Старейшины дождались, когда всё догорело, и стали осторожно разбрасывать дымящиеся головешки. Но, как и ожидал Го́рк, ни костей, ни черепа там не оказалось. Однако всех остальных это только укрепило в мысли, что Ларни́ту забрал с собой злой дух.
В деревню они вернулись уже на рассвете. Дочери старой колдуньи с ними не было, и жители со страхом перешёптывались ещё несколько дней, то и дело оглядываясь в сторону страшного леса. Никто из них не видел, как на другой стороне реки, осторожно пригибаясь к кустам и поваленным деревьям, брела вдоль берега худая девушка в изорванной накидке. Она знала, что где-то на севере была другая деревня, откуда её мать пришла сюда много лет назад, и надеялась, что там можно будет спрятаться от этих страшных людей, желавших ей смерти.
Глава Возвращение медальона
Лаций успел вернуться до полудня и сразу поспешил рассказать Тере́нцию Юлиа́ну о гельве́тах в деревне и пожаре в лесу.
Боги благоволят к тебе, безумец, напряжённо усмехнулся лега́т. Но ты хоть увидел свою дикарку?
Лаций грустно покачал головой:
Хижина была пустая. Внутри только двое варваров. Но нас они не ждали. Перевернули там всё. Наверное, что-то искали. Больше никого не было. Когда нас увидели, сказали только «хого» и кинулись на нас. Потом я слышал это слово из толпы у хижины. Наверное, так они называют римлян. Хотя меня так раньше не называли он задумчиво сдвинул брови, вспомнив Ларни́ту. Она действительно так никогда его не называла.
Сейчас это неважно. Иди в палатку, отдохни. Вечером твоя очередь заступать в караул. И возьми у писаря Стра́бона свой медальон, как-то чересчур безразлично добавил он.
Легат Тере́нций! раздался голос ли́ктора. Тере́нций повернул голову:
Да?
Консул собирает военный совет, коротко сообщил тот.
Ясно, кивнул он и повернулся обратно. Увидимся вечером. Может, ты придёшь ко мне и расскажешь всё поподробней
Да хранят тебя боги, поднял руку Лаций, сделав вид, что не услышал последней фразы. Глаза почти ничего не видели. Ему казалось, что они забиты песком, который нельзя было вымыть даже водой. В голове гудело, и палатки плыли по кругу, как по воде. Добравшись до своего настила, он упал на него и сразу же провалился в сон. Он не видел, как пристально смотрел ему вслед Тере́нций Юлиа́н, видевший перед собой только золото.
Вечером писарь Страбо́н завёл Лация к себе и подвёл к небольшому столу. Открыв коробку для чернил, он молча кивнул на неё и сделал шаг назад. Всё это было странно, но Лацию было не до этого. Он быстро достал свой медальон и повесил его на шею. Ему бросилось в глаза, как скривилось лицо старого слуги и как тот постарался побыстрее закрыть коробку и выпроводить его из палатки. И только в карауле ему рассказали, что случилось. Молодой брадобрей Вале́рий, якобы, два дня назад украл этот медальон у лега́та, а накануне днём, спустившись к реке, поскользнулся и упал головой в воду. Выплыть он не смог, потому что кожаный ремешок медальона зацепился за корягу, и бедолага захлебнулся. Лаций поспешил к лега́ту, чтобы узнать об этом, но тот был у Цезаря. Тогда он пошёл к писарю. Тот подтвердил историю, сказав, что лега́т Тере́нций рассказал ему то же самое, но, вот, легионеры, которые вытащили несчастного Вале́рия, говорили, что один из них хотел взять талисман себе. И когда они пришли в лагерь с телом утопленника, воришка хотел спрятать медальон под тунику, но неловко перехватил дротик. Тот выскользнул у него из рук и пробил стопу. Легионеры рассказали это лега́ту, и тот приказал отдать медальон на хранение писарю, а Страбо́н, зная всю историю, благоразумно спрятал эту кругляшку в пустую коробку из-под чернил. Лаций поблагодарил его и по-дружески похлопал старика по плечу, заверив, что теперь можно ничего не бояться медальон был в надёжных руках. Когда он попрощался и пошёл в свой квадрат, старый писарь неодобрительно покачал головой и тяжело вздохнул. Он был не согласен с Лацием и считал, что этот медальон ещё причинит тому немало вреда. Но старый слуга не знал, что два дня назад лега́т Тере́нций носил медальон на кузницу и там с него сняли два отпечатка. Там же он спросил, можно ли сделать такой же медальон из какого-нибудь чёрного дерева. И когда мастера сказали, что смогут сделать копию из чёрного дуба, он с радостью расстался с несколькими монетами, чтобы те сделали это как можно быстрее. Когда всё было готово, произошла трагедия с любимым брадобреем, и Тере́нций Юлиа́н ещё больше поверил в слова старой колдуньи. Однако его отношение к Лацию не изменилось он по-прежнему верил, что тот рано или поздно согласится уединиться с ним в палатке. Хотя Тере́нций обманул писаря и подсунул ему в коробку деревянный медальон, ему всё равно хотелось добиться от молодого трибу́на взаимности, потому что его личные чувства, как он считал, не имели ничего общего с тайной этру́сского золота.
Глава Страшная новость
Когда все лега́ты собрались в большой палатке консула, Гай Юлий Цезарь сказал им, что через неделю в Лу́кку, рядом с которой был разбит сейчас основной лагерь, должны были приехать представители Сената. Так как гельве́ты находились слишком близко к городу, надо было выслать разведчиков, чтобы они постоянно следили за врагом и сообщали обо всех передвижениях. Тере́нций сообщил консулу о передвижениях гельве́тов и пожаре возле деревни Таро́га, за что тот впервые похвалил его на военном совете.
Это хорошо, задумчиво добавил Цезарь через какое-то время. Мы направим наших воинов во все деревни вдоль реки прямо сейчас.
Ты хочешь организовать там гарнизоны, консул? воодушевлённый похвалой, осмелился спросить Тере́нций.
Нет. Зачем? с небрежной ухмылкой ответил тот. Пусть разберут все мосты вдоль реки, он показал на карте места и добавил: Надо разобрать брёвна так, чтобы потом можно было быстро всё восстановить. Если мосты старые, лучше уничтожьте их и начните готовить новые. Здесь, здесь и здесь, он ткнул пальцем в изгибы реки на карте. После этого сожгите все леса вдоль реки и оставьте только посты у брода, Гай Юлий обвёл лега́тов взглядом, ожидая вопросов, но все молчали.
Некоторые деревни могут полностью погибнуть, осторожно заметил кто-то сзади.
Это неважно. У нас достаточно запасов, чтобы обеспечить наступление в середине лета. Осенью в южной Га́ллии будет новый урожай. Так что пусть лучше варвары думают о том, где им найти еду на той стороне реки.
Четыре легиона были отправлены в разные места. По иронии судьбы, лега́т Тере́нций Юлиа́н с половиной своего легиона был отправлен в Таро́гу, а его помощник, старший трибу́н Лаций Корне́лий Сципио́н, остался со второй половиной в лагере в качестве начальника караула. Таков был приказ Цезаря.
Через две недели Тере́нций вернулся уже совсем другим. Он стал более строгим и меньше общался с легионерами, чем раньше. Он больше не улыбался и часто сидел в своей палатке, о чём-то размышляя. Как только представилась первая возможность, Лаций сразу пришёл к нему, чтобы расспросить о деревне и Ларни́те. Легат скупо сообщил о том, что легионеры разобрали мост возле Таро́ги и оставили там одну центу́рию для охраны. Но Лаций ждал от него других новостей. Тогда Тере́нций сел и рассказал всё, что ему удалось узнать от местных жителей.
Вы подожгли лес, помнишь?
Да, кивнул он.
Жители Таро́ги прятали там от гельве́тов запасы еды. Пожар её уничтожил, Тере́нций посмотрел на него сочувствующим взглядом и покачал головой. Вот так-то! на его лице застыло выражение скорби и сочувствия.
Но
Что «но»? Варвары ушли. Убили несколько человек, как всегда, и ушли. Когда мы пришли, в деревне их уже не было.
Как это? Лаций искал глазами взгляд Тере́нция, но тот постоянно отводил глаза в сторону и избегал встречаться с ним взглядом. Это подтверждало худшие опасения Лация.
Вот так: только голодные и злые женщины с детьми. Я понимаю, что тебя волнует твоя дикарка. Я ничего не могу точно тебе сказать, это всё слухи Кое-кто из выживших жителей говорил, что
Что? хрипло спросил он.
Это сказали двое охотников. Мы встретили их у старого моста.
Тере́нций, что случилось? не отрывая взгляда от лега́та, повторил Лаций.
Короче, они сказали, что старейшины разрезали её на части и сожгли. Это была жертва их богам, на лице лега́та застыла гримаса раздражения. Былов видно, что ему не хотелось об этом говорить.
Жертва богам? одними губами прошептал Лаций, не веря услышанному.
Они сказали, что её мать была злом, она сама была злом, и на плече у них был знак зла, который и навлёк на деревню все эти беды. Поэтому её сожгли.
Когда лега́т произнёс эти слова, Лаций опустил голову и замолчал. Тере́нций внимательно наблюдал за ним, поглаживая по плечу, где у того был точно такой же знак, как и у Ларни́ты. Но Лаций не замечал этого.
Нет, этого не может быть, всё ещё не желая смириться с услышанным, пробормотал он. Потом встал и, не прощаясь, сделал несколько шагов в сторону выхода. Тере́нций, расстроившись, протянул руки вслед, но потом опустил и спросил вкрадчивым голосом:
Может, ты придёшь ко мне вечером, чтобы успокоиться? он выжидающе замолчал, но Лаций ничего не ответил. Ему было не по себе. В висках стучало, как будто сердце от волнения вдруг стало биться не в груди, а в голове. Такое иногда бывало и раньше. Однажды в юности он подготовил выступление для беседы с философами в школе, но заболел и решил записать речь на дощечке. Вечером пришёл его друг, и Лаций показал ему своё выступление. Тот прочитал и ничего не сказал. А через несколько дней, когда Лаций вернулся в школу и стал выступать перед учителем и учениками, все стали смеяться и показывать на него пальцами. Педагог сказал, что воровать чужие мысли нехорошо. Это, как он заметил, иногда даже хуже, чем воровать чужие вещи. Тогда, спрятавшись в тёмном сарае, Лаций от обиды и бессилия только плакал и сжимал кулаки. Позже это чувство несправедливости и собственного бессилия не раз вызывало у него отчаяние, которое, порой, переходило во вспышку непроизвольного гнева. В такие моменты он мог что-нибудь сломать или затеять драку, но тогда, обманутый близким другом, он чувствовал себя сломанным клинышком, который однажды показывал им старый грек в школе.
Сломать стилус легко, говорил тот. Я вот привык к своему и берёг его столько лет. Но он сломался, и всё. Как я ни старался потом соединить две части, ничего не получилось. Поэтому берегите то, что цените. Может так случиться, что уже никогда не найдёте замену этой вещи. Кажется, она не имела для вас никакой цены, а, сломавшись, стала бесценной.
Лаций стоял у выхода из палатки и сжимал в руках край полога. Он чувствовал себя «сломанным стилусом». Если бы в руках у него в этот момент оказалось копьё, он сломал бы его пополам. Тере́нций с нетерпением повёл плечами и вздохнул.
Не стоит так переживать. Боги всё видят. Считай, что это они так решили, попытался успокоить он. Лаций повернулся и покачал головой. В его глазах застыла тоска, глубокая и бездонная, и Тере́нцию Юлиа́ну на мгновение даже стало его жаль. Займись чем-нибудь, чтобы отвлечься, посоветовал он.
Нет. Я думаю, что ты всё-таки ошибся
Может, и ошибся. Конечно, всякое бывает. Это же всего слова каких-то варваров, охотно согласился лега́т. Они могли это выдумать. Может, всё совсем не так. Потом узнаем. Ну ты подумай, может, тебе стоит провести сегодня ночь здесь? на всякий случай добавил он.
Лаций отрицательно покачал головой и весь остаток дня и всю ночь провёл с караульными за стенами лагеря. Здесь он мог остаться один, чтобы в одиночестве пережить своё горе и смириться с ним. Через несколько дней в Лу́кку прибыли сенаторы. Один из них привёз Тере́нцию Юлиа́ну очередное послание от его римского покровителя. Прочитав его, лега́т какое-то время задумчиво смотрел в угол палатки, потом вздохнул и скрутил свиток обратно. В дружеском послании его патрон сообщал, что ему надо продолжать общаться с Лацием и рассказывать тому обо всех новостях, которые он сочтёт интересными. Там же было сказано, что о старой Вале́рии можно забыть, потому что этруски не доверили ей свой секрет. Золото спрятали их жрецы, а не она. А Вале́рия просто каким-то образом узнала об этом от своего брата, который был вместе с Суллой в столице Этрурии, и там ему достался этот круглый кусок дерева. Тере́нций готов был согласиться со всеми этими словами, но зачем же тогда вождь гельве́тов предлагал ему за «круглый кусок дерева» и человека с татуировкой два таланта золота? Никто не знал, что недавно, во время посещения обезлюдевшей деревни Таро́ги он встретился с ним и сумел убедить в том, что у него есть этот медальон.
Тере́нций сел и написал два письма. Одно было ответом его покровителю, где он во всём соглашался с ним и подтверждал намерение заниматься для него поиском товаров в деревнях, как и раньше. А другое содержало полное описание всего, что он узнал за последнее время в Га́ллии и Риме о таинственном золоте этрусков. Здесь же он подробно описал всё, что случайно услышал от старой колдуньи, когда та по дороге в Рим заболела и стала бредить, разговаривая с ним, как со своей дочерью. В отличие от своего патрона, Тере́нций был здравомыслящим человеком и быстро сообразил, что единственный способ извлечь из всего этого выгоду это продать медальон тому, кто его ищет. Однако, привыкнув вести записи важных событий, он решил на всякий случай всё-таки описать «легенду» старой колдуньи в отдельном свитке. Закончив писать, он запечатал его и спрятал в небольшом сундуке.
Довольный своей сообразительностью, он уже не испытывал огорчения от решительного отказа Лация и с радужными мыслями направился к палатке нового молодого лега́та Юлия Кла́вдия, у которого с ним оказалось гораздо больше общего, чем с этим старшим трибу́ном.
Розовощёкий, светловолосый Юлий Кла́вдий действительно разделял взгляды Тере́нция на отношения между мужчинами и, увидев его за пологом, сразу снял с кровати шлем с золотыми звёздами и предложил новому другу доверить ему тайны души в более близком телесном общении.
Глава Судьбоносная встреча в Лу́кке
От имени Сената и народа Рима приветствую вас в этой маленькой деревеньке, друзья! Гай Юлий Цезарь улыбнулся и сделал жест рукой в сторону небольшого стола. После нескольких месяцев суровых га́лльских лесов и гор это место кажется мне настоящим Римом. К сожалению, для вас Лу́кка очень маленькое поселение, поэтому здесь всё маленькое: и дома, и мебель, и даже люди. И вам может показаться, что здесь всё не так, как в Риме, добавил он и наигранно вздохнул. В последние годы ему редко приходилось бывать в городе на шести холмах, но Цезарь, тем не менее, не терял связи с самыми влиятельными людьми и был в курсе всех происходивших там событий.
Не верится, что ты долго будешь этим довольствоваться, с усмешкой произнёс Марк Лици́ний Красс. Этот стареющий патриций с острым, пронзительным взглядом в последнее время стал одним из самых богатых людей в Римской республике, и Гай Юлий Цезарь уже несколько раз брал у него деньги в долг на свои военные походы. Двадцать пять лет назад, чудом выжив во время ссылки в далёкой Испании, когда его отец и брат погибли, Красс вернулся после окончания первой гражданской войны в Рим и стал скупать за бесценок дома бывших врагов диктатора Суллы.
Красс был таким же осторожным и внимательным, как и раньше: смотрел на Гая Юлия Цезаря и думал о своём. Цезарь тоже не сильно изменился: всё те же узкие скулы, надломленные брови и внимательные, с искрой смеха, глаза. Только лёгкая тень усталости на лице. Его накидка была помятой, и это говорило о том, что он, скорее всего, спал прямо в ней. Судя по всему, его брадобрей тоже не видел его с утра лёгкая щетина покрывала щёки и подбородок. Однако тонкие, нервные губы улыбались открытой и непривычно радостной улыбкой. Если бы Марк Красс не знал его, то мог бы поверить в искренность и лёгкость той интонации, с которой тот поприветствовал их. Но их предыдущие встречи и умение Цезаря перевоплощаться ещё не улетучились из его памяти. Красс понимал, что Цезарь не стал бы приглашать их сюда только ради приятной беседы. К тому же это был пока единственный человек, который сумел вернуть ему большую часть одолженных денег. Это заставляло его уважать и, вместе с тем, опасаться.