Вспомнив этот неприятный разговор, Тере́нций поморщился. Золото, о котором говорил его покровитель в Риме, должно было храниться где-то совсем рядом. И ключ к нему был у него в руках. Старуха так и сказала: «Медальон покажет место в храме». А к храму может привести только Лаций. В дороге она однажды проговорилась сказала, что он должен вспомнить. Кто он? Лаций? Они спрятали там сто повозок с золотом! Сто повозок Огромное количество! В Риме она об этом не сказала. И не ответила ни на один вопрос. Даже, когда её пытали. Только визжала от боли и проклинала всех известных и неизвестных ему людей. Патро́н был очень недоволен. О том, что рассказала ему Ва́лра по дороге в Рим, Тере́нций решил никому не говорить, потому что об этом знал только он один. Но почему старая Вале́рия рассказала эту тайну именно ему? Внутренний голос подсказывал ему, что история с ведьмой и её дочерью может сулить большие неприятности, но он слишком хорошо знал своего покровителя. Тот ни за что не стал бы интересоваться какими-то варварами и круглой деревяшкой просто так. Здесь пахло деньгами. Большими деньгами. И старая колдунья Вале́рия Корне́лия это подтвердила. Теперь Тере́нций был уверен, что богатство ждёт именно его, ведь боги сами вручили ему этот медальон! Как это часто бывает свойственно самовлюблённым личностям, он быстро перестал думать об опасности, предавшись мечтам о благополучном будущем. Нет, он не собирался искать это золото сам. Это было безумием. Он не верил, что оно вообще есть и его не забрал ещё Сулла во время покорения Этрурии. Но Вале́рия сказала, что ки́мвры готовы заплатить за медальон золотом, а это уже было более реально, чем поиск иголки в стоге сена. Продать медальон своему патрону он не мог, а вот варварам да. Теперь ему оставалось только найти их вождя и договориться с ним о цене. Чтобы успокоиться, он решил пойти принести жертву богам, чтобы они указали ему правильный путь.
На полпути к алтарю Тере́нций заметил приближающегося всадника.
Легат, наши разведчики сообщили, что на севере снова появились варвары.
Что? опешил Тере́нций.
На севере варвары. Они заняли несколько деревень, но потом их основные силы повернули на юг. В нашу сторону. И пошли вниз по реке. В пяти деревнях они оставили небольшие отряды. Собирают еду.
А в каких деревнях? осторожно спросил Тере́нций.
В Таро́ге, Ква́рде, Сарби́те начал перечислять посыльный, но лега́т сразу перебил его:
В Таро́ге? Понятно. Я сейчас сообщу об этом Цезарю. Разведчики все вернулись?
Да, но хотел что-то добавить всадник, но Тере́нций не стал его слушать и, развернувшись, быстрым шагом направился к палатке Цезаря. Жертвоприношения могли подождать. Надо было думать, как спасти Лация.
Гай Юлий выслушал его доклад о варварах и приказал ничего не предпринимать. Тере́нций снова удивился такому решению, но на этот раз не стал перечить консулу. Он много отдал бы за то, чтобы оказаться в этот момент в Таро́ге, но было уже поздно. Если Лаций вернётся, то боги услышат его, и он сразу предложит ему остаться в палатке на ночь. Если нет об этом Тере́нций предпочитал пока не думать. Потому что тогда он лишился бы удовольствия от общения с ним и ему пришлось бы самому выполнять многие обязанности в легионе. И позабыть на время о продаже медальона варварам. Оставалось только ждать, и эти два дня стали для него самыми томительными и неприятными за всё время службы в армии Цезаря.
Глава Неприятности в Таро́ге
Лаций вывел легионеров к реке поздно вечером. Там они решили отдохнуть у моста. Дальше к деревне вела одна единственная дорога. По ней всегда ходили жители и воины. После короткого отдыха они прошли вперёд шагов триста, но что-то не давало Лацию покоя. Земля была плотная и сухая, дождей не было больше месяца. Но в лесу стояла странная тишина. Обычно ночью он был полон звуков: где-то хрустнет ветка, раздастся шорох, филины ухают или просто хлопают крылья ночных птиц, тихо шелестят верхушки деревьев и изредка вскрикивают животные всё живёт своей жизнью. Однако на этот раз всё как будто вымерло, даже ветер затих, и это настораживало.
Не нравится мне тут, пробормотал Варго́нт, как будто прочитав его мысли. Где-то вдалеке послышался странный звук, похожий на голос совы. Кажется, там кто-то есть, шёпотом произнёс центурио́н.
Это лошади, с еле скрываемой досадой сказал Лаций. Там варвары. Жаль, не хотелось идти вдоль реки, но придётся, добавил он. До них снова донёсся такой же звук теперь уже ясно был слышен храп лошади.
Засада? прошептал Варго́нт.
Не знаю. Но проверять не хочется. Если они в деревне, то на дороге будут их лучники. Хорошо, что сюда не послали. Так бы нас уже заметили.
Тогда как? По реке? Ты точно дорогу знаешь?
Да, вдоль берега по мелководью. Я проведу. Смотри мне в спину и иди ровно, не отходи в сторону. Передай всем!
Легионеры молча выслушали короткий приказ и, подняв мечи над головами, зашли по грудь в воду. Один остался на берегу с лошадьми. Лаций пошёл первый, за ним все остальные. Вода была не очень холодная, но на дне лежало много камней, на них можно было легко поскользнуться и упасть. Поэтому шли очень медленно. Когда показалась небольшая полоска земли, Лаций остановился и прислушался. Луна ярко освещала неподвижную гладь реки, и если бы в это время кто-то спустился вниз, то длинные тонкие волны на серебряной поверхности воды сразу бы выдали их присутствие. Какая-то птица громко проухала на другом берегу и стихла. Со стороны деревни не было слышно ни звука. Узкая, еле заметная тропинка вела к крайним домам, в которых было так же тихо, как и в лесу. Легионеры вышли из воды и поднялись вверх. Лаций первым увидел незнакомцев, которые, переговариваясь, медленно брели им навстречу. По его команде легионеры сразу же присели и растворились в невысокой траве по обе стороны от тропинки. Трава была мокрая и пахла горечью ранних цветов, которые распускались в это время на этой скупой и недружелюбной земле. Он раздвинул высокие стебли и осмотрелся. Судя по одежде спустившихся к реке людей, это были не жители деревни. Те обычно не выходили ночью из домов и предпочитали заранее набирать воду в большие деревянные корыта. Хижина Ларни́ты была на противоположном конце деревни.
Сердце бешено стучало в груди, предчувствуя смертельную опасность. Лаций жестом подозвал Варго́нта и стал объяснять, что делать: легионеры должны были обойти деревню по кругу и ждать его на главной дороге за большим старым деревом, которое росло в ста шагах от дома Ларни́ты. Сам он хотел пройти с другой стороны, чтобы увидеть, что происходит в деревне. Варго́нт быстро передал приказ своим воинам. Когда Лаций сделал несколько шагов в сторону ближайшего дома, то услышал позади шорох. Это был Варго́нт.
Ты что? опешив, спросил он.
Я с тобой! хрипло прошептал тот.
Варго́нт, я же сказал скривился он, но легионеры уже исчезли в густой траве и делать было нечего. Варго́нт был опытный воин и способный центурио́н, но ещё он был его другом. Лаций покачал головой. Объяснять что-то сейчас было бесполезно.
Всю дорогу до дома старой колдуньи он прошёл, ожидая засаду. Но, к его удивлению, на пути не встретилось ни одного варвара. Это насторожило Лация ещё больше. В хижине виднелись слабые блики огня значит, старая Ва́лра и Ларни́та были там. Он представил, как они сидят у огня и греются, протянув руки к жёлтым языкам пламени
Подойдя ко входу, Лаций ещё раз оглянулся. Но тишину ничего не нарушало. Старая коровья кожа, которая служила дверью, легко подалась в сторону, и он лицом к лицу столкнулся с высоким, толстым варваром! Лаций схватился за меч, но в последний момент увидел, что это не человек, а большой мешок с сухой травой. Осторожно протиснувшись внутрь, он огляделся. Варго́нт стоял сзади. Внутри хижины всё было перевёрнуто: мешки разорваны, пучки трав сорваны с потолка и разбросаны по полу, кожи животных свалены в кучу у самого костра. Одна из них попала краем на угли, и кислый палёный запах распространялся по всему жилищу. Варго́нт наступил на какой-то корешок, раздался хруст, который в напряжённой тишине прозвучал неожиданно громко и резко. Лаций схватился за меч и заметил в дальнем углу какое-то движение. Две тени медленно отделились от стены и приблизились к костру. Это были варвары. Они спали и теперь спросонья протирали глаза. Увидев римлян, оба оторопели, не зная, что делать. Кивнув на меч, один из них нахмурился и что-то промычал. Другой ничего не сказал, а просто вытянул руку и ткнул пальцем в сторону Лация.
Хо́го! негромко произнёс он. Лаций стал медленно отступать к выходу. Варго́нт уже был снаружи, когда те пришли в себя и кинулись вдогонку. Но двигались они очень медленно и глупо. Два быстрых удара в низ живота, а потом два сверху, по голове, остановили варваров прямо у входа. Лаций откинул старую коровью кожу и упёрся Варго́нту в спину. Тот стоял, вытянув вперёд свой меч и вертел головой то вправо, то влево. Перед ним в десяти шагах шевелилась тёмная масса тел. У некоторых людей были факелы. Они все были в шапках и тёмных шкурах. Слабый свет выхватил из темноты копья и мечи, слабыми бликами промелькнул по настороженным, хмурым лицам и остановился на большой тени стоявшего впереди главаря. Лаций схватил Варго́нта за локоть и рванулся назад. Они едва успели скрыться внутри, как им вслед полетели копья и дикие проклятья на незнакомом языке.
Оказавшись в хижине, Лаций выхватил из костра тлеющую головёшку и прыгнул через огонь в дальний угол. Там, за прислонёнными к стене ветками скрывался узкий проход. Варго́нт с трудом протиснулся между стен. В темноте ничего не было видно, и они пробирались на ощупь, держась за стены. Мелкие комки глины сыпались на плечи и лицо, на зубах скрипела пыль, несколько раз пришлось протирать глаза, но за ними никто не гнался. Когда над головой показался лунный свет, Варго́нт перевёл дыхание и оглянулся. До хижины было шагов пятьдесят. Оттуда раздавались громкие гортанные крики. Впереди виднелось дерево, у которого их должны были ждать товарищи. Обернувшись, Варго́нт увидел, что Лаций раздувает головёшку.
Ты что? ещё не отдышавшись, спросил он.
Помоги! Лаций кивнул на ветки, которые укрывали проход. Он торопился и часто дул на огонь. Надо поджечь всё вокруг и лес тоже. Лошадей испугать. Иначе нас догонят.
Варго́нт стал помогать. Скрывавшие проход ветки были сухими. Когда пламя разгорелось, они схватили несколько палок и, прижимаясь к земле, побежали к дереву. Легионеры ждали Лация там, где договорились, и он ещё раз в душе поблагодарил богов за ту дисциплину, которой отличались воины Варго́нта. Все сразу стали раздувать сухие ветки и траву вдоль узкой дороги, пока до них не донёсся шум приближавшейся погони. Варвары были на лошадях. Но огонь ещё не успел разгореться так сильно, чтобы лошади испугались и повернули назад.
Идите дальше, поджигайте как можно больше кустов! Они горят быстрее. Мы остановим первых лошадей здесь, приказал Лаций легионерам. Вместе с Варго́нтом они вернулись назад к небольшим зарослям, где дорога начинала уходить в лес. Став на колено, они достали мечи и стали ждать.
Первая лошадь вылетела из темноты так быстро, что Лаций успел достать мечом только до задних ног. Но этого было достаточно, чтобы животное, заржав от боли, упало вместе с всадником на землю. Вторая лошадь перевернулась, подсечённая под передние колени Варго́нтом. Третья сама споткнулась о корпус второй и завалилась набок, четвёртую снова покалечил Варго́нт. Остальные успели замедлить ход и остановились. Они не стали ждать, пока варвары спешатся и подойдут ближе. Центурион успел добить двух уцелевших всадников и отбежал назад, спрятавшись за следующими кустами. Огонь за спиной был ещё слабым, значит, надо было оставаться на месте. Но боги в эту ночь были на их стороне. Всадники покрутились перед погибшими товарищами, затем развернулись и поскакали обратно. Лаций с Варго́нтом сразу бросились помогать товарищам поджигать лес и траву, опасаясь, что варвары отправились за помощью. Они долго ещё разбрасывали в разные стороны горящие ветки, разнося пламя пожара всё дальше и дальше.
К утру большая часть леса между деревней и рекой сгорела. Вместе с ней сгорели и все запасы, которые так тщательно прятали там жители Таро́ги. Плакали женщины, стоя на коленях у края громадного серого пепелища, хмуро молчали мужчины, исподлобья глядя вдаль пустого пространства и с тоской оборачиваясь к своим неказистым жилищам. Гельветы до полудня ездили по деревне, стараясь найти остатки запасов еды. Но всё было тщетно, в деревне ничего не было.
Ближе к вечеру воины пришли в хижину к старейшине, но его там не было. Не было с самого утра. Обыскав всю деревню, варвары разломали несколько домов и, ничего не найдя, направились в сторону моста.
Когда лёгкий ветер гонял по деревне пепел и пыль, разнося по домам запах гари и ужаса голодной смерти, к дому старейшины Го́рка подошли несколько старейшин. Ларни́та всю ночь просидела у него в доме, она не спала, только смотрела на женщин и детей дикими глазами и дрожала, забившись в кучу мятой травы под стеной. Го́рк зашёл в дом, взял её за руку и молча вывел наружу. Они присоединились к старейшинам, и теперь все вместе направились в дальний лес. Го́рк нёс с собой небольшой глиняный кувшин с дырками, в котором лежали угли из домашнего очага. Через некоторое время они вышли к той части леса, которая уводила в горы. Здесь все остановились. Он усадил Ларни́ту под небольшое дерево, и старики стали привязывать её к стволу кожаными ремнями. Она не сопротивлялась. Сам Го́рк начал разводить огонь. Но сырая кора и тонкие ветки никак не разгорались. Из-под большой кучи веток тянулось несколько струек жидкого дыма, но пламя не появлялось. Его сородичи что-то бормотали и бросали на ветки пучки трав. Те повисали на них тонкими волнами и тлели, мешая огню разгореться. Дым был плотным и едким, он заставлял всех щуриться, кашлять и моргать. Ларни́та сидела и неподвижно смотрела прямо перед собой. Горький дым то и дело попадал ей в лицо, вызывая слёзы. Но она плакала с широко открытыми глазами, как будто не чувствовала этого.
Го́рк был раздосадован. У него кружилась голова, а огня всё не было. В конце концов, он поднял руки к небу и, тяжело дыша, сказал:
Римляне зло, старая колдунья зло, медальон зло, огонь зло. Дочь зла тоже зло. Она привела с собой огонь. Пусть с ним и уйдёт, он замолчал, и все старики, каждый по очереди, кинули в слабый костёр стебли полыни. По земле снова пополз горький дым, заставляя всех кашлять. Полынь потушила слабое пламя. Ларни́та дёрнулась, верёвки из сырой кожи впились ей в кисти и локти, но от влажной травы они стали немного скользкими. Она зарычала, как дикий зверь, а потом вдруг завыла диким, протяжным голосом, и на всех, кто его слышал, повеяло первобытным страхом и ужасом. Последние гельве́ты, которые подходили в это время к мосту, поспешили перейти его, то и дело оглядываясь назад, как будто вместе с этим диким воем из пепла сгоревшего леса мог появиться страшный дух тьмы. Жители деревни, услышав его, замолчали, а женщины, испугавшись, стали прижимать к себе детей. Мужчины, нахмурившись, опускали взгляды и отворачивались. Все знали, что происходило там, откуда доносился этот звук.
Тем временем, старики стали собирать сухие ветки и сносить их к дереву, где сидела Ларни́та. Они обкладывали её со всех сторон и ждали Го́рка. Тот всё ещё никак не мог разжечь пламя. Устав дуть на угли под ветками, он встал и сказал:
Надо принести огонь из леса! все встали и пошли за ним в сторону реки, где ещё дымились остатки стволов и пней. Там можно было взять большие тлеющие головешки, которые помогли бы разжечь костёр. Они ушли, а дикий вой Ларни́ты за спиной постепенно сменился протяжным пением. Когда им удалось найти несколько толстых тлеющих веток, которые можно было унести с собой, её голос ещё был слышен. Старики собрали дымящиеся головёшки и отправились обратно, туда, где должны были ждать их привязанная к дереву дочь гадалки и самый старый из старейшин, которого они оставили её сторожить. Дикое пение обречённой девушки неожиданно прекратилось. Когда они через некоторое время вышли на поляну, обваленное сухими ветками дерево уже пылало ярким огнём, а в десяти шагах от него трясся от ужаса единственный свидетель самосожжения Ларни́ты. Он сказал, что девушка прямо на его глазах подожгла себя и прыгнула в кучу веток. Го́рк хотел спросить его, как она развязалась, но кто-то сказал, что её забрал злой дух ночи, и все сразу с этим согласились. Он не стал перечить, но, подойдя ближе к большому костру, стал пристально всматриваться в яркое пламя. Однако жар был такой силы, что там ничего нельзя было разглядеть.