Ливийцы яростно зарычали, и один сделал шаг вперед.
Что с ними сделать, господин?
Малх медленно оглядел всех четверых пиратов.
Кастрировать всех, но обработать раны так, чтобы они не истекли кровью до смерти. Сломать руки и ноги, а потом распять. Когда закончите, найдете остальных и сделаете с ними то же самое.
Под аккомпанемент страшных воплей копейщик отдал честь.
Слушаюсь, господин.
Малх и Сафон бесстрастно глядели на то, как воины принялись за дело. Разделившись по трое, они с мрачной решимостью раздели пленников. Блеснул и угас свет на лезвиях ножей. Поднялся такой крик, что было невозможно говорить, но воины не задержались ни на мгновение. Кровь ручьями текла по ногам пиратов, собираясь на полу в липкие лужи. Затем воздух наполнился вонью горелой плоти, когда воины прижгли зияющие раны докрасна раскаленными кочергами. Боль от кастрации и прижигания была такой, что все пираты потеряли сознание. Но отдых оказался недолгим. Спустя мгновение они очнулись от мучительной боли, когда воины принялись ломать им руки и ноги киянками. Глухой стук вперемежку с криками внес мрачное разнообразие в какофонию звуков.
С меня достаточно, сказал Малх, прижав губы к уху сына. Пойдем.
Даже в коридоре, через закрытую дверь, были слышны жуткие вопли. Разговаривать уже было можно, но отец и сын долго смотрели друг на друга, храня молчание.
Первым заговорил Малх.
Возможно, он еще жив. Может, оба живы, сказал он, и в его глазах заблестели слезы.
Сафон не мог поверить в то, что услышал. Ему было страшно жалко Ганнона. Одно делоутонуть, но умереть на играх, гладиатором?.. Он собрался с духом.
Недолго им осталось. И, в своем роде, это милость богов.
Не зная об истинных мыслях Сафона, Малх стиснул зубы.
Ты прав, сказал он. Мы можем лишь надеяться, что они умрут достойно. А мы присоединимся к армии Ганнибала Барки в Иберии и начнем войну с Римом. Когда-нибудь мы принесем смерть и разрушение и в Капую. Отомстим за них.
Ганнибал собирается вторгнуться в Италию? ошеломленно спросил Сафон.
Да, ответил Малх. Это далеко идущий план. Разгромить врага на его земле. Я один из немногих, кто знает об этом. Теперь и ты знаешь.
Я сохраню тайну, прошептал Сафон. Совершенно очевидно, что Малх не рассказал им всего, что узнал от посланца Ганнибала. И понял, что отец не впустую обещает разрушить Капую.
Однажды мы отомстим, тихо сказал он, задумавшись о том, какие отличные возможности для его военной карьеры сулит будущее развитие событий.
Повторяй за мной, приказал Малх. Пред лицами Мелькарта, Баал Сафона и Баал Хаммона клянусь. Клянусь всеми силами поддерживать Ганнибала Барку в его деле. Я найду Ганнона или погибну, мстя за него.
Сафон медленно повторил слова клятвы.
Удовлетворившись, Малх первым пошел к выходу.
А за спиной у них продолжали звучать крики боли и отчаяния.
Глава 6РАБСТВО
Кампания, окрестности Капуи
Ганнон уныло шагал следом за мулом Агесандра, глотая пыль, поднятую едущими впереди. Перед мулом надсмотрщика рабы несли носилки, в которых возлежали Атия и Аврелия, а впереди них скакали Фабриций и Квинт. Уже наступило утро, следующее после того, как Квинт купил его. Проведя ночь в доме Марциала, семья отправилась обратно в свою усадьбу. Эту короткую передышку Ганнон провел на кухне, вместе с прислуживающими по дому рабами. Ошеломленный, все еще не веря в расставание с Суниатоном, он просто свернулся комочком в углу и плакал. Никто не стал его утешать; ему лишь положили рядом тарелку с едой, чашку воды и набедренную повязку. Но потом Ганнон припомнил их любопытные взгляды. Несомненно, они видели такое несчетное количество раз. Новый раб, который только что понял, что его жизнь навсегда изменилась. Так, наверное, было со всеми ними. К счастью, Ганнон вскоре смог уснуть. Пусть отдых и был недолог, но он дал ему возможность хоть на какое-то время сбежать от реальности.
А теперь, в безжалостном свете дня, юноша столкнулся с ней лицом к лицу.
Он принадлежал Фабрицию, отцу Квинта. И никогда не увидит ни Суни, ни своих родных.
Ганнон пока что не составил мнения о своем хозяине. После краткого осмотра, когда они пришли в дом Марциала, Фабриций не обращал на него внимания. Выслушал объяснения сына насчет того, что благодаря образованности и знанию языков карфагенянин стоит тех денег, которые за него отдали. Долг перед перекупщиком все равно заплатил сам Квинт.
Твое дело, как тратить свои деньги, сказал Фабриций.
Он выглядит человеком достойным, подумал Ганнон, как и Квинт. Аврелия еще ребенок. Атия, жена Фабриция, была ему непонятна. Пока что она едва на него глянула, и Ганнону оставалось лишь надеяться, что она будет милостивой хозяйкой.
Странно было видеть совершенно нормальными людей, которых он всегда считал воплощенным злом. Более всего Ганнона беспокоил Агесандр. Сицилиец явно с самого начала затаил на него злобу. При всех своих проблемах юноша видел в своем положении и хорошие стороны, за что чувствовал невыразимую вину. Судьба Суниатона теперь на волоске, и Ганнон мог лишь молиться всем богам о том, чтобы они хоть как-то помогли его другу. В худшем случаедали ему возможность умереть с достоинством.
Услышав слово «Сагунт», он навострил уши. Греческий город в Иберии, союзник Республики, уже не первый месяц привлекал внимание Ганнибала. Ведь, по сути, именно там должна была начаться война с Римом.
Я думал, Сенат решил, что реальной угрозы Сагунту нет, сказал Квинт. После того как сагунтийцы потребовали компенсации за нападение на их земли, все, что сделал Ганнибал, ответил им словами, пусть и достаточно грубо.
Ганнон скрыл усмешку. Он слышал об этом ответе несколько недель назад, дома. Паршивые блохастые дикари, так Ганнибал назвал жителей города. Все в Карфагене понимали, что эта отповедь была частью плана, в который входило нападение на Сагунт.
Иногда политики недооценивают военачальников, угрюмо ответил Фабриций. Ганнибал к настоящему времени сделал куда больше, чем наговорил грубостей. Согласно последним донесениям, Сагунт окружен его армией. Они начали возводить укрепления. Будет осада. Карфаген наконец-то нанес свой удар.
Квинт гневно глянул на Ганнона, который тут же уткнулся взглядам в землю.
Неужели ничего нельзя сделать?
Не в этом году, резко ответил Фабриций. Лучшего момента Ганнибал и выбрать не мог. Обе консульские армии на востоке, и не просто так.
Имеешь в виду Деметрия Фаросского? спросил Квинт.
Да.
Разве он до недавнего времени не был нашим союзником?
Был. А потом этот презренный пес решил, что от пиратства доходу больше. Под ударом оказалось судоходство во всей восточной части моря. А еще он начал угрожать иллирийским городам, находящимся под протекторатом Республики. Все проблемы уладят к осени. Войску Деметрия не устоять против четырех легионов и такого же количества социев.
Квинт не смог скрыть разочарования:
А я ничего и не увижу.
Не бойся. Будут еще войны, произнес его отец с насмешливой улыбкой. Твоя очередь придет очень скоро.
Квинт немного успокоился.
А тем временем дело с Сагунтом повиснет в воздухе?
Это неправильно, знаю, ответил Фабриций. Но главная фракция Сената решила, что нам следует поступить именно так. Остальным придется повиноваться.
Вот она, римская добросовестность, злорадно подумал Ганнон.
Некоторое время отец и сын ехали молча.
А что будет делать Сенат, если Сагунт падет? осторожно спросил Квинт.
Думаю, выдвинет требование карфагенянам, чтобы отвели войска. Потребует выдать Ганнибала.
И они это сделают? приподняв брови, спросил Квинт.
Никогда, с яростью подумал Ганнон.
Я так не думаю, ответил Фабриций. Даже у карфагенян есть гордость. Кроме того, их Совет старейшин наверняка знает о планах Ганнибала осадить Сагунт. Вряд ли они поддержали его только для того, чтобы потом сразу же согласиться на отступление.
Пока на него никто не обращает внимания, Ганнон сплюнул под ноги.
Они не станут, еще бы, прошептал он.
Значит, война неизбежна! вскричал Квинт. Сенат не потерпит таких оскорблений.
Фабриций вздохнул.
Нет, не потерпит, даже несмотря на то, что отчасти виновен в создавшейся ситуации. Наложенная по окончании последней войны на Карфаген контрибуция была просто чудовищной, а последующий захват Сардинии только усугубил положение. Этому нет никакого оправдания.
Ганнон едва мог поверить своим ушам. Римлянин сожалеет о том, что сделали по отношению к карфагенянам Может, не все онисущие чудовища? Но чутье сразу же подсказало ему ответ. Все равно они враги.
Эта война случилась уже поколение назад, возмущенно сказал Квинт. А мы говорим о том, что происходит сейчас. Рим должен защитить союзника, на которого напали без веской причины.
Должен пробормотал Фабриций, наклонив голову.
Значит, война с Карфагеном начнется, так или иначе, сказал Квинт и снова посмотрел на нового раба, но тот сделал вид, что не заметил.
Вероятно ответил Фабриций. Скорее всего не в этом году, но в следующем.
Я хочу в ней участвовать! с готовностью вскричал Квинт. Но сначала мне нужно научиться как следует владеть мечом.
Да, с копьем и луком ты хорошо управляешься, признал его отец. Помолчал, видя, как Квинт ловит каждое его слово. Строго говоря, для кавалерии это не обязательно, но, думаю, немного поупражняться с гладием тебе не помешает.
Квинт расплылся в улыбке.
Благодарю тебя, отец. Он поднес руку ко рту. Мама! Аврелия! Вы слышали? Я стану мечником!
Действительно, хорошая новость, донесся из носилок приглушенный голос Атии, но Квинт уловил в нем оттенок печали.
Аврелия отодвинула занавеску и высунулась наружу.
Как здорово! сказала она, вымученно улыбаясь. На самом же деле ее снедала зависть.
Начнем завтра же, сказал Фабриций.
Отлично! воскликнул Квинт, мгновенно забыв о реакции матери и сестры. У него в голове уже возникли картины того, как он и Гай служат в кавалерии, покрывая славой себя и Рим.
Несмотря на чувство вины перед Суниатоном, Ганнон тоже приободрился. Ему, конечно, придется иметь дело с Агесандром, но он не погибнет, став гладиатором. И хотя он и не будет принимать в этом участия, воины его народа снова получат шанс взять Рим под командованием Ганнибала Барки. Человека, которого его отец называл лучшим военачальником всех времен из тех, кто состоял на службе у Карфагена.
Впервые за многие дни в сердце Ганнона зародилась надежда.
Как-то летним утром пришла весть, что в порт прибыли Малх и Сафон. Бостар вскричал от радости. Он спешно ринулся вдоль улиц Нового Карфагена, города, основанного Ганнибалом девять лет назад. Улыбка не сходила с его лица. Мельком увидев храм Эскулапа, стоящий на большом холме к востоку от стен, Бостар произнес благодарственную молитву богу врачевания и его последователям. Если бы не ранение правой руки, полученное во время одной из ожесточенных тренировок на заточенном оружии, он бы уже был в пути, по дороге к Сагунту, вместе с остальным войском. Вместо этого по приказу Алете, своего командира, Бостар остался. «Я не раз видел, как такие раны не доводили до добра, сказал тогда Алете. Оставайся здесь, на попечении жрецов. Присоединишься, когда поправишься. Сагунт за один день не падет, и даже за один месяц». Тогда Бостар не был рад этому, а теперьсверх всякой меры.
Он скоро добежал до порта, тихой гавани Нового Карфагена. Размещение города было чрезвычайно выигрышным. Он расположился на далеко выступающем в Средиземное море мысу и со всех сторон был окружен водой. К востоку и югу лежало открытое море, а к северу и западубольшая лагуна, заполненная соленой водой. С сушей мыс соединяла лишь узкая полоска земли, теперь хорошо укрепленная, и взять город штурмом было практически невозможно. Неудивительно, что Новый Карфаген заменил Гадес на посту столицы Карфагенской Иберии.
Бостар пробежал мимо стоящих у причала кораблей. Вновь прибывшим приходилось швартоваться дальше. Как обычно, тут было полно народу. Пусть большая часть войска и отправилась в путь во главе с Ганнибалом, но новые войска и припасы прибывали каждый день. Грохотали дротики, которые складывали штабелями, блестели на солнце недавно окованные шлемы. Стояли запечатанные воском амфоры с оливковым маслом и вином, рулоны ткани и мешки с гвоздями. Деревянные ящики с глазурованной керамикой находились рядом с мешками с орехами. Болтающие между собой моряки сматывали канаты и мыли палубы освободившихся от груза судов. Рыбаки, вышедшие на промысел еще до рассвета, в поте лица выгружали улов на причал.
Бостар!
Вытянув шею, молодой офицер принялся искать родных среди плотного леса мачт и снастей. Наконец, он заметил отца и Сафона на палубе триремы, которая была ошвартована через два корабля от него, вспрыгнул на палубу первого и побежал к ним.
Добро пожаловать!
Спустя мгновение они встретились. Бостар поразился перемене отца и брата. С того времени, как он с ними расстался, они стали другими людьми. Холодными. С жесткими лицами. Безжалостными. Он поклонился Малху, стараясь не выказывать удивления.
Отец Как чудесно наконец увидеть тебя.
Жесткое выражение лица Малха слегка смягчилось.
Что с твоей рукой?
Царапина, не более. Глупая ошибка на тренировке, ответил он. И то к счастью, поскольку я остался тут только из-за нее. Пришлось каждый день ходить в храм Эскулапа, чтобы лечили.
Бостар повернулся к Сафону и удивился, что брат наблюдает за ним, не скрывая злобы. Надежды на примирение исчезли. Трещина, вызванная спором насчет того, отпускать ли Ганнона и Суниатона, ничуть не уменьшилась. Будто он и так не чувствует на себе вины, с печалью подумал Бостар. Вместо объятий он лишь поднял руку.
Брат.
Сафон неуклюже повторил жест брата.
Как в дороге?
Вполне хорошо, ответил Малх. Римских трирем не видели, и то слава богам Его лицо дернулось от какого-то невысказанного чувства. Ладно, хватит. Мы выяснили, что произошло с Ганноном.
Что? моргнув, переспросил Бостар.
Ты слышал, резко сказал Сафон. Он и Суни не утонули.
Откуда вы узнали? спросил Бостар и открыл рот.
Я никогда не терял веры в Мелькарта и не закрывал глаза и уши, ответил Малх. Нанял людей в порту, которые смотрели и слушали день и ночь. Невесело усмехнулся, видя озадаченность Бостара. Пару месяцев назад один из шпионов наткнулся на клад: подслушал разговор, который, как он думал, меня заинтересует. Мы арестовали и допросили этих моряков.
Бостар слушал рассказ отца не отрываясь. Узнав, что Ганнона и Суниатона захватили пираты, он принялся тихо плакать. Отец с братом не присоединились к нему, что еще сильнее его опечалило. Он еще больше отчаялся, узнав, что парней продали в рабство. «Я-то думал, что доброе дело делаю, позволив им отправиться порыбачить, подумал он. Как я ошибался!»
Еще хуже, чем просто утонуть. Они могут попасть куда угодно. Кто угодно может их купить.
Знаю! рявкнул Сафон. Их продали в Италии. По всей вероятности, в гладиаторы.
Нет! вскричал Бостар, и его глаза наполнились ужасом.
Да, жестко парировал Сафон. И всё из-за тебя. Если бы ты их остановил, Ганнон сегодня был бы тут.
Бостар возмутился.
Это уже слишком!
Прекратите! крикнул Малх, будто ударил хлыстом. Сафон, ты и Бостар вместе пришли к такому решению, так ведь?
Да, отец, сдерживая ярость, ответил Сафон.
Следовательно, вы ответственны за него оба, как и я, за то, что не обращался с ним помягче.
Малх не обратил внимания на удивление сына тем, что он тоже признал свою ответственность.
Ганнона теперь нет с нами, и ругаться, вспоминая его, плохо для нас всех. Чтобы больше такого не было. Теперь наша задачаследовать за Ганнибалом и взять Сагунт. Если повезет, то боги даруют нам отмщение за Ганнонапозже, в бою с Римом. Все остальное мы должны оставить. Понятно?
Да, отец, пролепетали братья, не глядя друг на друга.
Что вы сделали с пиратами? не удержался от вопроса Бостар.
Их кастрировали, переломали руки и ноги. А потом мерзавцев распяли, спокойно ответил Малх. Не говоря больше ни слова, он выбрался на причал и пошел в город.
Сафон задержался, пока отец не оставил их одних.