обожженные. Приедетне узнаешь.
А чего ему приезжать? Чалый хмыкнул и уставился острым глазом в Данилкина. Ты в мае в обком уходишь, так? На место спившегося экономиста ты посадишь трезвого. Так? А то Костомаров мозг пропил и насчитает такого, что тебя и в обкоме тряхнут. А он же всегда агрономом хотел стать, значит станет теперь. Посевная на носу. Агроном бывший в могиле. Экономистом посадишь Расторгуева Ивана. Я тебе ещё пять лет назад говорил. Парень после экономического факультета пашет на тракторе. В третьей бригаде. Вот Костомарова агрономом ставь. У насчто есть агроном, что нет егобез разницы. Нам вот эту старинную технику дали, установки все по технологии обработки земли дали. Отступать от них не велено. Так что, агрономом хоть Игорька Артемьева ставь полуграмотногони хрена не произойдёт. Костомарову там и место. А чего ты, Ильич, про него вспомнил-то?
-А он приедет сейчас. Звонил. Говорит, что и жену не нашел, и всё что мог выпил. Забил горе вглубь. Я за ним Степаныча отправил. Скоро дома будут.
Ну а мне-то какая в хрен разница: сегодня он приедет или вообще не приедет? На автобусе или в твоей персоналке. Чалый закурил и посмотрел на Данилкина с любопытством. Мне ты это всё зачем персонально докладываешь? Он тебе особо дорог чем-то? Или обязан? А, может, ты ему?
Нахмурился директор Данилкин. Поднялся. Ходить стал по кабинету. Бормотал что-то не слышное.
Не хотел я тебе говорить. Данилкин остановился напротив Серёги Чалого. Ну да нет выхода. Кроме тебя никому здесь довериться не могу. Костомаров мне огромную свинью подложил в отчетах позапрошлого и прошлого года. А я эту туфту подмахнул своей росписью. Бумаги те я прочитал тогда внимательно. И отправлять в обком не стал. Неделю сидел, переписал всё. И свои отправил. А за те бумаги, которые он составил, не прочитай я их вовремя, меня не в обком, а в тюрьму пересаживать надо было бы. Такие дела. Ну, хорошо, эти два последних отчёта я переписал. А все предыдущие не трогал даже. Подписал и наверх отправил. Вот если из Москвы захотят коплексную проверку сделать, они их прочтут точно. А там приписана ровно половина от натурального урожая. Спросят Костомарова, откуда такие цифры, он и скажет, что я приказал. Тогда мне тюрьма. А его просто с должности снимут.
От меня-то чего хочешь, Григорий Ильич? Чтоб я подумал, будто Костомаров сам осмелел, обнаглел и через стопроцентные приписки совхоз в передовые вытащил? Я про отчёты ваши не знаю ничего и знать не хочу. Но ты-то меня за идиота тоже не держи. А то неловко мне. Ты что, передумал Костомарова и агрономом ставить? Мечту ему поломать? Я вижу, что побаиваешься ты Костомарова, Ильич. Не буду говорить, за что. Ни тебе, ни проверяющим, ни мусорам. Слово ты моё знаешь. Но что от меня-то хочешь? Не пускать в совхоз тёзку моего? Или дом его спалить, чтобы обратно уехал в Калугу свою? Что-то не уезжает сам. Жена испарилась. Сам спился, считай. Чего ему тут тосковать, в нашей «черной дыре»?
Нет. Погоди, Данилкин взял Чалого за плечо. Тут дело не в Костомарове. Хрен с ними, с приписками. Кто не добавляет цифири к урожаям? Назови хоть одно хозяйство. Ну, может, «Альбатрос» один. А дело было в Петьке Стаценко. Царствие ему небесное, как говорила мама моя, покойница. Он на меня уже восемь бумаг настрочил в область. Хорошо, там свои ребята читали. Притормозили бумажки. А Петька и в Алма-Ату собирался ехать с докладными, и в Москву. И если хоть в одном месте бы кто-нибудь вник в его рапорта, конец мне. И как директору, и как обкомовцу. Там за все годы, с пятьдесят седьмого начиная, я себе на расстрельную статью отчётов насочинял. А цифры-то изобретали Костомаров с женой своей. Я же Петьке Стаценко не рассказывал ничего. Он сам бумаги просматривал и под моей подписью свою ставил. Главный агроном же. Он и сообразил легко, что писали Костомаровы, а хотел этого я.
Ну, даёшь ты, Григорий Ильич, Чалый Сергей достал новую папиросу, закурил. Задумался. И ты Петьку на два метра в глубину рукой Костомарова отправил. И баба его, понимаю, тоже при делах. Во, мля! Дурак ты, Данилкин. Мусора же сейчас опять начнут тут рыть. А капитан Маловичне хрен с горы. У него мозги как у ЭВМ. И чутьё звериное. Я, конечно, помогу от тебя опаску отвести. Ты мне мои две ходки на зону спрятал. Одну старую, Гомельскую, а одну местную. Три года мотал я на киче за дела поганые. А ты и паспорт новый выправил, чистый. И человеком сделал. Да ещё в партию вступить рекомендацию дал. Кандидатский срок проходит уже. А потом примут и пойду я из трактористов в рост. Спасибо. И потому, всё, что я слышал сейчас, уже умерло внутри. Слово! Ну, что я сейчас могу сделать для тебя?
Тебя же наши блатные побаиваются? Да, ещё как! Данилкин наклонился к лицу Серёгиному и шептать стал. Блатняки ни в чем тебе не откажут. Поговори с ними. Пусть они Костомарова по пьяной лавочке пришьют. Ну, вроде как бы в драке. Он же пьяныйдурак полный, Костомаров. Первый драться лезет. А они его тихонько так Чтобы не понятно было, кто конкретно его «пером» поддел. Много народу, свалка и так далее. А у меня камень с души соскользнёт. Чую я, что мечтает он меня посадить за приписки. Потому, что это он их сочиняет. А я, дурак, до позапрошлого года все отчёты подписывал не глядя. Верил ему. А за Петьку Стаценко тем более сдаст, если Малович его придавит, как он умеет.
А на кой чёрт ему сдавать тебя? Он тебя в задницу целовать должен. Ты его, придурка бестолкового, экономистом держал на хорошем окладе столько лет. Теперь вот агрономить начнет. Главным агрономом. На сто рублей зарплата больше! Чё-то не въезжаю я, Ильич. Зачем ему брюхо вспарывать? Молчать будет, как немой. А расколят его тут, он на зоне точно рот не откроет. Его, если что, в кустанайскую «четверку» и посадят. А у там меня знакомых среди вертухаев навалом. Ты это знаешь, а он от тебя знает. Прав я? Вот там без лишней трепотни его, если попросим, загасят. В рай улетит душаон и сам не заметит.
Ой, правда. Что-то я как деваха трусливая перед первой брачной ночью, Данилкин засмеялся и сел за стол. Хотя выражение лица никак не сочеталось с отпущенной шуточкой про первую брачную ночь. Всё, Серёга. Выкинь из головы. Нашло на меня что-то. А и действительно, чего ему меня топить?! Благодарить всю жизнь должен. Забудь, Чалый. Не просил я у тебя ничего. Лады?
Да успокойся ты, Ильич! Костомаров у тебя как собачка домашняя. Руки лизать будет. Точно говорю.
Он шел домой и думал о разговоре. И не просто вспоминал. А именно задумался над общей картиной, нарисовавшейся за последние несколько месяцев. Петьку Стаценко, агронома, закололи ножом, потом жена Костомарова ни с того, ни с сего испарилась, затем сам Костомаров слинял с глаз побольше, чем на месяц. Кто правил этим балом чертей? Данилкин, сука. А трухнул крепко. Проверял меня. Согласится ли он, Чалый, сам замазаться и чужими руками отправить Костомарова в ад или в рай. Но на фига проверял? И пока не срасталась картинка из фрагментов в ясное полотно. Но Серёга Чалый сам себя и уважал за то, что ум его всегда правильно делил целое на части, а из любых рваных частей мог склеить верное, единственно правильное целое. Надо было просто немного подождать пока ум самостоятельно выполнит свою задачу.
Дома Чалого кроме жены и дочери ждал Олежка Николаев. Злой, как голодный степной волк, с трудом доживший до оттепели.
Пойдем, Серёга. На улицу, прорычал Олежка. Посоветоваться хочу насчёт бабы своей, суки трёпанной.
Может, поедите сначала? взяла Серёгу за рукав Ирина, жена.
Да мы на пару слов всего, махнул ей рукой Олежка.
Блин, ни одно важное дело не могут без меня решить, с удовольствием, от которого его самого покоробило, подумал Серёга Чалый. С большим удовольствием подумал он о незаменимости своей. Сознание силы своей разумной раньше не так уж часто крутилось в голове, а вот уж лет пять сам он зауважал и даже полюбил свою незаменимость и исключительность.
Хотя, чего уж там! Очень приятной и, наверное, уже очень нужной ему была далеко не впервые посетившая Серёгу эта сладкая, ласкающая душу, гордая, и немного всё же стыдная мысль.
Она, падаль, опять с Мишкой Зацепиным спуталась! Неделю уже дома не живет. Через день ночевать приходит. А таку него на хате постоянно. Бешенство матки, бляха! Олежка говорил и аж задыхался от злости. Я уже ей говорю: «Ну, ты, мля, Оля, мля, хоть платье скидай когда дрючит он тебя, сука ты ненасытная. А то вон весь подол до пупка в молофье. Сын же видит! Ему на кой болт знать, что ты у нас курва проститутская? Жрать не готовишь неделю. Я-то ладно, а Вовка голодный постоянно, это как? Кирюха Мостовой кормит его. Сам. Жена у него такая же сучка, как и ты. И всё не свалит никак в «Альбатрос» к Алипову своему».
Ну? спросил Серёга Чалый.
Начисть хлебало Зацепину. Пусть отвянет уже. Ей-то бесполезно говорить. Шалава, она и есть шалава до конца жизни. Мы ж сто раз говорили с ней, что пусть гуляет, мне по хрену. И живём так уже девять лет. Пацан уже, мля, во втором классе. И живем как договорились: каждый сам по себе. Без ругани и развода. Но ты ж, падла, совесть имей. Пойди, перепихнись, как собака, но потом домой вертайся. Стирай, вари, пацана воспитывай, уроки проверяй, полы мой в доме. Ну, бляха, не могу! Я её, суку, удавлю когда-нибудь. Вон, мля, рубаха на мне воняет. Нет, стирать ей некогда. Хрен чужой маячит в мозгах!
Олежка умолк и сел на корточки. Снег стал пальцем ковырять. Успокоиться не мог.
Ладно, Чалый похлопал Николаева по спине. Пойди к Толяну Кравчуку и передай просьбу мою: пусть сгоняет к Зацепину. Миха, кстати, червонец у Кравчука занимал ещё до морозов. А отдать не торопится. Вот пусть он и червонец заберёт, и от Ольги твоей отмахнётся хоть на месяц, что ли. В рыло пусть пару раз въедет. Но без перебора.
Спасибо, Чалый! Должок за мной! крикнул Николаев Олежка на бегу. -Ты настоящий друг.
Во, бардак! хмыкнул Чалый. Дом красных фонарей, мля! И ничего. Живут. Второй десяток скоро пойдёт. Чё только не бывает. Век живи, век удивляйся!
И он пошел в дом. Ира уже поставила всё на стол и гладила в углу бельё на маленьком узком столике. Серёга сам сделал.
Сейчас суп налью. Садись уже, Ирина прошла мимо, к печке, и Чалый с удовольствием похлопал её пониже спины, где всё было вылеплено природой просто идеально.
***
Костомаров приехал с Василием Степановичем на белой «Волге» Данилкина.
Он был с такого похмелья, что толком и не видел, куда идёт. Степаныч под руку подправил его к ступенькам и с трудом дотащил пропащего до кабинета.
Ты вот чего, Сергей! Данилкин налил ему стакан водки, бутылку закупорил пробкой самодельной из бумаги и сунул её Костомарову во внутренний карман драпового пальто. Пей сейчас, чтоб глаза открылись и гуляй домой. Там спать ложись. Допей, сто граммов оставь и высыпайся до утра. Потом потолкуем кое о чем и дальше жить будем. Меня в мае в обком заберут. А тебе тут главным агрономом оставаться. Надо мне завтра понять твой настрой.
Я не могу домой, тихо прохрипел Костомаров. Там Нинкин призрак. Привидение. Ждёт. Губы кровью моей намочить мечтает. И высосет всю! Она отомстит. Она может! Злая была баба.
Ты рот закрой и нигде больше херь эту не гундось! прикрикнул на него Данилкин. Не хватало, чтобы посторонние стали догадываться. Полынью, куда Нинку спустил, хорошо снегом завалил? Поверху припорошил после всего? Следы замёл?
Метлой, Костомарова стало тошнить и он согнулся, закашлялся. Я потом метлу принес. Задом шел и заметал. Да и буран потом пошел. Нет там ничего. Не видать.
Но в апреле, когда таять начнет лёд, ходи туда каждое божье утро. По рассвету. Потому как вытолкнет её из-подо льда. Трактор чтоб на берегу стоял. Не забыл, как ездить-то на тракторе? Выдавит еёотвези за двадцать третью клетку. Там ров есть. Помнишь? Подкопаешь сверху траву, пласт подыми и отложи в сторону. Положишь её туда, сверху накроешь плотно пластами. Притопчешь. А в мае уже и зарастет все. Вечное пристанище, прости господи.
Костомарова вырвало прямо на пол. Он зарыдал, опустился на колени и стал биться головой о пол, прямо по тому месту, куда его вырвало.
Ну, скотина! Данилкин шагнул назад и позвал шофера. Там ведро внизу, вода, тряпка. Давай, Степаныч. А ты, ухарь, раз уж наложил в штаны, то не ходи домой. В ленинской комнате ночуй. Василий Степаныч тебе там раскладушку поставит и постелит. Пойдём.
И через полчаса Костомаров проблевался еще раз уже в ленинской комнате, потом выпил из горла граммов сто пятьдесят и упал на раскладушку.
Нормально лёг, проверил директор. Только на бок перевернем его, Вася, а то, не дай бог ещё
***
Утром рано, девяти ещё не было, Данилкин выпил дома стакан чаю и побежал в кабинет. Даже пальто не скинул, сел торопливо к телефону поближе и набрал межгород.
Двадцать восьмая, отозвалась телефонистка.
А! Танечка! Это Данилкин. Привет, красавица. Мне в Кустанае дай двасорок шесть-одиннадцать.
Как здоровье, Григорий Ильич? Все хорошо? Сейчас будет.
Управление. Малович, донёсся бодрый голос капитана из далекого кустанайского областного управления милиции.
Доброе утро, товарищ капитан! Данилкин беспокоит из «Корчагинского».
Ты, Саша, просил позвонить, когда вернётся Костомаров. Так вот он и появился вчера вечером. Говорит, месяц в Кустанае жену разыскивал.
Привет, Ильич! Малович обрадовался звонку. Ну и? Нашел он её?
Никак нет! печально ответил директор Данилкин. Вернулся весь в горе горьком. Пил сильно от переживаний. Но сегодня будет уже в состоянии с вами общаться. Я его своим методом привёл в норму.
Добро! Малович почему-то обрадовался возвращению Костомарова. Сегодня не получится. Но завтра утром приедем с Тихоновым. Ты нам, как обычно, жильё подготовь и еду. Мы с недельку у вас погостим. Лады?
Да гостите, сколько хотите. Всё будет. Ждём!
Он аккуратно уложил трубку, разделся и выдохнул.
Всё! Хватит игр в «угадайку». Надо размораживать дело. Костомаров сделал лишнее. То, о чём я его не просил. Пусть ответит попутно и за то, и за это.
А меня он не сдаст. Не такой дурак он, чтобы не догадаться, что если продал меня, то, считай, похоронил и себя. Дальше кустанайской области попрошу Маловича его не этапировать. А в любой нашей зоне жить ему останется с гулькин хрен.
Он ещё посидел, глядя в окно. Потом перевел глаза на календарь.
Ё-ё-ё-о-о! воскликнул Данилкин, директор, от всей своей заботливой души. Уж никак седьмое марта! Завтра поздравление массовое и личное! Блин! Эй, кто там в коридоре есть?
А я пока один ещё, сунул голову в дверную щель Артемьев Игорёк. Николаева жду и Серёгу Чалого. Все подарки, торты и шампанское с тюльпанами тепличными мужики привезли вчера вечером. Начнем готовить всё в актовом зале.
Давайте! Данилкин потер руки. Женщины, это ум, честь и совесть наша мужицкая. Не они быжариться нам всем в аду при жизни. Такие мы, мужики, недотыки. А женщиныэто и Центральный комитет наш персональный, и Политбюро. Без их руководящей и направляющей роли таскала бы нас, дураков, жизнь по ветру, как солому по полям.
Костомаров с трудом пытался проснуться в ленинской комнате. Шофер Василий Степанович под окнами масло доливал в «Волгу». Народ шел на рабочие места, а над корчагинским совхозом темно-розовое рассветное небо плавно превращалось в голубое. Прозрачное и светлое как, новый добрый день.